Цирк

      — Представление начинается! — радостно щебетала Линали, едва ли не хлопая в ладоши от переполнения эмоций.       Аллен не разделяла радости подруги, но все же выдержанно улыбнулась, дабы не выглядеть странно. Уолкер не видела ничего веселого, ей, напротив, хотелось поскорее покинуть шатер. После долгих и нерадостных лет, проведенных в Эгао, детская страсть к цирку пропала. Как и многое другое, присущее детям: наивность, честность, яркое проявление эмоций.       Аллен и сама раньше иногда выступала, но редко. Зато как это объявляли… Люди бывают жестоки, смотреть на чужие страдания им нравится, нравится причинять боль, а потому на акробатические трюки ребенка смотрели с саркастичным издевательским смехом, насмехаясь на трибунах.       — Представляем вашему вниманию, Ред! Ребенок-урод, с неработающей рукой! — радостный голос ведущего смешивался с улюлюканьем зрителей, пришедших в этот теплый день в Эгао.       Ред чувствовала себя неуютно, этот костюм, ярко выделяющий уродливую руку, будто делал ее слезливой малюткой. Тем не менее, девочка подошла к канату, исполняя опасные, страшные, но смешные, как всем казалось, трюки.       У нее болела спина, канат больно впивался в нее, оставляя красные следы на тонкой коже, которые еще долго будут болеть. Девичьи руки уже давно покрыты мозолями, некоторые из которых уже успели лопнуть и загноиться. На лице, забавно изрисованном ярким гримом, застыла фальшивая улыбка.       Зрители громко смеялись, видя, как ребенок пытается подтянуться одной рукой, чтобы перелезть на другой канат. Некоторые, однако, сочли эти муки недостаточными, а потому кидали в нее небольшие, но весомые мячики, которые выбивали Ред из шаткого равновесия.       Один из таких шаров пришёлся, когда она старательно пыталась сохранить баланс. Девочка соскользнула, но успела зацепиться работающей правой рукой. Ред сглотнула, понимая, как ее отругают за чуть не сорвавшийся номер. Ноги подкосились, однако она быстро взяла себя в руки, сконцентрировавшись на равновесии. В конце концов, это ведь… Не впервые.       Люди продолжали смеяться, а Ред стала дальше двигаться по канату, словно ни в чем не бывало.       Ее выступление еще не закончилось.       Уолкер тихо выдохнула, в голове стало появляться все больше и больше давно забытых образов и действий. Аллен ясно понимала, что не стоит этого делать сейчас, но изменить что-то была не в состоянии.       Собрав волю в кулак, девушка натянула привычную улыбку, что стала ее неизменным атрибутом — спутником и опустила взор на арену.       Первым на сцену сегодня вышел клоун. Аллен и тихо вздохнула, увидев знакомое лицо с нарисованной улыбкой. Это Уолкер больше всего не любила в клоунах Эгао — они, ненавидя детей, проходили детей даже не с собственными фальшивыми улыбками, а с ухмылками, нарисованными ярко-красным гримом. А наивные дети принимали их за настоящие.       Лави сидел, скрестив руки на груди. Он тоже был бы не прочь посмотреть представление в цирке, но ввиду последних событий потерял доверие к Эгао. Историк смотрел на представление, а особенно на лица, внимательно, стараясь уличить актеров в лицемерии, что получалось относительно успешно.       Канда же, не найдя ничего интересного в однообразных и совершенно не смешных выступлениях странных актеров, все представление наблюдал за Алленом. Слишком уж Мояши стал странным в последнее время, а конкретнее, с прибывания в этот грёбаный цирк. Дерганый и непривычно грубый, будто снял наконец извечную маску улыбки, Аллен будто становился эмоционально честным, показывая испуг и страх.       Канду ужасно бесила эта мягкая невинная улыбка, которую Уолкер дарил всем и вся, выскакивая из сражений, получая смертельные раны и совершенно наплевав на себя. Для Канды этот мир давно потерял свою правильность, и смотрел на вещи, события и людей Юу честно, а потому грубо. И прослыл грозой всея Черного Ордена.       Цирк мечнику тоже не нравился, фальшивые все, как на подбор. Канда смотрел на этих людей с ледяным равнодушием, но тайком поглядывал на Аллена, удивляясь и внимательно наблюдая. Радости Линали Юу тоже не разделял.       После клоуна объявили фокусника. На сцену вышел мужчина, начиная своё удивительное представление. Люди охали и ахали, а Уолкер лишь язвительно усмехалась, в этих трюках нет ничего сложного. А еще она в который раз поражалась невнимательности зрителей, совершенно не обращающих внимание на подозрительно длинные и свободные рукава.       От следующего номера Аллен нахмурилась и с трудом подавила желание выскочить на арену и забрать его оттуда. Ребенок лет пяти-шести, выступающий в роли акробата. Девушка моментально поняла, особых трудов это не составило, сейчас он практически на том же месте, что и она когда-то давно. Только этот ребенок не урод, и имя у него, наверное, тоже есть. А то у нее и имени не было, — родители избавились сразу после рождения уродца, не позаботившись о такой мелочи. В Эгао, для удобства, дали кличку, которая, впрочем, у самой Аллен не вызывала радости. Это Мана уже, потом, дал ей настоящее имя. Пусть и такое же, как и кличка собаки, Уолкер радовалась, как никогда, ведь стала хоть чуточку похожа на нормального ребенка.       И, вспомнив себя, этого ребенка ей было неимоверно жаль. Она знала, как с ним здесь обращаются. Как со скотом, а то и хуже.       Канда, сидящий чуть в сторонке от Уолкер, хмыкнул, видя четкую перемену на лице Аллен, и мысленно проводя параллели, что с чем связано.       — Как бы я хотела работать в цирке! — восторг переполнял Линали, и она громко смеялась, найдя в этом задании отдушину от постоянных сражений. Ее тоже можно понять, она ведь девушка.       Тем временем выступление мальчика кончилось, и Аллен, под шумок, прошмыгнула за кулисы. Строение она помнила отлично, а потому закоулок, являющийся костюмерной, гримерной и примерочной сразу, отыскала в легкую.       Найдя наконец того мальца, Уолкер легонько дернула его за руку. Тот, наученный нерадостным опытом, попытался вырваться и ударить в ответ на захват. Девушка увернулась.       — Не бойся меня. — шепнула она, — Я помочь пришла.       — А я и не боюсь, — злостно буркнул тот, поняв, что хватка слишком сильная, чтобы выбраться.       — Меня зовут Аллен Уолкер. — с улыбкой говорила экзорцистка, не переходя за пределы вежливости, — А тебя?       — Тебе это зачем?       — И вправду, — не смотря на грубость, адресованную ей, улыбка оставалась мягкой и ненавязчивой, — незачем.       Аллен, решив, что нужно действовать быстрее, ведь по ее неожиданному отсутствию могут что-то заподозрить, перешла сразу к сути.       — Ты ведь мечтаешь сбежать из Эгао?       Глаза ребенка расширились, и он, насторожившись еще больше, сжался и легонько дернулся.       — Хочу… — буркнул он, отвернувшись.       Экзорцистка прекрасно понимала причину такой недружелюбности, а потому и не обижалась. В конце концов, Ред когда-то был крепок и груб словцо. А вот Мана отучил ее. И каких трудов ему это стоило…       А теперь пора стать самой для кого-то спасителем.       — Я помогу тебе… Возьми, — девушка протянула несколько свернутых бумажек, — этого хватит на первое время.       Мальчик робко и удивленно взял деньги. Для него такое было в новинку.       — Тебе бы следовало найти работенку, но подальше отсюда, чтобы начать жизнь с чистого листа там, где тебя никто не знает. — Аллен покопалась к карманах и вытащила чуть смятую бумажку с написанным на ней адресом, — Можешь временно здесь пожить. Это дом Матушки.       Уолкер похлопала ребенка по плечу, подбадривая. Тот смотрел на нее не верящим взглядом, не понимая, как смог встретить в этом прогнившем мире такого неожиданно доброго человека.       — Скажешь Матушке, что тебя направил Аллен. Она поймет.       Матушка была одной из тех немногих, кто знал настоящий пол девушки. Ну да, после смерти Маны и того, как он проклял девушку, она не то, что не могла притворяться мальчишкой, но и банально позаботиться о себе.       Об этой женщине у Уолкер сохранились только теплые воспоминания, Матушка, вместе с Марианом, помогла Аллен выйти из депрессии после гибели Маны. Тогда будущая экзорцистка не хотела ничего, только безвылазно сидела в одной комнате, не двигаясь, постоянно прокручивая в голове все, что связывало ее с названным отцом. Даже ложку в руки не брала, кормили ее насильно.       — Я не смогу отсюда уйти… — он стыдливо отвел глаза, выдернув руку, но все же не убегая, — Я — собственность директора…       Аллен тяжело вздохнула, проклиная свою недогадливость. Ну да, его купили, как она могла не догадаться, ведь… Ведь ее когда-то тоже выкупили, но, впрочем, сейчас это не столь важно.       — Я тебя купил, Ред. Ты моя собственность. — от ледяного шепота Косимо, проникающего в сердце и затрагивающего самые дальние уголки души, дыхание Ред заметно участилось, казалось, она сейчас в обморок грохнется от напряжения и страха, — Ты не смеешь мне возражать.       Девочка не смела убежать, или, тем более, ударить мужчину. Ей противно от собственной слабости, но тело ее не слушалось, конечности стали ватными, а в голове вновь и вновь повторялись столь обидные фразы.       Аллен отмахнулась от собственных воспоминаний, отрывисто вздохнув. Будто ей сейчас проблем не хватает.       Уолкер присела на корточки, прижав его к себе. Детские плечи задрожали, послышались тихие всхлипы, показывающие, насколько этому ребенку сейчас больно и горько.       — Он выкупил тебя. — строго, без нотки жалости проговорила Аллен. Детское тело в ее руках сжалось, — Но согласен ли ты с этим? Ты живой человек, а не плюшевая игрушка. Ты волен сам решать, как жить.       Слова Уолкер эхом раздались в голове парня. Мальчик, закрыв себе рот рукой, судорожно сжал ткань плаща экзорцистки, пытаясь не рыдать в голос.       — За… Зачем? Зачем ты помогаешь такому, как я? — из глаз удвоенно полились слезы, и мальчик вновь коротко всхлипнул. Он все еще не в полной мере понимал, что сможет наконец покинуть этот чертов цирк и зажить нормально, не боясь ежедневных избиений, позабыв прошлое.       — Я такой же, как ты… — просто ответила девушка, мягко улыбаясь, словно ангел, вновь направляющий людей на путь истинный, — Я пойду, меня ждут. Ну, а ты… Последуй моему совету, нечего тебе оставаться в этом ужасном месте.       Уолкер покинула мальца, оставив у того в сердце непривычную легкость. Сама Уолкер пообещала себе, что не даст еще кому-то повторить ее ужасную участь, пережить те же страдания и боль…       Потому что это то, что она поклялась забыть.