Цирк

      Канда наблюдал. И чем больше наблюдал, тем больше бесился.       По правде говоря, Мояши раздражал его с самой первой встречи. Потому что улыбаться так ярко могут только смертники. Канда так и думал, что этот паренек умрет, не протянув в ЧО и месяца. Этот мир не терпит наивных идиотов.       Удивительно, но не умер. Продолжал мягко улыбаться, всех подбадривать, и быстро стал всеобщим любимцем. Но не любимцем Канды. Потому что Юу до ужаса раздражала эта фальшь, коей сочился каждый взгляд серых глаз. Многие этого не замечали, но он, будто имея чуйку на неискренность, все видел. Канда не был слишком внимательным к окружающим, но эта замаскированная грусть порой выводила мечника из себя.       Уолкер был из тех немногих, кто мог свободно бросить Канде вызов и что-то противопоставить. И, кто бы мог подумать, Мелочь оказалась очень язвительной, настолько, что подколку могла придумать, наверное, на любую фразу. А потому их ссоры и, как следствие, драки были весьма частыми. И разрушительными.       С другими Аллен был привычно мягок, однако с Кандой, наверное, из-за скверного характера самурая, так не получалось. Юу забавляла эта искренность, которую тот проявлял при общении с ним. Безусловно, Мояши раздражал, однако, — хоть Канда никогда не признает это вслух, — с ним было интересно ругаться, а драки выходили весьма неплохими.       С тех пор, как Аллен попал в этот цирк, раздражающий и Канду тоже, он сильно поменялся в своем поведении. Незаметно, явно старался ничем не выдать свое состояние, но едва заметные движения, ставшие более грубыми и резкими, беглый настороженный взгляд, немногословность и задумчивость говорили сами за себя.       Не то чтобы Канда горел желанием лезть в чужую жизнь, но такое поведение Уолкера раздражало еще больше. А вот книжник, напротив, всеми силами старался выведать тайну друга.       Наверное, Юу не спешил узнавать прошлое Аллена, потому что так же не хотел бы раскрывать свое прошлое. Ведь, чего греха таить, у каждого есть свои секреты, а распространять их не хочется. Нет желания видеть это сочувствие, наблюдать, как люди тушуются, слушая о твоей боли, и в последствие неуклюже пытаются обойти болезненные темы, делая этим еще хуже. И нет, держать в себе, как раз таки, не столь больно.       Юу знал, что Аллену его прошлое известно. Но Уолкер молчал, понимая, что тему поднимать не стоит. И из-за этого Канда был совсем малость, но благодарен.       Хорошо ещё сюда не отправили Линка, которого неожиданно вызвали к Рувилье. Ведь иначе о странном поведении Джокера узнал бы Ватикан. А у Уолкера, признаться, проблем и так хватает.       Канда тихо хмыкнул. В гостиную им отправиться было нельзя, вдруг нападение произойдет, а потому их уложили прямо в гримерке, подкинув несколько стареньких матрасов. Тепла, естественно, не было, однако, экзорцистам не привыкать. Конечно, ведь их жизнь и так доверху полнится рисками, хождениями между жизнью и смертью. Наверное, это ненормально. Но они не знают, какого это, без войны.       Мечник отмечает, что Линали уже спит. Она беспокоилась о друге и довольно долго ворочалась, прежде чем, наконец, заснуть. Лави хмурым взглядом смотрит в угол комнаты, видимо, хочет Аллена дождаться. А Канда просто привычно сводит сон вне стен Ордена до минимума, извечно опасаясь нападения.       Когда время достигает полуночи, Аллен возвращается, тихо прошуршав до комнаты. Виновато встречается взглядом с Лави, молчит, пряча озябшие ладони в карманах. Уолкер улыбается как-то натянуто, настолько фальшиво, что боль, совсем не скрытая в кривой дуге губ, режет глаза. Аллен тихонько сглатывает, но разговор завязывать не спешит. Царит натянутая тишина.       Канда щурит глаза, подмечая, как парнишка пытается согреться, кутаясь в форменный плащ. Тот и сам понимает, что бесполезно, но упрямо пытается создать иллюзию тепла. Юу сжимает губы в тонкую полоску, потому что сейчас Уолкер кажется всего-то потерянным ребенком, не более. Странно, ведь сочувствие проявлять не в его стиле, но Аллен до боли напоминает его самого.       На удивление, молчит даже книжник. Он вмиг посерьезнел, как бывает в ответственных моментах, и единственным глазом внимательно следит за Уолкером, не хуже уже успевших стать ненавистными воронов. Тот упрямо не хочет что-то предпринимать, так и сидит, пустым взглядом устремившись в пол.       — Расскажи. — наконец просит Лави, выдохнув. По правде, сказать это так прямо он долго не решался, припоминая реакцию друга на их прошлые слова.       Аллен коротко выдыхает, улыбаясь скорее по привычке, нежели от собственного желания, но получается как-то вымученно.       Канда не хотел вмешиваться, но желание порубить Кролика на кусочки становилось весьма сильным. Зачем просить о таком, если заранее знаешь, что человеку больно это вспоминать? Это бред, что станет легче, что время лечит. Легче не станет, а из времени паршивый доктор. Это все равно, что вывихнуть человеку плечо, и, так и не вправив, оставить заживать так, мучая человека этой жгучей болью.       Время может только сгладить углы, но никак не залечить рану. Однажды окунувшись во тьму, будучи втоптанным в грязь, после, даже поднявшись наверх, ты не забудешь те чувства. Они вгрызаются в память, оставляя кровавые разводы на блеклой пелене нормальности. Для них забыть, — слишком невозможная радость. Для тех, кто всю жизнь полагался только на себя, по настоящему поверив лишь единожды, и впоследствии потеряв все.       Да, Юу слышал о Мане. Не вся история, обрывки в исполнении смотрителя. Конечно, это было больно. Но все в этом мире что-то теряют, никто не может зажить счастливо. Здесь отсутствует справедливость, потому что они живут в войне. Конечно, для кого-то, незнающих, сейчас, может, мир. Но для экзорцистов это кровавая война, в которой они погрязли, накрытые лживыми обещаниями Ватикана.       — Я бы не хотел говорить об этом. — Аллен говорит хрипло и чуть рвано. Ей правда тяжело, потому что это, как бы, ее друг. Но он должен понимать, что Уолкер не хочется вновь заглядывать в ту тьму за спиной.       Книжник вздыхает. Он ожидал от Аллена рассказа, объяснения, но никак не прямого ухода от ответа. Уолкер всегда был открытым и честным, и, казалось, ничего не будет скрывать от своих друзей.       — Я спать. — выдыхает Аллен, расстилая валяющийся в углу матрас. Чуть морщится, после устало прикрывая глаза. Но не отключаясь от реальности, потому что девушка ждет атаки, наверное, почти всегда, за исключением времени в ЧО. Но и там, рефлекторно, не позволяет себе окончательно забыться в слабости.       Она сквозь закрытые веки чувствует на себе два взгляда. И если один совершенно неудивителен, то другой, Канды, вызывает любопытство. Канда? Интересуется ею? Полнейший бред. Они вечно ругаются, аки кошка с собакой, однако в этом есть что-то по-своему теплое, такое, что понимают друг в друге только они. Искренность.       — Что, Стручок, детское время пришло? — хмыкает Канда, не столько чтобы задеть, скорее, чтобы вернуть глупой Мелочи ее нормальное поведение.       — Глупый БаКанда, это ты весь день бездельничал, вот и не устал. — мгновенно отзывается та, поворачиваясь в сторону мечника.       Уолкер хочется улыбнуться. Вновь искренне, потому что эти ссоры стали чем-то приятно-обыденным и нормальным. Будто они совсем не в этом цирке, и Аллен совсем не разворачивает свое прошлое, и она правда-правда совсем в порядке.       — Бездельничал тут только ты, весь день на улице прошлялся.       — Кто бы говорил!       Лави удивленно смотрит на этих двоих, понимая, что глаза Аллена вновь становятся какими-то живыми, и он вновь спокоен настолько, насколько это вообще возможно в разговоре с Кандой.       Неожиданно, но эта ссора разрядила обстановку. И сон, пусть все еще беспокойный, но пришел в спокойную комнату, где каждый желал отдохнуть после трудного дня. ***       Если вечером Аллен отвертелась от разговора, то утром такое прокатить не могло, и она морально приготовилась к расспросам, нервничая больше положенного. Но, как ни странно, спрашивать никто не спешил, одна Линали частенько мялась в нерешительности, силясь подойти, но так и не решалась.       Уолкер никогда не была эгоисткой, думая о себе в последнюю очередь, и знала, что друзьям не слишком комфортно в этой почти осязаемой завесе тайны. Но уж ей-то подавно не комфортно, вспоминая все то, что почти забыла, похоронила далеко-далеко. Ее ведь еще Мана учил, что прошлое нужно отпустить. И она всеми силами старалась слушаться его слов, идти вперед, местами лишь по инерции и захудалой привычке. Вот только захороненное пришлось разворошить.       Что странно, Канда весь день ощущался поблизости. Ему Аллен особенно благодарна, ведь мечник даже не пытался узнать о прошлом, не давил неприятной тишиной, да и вообще никак не изменился.       Может, она просто много требует от Лави и Линали? Они ведь просто интересуются жизнью друга, а Уолкер разводит тут драму. Стоит извиниться.       По правде, слова отзывались в сердце какой-то горечью. Аллен устала извиняться за все, кого-то не спасла, не защитила, не успела, не… Искренна?       — Да ладно тебе, Аллен! — выдыхает Ли, улыбаясь чуть скованно, но все же выдыхает, понимая, что Уолкер, кажется, не злится.       Аллен тоже улыбается. Слова об искренности будут ложью, а поэтому улыбка неизменно образуется на губах.       Канда все ещё где-то рядом, молчит, но наблюдает. И, — Аллен ни за что не признается, — но мечник понимает ее лучше всех, хоть и не знает многого о ее жизни.       Лави треплет ее волосы, а Уолкер привычно возмущается. Все слишком обычно. Вот только она упрямо не может успокоиться.       — Есть какие-нибудь предположения насчёт Чистой Силы? — осторожно переводит тему, потому что разговоры о задании кажутся более безопасными.       — Странно, наверное, но мы не видели ничего, указывающего на ее присутствие. Даже акумы больше не встречались.       Уолкер подавляет желание биться головой о стену. Они не решили проблему, а, значит, ехать обратно в Орден нельзя. Все таки, это их прямой долг.       — Ред!       Голос звучит слишком близко, но Аллен не оборачивается и даже не вздрагивает, будто это не ее зовут. Она сама хочет верить, что ей показалось, и взгляды друзей, направленные куда-то назад — просто ее паранойя.       Что странно, ее со спины заключили в объятия. Она, справившись с удалением, резко вырывается, силясь узнать человека, явно знавшего ее в прошлом., но тот будто не знаком.       — Что такое, Ред? Ты так выросла, совсем на себя не похожа! — мужчина ей улыбается, хлопает по плечу, а Аллен подавляет желание сломать ему эту руку. Ей неприятно.       Мужчина стоит перед ней, явно чему-то радуясь. Он, как можно заметить, не так стар, скорее ему около сорока. Вполне неплохо сохранился, однако Уолкер он почему-то раздражает не меньше Косимо, хоть она и не помнит его.       И тут Аллен понимает, что ей так не понравилось в его речи. К ней обратились в женском роде. Как к девушке. Откуда этот человек знает?       Об этом почти никто в цирке не знал. За единственным исключением, наличие которого Уолкер упрямо отрицала все эти годы, пытаясь жить дальше. Она постоянно врала самой себе, пытаясь закопать всю грязь и боль, что успела пережить. Аллен ненавидела эти воспоминания, прикладывая все силы, чтобы даже не думать о прошлом. И, честно, ненавидела не только этот цирк, но и себя. Потому что после того нисколько не невинна, совсем не та, кто может быть светлым олицетворением победы.       Хорошо еще, Линка тут нет. Ведь иначе ее половая принадлежность уже вскрылась бы, и, естественно, дошла до Рувилье. Наверное, друзья не станут ее предавать.       — Я вас не знаю. — машинально ответила она, но голос дрожал совсем не в пользу Уолкер.       — Да ты что? — язвительно вскрикивает мужчина, — А раньше мы с тобой были так близки… Пока тот чертов старик тебя не забрал!       Аллен старается сдержаться, не отправить этого человека к праотцам. Хотя кулаки уже чешутся. Это «близки» режет уши своей двусмысленностью. Это была насильная физическая близость. И как же это противно и больно. А ведь рассказать было некому, потому что тайна, да и кому нужна калека. Что бы Уолкер делала без Маны?       А замечание про старика буквально выводит ее из себя. Мана спас ее от этого кошмара, показал нормальную жизнь. И Уолкер ему безмерно благодарна, и плевать, что тот проклял ее. Проклятие ведь оказалось полезным, она может видеть души акума и спасать их.       Канда хмурится, а его ладонь вновь сжимает рукоять Мугена. Ему не нравится этот тип, эта атмосфера, но он молчит, в мыслях успев порубить актера на кусочки. И вся троица удивляется, слыша женское обращение к парню. Конечно, понимают, что-то тут не так.       — А что с твоими волосами и лицом? У тебя и раньше внешность не очень была, но это уже совсем!       Аллен трясет от злости. Перед ней призрак прошлого, человек, который сделал столько ужасного в ее жизни, что, правда, лучше бы умер где-нибудь по пьяни. Это такая жгучая ненависть, что Уолкер пыталась отпустить.       У Аллен сдают нервы, когда мужчина отпускает слишком толстые намеки на то, что делал с ней, когда была ребенком. Девушка срывается, меткими и натренированными ударами сбивая циркача с ног. Уолкер теряет рассудок, наконец получив возможность хоть как-то отомстить.       Канда и Лави, понимая, что, не смотря на все отвращение, избивать заказчиков нельзя, попытались оттащить разбушевавшегося Аллена от актера. Тот сопротивлялся, будучи явно не в себе, при том силу проявляя не слабую. Линали, переборов шок, также попыталась успокоить друга, но, понимая, что сейчас бесполезно просто что-то говорить, Ли хлестко ударила друга по щеке.       Уолкер замирает, понимая, на что пошла. Пощечина Линали, аки хлыст, слишком резкой болью возвращает в реальность. У Аллен ведь нет привычки избивать людей, только Ноев и Акума, чтобы освободить чужую измученную душу. Но почему-то сожаление за содеянное ощущалось в последнюю очередь, если Аллен его вообще чувствовала.       Ребята, что до этого успели надежно схватить девушку, дабы не лишила циркача жизни, отпустили Уолкер. Та, прошипев под нос извинения, которые в душе не поддерживала, попыталась выйти. Вновь сбегает от проблем.       Лави, Канда и Линали были обескуражены открывшейся сценой. Каждый по своему. Линали, явно удивленная тем, что этот человек представлял Аллена, как девушку, задумалась не только об этом, но и над намеками на телесную близость. Ли, конечно, живет в суровом мире экзорцистов, однако как никак являясь представителем женского пола, мысль о насилии в этом плане приводит ее в ужас. И поэтому она серьезно задумалась над поведением Аллена, о его гендерной принадлежности и некоторых инцидентах жизни.       Лави сопоставлял факты. Как часто Аллен вел себя странно? Бред ли это обращение, что все значит, и как понимать это буквальное избиение работника? И, что странно, выводы у будущего историка получались весьма необычные. Раньше мысль о таком показалась бы бредом, но теперь...       Кстати, нужно актёру помочь. Хотя не слишком-то хочется.       Канда предпочел бы не строить теории размером с центральное подразделение ЧО, однако, не думать совсем не мог, и русло мыслей явно было странное. А потому мечник твердо решил, что со странной Мелочью следует поговорить лично. И как можно скорее.       Юу вслед за Алленом удалился из Эгао. Кажется, этот цирк действительно собрал самых отбросов социума, которым лучше бы в тюрьму, нежели в цирк.       Канду это раздражало. Но сейчас, - в последнюю очередь.