Цирк

      Пробуждение было резким и неприятным. У Аллен ушло около пяти минут, чтобы осознать, где находится. Судя по отсутствию освещения, явно наступила ночь. Уолкер с улыбкой обратила внимание, что ее тело с головой укутали в футон. Какая же она проблемная.       Стыд за свое поведение навалил также резко и бесповоротно. Как могла так себя вести, как могла пустить многолетние старания к черту? Да и вообще, разревелась, рассказала все, уснула и доставила уйму проблем. Браво, Аллен, ты полная идиотка.       Уолкер прикусила язык. Не хватало ещё всех тут разбудить своими никому не нужными страданиями. Воспоминания о вчерашнем диалоге с Кандой навалились на нее настолько неожиданно и резко, что девушка зависла, пытаясь осознать. Хотелось ударить себя от отчаяния, боль хоть немного прояснила бы сознание.       Как же, наверное, Канде было противно ее слушать. Разнылась, будто она одна страдает. Что он теперь будет о ней думать? Надо же, столько лет терпела и покорно носила маску, а теперь… Аллен было невообразимо горько на душе от неприятного предчувствия и самокопания.       Она оглянулась. Все спали, но явно очень чутко. У экзорцистов, извечно отправляемых в самое пекло, было обострено чутьё и восприятие. Все же, порой ошибка или мешканье может стоять жизни.       Как бы выйти на улицу незамеченной… Уолкер тихо выдохнула, тщетно пытаясь обойти скрипящие половицы. Она бросила беглый взгляд на друзей и нахмурилась, наткнувшись на тяжёлый неоднозначный взгляд Лави. Аллен притворилась, что не заметила наблюдения и тихонько покинула комнату, плавно отдаляясь. Разговор можно оставить на потом. На улице сейчас наверняка морозный свежий воздух. Там можно будет отдышаться и подумать.       Она, конечно, позорно убегала, ну да и ладно. К горлу подступили не то слезы, не то кашель. Она ускорилась. Кожу, теплую от двух плащей, — и как раньше не заметила? — ударил холодный и зябкий ветер. Луна монотонно светила где-то недосягаемо далеко, и она бы непременно полюбовались, но Аллен, кажется, задыхалась.       Отойдя чуть дальше и спрятавшись от жуткого искусственного света фонарей, Уолкер поняла, как сильно саднит горло в кашле. Она не могла нормально вдохнуть, руки потянулись в горлу, и Уолкер не чувствовала, как на голову заботливо опустился Тим. Она, может, и вовсе перестала что-то чувствовать, ведь плюхнулись коленями прямо в грязный от времени снег. Ей совсем не было холодно. Ей больно.       Вслед за големом на девичьи плечи опустились чьи-то теплые ладони. Аллен отшатнулась, инстинктивно готовясь отразить атаку, но наткнулась на спокойные глаза Канды. Кашель продолжал будто ножами раздирать горло. Все попытки что-то сказать жестоко пресекались жуткой болью, от чего Уолкер недовольно зашипела.       Вопрос, как он ее нашел, ударил в голову, но почти сразу же исчез. Ее голем — предатель.       Канда сунул ей в руки бутылку с чем-то теплым, и Аллен смутно поняла, что это ей нужно выпить. Она без возражений поднесла к губам и почувствовала приторно-сладкий вкус каких-то то ли трав, то ли ягод. Пугало даже, как сильно она Юу доверяет. Эта мысль ударила Уолкер в голову, ибо перед глотком она даже не подумала, что это такое. Просто сделала, как рефлекс.       Зато кашель после глотка заметно уменьшился, но от этого появилось неприятное ощущение сухости во рту. Аллен это проигнорировала.       Наткнувшись на ещё один тяжёлый взгляд, Аллен вновь отметила, что ей не избежать очередного разговора. В такие моменты она немного понимала учителя, и почему он так много курит тоже. Потому что сил порой просто нет, и хочется просто чем-то заполнить зияющую пустоту внутри. А ещё в такие же моменты она действительно понимала значение поговорки «Меньше знаешь — крепче спишь».       Умела бы — закурила прямо сейчас. Но нет, она же сильная, как-нибудь да справится.       Молчание было долгим. Аллен неловко притупилась, поднявшись с колен и руками отряхнула брюки. Мысль о том, что промокнут перчатки, как-то быстро пронеслась в голове, а после затерялась среди других. Уолкер казалось, что голова ее налилась свинцом, и оттого думать так тяжело. Аллен в последнее время вообще много чего казалось, но мало в чем она была уверена.       — Эм… Канда, прости за вчерашнее. Я не должна была тебя напрягать. Разнылась тут… Самой себе противна… — Аллен невольно сжала рукав плаща, но быстро одернула себя.       — Мояши, ответь мне, ты дура? — Уолкер вся сжалась, готовясь не то к удару, не то к обидным и жалящим сердце словам, — Я не виню тебя ни в чем, и тебе не стоит. — выдохнул Канда неожиданно спокойным и даже не ядовитым голосом, — Тебе просто нужно было выговориться, тем более… Знаешь, того актера я тоже начал ненавидеть.       Уолкер неожиданно вздрогнула и сжалась, сглатывая. Скажи Канда, что она ничтожна и ужасна, было бы больно и обидно, но она была к этому готова. Однако Юу быстро перевернул все вверх дном, а ей оставалось теряться в мыслях, что у него на душе, и как стоит себя вести. Аллен протянула ему обратно сироп, но Канда махнул головой, явно говоря, оставь себе. Она благодарно кивнула, сжав ее в руках. Уолкер не знала, куда ненавязчиво опустить взгляд. Даже смешно, шулер и обманщик, умеет скрывать эмоции и всегда спокойна, а теперь еще чуть-чуть и разревется.       — Ты ведь замерзла даже так, зачем ушла?       Вопрос поставил ее в тупик. Хотелось соврать, отшутиться, стыдливо сбежать от правды. Может, это просто была привычка. Аллен не хотелось нагружать Юу чем-то ещё, какими-то глупыми переживаниями. Но откровенничать с ним оказалось так до абсурда легко и правильно, что Уолкер напрочь терялась в своих убеждениях.       — Я… Я не могу там. Правда. — она горько выдохнула и уставилась куда-то в сторону, — Я думала, что потерплю, но… Мне каждый раз что-то вспоминается. А ещё я, кажется…       — Заболела? Я уже понял. Поэтому и захватил сироп, Тидолл часто передает мне странные вещи, аргументируя это заботой. — Аллен отметила, что глаза Канды засветились как-то по-доброму. Тидолл ему очень дорог, — Нам стоит вернуться, иначе ты совсем сляжешь.       — Можно побыть на улице ещё немного? — какой же, наверное, надоедливой она ему показалась. И все же… Интересно, это можно назвать заботой от Канды? Право, очень приятно.       Канда помолчал, а потом тяжело вздохнул и подошёл ближе. Он крепко сжал в объятиях Аллен, что от шока не смогла вымолвить и слова. Собравшись, она в ответ с силой сжала ткань его формы, принимая такую простую заботу, Она не сразу поняла, что он без плаща, что хоть немного согревал бы в такой мороз. А ведь точно, Юу же ей вчера плащ отдал. Какая же проблемная.       — После вчерашнего разговора я долго думал об этом. Только после того, что я узнал, многое в твоём поведении начало казаться мне очевидным, и как я вообще мог так долго не осознавать этого. — Аллен покраснела то ли от холода, то ли от смущения. Отстраняться не хотелось, зато хотелось слушать извечно спокойный и холодный, но в этот раз не язвительный голос Канды и просто забыться, — Как я раньше не замечал, что ты больно худая и низкая для парня, да и черты лица у тебя женские.       — Это из-за волос и шрама. Меня всегда считали парнем, потому что это некрасиво и неженственно. Но я боялась быть женственной. Быть парнем было куда спокойнее, а из-за такой внешности меня вдвойне сторонились.       — Никогда бы не подумал, что буду втолковывать это Гороховому Стручку, но, Аллен, тебе должно быть плевать на чужое мнение. Ты это ты, такая, какая есть. И это не делает тебя ужасной, это делает тебя тобой. А прошлое нужно просто отпустить.       Уолкер подумалось, что Канда читает ее мысли, ведь именно эти слова она мечтала услышать многие годы. Ей хотелось ответить на это что-нибудь теплое, сердечно поблагодарить, но мысли спутались в тугой комок, может, от недосыпа, может, от стресса, от головной боли.       — Ты теплый. Мана тоже меня обнимал, когда было плохо. И он тоже был теплым.       Ей не ответили, но ответ был бы лишним и ненужным. Уолкер вполне хватило этого тепла объятий и чувства лёгкой недосказанности, но все несказанное было ясным и так. Может, лишь казалось таковым, но атмосферу это не разрушало.       — Канда… Спасибо тебе, правда. — Аллен улыбалась. Робко и совсем не уверенно, но искренне. Юу подумалось, что эта ее улыбка — нечто настолько сокровенное, что он не смеет ею не с кем делиться. — Я рада, что открылась тебе. Мне легче.       Канда не ответил, но его руки в объятиях сжались сильнее. Это странно, но ему хотелось подарить Уолкер хоть немного тепла, пускай поймет, что не одна и всегда может выговориться. Раньше он бы не допустил ни единой такой мысли, но после того памятного разговора они стали несколько ближе. Складывалось ощущение, что они просто убрали колючки, за которыми прятались в своих спорах.       — Аллен, ты ледяная. — устало вздохнул Канда и отпустил ее, игнорируя неприятный осадок после этого. Обнимать на удивление молчаливую Уолкер оказалось весьма успокаивающе.       Аллен поежилась. В крепких объятиях было тепло, а теперь в лицо вновь дунул холодный ветер, завывая по пустынным улицам. Она понимала, что надо вернуться, чувствовала, как ступни медленно превращались в кусок льда. Не сказать, что форма экзорциста некачественная, она просто тонкая, чтобы не стеснять движений. Так что от холода не спасает никак. Но просто не хотелось находиться в одном помещении с этими людьми, не хотелось это вспоминать. Было неприятно осознавать, но тот, кто когда-то воспользовался ее слабостью, тот, кто просто насиловал ребенка, сейчас где-то рядом. И Аллен даже не сможет подать на него в полицию. Не докажет ведь.       — Это ведь твой плащ? Спасибо. — Аллен хотела снять его, но Канда ее остановил.       — Мне тепло, а ты действительно замёрзла. Удаляюсь, как ты раньше могла здесь жить.       — Выбора не было. Тем более, мне повезло с иммунитетом. А сейчас, наверное, он среагировал на самое ужасное место в мире.       Больше эту тему они решили не понимать. Уолкер благодарно кивнула, сильнее укутавшись в два плаща, и посмотрела куда-то вдаль. Ночь сегодня оказалась мягкой и успокаивающей, но такой плотной в своей темноте, что невольно складывалось ощущение некой защищённости. Канда рядом это ощущение усиливал. А ещё казалось, что в этой холодной ночи останутся все сказанные слова, всё обременяющее, а они смогут уйти лишь с чистыми чувствами, растворив в темноте все плохое. Уолкер любила такие ночи. Потому что иногда думалось, что ночь может унести все печали, оставшись единственным свидетелем чужих откровений. Да и говорить в таком полумраке и тишине спавшего города куда проще, так легко решиться на откровение. И оттого так спокойно.       — Мне, наверное, стоит им все рассказать. — Аллен перевела взгляд на Юу, что смотрел прямо на нее.       — Это твой выбор. Они примут любое твое решение, они поймут тебя.       — Я очень рада, что наткнулась на таких хороших людей. Мне правда повезло с вами. — Аллен улыбнулась ярко и искренне, не представляя, что сейчас делала бы без поддержки. Наверное, совсем загнулась бы с таким грузом на плечах.       — Тебе нужно поспать.       — Не хочу, я... Боюсь. — Аллен улыбнулась слегка растерянно, но от этого несколько напуганно. Канда заметно нахмурился, мол, говори, — Вдруг Ной… Ты же понимаешь сейчас мое состояние, а вдруг я…       Юу чуть помолчал, а его нахмуренные брови в скором времени вновь вернулись в состояние спокойствия.       — Не забивай голову такой ерундой. Какой толк от тебя сонной? Просто выспись, дурная Мояши.       Уолкер вновь улыбнулась. Так странно оказалось отбросить улыбку искусственную и защитную, показать то, что скрыто где-то в душе, потому что хрупкое и ранимое, потому что уже изрезано в сотнях царапин. И так это оказалось легко, так правильно, будто и случиться должно было так. Канда просто взял и успокоил парочкой слов, но слов, связанных именно так, как нужно было, чтобы Аллен вмиг полегчало.       Слова несут магию. Свою, особенную и незримую. Магию чувств и эмоций, магию слез и улыбок людей. Слова — это ключ к взаимопониманию, но вместе с тем такое же страшное оружие. Слова могут звучать мягко и хитро, злостно и с ненавистью. И все же лишь с помощью слов можно увидеть и понять тонкие натянутые струны души другого человека, можно склеить, исцелить чужую душу. Слова — это инструмент в руках человека, дающий ему действительно волшебную силу.       Канда не был многословен. Слова у него складывались просто, без красочных эпитетов, но он знал, что нужно сказать. И оттого его слова для Аллен стали волшебными.       Уолкер стало так легко, она стояла чуть поодаль от Канды, то и дело ловя на себе его взгляд, и думала ни о чем и вместе с тем обо всем сразу. Мысли скакали от одного к другому, находя ассоциации там, где вовсе их быть не может. И такой сумбур ей нравился. Потому что в этом сумбуре она вновь чувствовала себя по-настоящему живой.       — Канда, можно я тебя ещё разок обниму?       Ответа вновь не последовало, но Аллен заметила слегка заметный кивок. Она чуть ли не побежала, сжимая в объятиях парня. Уолкер ощутимо ниже, и макушкой едва доставала ему до подбородка. Она уткнулась носом куда-то в шею, отчего к щекам хлынула краска. Почему-то именно сейчас Уолкер отчётливо почувствовала себя девушкой. Может, Аллен и не была хрупкой и женственной, но сейчас о таких недостатках думать хотелось меньше всего.       Канда в ответ сцепил руки на ее талии. Аллен подумала, что это, должно быть, странно. Но не хотелось прерывать мгновения слабости, тепла. Она улыбнулась шире, невольно сжимая руки в едва не медвежьей хватке. Все же, слабой ее никак не назвать. Канда едва слышно усмехнулся.       В цирк они вернулись поздно, замерзшие, но спокойные. Уолкер подумала, что вновь может спокойно играть в дурочку, ведь беспокойство неожиданно пропало. Впрочем, была и уверенность того, что скоро оно вернётся. Аллен старалась не думать о прошлом. Прошлое прошло.       Встретили их взволнованные Лави и Линали, которые не оставили их уход незамеченным. Видно было, что они извелись ожиданием, но находили в себе силы подождать. В комнате царил мрак, и Аллен не могла разглядеть их лица. Она, правда, не очень-то и рвалась. Меньше всего Уолкер хотела наткнуться на осуждение и, может, пытливое ожидание в их глазах. Когда она рассказывала все Канде, была на эмоциях. А сейчас… Но ведь они не глупые, явно начали о чем-то догадываться, утаить уже не получится.       Уолкер хотелось влепить себе затрещину, чтобы заглушить собственный страх. Она всегда боялась реакции людей на свою историю, но страх этот старалась переступить. Наверное, это было навеяно детством, осуждением и презрением, потому что сирота, а левая рука будто плавится от ужасных ожогов. Потому что седые волосы у ребенка — это странно и некрасиво, не подходи и не общайся с ним. Потому что шрам на поллица — не говори, он плохой и ужасный. Аллен ненавидела эти моменты, когда общество вокруг считало обязательным подойти и вновь тыкнуть пальцем в кровоточащие раны. Им это было смешно и весело, а еще самоудовлетворяло, мол, по сравнению с этим я не такой плохой. А Уолкер зарабатывала себе комплексы и страхи.       Конечно, Лави и Линали так не сделают, они — хорошие друзья. Но друзья друзьями, а страх с годами плотно вгрызся в душу, и хоть Уолкер старалась через все переступить, но порой… Хотелось сдаться. Обычно она даже не позволяла себе об этом думать, но сейчас врать себе бесполезно. Она знала, что ее руки дрожат, но умело это игнорировала. Как, собственно, и взволнованные взгляды. Собраться с силами было тяжело.       — Эм… Аллен… — неловко начала Линали, ощутимо сжавшись, — Мы ведь видим, что что-то не так. Может, расскажешь? Я понимаю, грустно, но…       Ли не хотела напрягать друга, но рвалась поддержать, из-за чего сильно переживала. Она понимала, что ему очень тяжело, что он много лет держит все в себе, что все явно плохо и что поддержка действительно может оказаться лишней. Но Лина не хотела оставлять друга один на один с самокопанием. Только не так.       Лави молчал, что впринципе было непривычно. Он хмуро разглядывал лицо Уолкера, что явно силился слиться со стеной. Он понимал, что с характером Аллена, который старается не обращать внимания на пустяки и не гнется под гнетом возложенной на него ноши, тайна не будет легкой. Он знал, что тогда Аллен был ребенком. Психика человека в такое время лишь начинает складываться, а травма детства не пройдет по щелчку. Лави знал многое об этом, конечно, учитывая сколько книг он прочел.       — Я понимаю, что вас мучают вопросы. — Уолкер начала говорить неожиданно. Голос был тихим и слегка осипшим от волнения, а взгляд она усиленно отводила, пытаясь сделать это как можно более ненавязчиво. — Когда-то я жил здесь. Не Аллен Уолкер, а Ред. Здесь жил именно Ред.       — То есть? — уточнила Линали.       — У меня не было имени. Для удобства меня окрестили Редом, явно намекая на руку. Тогда это все считали увечьем. Я еще ею двигать не мог, и все считали долгом напомнить мне об этом. На самом деле дети здесь были, понятное дело, самым слабым звеном. У нас не было прав, а в поощрение, если выступление удавалось, нас кормили. Если нет — могли избить. Вся черная работа тоже лежала на нас.       Ее никто не останавливал, и Уолкер, собравшись наконец-то с силами, продолжала. Канда, что уже знал всю ее историю, смотрел на нее пристально, она чувствовала на себе его взгляд, даже отчетливее, чем взгляды Лави и Линали. И почему-то это успокаивало и придавало уверенности.       — Я ненавидел это место. Я многие годы хотел сбежать, но мне было некуда. Ребенок бы не справился один, а здесь хоть иногда была еда. Да и не отпустили бы меня просто так. Тогда мне повезло, и я встретил Ману. Он работал здесь клоуном, но был не таким. Сначала я подружился с его псом. — на ее лице появилась несколько печальная улыбка, — Его потом отравили из мести, потому что Мана забрал место Косимо, а он тогда был ведущим клоуном. Это сейчас он директор. Мана похоронил его, и, помнится, он даже не плакал. Зато разрыдался я. Тогда никто не обращался ко мне с добром, так что… После этого мы с Маной ушли путешествовать. Он дал мне имя. «Аллен» — изначально имя его пса.       Линали неловко опустила взгляд. Слушать эти подробности было несколько неловко, она будто ощущала вину за это. За что, Ли не понимала и сама. Конечно, она знала, что судьбы большинства экзорцистов сильно искоренены и измятые. Иногда казалось, что в свои владельцы Чистая Сила выбирает лишь тех, кому было суждено пережить почти что ад. Но слушать это… Было ужасно. Линали тихо выдохнула. Какими же жестокими бывают люди.       — Можно вопрос? — ненавязчиво уточнил Лави. Уолкер, глядя на него, настороженно кивнула.       — Да.       — Ты ведь девушка, не так ли?       Вопрос поставил Уолкер в тупик. Она понимала, что нужно быстрее ответить, закрыть эту неприятную и неловкую паузу, но слова будто застыли в горле. Она чувствовала два вопросительных взгляда и лишь один — заинтересованный.       — Что? Что за бред ты несешь, Ла…       — Я ведь был прав. — Лави перебил ее несколько грубо, а Уолкер, поняв и осознав адресованные ей слова, неловко потупила взгляд.       Книжник понял, что ошибся, так резко обрубив Аллен. Ей, по своей натуре скрытной, наверняка тяжело раскрывать карты.       — Ага… — Уолкер выдохнула, внутреннее сжимаясь от страха, — Я притворялся. На то есть свои причины.       Линали посмотрела на нее несколько сконфуженно, явно не понимая, как Аллен, весь из себя небрежный и самоотверженный парень, может оказаться девушкой. Уолкер неловко улыбнулась, как бы говоря, ничего страшного, понимаю, это странно.       — Н... Но как? Ты же… А душевые? — Линали затараторила, закидывая Уолкер вопросами.       Ли, бесспорно, была экзорцисткой, но несмотря на это оставалась девушкой аккуратной и женственной. Этому отчасти помогало, наверное, то, что она боец дальнего боя, а отчасти то, что рядом всегда был любящий брат, который помогал и заботился. И поэтому действительно увидеть — не просто услышать и принять, как факт, — в Аллен девушку ей было трудно. Уолкер скорее походила на несколько необычно-странного джентльмена, особенно по манерам. Этому образу мешали, разве что, неровно подстриженные и жесткие от пыли сражений седые волосы с въевшимся запахом металла, да шрам, остро расчертивший лицо. Даже ростом она, хоть и оказалась ниже Канды и Лави, из-за чего плакала в своей адрес шутки, всё-таки была ощутимо выше Ли.       — На самом деле это было сложно. Комуи об этом знает, Азиатское подразделение тоже. От Комуи скрыть что-то такое просто невозможно, а в Азиатском подразделении я был не в состоянии это скрыть. — она поежилась, вспоминая. — Я не хотел вас обманывать, но не мог по-другому.       — Ты даже сейчас говоришь в мужском роде. Скажи, в чем причина.       Уолкер вновь отвела взгляд, потупившись. Не хотелось говорить, вспоминать, находиться здесь и все-все-все прочее.       — Безопаснее. Я спать.       Лави уловил некую дерганность в ее движениях. Он уже давно догадывался об этой тайне, но получить подтверждение все же оказалось несколько обескураживающе. Тем более, Уолкер не смущалась ходить с ними на миссии, спать в гостинице в одной комнате и тому подобное. Она играла свою роль почти идеально, пока не вернулась в этот цирк. Быть может, дело именно в нем?       Аллен отвернулась к стенке, стараясь провалиться в спасительную дрёму. Отвлекали взгляды, устремлённые в поиске ответов. Она пыталась это игнорировать, как и откровенно дурное предчувствие, не покидающее ее. Все было слишком спокойно, из-за чего казалось, что вот-вот что-нибудь случится. Их жизнь никогда не бывает спокойной. Наверное, стоит опасаться именно этой неизведанности.       Тим на голове неспешно жевал ее волосы. Канда смотрел на это неотрывно и пристально.       — Аллен, ты не одна.       — Аллен, ты дорога нам.       Она едва заметно улыбнулась, не ответив. Слов в ответ просто не могла подобрать.