soulmate! AU, в котором на теле твоего соулмейта появляются твои поступки в виде цветков: черные — ужасные/плохие, белые — хорошие, серые — нейтральные поступки, а красные цветки означают влюбленность твоего соулмейта, его случайные связи. Если не встретишь родственную душу до того, как цветками покроется все тело — ты умираешь…
***
Чонгуку двадцать четыре. Его дни пахнут кровью людей, которых он избивает на ринге. А с некоторых пор и дымом сигарет и висками. Его ночная жизнь — бои без правил, где высокие ставки и люди, которые хотят незабываемых зрелищ и плюют на тех, кто проигрывает. В буквальном смысле. Ему нравится мучить людей на ринге до полусмерти под крики зрителей, слышать как молит его о пощаде соперник. Чонгук умеет получать удовольствие от одного вида избитого лица соперника, как самый настоящий садист. Хотя, по мнению Мин Юнги, все хорошие бойцы — садисты. Чон Чонгук научился терпеть любую боль, сжимать зубы, когда хочется кричать; он забил на свои поломанные костяшки пальцев, синяки разного рода, царапины на лице, на теле. Чонгук забыл, что значит вообще «проигрывать», он привык к статусу волка. Непобедимого волка. Он однажды поклялся, что если хоть раз проиграет, он уйдет из боев навсегда. А может, из жизни вообще. Но вышел на время Чонгук из боев не по этой причине. /// — Твой соулмейт, видно, совсем невинный котенок, — ухмыляется Юнги, сидящий на стуле перед кроватью Чона. Он рассматривает дорожки серых и белых цветов, которые симметрично украшают ключицы парня, предплечья, грудь и сверкают платиной. — Все белые цветки. Тебе не очень они идут-то. — Заткнись, хён, — шипит тот, одевая черную футболку. — Родственные души это именно родственные души, знаешь ли. Я уверен, что твоя куколка вся чернеет от твоих же похождений, — Юнги плевать на злобный взгляд Чонгука, на его стиснутые зубы. Он смотрит на него с издевательской улыбкой, чуть наклонив голову на плечо. — Твоего соулмейта мне тоже жаль, если он у тебя есть, — равнодушно отвечает Чон. Юнги молчит. Бросив на него еще один раздраженно-злой взгляд, Чон поднимает черную куртку с пола и открывает вид на женскую розоватую майку, которая под ней лежит. Он не успевает ее незаметно ногой толкнуть под кровать; Быстрый взгляд Юнги замечает сию вещь и пустую бутылку вина, что видна из-под кровати, и цокает языком, качнув головой. Ему больно наблюдать за Чонгуком, который хочет убежать от собственной судьбы путем самоуничтожения или смерти родственной души. Он помалкивает про это, но начинает раздражаться, когда младший вытаскивает пачку сигарет и суёт одну в рот. — Блядь, — Юнги движением руки убирает эту дрянь из его губ. — Ты совсем охренел?! — Не твое дело, — вытаскивает вторую из пачки и перехватывает руку Юнги, которой хочет убрать и эту. — Я твой хён, знаешь ли! — шипит Мин. — Ты совсем с рук сбился! Я… — Сколько раз тебе говорить, хён, мне давно не семнадцать, не надо меня опекать! — почти что рычит Чон, пуская его руку. — Надо, еще как надо, — Юнги скрещивает руки на груди, откинувшись на спинку стула, и спокойно начинает: — Ты очень упрям и глуп, не смотря на твой возраст.Сколько раз ты попадал в хуйню, а я тебя спасал?! — Не надо было, — отвечает Чон и нервно зажигает сигарету. — Я не хотел и не хочу этого. Просто уйди в сторону. — Ты губишь и себя и невинного человека, а я должен на это просто смотреть? Чонгук молчит, запуская тонкие струи дыма, которые растворяются в воздухе. Он не смотрит в глаза Юнги. В них будет, он уверен, злоба, раздражение, желание его придушить и… жалость. Он слышит порывистое дыхание Мина, уголком глаз замечает сжатые губы. — В чем твоя проблема? Почему ты не хочешь поискать её? — наконец спрашивает Юнги, чуть успокоившись. — Как умерла моя мать? — вопрос Чонгука для себя самого и он отвечает: — После смерти отца она обезумела и повесилась. Она не смогла стерпеть разлуку со своим соулмейтом, все время ей казалось, что он с ней разговаривает, а ночами плакала. Знаешь, наш отец поступил плохо: он решил разыскать своего соулмейта, оставив тебя и твою мать. И нашел. Через девять лет умер при газовом взрыве и разрушил две семьи. И наш дед до него точно так поступил. Он тушит сигару ногой об пол и смотрит на хёна, протирая руки и ожидая его слов. — Ты должен меня ненавидеть, хён, я не должен был рождаться, а моя мать искать отца. И я не хочу кончить так же. Обезумев или знать, что из-за моей смерти обезумели. — Ты этого не узнаешь, — отвечает Юнги. — У тебя нет своей семьи, так что никто не пострадает… — А если у соулмейта есть? — По-моему, в семнадцать только парня можно завести на пару неделек и ничего больше, — пожимает плечами Мин и серьезным тоном, вздохнув, : продолжает: — Прошу, Гук, не сравнивай себя с отцом и ни в чем не вини и не губи себя… я твой брат и мне становится хуёво, когда вижу, что ты постоянно уже второй месяц пьешь и курить начал. На твои бои я глаза закрыл, но на это не могу. Знаешь, моей матери плевать на меня, у нее своя семья. Поэтому остаешься ты, идущий на дно брат. Чонгук молчит, опустив взгляд в пол. — Знаешь ли ты, что ты самый настоящий эгоист? Тебе и на меня даже плевать, — сообщает Юнги через секунды молчания. Мин прав. Но Чонгук не отступит от своего.