Последнее плавание капитана Моргана

Надежды не оправдались. Послышалась пьяная ругань, и несколько офицеров подошли к Моргану. Увидев стоящего за чужими спинами Сида, кто-то развеселился: — Что, малыш, пришёл полюбоваться? — Сид задрожал от отвращения, но это было истолковано превратно. — Да ты не бойся этой сучки, — мичман нагнулся к Моргану, отодвинул изодранную в лохмы рубашку, добираясь до его детородного органа, оттянул крайнюю плоть и ногтями сжал головку, вызывая вой, — она не опасна. — Да какая же это сучка? Кобеля-то нет! — сзади громко заржали. — Кобеля мы ей приведём, только облейте сучку ледяной водой, пусть помнит первую случку. Морган, до этого пребывавший в мутном полуосознанном состоянии, вскрикнул, хотел броситься в сторону, позабыв о цепи, но тут же поскользнулся на мокрой палубе и упал; сверху вылили еще одно ведро ледяной соленой воды, и она стекла ручьями, отмыв его от потеков пота и сукровицы и забрав последние крохи тепла. В этот раз она не взбодрила его, а лишила последних сил к сопротивлению, и он лежал в луже, не двигаясь и не вырываясь больше. Через несколько минут послышалось цоканье когтей по палубе. Кто-то одолжил у Дэвиса датского дога. Сид отшатнулся в ужасе, когда матросы помогли собаке запрыгнуть на жертву. Кто-то не особо брезгливый собрал кровь и чужое семя с ягодиц Моргана и начал смазывать орган пса, держа его в руках, а тот стремительно твердел. — Давай же, мальчик, — псу помогли протаранить нутро. Взяв бешеный ритм, пёс поскуливал, а Морган кричал, надрывался под ним и всё никак не мог поверить в то, что его содомирует огромный пёс. Собственно, это ничем не отличалось от всех тех раз, когда его своим весом прижимал к палубе какой-нибудь пьяный матрос, желающий позабавиться над бывшим капитаном, но боль, адская боль стала сейчас совершенно невыносимой, разрывала его на части, и он кричал, хотя выкрики из-за слабости выходили жалкими. Слезы текли сами собой, и он задыхался от этой острой разрывающей его пытки. Матросы стояли вокруг, наблюдая за диковинным зрелищем, не все посмеивались. Те, что были помоложе, сами замирали от жестокости этого неприглядного зрелища, другие одобрительно выкрикивали что-то псу, который, сам тяжело дыша, с хриплым поскуливанием трахал Моргана. "Уж лучше бы меня сразу вышвырнули в море", — думал капитан. Иногда он пытался распластаться по палубе, чтобы псу пришлось выйти из него, иногда стремился отстраниться. Колени сами по себе подгибались от слабости. Он взывал к их милосердию, хрипло стонал, умолял простить и оттащить пса, — всё было бесполезно. Больше того, мичман, видя его попытки прекратить случку, подошел ближе, подтаскивая его за шиворот назад, чтоб не смел отлынивать. Но стоять и держать его было работой скучной, так что матросы скоро выбрали забаву получше. Спереди к нему подошли, грубо разжали рот лезвием ножа, пригрозив выбить остатки зубов, если посмеет кусаться. Капитан волей-неволей раздвинул челюсти, ему сунули немытый член и начали мочиться в горло, удерживая так, чтобы он мог только глотать. Он кашлял и захлебывался, его крепко держали за горло, угрожая придушить, если посмеет кусаться, и несчастный, может, и был бы рад отвернуться и ответить насильникам, но не мог — иссякшие силы делали его сопротивление слабым, как у ребёнка. Сзади пёс разрывал его внутренности, спереди им пользовались как туалетом, а когда внутри стал надуваться узел, боль достигла своего апогея, он ещё пытался вырваться, но ничего не получалось. Хотелось выть от боли, не переставая, на одной ноте, но горло уже слишком сильно болело от этих криков, и Морган часто срывался на хрип и тихое сипенье. — Через полчаса он тебя расцепит, девочка ты наша, — с грубым смехом утешили его. — Хотя не стоять же тебе так зазря? Есть идея. Кто-то принёс большой котёл и пса напоили крепким раствором листа толокнянки в мясном бульоне. Морган понял весь замысел только тогда, когда дог не выдержал и обмочился внутрь своей «сучки»; он ощутил, как изнутри низ его живота распирает поток обжигающе горячей мочи. Живот выпирал от наполнившей его жидкости, и болел той резкой, обжигающей болью, которая заставляла кричать, забыв обо всякой гордости. Когда сцепка прекратилась, мутная струя выплеснулась из него, принося облегчение, а сразу после этого его стошнило мочой, которой он наглотался. Хотелось провалиться от омерзения даже не перед матросами — перед самим собой, и если бы у него была сейчас возможность отмыть себя и отчистить, он не стал бы этого делать, поскольку сам побрезговал бы к себе прикоснуться. Тем сильнее удивил Лероя Сид, решивший помочь ему и не отступившийся. Мальчишку хотелось прогнать прочь, чтобы он не пытался вернуть его к жизни, но он опустил руку, понимая, что это неправильно. Под его касаниями хотелось сгореть со стыда во сто крат сильнее, чем при виде матросов. Но боль не исчезла — из разрывающей она превратилась в тягучую и изматывающую. Лерой Морган упал и растянулся во весь рост. Сил не было даже на то, чтобы подтянуть колени к животу и спрятать лицо. Сознание покатилось в черноту и страх. Народ постепенно разошёлся, и мичман, наградив его парой пинков (тело не отозвалось), отправился в рубку, чтобы вспомнить по карте путь к ближнему маленькому порту. Они приближались к Новому Свету, и Сид, наблюдая за ним издалека и не решаясь подойти, искренне надеялся, что ему удастся забрать с собой капитана ещё живым, и того не прикончат те адские испытания, что выпали на его долю. Под покровом тьмы он все же решился выбраться и подобрался к Моргану, с трепетом вглядываясь в тонкие изуродованные страданием черты. Глаза были полузакрыты, и он никак не отзывался на несмелые вопросы и попытки Сида помочь. Влитый в него маковый отвар погрузил его в беспамятство, и он ощущал муки тела словно сквозь завесу, будто это все и не с ним происходило, а с кем-то совсем другим. Иногда с его стороны доносились тихие стоны, но в остальном обморочное состояние наконец спасло его от дальнейших издевательств, которые он иначе, наверное, не вынес бы и сам выбросился за борт. Слабость завладела им полностью, он так и не пришёл в себя, и назавтра команда потеряла всякий интерес к безвольно валявшейся живой игрушке; а послезавтра они уже подходили к порту, маленькому поселению на побережье. Сид молил небо, чтобы Морган дожил до этого момента. За ночь он несколько раз выбирался к нему на палубу, сперва попытался отмыть его, но бывший капитан так сжимался и вскрикивал при каждом прикосновении, что парень и притронуться к нему боялся лишний раз. После нескольких смоченных в воде тряпок, которыми он оттирал сукровицу и слизь пополам с мочой он сообразил, что Морган может замерзнуть, притащил даже каких-то старых тряпок, чтобы тот мог укутаться — но тот уже лежал без сознания, и озноб его бил безотносительно того, был он укрыт или не был. Он не отходил бы от него и взволнованно ловил каждый звук или просьбу, произнесенную сквозь короткий обрывочный бред, но матросы гоняли его или прикрикивали, грозясь, а Дэвис, прошедший под ночь из капитанской в свою каюту, снова презрительно скривился и приказал бросить эту дрянь. Впрочем, когда Сид напомнил, что хотел бы сойти на берег вместе с ним, возражать он не стал — держать дольше Моргана при себе выгоды им не было. Проще всего казалось, конечно, дождаться, пока тот не подохнет, и выкинуть труп за борт — но твердая уверенность юного Сида вселила в него поневоле некоторое смущение. Отъявленным истязателем Дэвис не был, и брать новый грех на душу не хотел, а теперь оставалась призрачная надежда на то, что тот выживет... И ему даже стало в какой-то момент совершенно безразлично, донесет ли тот на них властям или нет. Он выбрал свой путь и не собирался возвращаться назад. Да и Морган... Захотел ли бы он вспоминать о таком позоре? Ближе к рассвету в его каюту снова несмело постучали. — Входи уже! — прорычал он, увидев Сида, и добавил чуть спокойнее: — Моргана хочешь забрать с собой? Юнга кивнул. — Странный ты. Зачем тебе лишняя обуза? Он почесал подбородок и шею, снова окинул взглядом невысокую фигуру парня: не слишком смелый, но отчего-то так уцепившийся за Моргана, он удивлял его. Тем не менее, лишать его обещанных монет он не собирался и, потянувшись к кошельку, извлек горсть медяков и несколько серебряных. — Сбереги получше, не трать попусту. Ну, учить тебя не буду, ты вроде неглупый малый. — Спасибо, сэр, — и Сид припрятал их подальше. Дэвис допытывался насчет капитана, правда, уже без злости: — Он для тебя лишняя обуза. Думаешь, он отплатит тебе за заботу? — Я не ради оплаты, сэр. — Да уж понимаю. Или думаешь, что всё равно Морган умрет уж скоро, а ты его похоронишь по-христиански? — додумал Дэвис за него. Сид вздохнул. — Ладно, иди. Передай мичману, чтобы причаливал. Остановились они не в большом порту, чтобы не рисковать (городок был небольшой, и всё же расспросы местных властей могли привести к новым неприятностям). Корабль остался поодаль, дальше, где вдоль берега шли мелкие рыбацкие причалы. Новоявленным пиратам самим пора было запастись водой; к тому же, Дэвис сам хотел обменять часть товара на провизию, так что Сида с полуживым Морганом отправили к берегу на старой шлюпке в компании с несколькими другими матросами. Так что очень скоро парень со всем своим нехитрым багажом сидел на берегу совершенно один, не считая своего едва живого постанывающего изредка спутника, и озирался кругом, размышляя, что предпринять дальше. Народ здесь все больше был рабочий, кроме пары-тройки попрошаек, да и те не торопились подойти ближе, видя оборванный вид обоих, окровавленного Моргана и скудные пожитки. Выше по берегу за причалами виднелась не то деревня, не то другое небольшое селение; вид интересный, но юнге не было дела до местных красот. От окровавленного тела воняло настолько сильно, что привычный ко многому, он сам с трудом подавлял рвотные позывы. Сейчас он отчаянно соображал, как быть. Дэвис выдал его жалованье, ровно как и долю капитана и погибших офицеров, на руки, и Сид благодарил Господа, что сделал это медью и серебряными шиллингами. Золотом там было только два соверена — и к лучшему; показывать их и тратить он не собирался, и из-за медяков грабить его выгоды не было. Впрочем, этого он боялся не так сильно, как того, что Морган не переживет этого дня, и срочно нужно было что-то делать. В дилижанс с таким пассажиром бы точно не пустили, в гостиницу тоже: слишком грязен и болен. Оставалось снять какой-нибудь домик в предместье, подальше от любопытных глаз, а для этого надо было уехать из порта. В итоге Сид, готовясь быть ограбленным, и проверяя короткий тесак за поясом обратился к портовому грузчику, показывая глазами на Моргана прикрытого лохмотьями и старой, грязной мешковиной: — Послушай, братец, не подскажешь ли, где мы можем найти ночлег? Грузчик сморщился, вид Лероя вызывал отвращение, и он недоумевал, зачем крепкому парню возиться с ним, но всё же спросил: — А деньги у тебя есть? — Есть! — гордо заявил Сид. — Целых пять, нет семь пенсов! Он сознательно уменьшил во много раз наличную сумму, преследуя две цели: отвадить карманников и дать понять, что денег у него нет. — Ну, старый Гарри вас может отвезти к ближней деревеньке на своей телеге. Есть у него знакомая вдова. Комнаты может сдать, и, если что, отработаешь. Ну, там воды принести, дрова наколоть, скотину пасти. — Благодарю. Но даже Гарри пришлось уговаривать. Три пенса заломил, старый скряга, и всю дорогу возмущался, что от Моргана пахнет, что он стонет на каждом ухабе, что телегу придётся чистить, но Сид не слушал. Он смотрел на бледное лицо с прокушенными губами, отмечая что раны от хлыста воспалены, видел как Лерой пытается подтянуть коленки к животу, а потом надежда стала таять как дым. Морган подтянул кулак к лицу и засунул большой палец себе в рот, как маленький ребёнок укачивая себя и не переставая плакать. Казалось, что психика его пострадала необратимо. Юнга мысленно прикидывал, что нужно сделать: найти лекаря, не болтливого и не брезгливого, купить одежду и лекарства и подумать, как всё же выходить капитана. Вдова Кёртис оказалась приятной дамой, еще нестарой, строгой и неразговорчивой. Оглядев потенциальных постояльцев, она тотчас же заявила: — Его надо вымыть. Немедленно. — Ему больно. Просто я боюсь, что... — Иначе я не пущу вас даже в сарай для скота! Сид вздохнул. — И что вы можете предложить за постой? — Я хочу снять половину дома с отдельным входом, скажем, на три месяца, — Сид полагал, что за это время уже станет ясно, оправится капитан от травм или нет, да и сам он сможет отыскать тут постоянную работу. — Сколько вы за это возьмёте? — Десять шиллингов. — Семь! — Десять! — Семь! — Восемь! — Хорошо. Согласны. Выбора у нас нет. Вдова Кёртис, хоть и казалась женщиной строгой и бескомпромиссной, втайне оглядывала парня с сочувствием. Воспитанный, явно привычный к труду, хоть и нищий. Вежливость и несмелое обращение обернулись ему на пользу, хоть сам Сид и не любил эти свои черты и, напротив, всячески пытался от них избавиться. Что касается второго, на него смотреть лишний раз не хотелось: страдальчески перекошенное бледное лицо и запах гноя с кровью заставляли стоять на почтительном отдалении. Дом был снят. Лероя, будто бы мешок с картошкой, Сид заволок по ступеням в спальню, взял у хозяйки большую лохань и начал таскать воду. Сперва холодную колодезную, затем горячую с кухни. — Это ваш отец? — спросила она негромко, когда помогала Сиду притащить таз с водой. — Нет, что вы, мадам. Ему едва тридцать, просто... Просто он тяжело болен, и я решил взять его с собой на землю, чтобы разыскать лекаря. Тут он смутился и умолк, не решаясь упоминать о том, что Лерою Моргану пришлось перенести на судне от собственных матросов, а вдова не стала расспрашивать его дальше, догадавшись по крайней мере, что у этого офицера явно вышел конфликт с другими. — Помочь его помыть? — Ох, мадам, это не для женских глаз. А вот если бы вы подсказали, можно ли отыскать тут лекаря... Не такого, чтоб для господ, а попроще? Такой сыскался в ближайшей таверне, где ставил пиявки одному изрядно пострадавшему от попойки накануне торговцу. Он явился, когда Сид выливал тазик с грязной, бурой от крови водой и неловко пытался перевернуть Моргана в одиночку. Тот был без памяти и оттого стонал не слишком громко, но вода явно обжигала ссадины от хлыста и места укусов, не говоря о кровоточащем до сих пор анусе; сопротивляться у него сил не было. Лекарь вскинул брови, затем нахмурился — не от искреннего удивления, скорее, чтобы просто обозначить свое отношение к увиденному. — И чего вы от меня ждёте, юноша? Чтобы я воскресил вашего отца? Сид вздохнул снова. — Помогите хоть чем-нибудь, сэр. Доктор слышал эту фразу не раз и не два, но всё равно устало выдохнул и задумался. — Вот что: мне сейчас надо в город, заодно и для него кое-что присмотрю из лекарств. — Я заплачу, — быстро потянулся за кошельком Сид. — Да ты не торопись. Посмотреть бы еще, доживет ли до завтра. Много он крови потерял, а? — спросил он, наскоро оглядывая безжизненное тело и вслушиваясь в слабое сиплое дыхание. В рот Моргану влили немного маковой настойки, призванной облегчить страдания, и черты лица разгладились умиротворенно, а сам он уснул. Доктор же, обещавшись заехать к вечеру, вышел. Вопреки всем тревожным предсказаниям и ожиданиям, часам к четырем он очнулся. Глаза нервно бегали, осматривая низкий деревянный потолок, белёные стены и небогатую обстановку. Тут же рядом мелькнула светлая макушка Сида, прикорнувшего рядом; услышав стон, он вскинулся. — Где я? — Мы высадились на берегу, сэр. Я нанял комнату... Если у Моргана и были возражения по этому поводу, новый приступ боли скрутивший низ живота, заставил его отказаться; он глухо простонал и подтянул ноги к животу. Казалось, болело всё: и ссадины вдоль спины, рассекшие кожу, и разбитые о палубу колени, и стертые в мясо пальцы, но сильнее всего болели внутренности. Он простонал снова, сперва тихо, потом долго и протяжно. Боль затмевала всё, и больше на слова Сида он не отзывался никак. Теперь оставалось лишь верить в лучшее и ждать лекаря. Он пытался облегчить состояние Моргана, но от прохладной влажной тряпки на лоб тому легче не становилось, а промывать раны в одиночку Сид не решался — да ему было и не справиться с намертво вцепившимся в собственные плечи и обнимающим самого себя Морганом. Наконец явился и доктор. — Вот что, мой юный друг, давай-ка переложим его на стол: все удобнее, чем марать матрас и белье на постели, да и нагибаться к ней мне не слишком удобно. И он, не дожидаясь ответа, переложил капитана на торопливо расчищенный и накрытый простыней стол. Униженный и распятый, как лягушка, перед лекарем, Лерой с каким-то отчаянием прикрывал растерзанный пах, демонстрируя сохранившиеся остатки стыдливости, хотя после того, что с ним сотворили, от него мало что осталось. Сид возился с лоханями. Он уже выпросил у хозяйки несколько кусков полотна и по указке лекаря резал их на бинты. Наконец он подошёл к поверженному кумиру, окинул его нечитаемым взглядом, и попытался отвести руки, которыми Морган прикрывал пах. Тот затрясся, но руки не разжал, Сид, понимая что уговоры не подействуют, да и не хотел он уговаривать Моргана, цыкнул на него, чем вызвал скулёж, и силой отстранил руки. Вся промежность, которую ему так и не удалось отмыть, была в грязных разводах, потёках крови и какой-то мерзости, но особое внимание привлекала головка полового члена. Крайняя плоть была сдвинута, а отверстие уретры, которое должно было быть маленьким и аккуратным, зияло почти на сантиметр. Стенки слабо пульсировали, силясь сжаться. — Чем это так? — выдохнул Сид. — Вам лучше знать, юноша, — заметил доктор. Иронии в его голосе не было, но парень все равно вспыхнул и покраснел. Капитан тоже им не ответил, он слабо сучил ногами. Сейчас ему казалось, что его мужское естество выгрызают изнутри. Зудящая, сводящая с ума боль продвигалась к выходу, показалось что в дырочке кто-то шевелится, а затем он услышал звуки рвоты. Это Сид увидел как из уретры выпал белый опарыш. Похоже, мухи отложили яйца не только в ранах. Их прожорливое потомство сейчас выводилось на свет и являлось настоящей пыткой для Лероя.