***
Беспокойные языки пламени факелов, висящих на стенах, плясали тенями в причудливом танце. То и дело с разных сторон доносилось негромкое недовольное фырчание лошадей. В нос била острая смесь запахов сена и конского тела. Выносила ее с трудом. Ножки, облаченные в белые парчовые туфли, искусно расшитые золотой нитью затейливыми узорами, аккуратно ступали по неровной брусчатке, стараясь не угодить в неубранные нерадивыми конюхами кучки. Не пристало императрицы посещать такие места, впрочем, ей много чего не пристало из того, что она делала в последнее время. Иногда чувствовала, что перегибает палку. Хотела узнать границы его выдержки и терпения. Впрочем, а что он мог сделать? Даже если бы это самое терпение у него закончилось. Закончить со своей жизнью? Это было совсем не в его правилах. Не в правилах христианина, коим он являлся, исправно преклоняя колени перед образами и смыкая пальцы для трехкратного осенения себя крестом. Трусливо бежать? Нет, не вышло бы! Не стерпела бы долгой разлуки с ним. Достала бы хоть из-под земли! Сдаться на ее милость и покориться? Это тоже совсем не в его характере. Все было в ее власти, не в ее власти было лишь заставить его захотеть ее. И этого она принять не могла. Злилась и растаптывала его. Но топтала аккуратно лишь чуть задевая острым каблучком царской туфельки объект своей жгучей страсти, а вот остальным, кто смел только приблизиться к нему или как-то повлиять на текущей расклад вещей доставалась крепко. Как досталось старому генералу, бывшему бравому вояке, далёкому от светских сплетен двора, смевшего направить гусара Лепсверидзе по его же собственной пылкой просьбе на самую линию фронта. Узнала об этом и устроила разнос, в тот момент, казалось, сотрясались даже стены дворца. Вскоре гусар был возвращен ко двору. В ту же ночь явилась к нему, застав, сидящим в дубовом чане, наполненном доверху горячей водой с травами. Присела перед ним на колени. Рвала и метала целый день, но сейчас, воочию убедившись в том, что с ним все в порядке, и он в безопасности, совершенно успокоилась. Была кротка с ним словно агнец. По-матерински ласково убрала со лба, уже изрядно изрезанного морщинами, кудрявые влажные пряди. - Так не мила тебе, что между мною и верной смертью выбираешь смерть?! - прошептала, приблизив губы к самому уху, так что кожей ощутил теплоту ее дыхания. В голосе ни тени злости. Уткнувшись носом в широкую, словно бычью, шею с жадностью втянула ноздрями его запах, по которому за это время успела изрядно истосковаться. Руки нежно погладили влажные плечи и грудь, поросшую волосами, едва задевая пальчиками соски. Сходила с ума при одной лишь мысли о том, что эту белую плоть могла пронзить пуля. - Вы, Ваше величество, превратили мою жизнь в совершейнеший ад. После этого и смерть кажется желанным избавлением. - Что в тебе есть такого, что не даёт мне покоя? Скажи! Из-за этих губ я не сплю по ночам? Мягкая, теплая подушечка изящного пальчика аккуратно коснулась чуть разомкнутых губ, которые тут же упрямо сошлись в одну тонкую линию. - Или из-за этих рук? Накрыв широкую ладонь своей, на мгновенье переплела их пальцы. - Или дело в этой непреклонной голове? Ее губы едва ощутимым поцелуем коснулись виска. - Или же... Женская рука проворно, подобно змее, скользнула под воду, но была грубо перехвачена мужской. - Проси все, что угодно, жалую, только стань моим! - жарко шептала ему на ухо. - Мне нужна только свобода! Свобода от вас... - Ее не получишь! Повысила голос, в нем зазвучал металл. - Станешь моим! По-хорошему или по-плохому станешь моим. Слышишь?!***
По прошествии нескольких месяцев прослышала о том, что вознамерился венчаться. Эта весть пробила ее насквозь подобно молнии, недавно разбившей старый дуб на двое в дворцовом парке. Девицу себе выбрал знатного, но изрядно обедневшего рода. Красавица с безупречной репутацией, за которой волочились половина столицы, но не одаривала воздыхателей и взглядом. Репутации была столь же безупречной, что и красоты. Из-за нее ввязался в дуэль с одним повесой. Узнала и об этом. В ночь перед дуэлью его будущий оппонент был схвачен и заточен в Петропавловскую крепость. Снова уберегла. Словно ангел-хранитель следовала за ним по пятам. После этого пошла на новую хитрость, - приблизила его избранницу к себе, сделав своей фрейлиной. Он всячески пытался этому воспрепятствовать, чувствуя во всем этом некий подвох с ее стороны, но сделать ничего не смог, - от таких предложений не отказываются. К тому же ее семья была изрядно польщена таким вниманием со стороны двора. Некоторое время наблюдала за ней, словно за диковинным насекомым. Никогда не видела таких. Потом пыталась выискать хоть какой-то изъян в этом бриллианте. Но бриллиант был безупречен, прекрасен и телом и душой, сияя всеми своими гранями. После начала злиться, завидуя этой безупречности, сетуя на то, что природа столь щедро одарила не ее, а потом разозлилась. Украдкой наблюдая за их свиданием в дворцовом парке вдруг воспылала сильнейшим гневом. Как смеет?! Как смеет он смотреть с такой нежностью не на нее?! Как смеет ласкать руками не ее лицо?!! Как смеет столь пылко обнимать не ее?!! В порыве гнева сорвала со своей шеи ожерелье и швырнула его в пруд. Немедля раструбила о его пропаже и густую тень подозрения бросила на свою новую фрейлину. Не выдержав такого позора, девица пыталась покончить собой, бросившись все в тот же злосчастный пруд. Тяжелые креналины быстро потянули ее ко дну. Успел спасти ее, вытащив на руках почти бездыханное тело. Девицу тут же отправили к родителям в родовое имение, восстанавливать изрядно пошатнувшееся здоровье свежим деревенским воздухом, а она закатила огромнейший бал, праздную черноту своей души. Думала, что бросится вслед за своей Аннушкой, но отчего то остался и даже явился на бал, но при этом был чернее тучи. Щедро одаривая вниманием своих фаворитов, то и дело украдкой бросала взгляды на него. Видела, как ходят желваки на его лице, как непроизвольно сжимаются кулаки и поняла, что на этот раз палку не просто перегнула, а с треском разломила пополам. Что ж... Тем интереснее! Увидев, что уходит, последовала за ним. Нашла его в глубине конюшни у самого дальнего стойла с хлыстом в руке и с таким же перекошенным от злости лицом. Оно застыло на нем словно гипсовая маска. Отметила, что скинул камзол, оставшись в рубахе. Попытался молча пройти мимо, но преградила ему путь. - Вы бы посторонилась, Ваше Величество, и не доводили меня до греха. Опустив глаза, отметила, что его пальцы крепче сжали хлыст. - О каком грехе ты говоришь, гусар? - О лишении родины ее самодержавной императрицы. - И вправду смог бы убить меня? Впрочем... Мне это даже нравится! Злись, ненавидь, все что угодно, только не будь равнодушен. Снова попытался пройти, но не позволила. - Один раз, и я, быть может, отступлюсь и охладею... Это ли не выход для всех?! Для меня, для тебя, для нее... Не хочешь подумать о себе, подумай о ней... Не дам ей жизни... Сживу со свету... Не скроется от меня даже в монастыре. Она слабая, долго не выдержит... - Ты не человек и не женщина! Тебя невозможно захотеть! Хлыст выпал из его рук, схватил ее за шею. Мужские пальцы сомкнулись на горле, при этом все же контролируя силу нажима. - Один только раз, всего один раз докажи мне, что ты мужчина!