« Искры звёзд, да чёрный купол неба. Утихает ветер над рекой. Засыпай, воинственная дева, Пусть во сне придёт к тебе покой.`»
Путь в Лукедонию занял у Давида целый день, хотя раньше возвращение отнимало у него всего полдня. В этот раз сами погодные условия ополчились препятствиями против него. Приняв расслабляющую ванну и приведя себя в порядок, мужчина переоделся и пошёл в кабинет госпожи, где её не оказалось. Подчиненный готовился уже пойти в ее покои, но горничная осведомила его о том, что Глава покинула поместье полтора дня назад и отправилась в Герцеговину. На вопрос «зачем?» та лишь пожала плечами, ибо ей неведомо причины спешного ухода. Откланявшись, горничная ретировалась в другую комнату для выполнения своих обязанностей, а Давид остался стоять в коридоре. Он, по правде, озадачен. Каждый раз, когда госпожа намеревается покинуть поместье (не говоря уже об острове), она ставит его в известность сразу. В присутствие – предупреждением, в отсутствие – короткой отправленной запиской. Подчиненный нашёл сей жест странным. И единственным логичным объяснением, который был сделан давидом – Абаддон. Скорее всего, демон вновь требовал пищи, и госпоже ничего не осталось, как отправиться к людям в одиночку, и, быть может, она хотела найти его, но они разминулись. Устало потерев переносицу, Давид облокотился о перила лестницы. Ему придётся подождать пару часов. Если каджу Агнесс не вернется, он будет вынужден снова отправиться в Герцеговину.***
- Не смей тут плакать, дуреха, - проворчал, словно старик, Лука, закинув в повозку с лошадью набитый мешок с едой и сменной одеждой. Елена с необъяснимой грустью и чувством одиночества, словно брошенный щенок, смотрела на своего близнеца. Лука не впервые уезжает, но почему-то именно сейчас не хочется его отпускать и хочется остановить. Для неё это было неким предчувствием. Для него – глупым капризом. Юноша обхватил девичьи щеки холодными ладонями и прислонился к её лбу своим, глядя сестре прямо в глаза. - Не делай такое лицо, будто я уезжаю навсегда, - едва слышно утешает он. – Я приеду через две недели, как и в прошлый раз. Мы благородные, но мы не можем использовать нашу силу ради денег, понимаешь? Мы должны зарабатывать на жизнь, как обыкновенные люди. - Да знаю я! - Тогда пообещай позаботиться о доме, пока меня не будет, - широко улыбается брат. - Обещаю, - в ответ улыбается Елена. - И не забывай навещать маму, иначе она расстроится. - Не забуду. Два одинаковых сердца от упоминания покойной матери обливаются кровью и сжимаются в невидимых тисках утраты. Никто из близнецов не показал горя. Обнявшись на прощание, близнецы разделились. Девушка стояла на том же месте, пока повозка с братом и стариком не исчезла из виду.***
Когда Елена вернулась в деревню, она подумала, что перепутала дорогу и нечаянно попала в ад. Русоволосая с заставшим ужасом сглотнула ком в горле. Вся деревня и её жители, пытавшиеся спастись, горели в огненном пламени. Чёрный дым уходил в небо, на которое надвигались зловещие тучи. Благородная не знала, что делать, ведь она знала раз поблизости никого нет, это означает только одно – все жителей деревни похоронил пожар. Она знала, что это будет бесполезным, но побежала в окружную, чтобы услышать плачь или мольбы о помощи… Чтобы услышать хоть кого-нибудь и спасти. Надежда всё же умирает последней. Вдруг прямиком из мощного огня выходит неузнаваемая тонкая фигура. Елена прищурилась, ощущая внезапный холод по коже. Силуэт приблизился и русоволосая смогла разглядеть неизвестного, оказавшегося молодой женщиной с чёрными волосами и красными глазами. Её одежда напоминала ту же одежду, что и у Давида по цветовым тонам: белая рубашка и чёрная юбка до колен, поверх которых надет чёрный плащ с золотистой планкой в руках серебряный трезубец. Елена впервые видит её и сердце на мгновение замерло. - Кто ты? – Хрипло спросила она, и её голос подавлен стрекотом огня. Совершенно невозмутимая женщина остановилась в паре метрах от русоволосой, разглядывая ту с ног до головы. Елена могла поклясться – незнакомка с трезубцем одним лишь своим взором демонстрировала презрение. Хотя почему она должна испытывать нечто подобное, если они видят друг-друга впервые? Это довольно обескураживает. Не услышав ответа, русоволосая призвала оружие духа и взяла его обеими руками. - Оу, так твой отец успел передать тебе Дискордию? – С искренним удивлением наконец произнесла брюнетка. - Откуда ты знаешь имя моего оружия?! Пожар – твоих рук дело?! – Раздраженная игнорированием первого вопроса процедила близнец. Незнакомка усмехнулась, подняв трезубец. - Для той, кто сейчас умрет, уже ничего знать необязательно. - Тогда приготовься к своей смерти! Елена сорвалась с места, держа наготове ятаган. Молниеносно оказавшись с нескольких сантиметрах от женщины, она нацелилась на неё лезвием, но та, с такой же скоростью, отбилась трезубецем и сама начала тяжело атаковать. Ударив по защищающемуся ятагану раз десять, Беатриче отпрыгнула назад и, пребывая несколько секунд в воздухе, она взмахнула оружием демона и разрушительная волна полетела в сторону Елены, вспахивая песчаную землю. - Дискордия! Оружие духа создало вокруг своей носительницы полупрозрачный барьер и кажду Агнесс отчетливо ощущала ауру Амадео. Сжав кулаки, благородная полетела стрелой и вновь слилась с дочерью в ближнем поединке. Две благородных бились на орудиях настолько сильно и беспощадно, что во все стороны летели искры, как от огня, съедавшего дома этой деревни. Елена не отводила глаз от лица нападающей. Нутро кричало от любопытства и желания знать как и почему она сожгла целую деревню месте с невинными людьми. И более того – откуда она могла знать её оружие духа? Елена даже задумалась о том, что незнакомка может быть её и Луки матерью, однако сразу отмахнулась от такой мысли, ибо девушка верила: между детьми и матерью всегда есть связь, которая чувствуется. Однако, сейчас не чувствуется ничего. Да и незнакомка выглядит молодой, чем могла бы быть их настоящая мать. Глава клана раскрутила трезубец, облокотившись об него. Елена, по её мнению, могла бы стать неплохой каджу, учитывая её неопытность и жизнь на чужбине. Давид хорошо постарался, натренировав под тот стиль, с которым обычно сражался Амадео. Глубоко выдохнув, Беатриче приготовилась к следующему этапу. Ранее она думала, что осознание того, что она борется против собственной дочери, затормозит её руки и ноги, что не хватит терпения даже взглянуть в знакомое лицо, напоминающее почившего супруга, поэтому, Беатриче похоронила свою совесть и сердце вместе с Амадео и разбитыми мечтами. Ради сохранения себя, своего положения и своего будущего, мать готова отказаться от своих детей снова… Теперь уже навсегда. Елена вытянула меч перед собой и он засветился темно-синим цветом. На конце лезвия собирается круглая сфера из энергетических частиц, способная уничтожить череду высочайших зданий. А Беатриче вонзила тупую сторону трезубца в землю и её силуэт обвила черно-красная аура, растущая вверх. Аура Абаддона превратилась в аватар крылатого демона, возвышающегося над всей окрестностью. Две сверхъестественные мощи, подобно двум хищникам в дикой природе, встретились, взаимно-уничтожая друг-друга и всё, что находится вокруг. Сияние двух сил погасло, как и исчезло столкновение. Елена поднялась на ноги и победно открыла глаза, но, сделав шаг вперед, она опустила шокированный взгляд на свои руки, которые медленно осыпались светящими искорками, уносившимися холодным ветром. - А? Близнец не могла понять двух вещей: почему она не почувствовала удара или боли во время контрольной атаки и... Почему она должна умереть? Тело продолжало стремительно исчезать, а память воспроизводила моменты с матерью Аморой, с братом Лукой и возлюбленным Давидом. Воспоминания причиняли большую боль, нежели нежданная смерть. Она не сможет пойти на могилу мамы, не сможет встретить Луку… Не сможет дождаться Давида. Елена остекленело посмотрела на своего палача. В глазах благородной она не увидела ни капли сожаления или грусти. В них было место лишь льдам Антарктики и враждебности. Почему? - Благородная, - тихо промолвила дочь, - за что ты меня ненавидишь? Ответа снова не было и её глаза закрылись.