Цирк

      Канда пытался найти Аллен. Но так как она выбежала раньше, это было не так-то просто.       Помог Тим, который нагло сел Юу на волосы. Сначала Канда возмутился, но голем, так и не отпустив волосы, полетел в сторону своей хозяйки. Мечник об этом не знал, но догадывался. А потому, оставив вопросы на потом, пошел за ним.       Аллен нашлась не слишком далеко от цирка, но она успешно запуталась в веренице городских закоулок. Тимкампи улетел в своей хозяйке, сев на плечо.       Канда на секунду опешил, глядя на Уолкер. Потому что она, вечно геройствующая и без повода пытающаяся всех спасти, плакала, сидя прямо на земле, совершенно не беспокоясь о холоде. Можно сказать, рыдала, пока никто не видит и не может осудить за слабость.       Странно, но Канда не чувствовал отвращения. Напротив, хотелось обнять и пожалеть наглого Стручка, что совсем суровому мечнику не характерно. И Юу, не задумываясь ни о чем, подошел к Уолкер и сел рядом, обнимая за плечи.       Аллен удивленно вздрогнула, рефлекторно вырываясь, и подняла расфокусированный из-за слез взгляд. Канда отметил, что сейчас она совсем не выглядела той, чей долг — спасти всех. Казалось, что спасать тут нужно именно ее.       Уолкер сейчас находилась в ужасном состоянии, тесно граничащем с истерикой. Хотелось выть. В голове Аллен мелькали картинки того, что она никак не хотела вспоминать. Она видела все то, что захоронила где-то далеко-далеко, чтобы отпустить и жить дальше. Чтобы жить будущим, а не тяготиться прошлым. Но именно чертов цирк, тот самый чертов цирк, вернул все былые воспоминания. Какой-то замкнутый круг, кишащий болью, отчаянием и слезами, заключенными в поломанной улыбке.       Аллен не хотелось кого-то видеть и что-то объяснять. Она просто хочет чуть-чуть обратить внимание на свои проблемы, побыть эгоисткой совсем недолго… Но ведь Канда и не спрашивал. Уж он-то должен понять, а потому Уолкер, которая уже не могла рассуждать трезво, сильнее к нему прижалась, все еще плача. Она искала поддержки. Хоть какой-то, хоть минимальной, но поддержки.       Конечно, она привыкла со всем справляться сама. Большую часть жизни ей не на кого было положиться, а потому приходилось обучаться всему, становиться сильнее и физически, и духовно. Аллен закалила себя, сложила по кусочкам, так, чтобы прятать все самое страшное под идеальной улыбкой, годами вытачиваемой. Она сделала так, чтобы не было до рези больно.       Но сейчас… Сейчас Уолкер настолько плохо, что она, кажется, сходит с ума. Ну не может она второй раз переживать все те ужасы, да? Аллен так не кажется. Она утыкается носом Канде в грудь, ища тепла, и плачет, пытаясь успокоится. Не получается.       Юу терпеливо ждет, когда Аллен успокоится. Не торопится расспрашивать, лишь мягко гладит по седым волосам, которых Уолкер в тайне стыдится. Она вообще не слишком любит собственную внешность, но сейчас это отходит на задний план.       К Аллен рассудок возвращается тягуче-медленно, будто нехотя. Она делает усилие, чтобы перестать рыдать, чтобы успокоиться, отогнать все это куда-то далеко. Запрещает себе думать о цирке, о том артисте, об этих руках… Она пытается. Пытается не думать, отключиться на время от всего, чтобы вернуть себе нормальность. Но именно из-за этого зацикливается еще больше.       Канда слышит, что всхлипы начинают затихать, но не смеет что-то сказать. Когда Уолкер перестает надрывно хрипеть и, кажется, несколько обмякает, Юу зовет ее по имени. Но не слышит ответ. Аллен уснула.       Юу чуть улыбнулся, думая, что сон ей пойдет на пользу. Только не стоит сейчас нести ее в цирк, это не имеет никакого смысла. Видно же, что не просто так Уолкер не хотела ехать на это задание.       Немного выждав, он аккуратно поднял девушку на руки, намереваясь перенести на скамью, но Аллен, видимо, резко проснувшись от смены продолжения, схватила его за руки стальной хваткой. Канда осторожно усадил ее на скамью. Воцарилось молчание.       — Канда… — неловко начала Уолкер, чуть помолчав, — Ты это… Спасибо.       — Расскажешь? — уточнил Юу, — Я ничего не требую, и если не хочешь — дело твое. Но тебе станет легче, если выговоришься.       Уолкер замолчала. Рассказывать не хотелось, однако Канда говорил так по-непривычному мягко, да и не расскажет он… Наверное, это подкупило ее, ведь столько лет Аллен не была ни с кем искренна.       — Я здесь раньше жила. — хрипло начала Уолкер, пряча все ещё дрожащие руки в карманы, — Родители отказались от меня, а цирк набирал таких детей, как я, для грязной работы. Ты понимаешь, как это было. Грязь, избиения, голод… Я ещё парнем притворялась, — Уолкер замерла, ожидая реакции мечника. Тот, видимо, решил сначала дослушать до конца, так что Аллен продолжила, — чтобы в бордель не отправили… — она вновь поймала удивленный взгляд Канды и горько ухмыльнулась, — Здесь все бывает.       У Юу была по-своему сложная и тяжелая судьба, однако расти в городской нищете ему никогда не приходилось, будучи закованным цепями экзорцизма и долга. А потому слушать о таком было несколько… Странно.       — Но однажды меня спалили. И… Это тот самый мужчина был, который сегодня меня обнимать кинулся. Он… — слова давались отнюдь не легко, — Пообещал никому меня не раскрывать, если я стану его игрушкой в… Этом плане. У меня не было выбора, не смогла бы сбежать одна. Я была собственностью цирка.       Аллен молчала, собираясь с мыслями. Рассказывать о таком тяжело. Вспоминать и говорить.       — Потом Мана меня спас из этого ада. И умер через три года, несчастный случай. Я тогда ещё Тысячелетнего в первый раз увидела, он Ману в акуму превратить хотел. Моя рука впервые активировалась, а я думала, что убила Ману. Он же меня и проклял.       Уолкер сама себя обняла за плечи. Хотелось завернуться в плед, и она почувствовала, как на плечи лег ещё один плащ, Канды. Она благодарно кивнула и, собравшись, продолжила, чтобы довести историю до прибытия в ЧО.       — Меня после Мариан забрал. Я долго отойти от смерти Маны не могла, да еще и седая стала. Волосы-то раньше каштановые были, я даже отращивать немного начала, Мане нравились… — Аллен неловко отвела взгляд, силясь не тянуться к капюшону, — А потом такими стали, а я обстригла их покороче. И продолжила парнем притворяться. Матушка мне посоветовала, сказала, раз жила так всю жизнь — живи дальше. Кроссу все равно было на мои странности, он на меня все долги скидывал, а это немало. Я на нескольких работах одновременно горбатилась, но все лучше, чем в цирке. Учить меня начал, так я чуть второй раз не поседела… — девушка чуть улыбнулась, пытаясь шутить, — Все путем пинка под зад. А потом учитель меня вырубил и в Орден отправил. Ну там ты почти все знаешь.       Канда помолчал, аккуратно обнимая Уолкер. Ее жаль. Юу понимает, что его судьбу девушка уже знает, однако молчит, за что благодарен. А вот о ее жизни он узнает сейчас.       Аллен никогда не жаловалась, более того, свою боль всегда мастерски скрывала, извечно повторяя, что все хорошо. На деле ничего не хорошо, ибо Уолкер - не мазохистка, эту боль испытывать не хочет. Вот только, как обычно, судьба сурово отрезает свое "Много хочешь, милая".       — Ты ведь немного умолчала, да? — Канда сильнее сжал ее плечи, стараясь передать немного уверенности, — Тебя еще что-то гложет.       Уолкер хмуро потупила взгляд. Естественно, она еще кое о чем переживала. Это, правда, к цирку никак не относилось, но здесь вся боль будто увеличивалась, умножалась. Бред какой-то, но так и есть.       — Я… Ты ведь знаешь, что во мне Четырнадцатый. Я боюсь. Боюсь причинить вам боль. Кросс говорил тогда, в последний раз, что… Ной заберет мое тело, а всем близким я причиню лишь боль. Я боюсь этого. Я ведь жила, борясь с Ноями. Они враги — это всегда было константой в моей жизни. А сейчас… А еще я боюсь, что Мана и Кросс были со мной только из-за Неа. Я… — Аллен сорвалась, вновь начиная тихо всхлипывать. — Такая жалкая, да?       Она открыла Канде всю душу. Все то, что надежно закрыто шулерскими замками, то, что всегда показывает лишь за закрытой дверью, в полном одиночестве. Когда никто не может упрекнуть, сказать, что все хорошо, и ты просто преувеличиваешь, Аллен. Уолкер ненавидит этот шепот за спиной, что извечно ее сопровождает. На самом деле, ее никогда не примут. Слишком странная, выделяющаяся, а таких не любят.       — Глупая Мелочь, — Канда со вздохом вытер с лица Уолкер слезы, — Чувствовать страх — нормально. Я никому не расскажу о том, что сейчас услышал. Но… Могу ведь я теперь задать пару вопросов?       Девушка осторожно кивнула, прижимаясь ближе и завороженно слушая биение сердца Канды. Почему-то сейчас он казался таким близким и родным, Аллен давно такого не ощущала. Словно защищенность какая-то от всех проблем.       — Как тебе удалось обмануть весь Орден, что ты парень?       — Не весь, Комуи и мед. работники знают. От них скрыть было просто невозможно. Азиатское подразделение в курсе, тогда я просто не могла притворяться. Мне ведь сердце Микк пробил. А как скрывала? Не замечал, что я никогда не ходила в душевую днем? Только ночью, когда никого нет. Перевязываю всегда, в плаще постоянно. Это давно стало для меня нормой. После того случая, — Уолкер дала жирный намек на то, что говорила ранее, — Я не могу просто быть девушкой. Тем более, если Ватикан узнает, что я скрыла… Хотя, думаю, уже знает. Только не говорит.       Канды испытывал ярость, слыша поломанную боль в девичьем голосе. Она чувствовала себя жалкой и неправильной. Аллен не хотела это вспоминать, до дрожи боялась. И теперь она — не девушка. Для кого-то боец, самоубийца и глупец, но Уокер думала, что так лучше. Пока Юу одним присутствием не сломал все привычные барьеры и стены.       Канда пообещал себе раскрошить челюсть тому актёру, совершенно не испытывая мук совести. Почему-то когда циркач насиловал Аллен, его совесть не мучила.       — Спасибо, Канда, — Аллен улыбается. На душе куда легче, ведь она отдала часть своей боли, рассказала и успокоилась. Это, наверное, унизительная слабость, но сейчас вообще не до этого. Да и плевать как-то. — Ты первый, кому я все это рассказала.       Канда не отвечает, лишь ненавязчиво переплетает их пальцы. Ставится по-странному тепло, будто холод вовсе не для них. Будто все так и должно быть.       — Просто за вопрос, но… Ты не доверяешь Линали и Лави? Ты открылась мне, хотя мы общаемся куда меньше, а каждый диалог перерастает в ссору.       — Дело не в этом. Я очень вами дорожу. И боюсь потерять. Я не просто не хочу это вспоминать, Канда. Просто привыкла жить притворяясь, хотя бывает сложно. На деле, — Уолкер устало перевела взгляд куда-то в даль, — часть моих улыбок вовсе не искренна. Просто так удобнее, не показывать свою боль.       — Ты дура, Мояши. Ты просто не можешь принять себя. — Канда серьезно смотрел ей в глаза, и Аллен заметно стушевалась, — Ты не так ужасна, как сама думаешь. Вообще, на каждый недостаток может найтись любитель.       — Не думала, что ты можешь быть таким душевным. Но, правда, спасибо. Я рада, что поделилась с тобой.       Диалог незаметно зашел в тупик. Аллен улыбнулась чему-то своему, кутаясь к Кандин плащ и прижимаясь к нему ближе. Тепло.       Уолкер позволяет себе вновь заснуть, забыться. Юу закатил глаза и чуть улыбнулся, спящая Аллен выглядела весьма мило, насколько это вообще в данный момент возможно. Седые волосы на солнце отливали серебром, что казалось несколько невероятным.       Канда подумал, что ее хочется защищать. И подумал, что в этом желании отказывать себе не собирается. ***       — Канда, ты… Что с Алленом? — осторожно спросила Линали, глядя, как Юу на руках несет Уолкер к футону.       В этот раз Аллен уснула крепко, наконец отсыпаясь и не мучаясь от кошмаров. Будить ее Канда не стал, просто отнес в цирк, где она могла бы выспаться нормально. Не факт, после всего, что произошло с ней в детстве, но здесь хотя бы тепло, не как на улице. Иначе заболела бы.       — Спит. — выдохнул Юу, не желая что-либо объяснять. Это история Аллен и только ей следует рассказывать. — Спросишь у него самого.       — Канда, ты без плаща. Не замерз? — ненавязчиво поддержала диалог Ли, чуть смущаясь.       — Мне не холодно.       Ли осторожно кивнула и ненадолго замолчала, собираясь с мыслями. Наконец, собравшись, она начала:       — Я волнуюсь за Аллена. Я вижу, что что-то не в порядке. И работники цирка ведут себя как-то странно. Возможно, это не мое дело, но Аллен — мой друг, и я не хочу делать в его адрес неверных выводов. Он мне дорог.       Юу чуть кивнул, усаживаясь рядом с Уолкер. Та чуть шевельнулась во сне, сжимаясь в клубок.       — Дай ему время, Лина. — парень с каменным лицом смотрел на Аллен, думая, не заболела ли она, ибо дрожит во сне слишком сильно.       Ли кивнула, обещая, что скоро еще зайдет.       — Вы пропустили ужин. — проговорила девушка, — Если что, мы оставили его вам вот там. — она указала на еду в потертых тарелках, оставленную на стуле. — Холодное уже, правда…       — Спасибо, — кивнул Канда. — Что насчет задания?       — Мы с Лави немного прошли по городу, но ничего не нашли. Сдается мне, что нет здесь никакой Чистой Силы.       — Должна быть. — Канда нахмурился, опираясь спиной о стену.       Ли кивнула и вышла, сказав, что пошла к Лави. Он ушел о чем-то поговорить с циркачами. Юу промолчал.       Канда смотрел на спокойное лицо Аллена. Его сон казался более безмятежным, нежели до этого. Он не особо прислушивался, но Юу чутко спал, а потому прекрасно слышал возню Мояши во сне.       Напрягала ситуация в целом. Они отправились на задание, однако за все время было лишь одно нападение акума и больше ни одного намека на ЧС, что странно. Обычно акума, а то и Нои, всегда рядом в таких случаях. Было ощущение, что это затишье перед бурей, и оно не предвещает ничего хорошего.       Канда не любил неизвестность, как и многие другие. Потому что это ожидание, незнание. Юу не любил строить пустых надежд, но в такие моменты невольно начинаешь надеяться на лучший исход. Он хоть и черств с виду, да и не только с виду, но не жалует ненужную кровь, хоть и оплакивать это не будет. Все-таки, на войне невольно черствеешь.       Аллен завозилась во сне, щурясь. Канда цыкнул. Все казалось странным, полный сумбур. В голове не укладывалось, что Уолкер — девушка. Слишком уж ее поведение не вязалось с женственностью и грацией. Скорее уж глупое героические безрассудство, это куда больше подходит. С другой стороны, вспоминались все те странные моменты, которым Юу раньше не уделял внимания, — например, то, как Аллен в тридцатиградусную жару ходит в плотной форме экзорцистов, нисколько не оголяясь даже на тренировках.       Уолкер по жизни выбирает как можно более тернистый путь, будто из вредности, он не раз уже замечал. Однако, представить, что эта особа станет даже свой пол скрывать, не мог. Хотя, учитывая то, что приключилось с нею ранее, это не удивительно. И Канду это бесит. Каким же надо быть животным, чтобы пользоваться в этом плане ребенком, который никак не может защититься. А еще Юу хочется синяками и кровоподтеками украсить лицо того циркача. И он это сделает.       Канда думает, что это определенно самая странная миссия в его жизни. И что быть одним из тех немногих, кто знает историю Аллен, ему даже нравится.