Катя, Катерина и Андрей

Тихо таяло под Ждановскими поцелуями время. Безжалостные стрелки убивали тонкие хлопья этой ночи. Катя была совсем сонной, тихой и нежной, прижималась к Жданову, как ласковый котенок, уставший от игр. Нужно было встать, найти одежду, выйти на улицу и отвезти Катю домой, но Жданов все тянул, жалея о том, что со стрелками часов нельзя договориться. Абажур отбрасывал слегка розоватый свет на Катино обнаженное плечо, растрепанные косички и слегка припухшие губы. — Андрей, — произнесла она тем самым, хрипловатым голосом, от которого у него останавливалось сердце. — Андрей, — и не найдя больше слов, она спряталась на его груди. Жданов накрыл её своими руками, жалея, что у него их всего две, а не десять, не двести, чтобы защитить ей от всего на свете, а заодно уж надолго оставить с собой. На всю жизнь, или даже дольше. — Кать, — позвал он, и она помотала головой, не желая выбираться из своего укрытия. — Кать! Она неохотно вынырнула, сложила кулачки друг на друга, уткнулась в них подбородком и послушно посмотрела на Жданова. — Кать, пожалуйста, всегда– всегда помни о том, что я люблю тебя. Обещаешь? Она заулыбалась, закивала, котенок снова был готов играть и носиться за фантиком. — Вы меня правда любите, Андрей Павлович? — спросила она, и её бесхитростная мордашка сияла таким ожиданием, что Жданов не удержался от новых поцелуев. Этот её взгляд — как будто он был богом и даже лучше, и открытая улыбка, и вся она, стремившаяся ему навстречу — это было удивительным подарком судьбы, от которого он так долго и глупо отмахивался. Катя Пушкарева. Влюбленная девочка, не умеющая таить свою любовь. Она была как Данко, несущая в руках свое пылающее сердце. Его высшая награда. Кубок чемпиона. Вся его жизнь. У Жданова ныла челюсть — чертов Воропаев — и была разбита губа, но он все равно хотел целоваться. До утра. До старости. Сейчас, в переплетении рук и ног, в Жданове зарождалась прочная уверенность, что все будет хорошо. Операция пройдет успешно. Катя выздоровеет. И даже если никогда в жизни не захочет его больше, у него навсегда останется эта ночь. Катя села на диване, стала поправлять свои невероятно трогательные косички. — Что теперь будет, Андрей? — Будет весна, полагаю, — ответил он, все еще не желая возвращаться в тот неприятный мир, где за каждым углом его подстерегали разного рода беды. Она обернулась к нему. — Ты злишься? Я целый день об этом думала… Напрасно я попросила тебя поговорить с Кирой. Осталось подождать всего несколько дней. Теперь у тебя будет вдвое больше проблем. — В списке моих проблем, Катенька, — он подтянулся на локте, проводя рукой по её спине, — проблемы с Кирой стоят где-то в самом конце очереди. — Ах, да, показ и совет директоров… Я вовремя закончу отчет, Андрей. Я всю ночь сегодня буду работать… — Кать, — он тоже сел, чтобы ближе видеть её слегка неуверенные, как у всех очкариков, глаза. — Ты любишь меня, Кать? Она моментально вспыхнула и быстро закивала: да, да. *** Валерий Сергеевич караулил на улице, приминая пятачок у подъезда четким армейским шагом. — Поздновато ваш рабочий день заканчивается, — рявкнул он, потрясая наручными часами перед носом Катерины. — Уже за полночь! Что же, как тати ночные, в это время производите? — Готовимся к показу, папочка, — бойко застрекотала Катя, но Валерий Сергеевич от неё отмахнулся и провозгласил отбой. — Иди-иди в дом, а я тут твоему начальнику скажу, что я думаю про эту вашу третью смену… — Пап! — Марш в дом! Катя ушла, неуверенно оглядываясь на Жданова. Наверное, она очень переживала, что её папа его обидит. — Что думаешь? — спросил Валерий Сергеевич, когда дверь за дочерью захлопнулась. — Завтра я встречусь с этими хирургами, — сердито ответил Жданов. При мысли об операции у него моментально портилось настроение. — Посмотрю, что они там напридумывали… экспериментаторы… Заехать за вами? — Встретимся на углу у булочной, — решил Пушкарев, — чтобы мать не узнала. — Журнал «Огонек» не забудьте, — устало улыбнулся Андрей. *** Дома его ждали мама и Кира. — Андрюша! — с одинаковой трагичностью воскликнули они, стоило ему появиться на пороге. Жданов чертыхнулся и позорно спасся бегством, найдя приют на диванчике Малиновского. Под заунывный романовский пилеж Жданов и уснул, провалившись в сон, как в озеро. *** С утра позвонил частный детектив Вайсбеккер и веселым голосом назвал сумму, в которую Жданову обошлась легкая авария, задержавшая Киру на целый вечер. Сумма была такая, словно Кира водила лунный модуль «Альтаир». Все утро Жданов провел в отеле, в котором шла подготовка к показу, а ближе к обеду они с Пушкаревым съездили в клинику на Тверской– Ямской, где битый час требовали от нейрохирургов убедительных доказательств того, что с Катей все будет хорошо, и довели юного врача из Африки до приступа икоты, а доктора Иванова до нецензурной лексики. Не найдя успокоения ни в том, ни в другом, Жданов отправился в «Зималетто». И уже в лифте понял, что о его романе с Пушкаревой знает вся контора. Ну то есть, буквально, вся контора, включающая озадаченного Потапкина. Маша встретила своего президента таким взглядом, словно «Титаник» её представлений о мужчинах вот только что разбился об айсберг романа «Пушкарева и президент». Клочковой в приемной не было, зато там были Таня и Шура, которые монотонно завывали в замочную скважину: — Пушкаридзе, открой, а то хуже будет. Полюбовавшись на их спины, Жданов пожал плечами и прошел в свой кабинет через открытый всем врагам конференц– зал. Катя сидела в своей каморке, в её уши были воткнуты бумажки, и что– то яростно строчила. Клавиатура под безжалостными ударами её пальцев готовилась принять мучительную смерть. — А! — воскликнула Катя. — Вот и вы. У неё эта фраза получилась так, словно она была женой, встречающей мужа после трехдневного загула. — Вот и я, — согласился Жданов, не придумав, как можно опровергнуть это обвинение. Он подошел к Кате и вытащил самодельные беруши у неё из ушей. — Атакуют? — Я передумала, — ответила Катя, продолжая избивать русский алфавит, — я не буду с вами встречаться. — Почему? — Потому что вы, Андрей Павлович, бабник. — А… — Бэ, — ответила она, — вот здесь все написано. И она сунула ему под нос распечатку из интернета. Действительно, список ждановских бывших, составленный неизвестной блогершой под ником «Самая зе бест» впечатлял. — Катюш, — осторожно спросил Жданов, — а ты не думаешь, что уже поздновато меня гуглить? После всего, что между нами было… — Заходила Кира, — продолжала Катя, — просила передать вам пощечину. Только сейчас Жданов увидел, что одна половина Катиного лица пылает, и на светлой коже проступает отчетливая пятерня. — Понятно, — сказал Жданов. — И еще была ваша мама… Мы не нашли общего языка. — Ясно. — И Александр Юрьевич нанес визит… закапал ядом весь кабинет. — Кать. Она вскинула на него гневное лицо, и Жданов понял, что еще немного, и она расплачется. — Видишь ли, — сказал он, — я завидный жених. — Да, мне уже объяснили, — сдержанно ответила она. — Могу себе представить, — проговорил Жданов. — Не можете, — её голос сорвался. — За это утро я узнала, что я мусор под вашими ногами, не достойный… я не буду это повторять. Что мальчик просто увлекся… или я его не так поняла. И что, наверное, это просто какое– то недоразумение, потому что кто такой Андрюша, и кто такая Пушкарева… — Кать. — И только Александр Юрьевич не скупился на комплименты, щедро рассыпая такие эпитеты как «умная прохвостка» и «бульдожья хватка», и… — Хватит. Дыши. Ртом дыши. Глубоко. Три-четыре. Вдох. Выдох. Вдох. Катя от изумления, наверное, послушалась. Жданов смотрел, как выравнивается её дыхание. С одной стороны, ему было очень её жалко. С другой — он чувствовал легкое раздражение. А чего еще она ожидала, требуя, чтобы он объявил об их отношениях? Того, что Воропаевы и Ждановы– старшие на радостях засыплют её рисом по самую макушку? С третьей стороны, Жданову хотелось пойти и голыми руками придушить Киру, Александра и немножко маму, но больше всего — Малиновского, которому было велено сидеть и охранять Катю от посетителей. — Вдох, выдох, молодец. А теперь иди ко мне, я тебя обниму.