Цирк

      Лави тихо вдохнул. Он уже битый час ходит, расспрашивая актеров об Аллене Уолкере. Люди, на деле оказавшиеся не такими веселыми и дружелюбными, то посылали куда подальше, то грубо просили не мешать, то просто говорили, что не знают ничего. Но Лави был бы не учеником историка, если бы бросил свое занятие, так и не добившись результатов. А потому с завидным упорством продолжал доставать актеров.       — Вы что-нибудь слышали о человеке по имени Аллен Уолкер? — в энный по счету раз спрашивал рыжий.       Старик, ставший новой жертвой расспросов, хитро сощурился. Он, как и многие в этом цирке, не производил впечатление хорошего человека, хоть и выступал в виде улыбчивого фокусника. Вроде бы обычный старичок, седые волосы, морщинистое лицо, низкий рост… Только одна черта отделяла его от доброго дедушки, читающего сказки своим обормотам-внукам — взгляд. Совершенно не мягкий, по-злостному хитрый.       Он явно хотел с кем-нибудь поговорить, дефицит слушателей, так скажем. Но и просто так рассказывать не собирался. Человек, что выдаст любую тайну за достойное вознаграждение. У него нет моральных принципов и стремления к возвышенности. Таких людей Лави не любил больше всего. У него, конечно, язык не повернулся бы назвать себя «светлым», но и у него были четкие рамки, принципы, стремления. Даже друзья. А люди по типу того, что сейчас стоит перед ним, без колебаний сдаст товарища в лапы врага.       И он развлекает детей. Да, внешне он вполне сойдет за добродушного человека, работающего здесь ради детских улыбок и смеха. Но если копнуть поглубже, то вылезет то, что скрывается за веселой маской. Чернота. Его просто не взяли бы на другую работу, а жить как-то надо.       Но сейчас историку нужна информация. Ему нужно узнать, так что придется пообщаться с этим стариком. Он наверняка много знает. И поэтому Лави, с тихим вздохом, передал циркачу смятую купюру.       — Я знаю лишь одного человека с фамилией Уолкер — Мана, он когда-то работал здесь клоуном. Тот ещё идиот. — старик засмеялся. Смех был неприятный и до этих событий Лави бы ни за что не поверил, что так может смеяться веселый цирковой актер.       Сейчас историку казалось, что он запутался ещё больше. Мана — приемный отец Алена и, как он говорил, очень хороший человек. А сейчас его так просто назвали идиотом.       — С мальчишкой он постоянно яшкался. Мальчик-то уродец, а у Маны привычка была — всякую шваль собирать.       Рассказчик, поняв, что заинтриговал рыжего, демонстративно замолчал, требуя дополнительной платы. Историк, начиная все больше раздражаться, протянул ещё денег. Не мешкая, старик засунул деньги в карман брюк.       — Левая рука у него была страшная. — его лицо исказила брезгливость, — Кровавого цвета, как от ожогов, и большая, как у взрослого. Страмота. От него и родители отказались. Это и понятно, кому такой урод нужен.       Кусочки мозаики потихоньку складывались в голове.       — Как его звали?       — А не было у него имени. Кто ж его назовет? Кличка была, да я ее уже забыл.       Лави открывались все более интересные факты их жизни друга. В том, что этот «мальчишка-уродец» и есть Аллен, Лави уже почти не сомневался. Об этом, вообще-то, можно было догадаться. Если экзорцисты и не видели в нем ничего странного, ведь это его Чистая Сила, то остальные люди, даже большинство искателей… Вели себя менее лояльно. Историк не раз видел, как выходя из вагона поезда Аллен закрывался за капюшоном, незаметно поправляя перчатки. Люди, незнающие люди, никогда не поймут.       — Иди, Малой, — прохрипел старикашка, подталкивая рыжего в выходу, — У нас выступление завтра, я буду готовиться.       Историк от такой наглости опешил. За плату, которую он отдал этому старперу, рассказ должен длиться минимум полчаса, а то и вдвое больше! Да и выступление только завтра, а «готовиться», как он выразился, старик явно не собирается. Однако Лави, сжав кулаки, вышел из подсобки, где состоялся разговор. Следует все обдумать, а еще лучше обговорить с кем-нибудь.       Нужно помочь Аллену. А стоит ли помогать? Может, вообще не стоит говорить ему, что прознали про его прошлое? Станет ли ему легче? Или он просто разворошит старые раны, то, что похоронено в самых дальних углах памяти? И самое главное, что случилось в его жизни дальше?       Уолкер, вообще-то, тот еще идиот. Будет молчать до последнего, интересуясь чужими проблемами. Он просто забивает болт на самого себя, считает проблемы других важнее, чем собственные. Пусть в жизни кого-то малознакомого просто депрессия на почве набухания весенних почек, а у Аллена… К примеру, сердце, проткнутое насквозь Тикки Микком и «уничтожение» собственного оружия, Уолкер все равно бросится утешать, успокаивать, безвозмездно дарить тепло и улыбку.       Лави, тяжело вздохнув, ушел от циркача. Он еще не всех опросил, так что надо бы идти дальше, но на душе стало как-то мерзко, будто узнаешь то, что знать тебе не положено. Настроение пропало окончательно и парень, вновь отметив про свою эмоциональность и выговор от Панды, если бы он тут был, поплелся в сторону других актеров. На душе было как-то скверно, но вместе с тем играло банальное любопытство.       — Скажите, вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Аллен Уолкер? — Лави сразу отличил человека, который работает тут давно. По нему просто видно, это сложно объяснить. Даже немного жаль, что он встретил его только после пяти человек, которые, мягко говоря, послали нашего героя далеко и надолго.       — Никого я не знаю. — отбился мужчина, недовольно хмурясь.       — А… О мальчике, который когда-то работал в этом цирке слышали?       — Малец, — актер засмеялся, — ты думаешь, сколько у нас работало этих малолетних тварей? У нас и сейчас такие есть.       — Почему?       Мужчина средних лет производил приятное впечатление, но его странная улыбка, показывающая всю глупость вопроса, и рука, явно требующая оплаты, говорили об обратном. Первое впечатление зачастую бывает обманчиво.       — А мог бы бесплатно… — недовольно прошептал парень, расставаясь с еще одной порцией денег.       — За так я не помог бы тебе, даже будь ты при смерти.       Лави тихо хмыкает. Вот произойдет нападение акум, как он тогда запоет? Хотя, никак. Даже искатели, в большинстве своем, воспринимают труд экзорцистов, как должное, чему удивляться?       — Кого-то продают родители, кто-то идет сам, не имея возможности заработать себе на жизнь. Эти скотины еще и огрызаются, видите-ли, гордость у них есть. Правда долго их гордости не хватает, после третьего избиения обычно смиреют. — актер достал сигарету и закурил. Едкий дым заполнил помещение. Лави поморщился, он не любит этот горьковатый запах. Но кто его послушает?       — Мне интересен мальчик с красной рукой. По слухам, он здесь работал.       — Ред. — протянул мужчина, неприятно смеясь утробными, рычащими звуками, — Этот идиот еще жив? Пожалуй, я бы и сам спустил с него шкуру, но тот клоун его забрал. Сдох поди в какой-нибудь канаве.       Лави прищурился, услышав знакомое имя. Кличку, если быть точнее. Так Аллена, помнится, назвал хозяин цирка. Но почему все твердят «Ред»? Уолкер не называл им свое настоящее имя? Или, наоборот, Лави и Черный Орден знают Аллена не под его настоящим именем? Как все сложно…       Историк, набрав в легкие побольше воздуха, переспросил:       — Ред?       — Имени-то у него не было, родители бросили. Да кто бы такого урода оставил? Толку от него?       — А зачем тогда вы его наняли? — Лави не понимал, зачем брать под свое крыло урода, с их же слов.       — Мы его не нанимали. Его продали родители. — мужчина проговорил это как само собой разумеющееся, из-за чего руки непроизвольно сжимались в кулаки. — Он делал всю работу за крышу и объедки, — чуть поколебавшись, выдал мужчина. Высокомерная улыбка не сходила с его лица,  — Да и, в случае чего, не вспомнит о нем никто.       Лави все понял. Мальчишка, на котором можно выпустить пар, который никому не расскажет. Просто некому рассказать, кто его послушает? Взрослые побрезгают, если ещё помоями не окатят, пригрозив расправой. Жаловаться? Куда? Полиция прогонит. Да в полицию и соваться не стоит, обвинят во всех смертных грехах и посадят на пятнадцать суток.       Историк испытывал несколько эмоций за раз. Во-первых, гнев. Наверное, это естественно в такой ситуации. Хотелось ударить этого мужчину в нос, да посильнее, однако Лави сдерживался, не место и не время. Во-вторых, сочувствие, все же, судьба беспризорника не самая лёгкая. Но у кого из экзорцистов лёгкая судьба? В третьих, это была толика обиды на Аллена за то, что он ничего не рассказал. Это не такая сенсационная история, хоть и печально, но на улицах много сирот. Правда, не «уродов», а, соответственно, и жизнь их полегче. Ну и в-четвертых, вина. Это было самым неожиданным, однако на душе было паршиво от того, что он без ведома, без разрешения узнал эту тайну. Будто копаешь под друга, такое склизкое и противное ощущение.       — А что было потом?       — А что потом… Мана его забрал, а Ред ухватился за возможность сбежать отсюда. Я их и не видел после, хотя и не интересовался. А тебе зачем? — мужчина подозрительно сощурился. Немного запоздало он решил спросить о цели собирания информации.       — Да так… Интересуюсь, — хмыкнул Лави, выходя из кабинета.        Парень слегка передернул плечами, как только дверь закрылась. Он устало прикрыл единственный глаз, а после, с тихим вздохом, вновь открыл. Желание обговорить все нарастало, а идеальным кандидатом на эту роль была Линали. Книжник, что-то невнятно пробурчал и пошел ее искать… ***       Аллен ходила по улицам, стараясь не будить в себе детские воспоминания. Ее ностальгия будет не из приятных, ведь таких моментов нет. Нет, они были, но в меньшинстве. Девушка старательно отвлекала себя спорами с Кандой, пытаясь повседневно погрузится в них. Получалось с переменным успехом.       Уолкер изо всех сил старалась не всматриваться знакомые углы. Вот же карма, она попала в один из городов, где бродячий цирк когда-то гастролировал. Девушка проклинала свою память, которая, по закону подлости, щедро подсовывала воспоминания об этом. Было больно. Не физически, как на сражениях, на битвах, а где-то в районе сердца. Хотелось взять и разрыдаться, отпустив все страдания в приступе истерики. А вот нельзя, она не может позволить себе слабость, она изводит сама себя, ведь должна… А что она, собственно, должна?       Оправдать надежды? Но на нее столько наложили, что исполнить это все и жизни не хватит… На нее наложили невыполнимые мечты. Образ мальчика-героя Аллена идеализируют искатели, очарованные добротой и самоотверженностью. Уолкер вдохновляет экзорцистов и заражает верой в лучшее, в победу, в счастье…       В то время, как сама баюкает каждый новый шрам на белоснежной коже. Просто они никогда не заживут, память о смертельных ранах останется на вечно. В то время, как сама закрывает свою внешность по максимуму, стоит ей оказаться на улице, в кругу незнакомых людей. В то время, как не может рассказать собственным друзьям правду, даже свой настоящий пол. В то время, как сама боится вспоминать свое прошлое, но оно упрямо преследует Уолкер в ночных кошмарах.       — Мояши, ты че в облаках витаешь? — привычный, как всегда грубый, голос Канды резко выдергивает девушку из раздумий.       Единственный способ вырвать Аллен из грустных дум — дёрнуть резко и безвозвратно, чтоб наверняка. Именно так, а если быть откровенными, только так, умеет Канда.       — БаКанда, неужели и задуматься нельзя! — мгновенно ответила Уолкер.       — Тч, твое «задуматься» уже весь день длится… — раздраженно проговорил Юу.       Аллен не ответила. Канда же, в отличие от всяких там Лави, дотошностью не обладал, а посему промолчал, просто смерил подозрительным взглядом.       — Акум что-то невидно… — Аллен слишком резко перевела тему, в душе ворча на саму себя за такой необдуманный поступок, — Странно.       — Обойдем город до конца и повернем назад. — мечника тоже бесило отсутствие врага, а, соответственно, неприятное напряжение.       Уолкер нашла нечто интересное в разглядывании старого переулка. Помнится, она когда-то там пряталась, если сильно злила циркачей, либо они просто были в плохом настроении.       — Ты здесь был?       — Что? — Уолкер надеялась, очень надеялась, что она ослышалась, или вопрос адресован не ей.       — Тч, ты здесь был?        Что сказать? Да, была, подработки? Или просто соврать? Может легче замять тему на неопределенной ноте?       Седовласая в который раз поблагодарила небеса за свое умение не отражать все свои эмоции на лице. Это полезно не только в покере.       — Да, подрабатывал как-то… — она натянуто улыбнулась, но выглядело это вполне реалистично.       — Хватит! Отпусти меня! — звонкий, полный боли и отчаяния, мальчишеский голос неприятно резал слух. Уолкер повернула голову на его источник.       Мальчик, от силы ему можно дать только лет шесть. Смутно знакомый человек, Аллен явно с ним знакома, держал его за руку. Хватка явно была сильная, ребенок вырывался и брыкался. Девушка мгновенно уловила сходство между ним и собой. Он тоже сирота, беспризорников легко отличить от обычных детей. Перед глазами девушки промелькнули моменты, где она сама в таком положении.       И Уолкер, наплевав на то, что это не ее дело, пошла на выручку ребенку. Освободить мальчика от мужской хватки, после изнурительных тренировок Аллен, трудным не оказалось.       — Отдай его мне, он напортачил! — она, наконец, вспомнила этого мужчину. Владелец не самой приличной харчевни. Ее, когда тоже была маленькой, часто отправляли под шумок стащить что-нибудь съестное. А если хозяин ловил детей за кражей — избивал. Исключением были приличные дети, мужнина брал с их родителей просто огромный штраф. Сейчас он заметно состарился, но нрав его, видимо, не изменился.       — Он всего лишь ребенок, — спокойно возразила Аллен, — Что случилось?       — Этот негодяй украл у меня булку хлеба! — закричал тот.       — Я заплачу. — девушка тихо вздохнула и достала смятые купюры, — Сколько?       — Тысяча!       Уолкер чуть воздухом не поперхнулась. Сколько? Да за такие деньги месяц хлебом питаться можно!       — Врешь! — прокричал мальчик, прячась за спину своего неожиданного защитника, — Всегда тридцать стоила!       — А коли тридцать, — пробасил мужчина, ухмыляясь, — так плати!       Аллен, желая быстрее оборвать встречу с этим неприятным человеком, протянула три сотни, схватила ребенка за руку и повела подальше от этого места.       — Гребенная мать Тереза, — недовольно прошипел Канда, наблюдавший за развернувшейся сценой со стороны.       — Помолчи, БаКанда! Ребенка пугаешь! — так же прошипела Уолкер, добродушно улыбаясь.       Она вновь обратила внимание на ребенка. Сейчас он подозрительно похож на нее в этом возрасте. Такие же грязные обноски, спутанные и нестриженые волосы, все тело в синяках.       — Да не бойся ты! — вздохнула седая, крепче сжав мальчишечье запястье, — Мы тебя избивать не будем.       Мальчик, вздрогнув всем телом, устремил свой взор на спасителей. Что подсказывало довериться, что ему не причинят зла.       — З…Зачем? — тихо прошептал он, находя что-то интересное в своих изодранных ботинках, — Вы помогли мне?       — Что за глупый вопрос? — Уолкер улыбнулась одной из своих самых широких улыбок, — Тебе нужна была помощь. — и тут же перевела тему, — Как твое имя?       — Имя? — паренек столь удивился, что глаза стали размером с блюдца, — Шиньё…       — Меня зовут Аллен, — мило улыбнулась она, — а это — Канда. — девушка указала на стоящего рядом Юу.       — Тч… — Канде эта ситуация явно не нравилась, хотя его поведение всегда а-ля «Отстаньте о меня».       — С…Спасибо — Шиньё осторожно улыбнулся, будто остерегаясь чего-то.       — Да не за что.       Мальчик потупил взгляд. Бедный, зашуганный ребенок, который боится даже слово сказать. А вот в этом они отличаются. Аллен, тогда будучи Редом, отличалась излишней грубостью, за что нередко получала. Это уже потом Мана отучил ее от брани.       — У тебя есть родственники? — девушка сцепила руки в замок. Спрашивать напрямую о родителях не стала.       — У меня есть сестра, но она совсем маленькая, ей всего четыре. Поэтому я и стащил хлеб… — мальчик тихо всхлипнул. Экзорцисты его не прерывали, Аллен понимала, что ему нужно выговориться, а Канда, он и есть Канда. — А родители… Я их не помню. Мы жили в приюте, но он сгорел, а детей никто не забрал…       Уолкер ободряюще улыбнулась. Ребенка жалко, но всю жизнь он на воровстве не продержится.       — Мояши, пошли. — беседу оборвал Канда.       — БаКанда… — проворчала Аллен, одновременно доставая из кармана несколько купюр, — Держи.       Детские глаза загорелись благодарностью. Ради такой улыбки не жалко денег. Уолкер потрепала его по волосам.       — Пошли, Канда. — девушка тихо хмыкнула.       — Не уходи! — мальчик крепко схватил Аллен за плащ. Ему так не хотелось попрощаться с Аллен, с таким добрым и понимающим человеком, — Пожалуйста!       — Не беспокойся, — она мягко вытащила одежду из его рук, — мы еще встретимся. А я научу тебя играть в покер, чтобы смог заработать на жизнь.       Девушка ушла со светлыми чувствами на сердце. Она еще поговорит с этим ребенком, и действительно научит его играть. А теперь пора возвращаться в «Эгао».