3 года спустя.
Дружеские отношения у Олега с Бондарчуком складывались хорошо, особенно после нескольких совместных проектов, где Меньшикову доставались не самые последние роли. Да и сейчас он был задействован в одном из них. Олега всегда поражал полет фантазии Федора. Человеком он оказался простым, мог и пошутить, и за душу поговорить. Пару раз как-то даже выпивать приходилось. И нет, не со всей съемочной командой, а так — один на один. Хороший он все-таки человек, правильный, пусть и ведет себя порой как ребенок. Смотрит на все как-то наивно, несмотря на возраст, хотя прекрасно понимает правильность вещей. А когда в помещение входит, сразу становится лидером в любой компании, не зависимо от статуса. — Олег, я тут это, слышал, что у вас в театре постановка какая-то новая? — Бондарчук начинает издалека. В таком долгожданном перерыве между съемками, Федор по-дружески завалился к Меньшикову в вагончик с полным намерением выпить кофейку. — Да не сказал бы. Неизвестно еще ничего, — хмуриться Меньшиков. Официальных заявлений еще не было, да и он сам еще не в курсе всех событий. — Да слухи просто ходят. А ты сам знаешь, — смотрит на него так выразительно и бутерброд кусает, — вот и решил лично узнать. — Я сам еще не уверен. Но вроде как молодое дарование из заграницы хочет покорить Россию, — Олег явно не хочет говорить на эту тему, отвечает как-то сухо. — Ладно, — начинает слишком резко, — знаешь, я бы так сильно этим не интересовался, ты меня знаешь, но говорят, что это молодое дарование — Петров. — То есть все уже знают, да? — Замирает Олег. — Не то что бы, но вроде как да. Да, новости о новой постановке появились около месяца назад. Якобы некий агент связался с руководством театра с весьма заманчивым предложением. Молодой актер весьма известного театра, хочет привезти свою постановку, столь нашумевшую в Америке и вызвавшую настоящий ажиотаж, в Россию. Выбор его пал именно на московский драматический театр имени Ермоловой. Собственно, чего еще для счастья надо, весьма неплохая реклама для театра, да и с собственными постановками сейчас туговато. Меньшиков занят в кино и площадка, как говориться, свободна для творчества. Но у любой, даже самой выгодной сделки, всегда есть подводные камни. Поговаривали, что сим молодым и до жути талантливым актером является никто иной, как Александр Петров, покинувший стены Ермоловского театра года три назад. В то время в прессе ходили абсолютно разные слухи. Одни утверждали, что Петров поссорился с художественным руководителем театра Олегом Меньшиковым и тот «перекрыл ему кислород», лишив возможности получить новые роли. И Саше попросту пришлось свалить из страны, чтобы иметь хоть какую-то работу. Другие же твердили, что Петрову сделали весьма заманчивое предложение за бугром и тот, видя дальнейшие перспективы, свалил. Много чего говорили, и только когда Сашка сделал официальное заявление, все вроде как успокоились. Не решенным оставался лишь вопрос резкости принятия решения. Не было у Петрова видимых причин так резко всё бросить. Успешную карьеру, не был же он на сто процентов уверен, что там все сложится, девушку, с которой они были помолвлены. Петров, в буквальном смысле, оставил здесь все. Потом было два фильма с участием Саши, не так уж сильно пришедшихся зрителям по-вкусу. За ними еще один, более успешный, и параллельно с этим, приглашение в один из театров Бруклина, пользующийся успехом у зрителей. Ведущие роли в постановках и какая-никакая, но слава. Неизвестно, что было бы, останься он в России, а такая жизнь его вполне устраивала.***
Я снова курю сигареты, Мне кажется с ними легче.
Осознание того, что вернуться в Россию было плохой идеей приходит слишком поздно. А если быть точнее, сидя в самолете, направляющимся рейсом Нью-Йорк — Москва. Время полета составляет девять часов десять минут. Погода за бортом нормальная. А вот состояние Петрова оставляет желать лучшего. Голова просто раскалывается, а рука сжимает очередную банку чешского пива, таково отвратительного на вкус, но Саше уже все равно. Выглядел он старше, чем когда видел себя в последний раз. Под глазами черные мешки, словно тени. Волосы тусклые, на щеках пятна отросшей щетины. Вокруг глаз, рта и на лбу прибавилось много морщин за последнее время. — Ужасно выглядишь, — в проходе появилась молодая темноволосая девушка. — Как только приземлимся, позвони моему стилисту, — пытаясь подняться из кресла, заплетающимся языком сообщил Петров. — Спешу тебе напомнить, что он остался в Бруклине, — в голосе девушки можно было услышать ядовитые нотки, — смотрю, ты совсем все мозги пропил. — Ну найди кого-нибудь в Москве, мне тебя учить что ли? — Проспись для начала, — кидает ему в след. По сравнению с тускло освещенным помещением, в ванной комнате ослепительно светло. Саша закрыл за собой дверь, прикрыл глаза ладонью и осмотрелся. Когда глаза немного привыкли, он увидел мраморную раковину, на край которой поставил бутылку недопитого спиртного, чистенький унитаз и небольшое зеркало. Смотреть на собственное отражение совершенно не хотелось. Ему собственно было понятно, что Маргарет в самом деле было не шибко приятно с ним возиться. Опершись на раковину, он почувствовал, что в глазах все поплыло и в один миг стало дурно. Он попытался сфокусироваться на каком-нибудь предмете, но все было каким-то смазанным по краям. Казалось, по телу проходят холодные заряды электричества, а сердце стучит раза в три чаще чем обычно, работает, как авиамотор. Тошнота подступила к горлу и он быстро склонился над унитазом. Едва успел откинуть крышку, и желудок вывернуло наизнанку, вывалив полностью всё, что там было. Горло горело и он задыхался от новых спазмов тошноты. Еще два приступа, и все было кончено. В воздухе повис металлический запах кислоты. Саша опустил голову на унитаз, слепо пошарил рукой, ища кнопку спуска. Избавившись от собственной рвоты, он не перестал чувствовать кислотный запах. Он закрыл глаза и подумал о том, как легко было бы остаться здесь и уснуть, но его ждала Москва. Горло горело, будто он проглотил огонь. Петров с трудом поднялся и наклонился над раковиной. Чувства опьянение практически не было. Пустив струю холодной воды, он набрал ее в ладони и отправил в рот, с шумом хлебнув. Проглотил, и сразу стало лучше. Еще несколько глотков, прополоскал пару раз рот, сплюнул остатки рвоты и замер, закрыв глаза. Сколько он там стоял и пил маленькими глотками холодную воду, Петров и сам не знал. Очень долго, пожалуй, даже слишком. Но теперь он чувствовал себя гораздо лучше — давно надо было очистить желудок, а не заливать в себя очередную порцию алкоголя. Возвращаться к Маргарет совершенно не хотелось. Девушка и так брала на себя много больше обязанностей, чем следовало бы. Являясь дочерью директора театра, в котором Саша работал в последнее время, и по совместительству входя в труппу, Марго уж слишком сильно прикипела к Петрову, считая его разве что не родным братом. Миловидная девушка, опрятная, имеющая привлекательную внешность и совсем немного лишнего веса, не делающего ее менее привлекательной. Наоборот, округлые формы часто привлекали мужчин, видящих ее со сцены, а чистое миловидное лицо, подчеркнутое контуром темно русых волос, завораживали еще больше. Она по праву занимала своё место в театре, а не пользовалась репутацией и связями своего отца, как поступали многие ее коллеги. Работа над собой и удачно подобранный внешний вид, всегда были сильной стороной девушки, поэтому, имея фигуру далекую от идеала, Марагрет никогда не была обделена вниманием противоположного пола. А изумрудные глаза, не могли оставить равнодушным даже самого Петрова. — Ты в порядке? — Из-за двери послышался женский голос. — Да, мне уже гораздо лучше, — дрожащим голосом отзывается Саша. — Мы скоро уже прилетаем, так что поторопись, — сдвинув дверь в сторону, Маргарет продолжает стоять в проходе, — я тебе там перекусить принесла. Девушка и в самом деле относиться к нему слишком хорошо. Не заслужил он к себе такого отношения, думает Саша, теперь не заслужил. Раньше, с Ириной, все было иначе, были какие-то принципы, понимание, а теперь — теперь он превратился в мудака. И даже сейчас, Марго принесла ему поесть, а самому Саше нестерпимо хочется закинутся очередной таблеточкой, которая посильнее, а не жевать супчик с курочкой. И как Марго вообще смогла увидеть в нем хоть что-то хорошее. Нет, возможно, что когда он только появился в ее жизни, он не был таким отбитым придурком, топящим свою жизнь в алкоголе и наркотиках. Но теперь он такой. И для чего Маргарет всё это нужно, он просто не понимает.***
Москва встречает их ярким солнцем, норовящим пробиться сквозь тонкие шторки на выходе из самолета, и нежным прохладным ветерком. Даже солнцезащитные очки не спасают. Хотя в первый месяц лета в Москве наблюдалась весьма неустойчивая погода. В начале июня никто и не рассчитывал на сильное потепление из-за постоянных дождей и гроз. А вот июль уже в в первые дни порадовал прогретым воздухом, а порой и аномально высокой температурой. Этот месяц явно готовит больше всего солнечных и сухих дней. Петров, спустившись с трапа самолета и пройдя в здание аэропорта, убедился, что он совершенно не изменился. Та же обстановка и атмосфера бесконечной суеты и смены лиц, тот же самый персонал, не меняющийся годами, бесконечный поток людей, встречающих и провожающих. Задерживаться здесь Саша не собирался. Такси уже ждало их на парковке. Водитель — мужчина южной национальности, что для Москвы является неотъемлемой частью, убирает чемоданы в то время, когда Саша садится на заднее сидение. Марго садиться рядом и водитель, прежде чем сесть за руль, закрывает за ней дверь. — Ты квартиру сняла? — Интересуется, развалившийся на сидении Петров. — Нет, я номера в гостинице забронировала, — Маргарет отвечает ему на английском, подозрительно косясь на водителя. Саша неохотно соглашается продолжить диалог на английском, если для Марго так будет спокойнее: — Еще лучше, в гостинице хотя бы бар имеется, — с довольной улыбкой, Петров еще сильнее распластался на сидении, надвигая на глаза очки. — Завязывай с этим, ты в каком состоянии завтра в театр собираешься? Тебе еще с художественным руководителем разговаривать, с труппой, — отчитывает его девушка. Между собой они продолжают разговаривать на английском, но Саша неожиданно переключается на русский: — Ой, да ладно, в каком они меня только состоянии не видели. — Отец звонил, — Марго решила прервать возникшую неловкую паузу, — спрашивал как мы добрались. — Благодаря его самолету, прекрасно, — усмехается Петров. — Ты неисправимый идиот. — Ну ладно тебе, Рит, прости, — уже более серьезно обращается он, — ты прекрасно знаешь мое положение. Честно, я начинаю думать, что вернуться в Россию было плохой идеей. — Ты же еще даже не виделся с ним, почему так категорично? — С толикой грусти отзывается девушка. — Люди не меняются, — чеканит Саша, — вернее меняются, но не в лучшую сторону. — Три года прошло. — Вот именно. Уже слишком много воды утекло.***
Ну и что? Не поздно никогда Всё начать с нуля, измениться. Ну и что? Мне нечего терять — И я, сейчас перед тобой.
Репетиция, казалось бы, проходит в штатном режиме, если не брать во внимание вечно дергающегося Меньшикова. Каждый посторонний звук вызывает в нем гамму эмоций, которые он всеми способами старается скрыть. И его волнения не оказываются напрасными, все они оправдываются, когда в репетиционной появляется Александр Петров собственной персоной. Заходит он спокойно, прикрывая за собой дверь, показывая всем своим видом, чтобы все замершие на сцене актеры, продолжали, мол, он тут тихонечко посидит и не будет им мешать. А они не могут отойти от шока, вроде и продолжают что-то говорить, но совершенно не вникают в происходящее. Все их внимание сосредоточено на Петрове, сидящем на втором ряду. А Меньшиков продолжает делать им замечания, словно не замечая вошедшего в репетиционную Сашу, так умело прервавшего весь рабочий процесс. А Саша сидит на этом втором ряду, в кресле, которое буквально в один момент стало жутко неудобным. Смотрит на Олега, стоящего к нему спиной, и внутренне отмечает, что тот совсем не изменился. Да и нет такого впечатления, что три года прошло. Кажется, что вот-вот Олег обернется и отчитает его, в очередной раз опоздавшего на репетицию. Крикнет это знакомое «Петров», от которого Сашу всегда передергивало. Только теперь нет ему места на этой сцене, под руководством всеми любимого Олега Евгеньевича. Теперь Саша работает под руководством мистера Мелтона, который остался за четыре с половиной тысяч миль в его новом пристанище, одном из Бруклинских театров. — Ладно, ребят, на сегодня закончили, — Олег обращается к стоящим на сцене и уж слишком показушно вздыхает, — Петров как раньше репетиции срывал, так и теперь. — И я вас рад видеть, Олег Евгеньевич, — радушно отвечает Петров. — Знаешь, а я сначала не поверил, когда ко мне подошли и сказали, мол, Петров вернуться хочет, — усмехается Меньшиков, разворачиваясь к собеседнику. — А я и не вернулся, — улыбается и смотрит прямо в глаза, — так, погостить приехал. Глаза эти карие, отчетливо выделяющиеся на фоне ярко освещенной сцены, и не видит ничего кроме них. Словно и нет ребят позади Олега, режиссера за столом в полуметре от Меньшикова, лишь он и Олег. И все это нарушить может только вошедшая в репетиционную Маргарет, звучно захлопнув дверь. — Здрасти, — и смущенно машет всем присутствующим рукой, — Саш, ты скоро? Нас уже ждут. — Да, я уже освободился, Ритусь, — говорит как-то слишком непринужденно. — Олег Евгеньевич, — Марго подходит совсем близко, — я надеюсь он не создал здесь никаких проблем? — Нет, Саша сегодня скромен, как никогда. — Ладно, ребятки, — Петров встает с кресла и запускает руки в большие карманы на худи, — сейчас время не позволяет остаться с вами, но сегодня вечером я жду вас у себя. В гостинице, в которой я остановился, есть классный клуб, посидим выпьем. Адрес я вам сейчас скину тогда. Приглашены все, и вы, ОлегЕвгенич, в том числе. Отказов я не принимаю. И стены театра его сейчас словно успокаивают, правильно говорят, «дома и стены лечат».