A Home for Fire: One - Ember

Когда Камакири тихо позвал его по имени, он уже проснулся и быстро ответил. Он провёл последние два часа, уставившись на крышу своей палатки, не в силах заснуть; его левая сторона, особенно лицо, слегка пульсировала. Болело не так уж сильно, но через час или два это начало по-настоящему раздражать его, и он чувствовал себя так же напряженно, как и в первую неделю их пребывания в джунглях. С угрюмым лицом он сел, ущипнул себя за переносицу и глубоко вздохнул. Его разум был утомлён, а ноги болели от ходьбы и лазания по руинам весь день, и, всё же, ни минуты настоящего, спокойного сна. Сабо знал, что Камакири ждёт его прихода, поэтому он быстро взял свой дневник с маленьким карандашом, уже засунутым между пожелтевшими смятыми страницами, и открыл клапан своей палатки, чтобы снаружи надеть ботинки. Камакири стоял у огня, который заметно уменьшился с тех пор, как они все легли спать, и наблюдал за ним. - Есть что-нибудь, что мне следует знать? – спросил Сабо. Камакири покачал головой, снял затемнённые очки, протёр глаза, зевнул и объявил, что сейчас же ляжет спать. – Спокойной ночи, – сказал Сабо, наблюдая, как он заползал в свою палатку по другую сторону костра. Он ещё мгновение смотрел на закрытую дверь, чувствуя, как его чувства приспосабливаются к новой задаче – наблюдать, прежде чем повернуться и оглядеться вокруг. Но попытка оказалась тщетной. Это была безлунная ночь, звёзды едва ли давали много света, и пылающий круг огня был небольшим, поэтому его зрение было ограничено только палатками, тесно прижавшимися друг к другу. Он несколько раз повёл плечами и вытянул шею, его суставы хрустнули, и он с некоторым недовольством отметил, что всего несколько недель сна высоко в воздухе сделали сон на земле намного более неудобным. После того, как он ещё немного всмотрелся в ночь, напрягая слух, чтобы уловить любые подозрительные звуки, и когда не осталось ничего, кроме потрескивания костра и случайных сонных шумов его коллег, и чтобы поймать их, он смирился с тем, что сядет на ступеньки, ведущие к галерее, где они разбили свой лагерь. Открыл свой дневник и взял карандаш оттуда, где он был зажат между страницами. Ему предстояло ещё многое написать, поскольку всего за один день произошло больше событий, чем за все предыдущие недели. Они поднялись на вершину горы, нашли свои первые развалины, все они были покрыты мхом, папоротниками и деревьями, только чтобы наткнуться на остатки Шандоры через пару часов с самым тревожным зрелищем, приветствующим их. От некогда огромной и внушительной столицы не осталось ничего, кроме развалин, щебня и выжженной земли. По крайней мере, так они сначала подумали. После того как Уиппер и Сабо добровольно вызвались первыми войти в зловещий круг, образованный лесом вокруг сожженных руин, и оказалось, что это не ловушка и не место, откуда нет возврата, остальные последовали за ними, и вместе они начали исследовать то, что было внутренней частью города. Робин и Камакири часто стояли рядом, внимательно наблюдая за тем, что пережил бушующий огонь, ища подсказки в виде символов, букв и архитектурных особенностей. Все они были нетерпеливыми слушателями, прежде чем высыпать наружу, чтобы заглянуть в разрушенные дома и найти то, что могло бы дать намёк на то, что именно произошло. Только через час после того, как они обыскали рухнувшие здания, Коала вдруг остановилась и огляделась с растерянным выражением на покрытом пылью лице. - А что это такое? – спросил он, проследив за её взглядом. - А ты разве не заметил? Он нахмурился и покачал головой. - Слушай меня внимательно, – сказала она, и он не мог уловить ничего, кроме жуткой тишины. Ни птиц, ни насекомых, ни шелеста листьев, ни журчания воды. Только шарканье ног и стук камней. Они рассказали об этом остальным. Никто из них не чувствовал себя комфортно после этой новости, и вместе они решили двигаться дальше и искать укрытие, так как послеобеденные дожди скоро должны были начаться. К их большому удивлению – и, возможно, даже ужасу – в небе уже появились облака, хотя ни одно из них не приблизилось достаточно близко, как будто они тоже избегали района сожженного города. - Если это природное явление, то учёные всего мира ещё довольно долго ни о чём другом говорить не будут. То есть, если мы выберемся отсюда, – сказал Лаки, когда они шли по тому, что осталось от некогда широких, вымощенных булыжником улиц, продвигаясь всё дальше в город. - Я не знаю, хочу ли я, чтобы это было что-то ещё, кроме естественного в данный момент, – прошептала Конис, глядя на Сабо и Коалу, которые стояли достаточно близко, чтобы услышать её. Ничего, кроме разрушения и опустошения, а также отсутствие звуков, к которым все они так привыкли, грызли их рассудок. Все они привыкли не находить ничего, кроме остатков былой славы и великолепия, но почему-то в этом конкретном случае это было более нервирующим, более тревожащим, чем обычно, поэтому мысль об этих особенностях, являющихся результатом чего-то сверхъестественного, внезапно перестала быть очень привлекательной. К их страданиям добавились ещё и следы враждебности, витавшие в воздухе, словно это место старалось быть как можно более мрачным, неприветливым и угрожающим – как для них самих, так и для окружающей природы. И ни разу Сабо не выпустил из рук трубку, всегда готовый ударить или защитить себя или других, если понадобится. А едва заметная пульсация в левом боку только усилила его личную тревогу. После того, как они выяснили, что никакой проливной дождь не заставит их разбить лагерь во второй половине дня, они продолжили свой путь через поле, усеянное щебнем и мусором. Время от времени они останавливались, и тогда Камакири или Робин объясняли им отличительную особенность разрушенного здания, мимо которого они только что прошли, а иногда кто-нибудь из других членов партии помогал им с небольшой дополнительной информацией. Сама высота того, что осталось, всё ещё создавала довольно пугающее впечатление о том, как выглядел город до того, как он встретил свой опустошительный конец, и Сабо не раз слышал, как Камакири шептал – больше себе, чем кому-либо другому, – что ему потребуются месяцы, чтобы составить каталог всего. Несмотря на то, что большая часть строений была разрушена, а их стены почернели от огня и дыма, они обнаружили несколько хорошо сохранившихся украшений и письмен. А благодаря тому, как хорошо Робин научилась читать Шандийские письмена, она быстро разбиралась в большинстве из них – в старых сказках или полных надежды молитвах, которые люди вырезали на стенах своих домов. Город был огромен ещё тогда, когда он был великолепной столицей Шандийской империи, в этом не было никаких сомнений, и даже сейчас, когда большая часть его внешнего кольца была занята джунглями, они шли часами, не достигнув другой стороны горы. Они продвинулись достаточно далеко, чтобы самые высокие вершины деревьев дождевого леса полностью скрылись из виду, когда им удалось разглядеть остатки другой стены, которая когда-то разделяла город. К их большому удивлению, он выглядел почти нетронутым, за исключением случайного отверстия в проходе наверху – массивные обломки валялись вокруг него, а дома ближе к стене были разрушены и погребены под ними – и широкой, зияющей пасти, где массивные ворота гордо стояли в прошлом, чтобы защитить святилище позади него от взгляда обычного гражданина. Святилище с тремя круглыми башнями, которые поднимались высоко в небо, возвышаясь даже над стеной. Их золотые концы сверкали и искрились в лучах заходящего солнца. Они остановились, ошеломлённые открывшимся видом, и осознание этого медленно просочилось в изгибы их мозгов. Заповедник. Дрожащими пальцами Уиппер достал из сумки компас, их глаза были прикованы к дрожащей, нерешительной стрелке, которую вращала рука невидимой силы, наконец указывая прямо на север и таким образом безошибочно определяя, что это был восток, где светились золотые вершины. Сабо был уверен, что он не единственный, кто произнёс эти слова, вырезанные на древнем шифере, который перевела Робин, у себя в голове. «Храм на Востоке, где дремлет огонь». Они его нашли. Сабо сделал паузу, кончик карандаша завис над страницей, почти полностью покрытой его аккуратным, узким почерком, вспоминая в сладком, драгоценном воспоминании о находке драгоценного камня после копания в грязи в течение многих недель. Триумф и восторг, которые он почувствовал, вернулись мгновенно, прокатываясь через него с довольным гудением, когда он закрыл глаза, чтобы насладиться моментом ещё немного. И почему-то это было ещё более волнующе теперь, когда у него за спиной был вход в храм. Он вертел карандаш в пальцах взад-вперед, задумчиво глядя на страницы. Однако, как бы они ни спешили добраться до стены и до того, что лежало за ней, к тому времени, когда они, наконец, прошли через широкий проём ворот, уже сгущались сумерки, окутывая территорию храма быстро убывающими золотыми сумерками, чтобы окутать его густым, тёмным покровом тайны ночи. Они поспешили пересечь удивительно крепкий на вид мост из песчаника, перекинутый через широкое искусственное озеро, которое ещё больше отделяло территорию храма от города, чтобы достичь острова в последние мгновения дневного света – всё это время они не могли оторвать глаз от захватывающего дух зрелища перед ними. Широкие каменные ступени ведут на террасу, их нижние ступени находятся ниже поверхности спокойных вод озера, на котором находилось главное святилище храма, легко различимое по трём башням с золотой вершиной, возвышающейся над ним. Помещение было окружено наполовину галереей с входом в передней части, но, опять же, было невозможно увидеть то, что последовало за этим. Вся конструкция, скорее всего, была создана, чтобы блокировать взгляд каждого посетителя на самое святое место в центре. Оценить размеры всего комплекса только с того места, где они стояли, было невозможно, и, вероятно, потребуется целый день ходьбы с соответствующим оборудованием, чтобы измерить его протяженность. Однако, судя по тому, что им удалось разглядеть перед тем, как солнце скрылось за невидимым горизонтом, по всей стороне моста и по всей галерее были вырезаны очень подробные и сложные орнаменты. Их большая часть представляла собой извилистые линии с редкими цветочными украшениями, но также и всевозможные фигуры, некоторые с человеческими формами, некоторые с внешностью животных, а некоторые с чертами лица, совершенно незнакомыми их глазам. Когда они добрались до каменных ступеней, было решено разбить лагерь прямо здесь, на террасе перед входом в храм, и поскольку Коала, вероятно, почувствовала его беспокойство, она предложила им разбить палатки, чтобы у Сабо больше не было возможности побродить в одиночестве. Но сейчас он был единственным, кто не спал, и ему ничего не оставалось делать, кроме как писать, читать или смотреть в темноту. Он слегка повернулся, всё ещё держа карандаш между пальцами. Дневник лежал у него на коленях, и он уставился на вход, ведущий в самое сердце храма. Конечно, он прекрасно понимал, как опасно рыскать среди ночи по неизвестным развалинам, но ему казалось, что с тех пор, как они добрались до города, они только и делали, что ходили пешком. Они присмотрелись повнимательнее к некоторым разрушенным и сожженным зданиям, да, но нигде не было таких коридоров, которые умоляли бы его следовать за ними, не имея ни малейшего понятия, куда они ведут. Или потайной двери где-нибудь в стене, открывающей её секреты только тем, кто терпеливо ищет «открывашку». Он некоторое время посасывал нижнюю губу, обдумывая, что же ему делать. Он знал, что Робин и Коала сойдут с ума от беспокойства, если он не вернётся к утру, но вряд ли он дойдёт до самого сердца храма. Нет, он просто осматривался вблизи входа в галерею и всегда был уверен, что всё ещё может видеть отблеск огня. Сделав несколько быстрых шагов, он встал у костра, уже держа конец факела на тлеющих углях, а его забытый дневник лежал на лестнице. Пока он ждал, что поле загорится, он пристально смотрел на прямоугольный вход, снова прислушиваясь к любому шуму или звуку. Он почти ожидал, что Коала выползет из своей палатки, разбуженная диким возбуждением, исходящим от него, но всё оставалось тихим и мирным. Он осторожно переступил через нити, которыми они закрепили палатки на колоннах. Пламя факела отбрасывало перед ним полосу мерцающего света, но когда он, наконец, остановился в дверном проеме, то всё ещё не мог разглядеть ничего в кромешной тьме, нависшей на его пути. Сабо облизнул губы в привычном возбуждении и оглянулся через плечо на своих бестолковых коллег, крепко спящих в своих палатках. Волнующее ощущение, смешанное с легким нервным напряжением, пробежало по его венам. Ободряющая мысль о том, что Коала и Робин достаточно хорошо его знают, чтобы сделать вывод, что он не пошёл обратно через мост в город, а отважился войти в храм, когда утром они обнаружили его палатку пустой, если он не успеет вернуться вовремя, мелькнула у него в голове, и он улыбнулся. Затем он шагнул в темноту. К счастью, поскольку снаружи была ночь, его глазам не пришлось приспосабливаться к гнетущей темноте, заполнившей коридор, и не было слышно никаких других звуков, кроме его шагов, эхом отдававшихся от стен. Он мог видеть только на несколько шагов вперед, а когда обернулся в первый раз, чтобы посмотреть, как далеко он ушёл, то с тревогой заметил, что свет костра уменьшился до размеров единственной звезды в огромном промежутке ночного неба. Звук его шагов в коридоре на мгновение стих, пока он раздумывал, стоит ли заходить так далеко сегодня вечером, прежде чем выпрямиться и двинуться дальше. Через мгновение стены закончились, уступая место открытому пространству. Здесь было больше колонн и ещё один мост, который на этот раз вёл не через озеро, а по твёрдой земле. - Трава? – он удивился, немного растерянный, и шагнул ближе к лестнице, ведущей вниз из галереи, чтобы свет факела мог достичь земли. Здесь не было ни травы, ни какой-либо другой растительности с тех пор, как они пересекли странный круг, образованный тропическим лесом вокруг разрушенного города, но каким-то образом вся земля этого внутреннего ограждения была покрыта ею, и она не была сожжена или высушена, она была совершенно зелёной и пышной. Он вспомнил замечание Камакири, когда они разводили костёр, о том, что храм, похоже, совершенно не пострадал от ужасной судьбы, постигшей весь остальной город. Часть стены, окружавшей храм, была разрушена, но всё внутри его периметра выглядело точно так же, как и, вероятно, почти восемьсот лет назад: песчаник едва выветрился и хорошо сохранился, орнамент и украшения не были ни сколоты, ни сломаны, а в стенах не было ни просветов, ни дыр. Но было почти невозможно, чтобы катастрофа, произошедшая в городе, не затронула храм вообще. Если... Сабо внезапно поднял факел высоко в воздух, пытаясь разглядеть дальше, мимо моста, ведущего к следующему зданию, и во рту у него пересохло от только что пришедшей в голову мысли. Он действительно не был из тех, кто верит в суеверия и сверхъестественное, но чем дольше они шли через руины Шандоры, совершенно не тронутые ненасытными джунглями, которые уже давно пожрали её окраины, тем больше он склонялся к вере в экстраординарное. А теперь здесь был храм, святилище, посвященное Богу Огня, всё ещё гордо стоящее, несмотря на сотни прошедших лет. Это как-то напомнило ему сказку о спящей красавице, где принц, пробравшись сквозь деревья, ежевику и тернии, находит замок и его обитателей в глубоком сне. Ни стен, ни людей, поражённых сотней лет, прошедших с тех пор, как принцесса уколола палец. Только то, что до сих пор они не видели ни одной живой души, даже их смертных останков… Но тогда, по крайней мере, согласно той самой легенде, которая привела их сюда, в этом самом месте спала только одна душа. Дрожь пробежала по его спине, волосы на затылке встали дыбом, глаза сфокусировались на размытых очертаниях здания по ту сторону моста, едва различимых в тусклом, слабом свете факела в его руке, который внезапно вспыхнул с шипением, звуком или, скорее, всем происходящим, замораживая костный мозг в его костях. Его сердцебиение ускорилось, зрачки расширились в неверии, когда он уставился на живое мерцающее пламя, и он знал, что возвращение в лагерь, обратно в безопасность своих товарищей, было разумной вещью, но его ноги уже пришли в движение, неся его через мост. Он прошёл через другой вход, по другому коридору. Всё стало намного ярче с тех пор, как пламя его факела вспыхнуло к жизни, и его свет всё ещё усиливался, когда он, казалось, приближался к центру святилища. Если его разум, затуманенный чрезмерным возбуждением после того, как он сделал более ранние выводы, не играл с ним шутки. Огонь, казалось, был почти готов двигаться дальше, ведя его всё глубже и глубже по коридору, как буйный ребёнок, нетерпеливо дергающий за руку родителя в ожидании чего-то необычного, что скоро произойдёт. Теперь по обеим сторонам стены были украшены резьбой и картинами, фигуры, раскрашенные в основном в красный и белый цвета, были жутко оживлены светом факела. Жемчужина пота скатилась по его щеке. Он даже не заметил, каким жарким и спёртым был воздух в коридоре, пахнущем пылью и отсутствием человеческой жизни. Его глаза были прикованы к историям, которые рассказывали ему стены, слова были излишни с тем, насколько детальными были некоторые картины. Изображались не только боевые сцены, но и эпизоды придворной жизни, если он правильно истолковывал наряды фигур. Затем коридор закончился, и, как и в первом случае, снова появилось свободное пространство. Сабо глубоко вдохнул ночной воздух, едва прохладный, но гораздо более освежающий, чем воздух, наполняющий коридор, и вытер пот с лица, раскачивая факел из стороны в сторону, чтобы лучше видеть окружающее. Огороженное пространство выглядело почти точно так же, как и то, из которого он только что вышел, только здание в середине плоскости травы было тем самым с тремя золотыми башнями наверху – сердцем святилища. Но не башни привлекли его внимание, потому что когда он поднял факел выше над головой, его свет достиг детальной скульптуры массивной птицы, охраняющей вход в следующее здание. Его крылья были расправлены, когда он взгромоздился на раму входа. Массивное, но гладкое тело наклонилось вперёд, как будто он был готов броситься вниз и атаковать любого, кто попытается войти в святилище и принести зло божеству, которому он был посвящен. Очертания перьев были вырезаны с большой осторожностью и большим мастерством, и в ярком свете танцующего пламени он казался таким же живым, как и фигуры на стенах, его пустые каменные глаза смотрели на Сабо на другом конце моста. Но не великолепие статуи заставило его застыть на месте, а осознание того, что всего пару недель назад он видел ту же самую птицу живой. Это был Феникс, посланец богов, его символ можно было найти на всех развалинах древней Шандоры. Сабо продолжал смотреть на него, возможно, ожидая, что он сбросит свою каменную оболочку и снова взметнётся в небо, но ничего не произошло. Он не закричал, как он слышал раньше, и не потряс своими впечатляющими крыльями. В конце концов, это была всего лишь статуя. Он обернулся, глядя на коридор позади себя, свет от костра больше не был виден. Возможно, он даже повернул налево или направо, следуя по коридору, его чувство направления было спутано узкими стенами с их картинами. Может быть, ему стоит развернуться и завтра утром вернуться вместе с остальными? Он снова взглянул на статую феникса. Его шрам покалывало, и он поднёс свободную руку к лицу, чтобы потрогать ткань. Птица продолжала наблюдать. После еще одной минуты молчаливого спора он сделал шаг вперёд, потом ещё один, и вскоре он уже стоял прямо под крылатым часовым. Пламя на конце факела снова ободряюще зашипело, настаивая на том, чтобы Сабо преодолел свою нерешительность и перенёс его глубже, в середину храма. Он поднял свой пристальный взгляд, чтобы встретиться с взглядом феникса, сузив глаза. В последний раз, когда он видел его, он выглядел гораздо более дружелюбным и, конечно же, не таким пугающим и угрожающим, как казалось из-за сходства. Но тогда, в последний раз, Сабо не был на грани того, чтобы войти в земное жилище Бога. Он вспомнил, что до сих пор ни один человек, отправившийся на поиски этих руин, не вернулся. Возможно, он был не первым, кто стоял здесь и смотрел на этого молчаливого стража, и он задавался вопросом, не сомкнутся ли острые когти вокруг его горла, чтобы задушить ещё одно недостойное существо. Сабо скривил губы, украдкой взглянув на входную дверь в двух шагах от того места, где он стоял. - Это просто камень. Это не живое существо, – сказал он себе, чувствуя себя глупо из-за своей несвойственной ему осторожности и суеверия. Он был исследователем. Конечно, он знал, что такое страх, хотя его чувство самосохранения было, вероятно, менее развито, чем у других людей, и он боялся только там, где была реальная причина бояться. Прямо здесь, прямо сейчас это были только его эмоции, реагирующие на странности, которые это место показывало ему до сих пор, омрачая его обычно довольно рациональное и логичное суждение о ситуации. Он выпрямился и, бросив последний, почти угрюмый взгляд на статую феникса, упрямо шагнул вперёд, входя в святилище. Как бы он ни старался убедить себя, что ему не страшно, чувство глубокого облегчения охватило его, когда ничего не произошло. Даже пламя его факела не издавало ни звука и не загоралось больше. Долгий выдох вырвался из глубины его легких, напряжение покинуло его конечности. Он прошёл ещё пару шагов, но ни копья, торчащие из стен, не пронзили его, ни дыра под ногами не открылась, ни вход не был заблокирован. И, что самое важное, птица осталась на своём месте, не издав ни звука. Покачав головой в виде самобичевания, он продолжал идти, позволяя свету факела сиять высоко над его головой, чтобы заполнить каждую трещину между большими блоками песчаника. На этот раз, однако, стены начали светиться, и когда Сабо подошёл поближе, чтобы рассмотреть, любопытство сверкнуло в его глазах цвета морской волны, он заметил золотые линии, украшающие их, разделяя ещё больше картин, изображающих различные сцены. Однако он был уверен, что сейчас перед ним уже не люди, по крайней мере, не все из них, потому что большинство фигур были одеты в золото и белое, и были нарисованы гораздо более подробно, чем раньше. Он узнал символ солнца над головой фигуры с длинными, струящимися янтарными волосами, заключая, что это должна быть Богиня Солнца, но он понятия не имел, что означает символ у ног фигуры, нарисованной рядом с ней. Робин бы знала, он бы спросил её об этом завтра. Их руки были соединены, но другая рука Богини Солнца была вытянута вперёд, указывая на очертания города – города, в котором он легко узнал Шандору, храм с тремя характерными башнями с золотыми вершинами посередине. Под двумя богами был и третий, рядом с ним – символ огня. Он громко вздохнул, позволив своим глазам блуждать по фигуре с тёмной копной волос, шагая туда, куда указывала Богиня Солнца. Феникс вёл Бога Огня своим ярким синим цветом. Пальцы Сабо медленно приблизились к песчанику, его дыхание подняло маленькое облачко частиц пыли из-за отсутствия пространства между его лицом и картиной. Он осторожно провел по очертаниям феникса, и теперь, когда тонкий слой пыли был удалён, его краски вдруг засияли ярче. Упершись всей ладонью в стену, он начисто вытер фигуру Бога Огня и отступил на шаг, чтобы изучить свою работу. Он определённо должен был показать это остальным завтра, хотя и знал, что его ждёт нагоняй, если Коала узнает, что он снова отправился на разведку в одиночку. Может быть, ей следует первой узнать о его открытиях, успокоить её. На других картинах, висевших вдоль стен, в основном были изображены сцены с богами, некоторые с Богом Огня, некоторые без него, и Сабо догадался, что они рассказывают легенды, которые Шандийцы придумали для своих богов. Но без Робин и Джаянов вокруг не было смысла задерживаться слишком долго, поэтому он пошёл дальше, лишь изредка поглядывая в сторону, когда что-то привлекало его внимание. В какой-то момент пол коридора немного понизился, и он вышел из другого входа в большую широкую комнату с таким высоким потолком, что он не мог видеть его при том скудном освещении, которое у него было. Судя по тому, как далеко он прошёл, он, скорее всего, находился в центре святилища и прямо под тремя башнями. Свет его факела был недостаточно ярким, чтобы должным образом осветить дальние углы комнаты, но достаточно, чтобы создать хорошее впечатление о том, какую функцию эта комната когда-то имела. Однако она находилась в полном и абсолютном беспорядке, даже хаосе. В центре комнаты был установлен массивный прямоугольный блок из полированного кварцита, и, принимая во внимание множество золотых артефактов, разбросанных вокруг, он, скорее всего, служил алтарём. С оттенком нерешительности в его походке Сабо вошёл в комнату, его глаза блуждали по земле и стенам, но кроме беспорядка рядом с алтарем не было ничего другого. Фрески на стенах выглядели совершенно нетронутыми с того места, где он стоял, и снова всё это место казалось только что покинутым теми, кто возвёл его почти восемьсот лет назад. Он осторожно поднял с пола золотую, инкрустированную рубинами чашу и повертел её в руках. Малиновые камни отражали свет факелов, каждый из которых светился так, словно внутри него горел крошечный огонек, а золото излучало тёплый свет. Она была гладкой на его ладони, и Шандийские иероглифы, значения которых Сабо не знал, были выгравированы по краю. Продажа такого сокровища в Гоа, вероятно, принесла бы ему достаточно белли, чтобы жить без ухода в течение полугода, даже больше, если бы он был продан правильным людям на чёрном рынке. Он по привычке прикинул вес чашки и, заметив, что уголки его губ опустились, скривился от отвращения к самому себе. Двумя широкими шагами он пересёк расстояние до алтаря и поставил чашу на пол с решительным лязгом, возможно, чуть более сильным, чем требовалось. Этот звук нарушил глубокую тишину комнаты, эхом отражаясь от стен, казалось, целую вечность, и по его коже побежали мурашки от осознания того, что он всего лишь нежеланный гость. Это когда-то было местом поклонения, хотя, судя по виду, он не был первым, кто нарушил его покой, потому что когда он поднял свой факел выше, он заметил ещё больше артефактов, разбросанных вокруг. Кто-то или что-то явно взбесилось, или произошла драка, но не было ни оружия, ни признаков ранения. Неужели сюда вломилось какое-то животное? Но по какой причине оно могло бы вызвать такой хаос? Кроме того, они не видели ни одного живого существа с тех пор, как вошли в жуткий круг внутреннего города. Тогда, возможно, хаос был вызван ещё до падения города. Сабо обошёл вокруг алтаря, топот его ног создавал ещё больше шума, о котором он странно сожалел. Мгновение спустя его внимание привлекла блестящая поверхность, слишком большая, чтобы принадлежать одному из ритуальных предметов. Его брови нахмурились, когда он подошёл ближе, пока его ноги не достигли самой верхней ступеньки лестницы, окружавшей большой бассейн. Совершенно спокойная вода блестела в свете его фонаря, и хотя несколько ступенек, ведущих вниз, были крутыми, сам бассейн таким не был. Он попытался разглядеть, что лежит за прудом, подняв повыше факел, но тут его внимание привлекла фигура. Совершенно неподвижная, она лежала под поверхностью воды в центре бассейна, волосы цвета воронова крыла окружали голову подобно чёрному ореолу, и была одета в белое одеяние, которое Сабо никогда не видел раньше. Хотя… Его ноги почти механически двинулись вниз по первой ступеньке, сердце на секунду перестало биться, а потом снова ожило с такой силой, что грудь его задрожала, а конечности затряслись так сильно, что он едва не выпустил из рук факел. Его губы приоткрылись, чтобы сказать что-то, несмотря на то, что он был единственным, кто услышит это, в надежде, что звук его собственного голоса вернёт его разум к реальности, но ни одно слово не вышло, ни даже недоверчивый шёпот, ни хриплый шок не заставили его подняться к горлу. Пот скапливался на его ладонях, над губой и на лбу от того, как быстро билось его сердце, подпитываемое адреналином, а пульс был таким сильным и громким, что он чувствовал, как он отражается в пальцах ног и кончиках пальцев, а больше всего в голове, заглушая все мысли своим громоподобным стуком. Думать было уже невозможно, но что толку в ясном здравом уме перед лицом такой невозможности, такого безумия. Пламя его Факела снова вспыхнуло, теперь уже достаточно ярко, чтобы легко осветить всю комнату, прогоняя тени из её углов, заглушая царствовавшую там темноту. Когда над поверхностью воды больше не было ступенек, он остановился. Фигура всё ещё не двигалась, но Сабо ни на секунду не поверил, что этот человек мёртв. Нет, он знал, что этот человек не был мёртв, знал с того момента, как увидел своё тело, плавающее в воде, потому что сон был тем, что держало его пленником в воде все эти столетия. И теперь Сабо должен был подойти и обнять его, пробудить от дремоты и закончить его ночь, которая длилась почти восемьсот лет. Необходимость пробираться по воде, пока он не достигнет центра бассейна, притягивала его даже сильнее, чем гравитация. Не было никаких споров, никакого отрицания той странной силы, которая тянула его к этому человеку. Его дыхание стало прерывистым, как будто он только что пробежал большое расстояние на большой скорости, хотя всё, что он делал, это стоял на этой лестнице, уставившись на тощую фигуру в воде. Золотые украшения украшали руки, запястья и шею мужчины, мягко отражая свет факела Сабо. Как выглядело его лицо? С того места, где он стоял, было трудно как следует разглядеть очертания размытых линий и искажённых очертаний в воде. Сабо тяжело сглотнул, его сердцебиение всё ещё было неровным, неуправляемым. Там были рисунки Бога Огня, но ни один из них не был достаточно подробным, чтобы показать очертания его лица. Собрав всю оставшуюся силу воли, он снова поднялся по ступенькам и поспешил вставить факел в отверстие на стене, чувствуя тяжесть осознания того, кто спит в бассейне позади него. Невозможно было решить, действительно ли ему следует снова спуститься по этой лестнице и войти в воду, потому что это был его единственный выбор. Как будто это был какой-то инстинкт всей его жизни, который всегда был внутри него, как потребность дышать, пить или есть, просто он узнал об этом только тогда, когда увидел фигуру в воде. Но теперь он уже не уходил, не сидел, сложа руки, в сторонке. Он не мог ждать до утра, даже на следующий час. Это нужно было сделать сейчас. На обратном пути к бассейну он снял ботинки, спотыкаясь, но не падая, и бросил их на пол с шуршащим стуком мягкой кожи и тяжёлых подошв. Каменный пол был гладким против его босых ног и холодным, и когда он достиг края лестницы, он не колебался и быстро начал свой спуск. Не было никаких причин бояться, или, по крайней мере, не опустить сначала пальцы ног в воду. Он двинулся дальше, нарушая спокойствие воды своим присутствием и своим быстрым приближением, спускаясь шаг за шагом, пока не осталось больше ничего. Маленькие волны плескались вокруг его талии, и журчание воды на краю наполняло комнату. Было не холодно, по крайней мере, не так холодно, как он ожидал, и даже если бы было холодно, это не помешало бы ему идти вперёд. Там была копна иссиня-чёрных волос, теперь слегка развивающихся вместе с потоком, созданным его движением. Он был уже близко. Пламя факела снова зашипело, но в его голове это был убедительный шёпот, призывающий его двигаться дальше. - Ближе. Ближе. Подойти ближе… Он облизнул губы и в волнении втянул их в себя. Если бы он сейчас протянул руку под поверхность воды, то смог бы накрутить тёмные пряди вокруг своих пальцев. - … Где спит огонь… Сабо остановился, вглядываясь в лицо мужчины. Время перестало течь, и мир остановился. Не было ни верха, ни низа, никакой гравитационной силы, которая удерживала бы его на земле. Законы, которым подчинялась жизнь, больше не действовали. Всё, что имело значение, было прямо здесь перед ним, и если бы мир был близок к концу прямо сейчас, он никогда бы этого не заметил, потому что всё, что он мог видеть, были идеальные формы прекрасного лица под поверхностью воды. Очертания сильной челюсти, изгиб мягких на вид губ, гирлянды густых тёмных ресниц, рассыпанных по гладкой коже, веснушки, рассыпанные по скулам и переносице острого носа, – всё это напоминало спокойный сон, запечатлённый в каждом углублении и повороте спокойного мужского силуэта. Сабо слегка наклонил голову, чтобы лучше видеть захватывающее дух божественное совершенство перед ним. Его пальцы уже погрузились в воду, а он даже не заметил этого, приблизившись к лицу Бога Огня, чтобы коснуться его, подержать, поднять из воды. И когда его ладони, наконец, встретились с мягкими щеками, кончик его носа был всего лишь на волосок от соприкосновения с водой, мир перевернулся вверх тормашками. Веки распахнулись, открывая стальные серые горящие глаза. Боль пронзила его левый бок, взрываясь – ослепительно белая – в голове, точно так же, как и в ту роковую ночь, и с тихим, неслышным криком агонии, он зашатался и рухнул в воду, где темнота поглотила его.