За театр на электрическом стуле!

      Вначале четверти заболел Артем, и я его не видела. Саша и Даша откуда-то узнали, что он с кем-то на своем празднестве переспал и поспешили сообщить об этом мне. Я даже не удивилась. Что ещё от него можно было ожидать? Что он сразу броситься ко мне с распростертыми объятиями и признаниями в любви? Глупые мысли. Теперь поцелуи не значат ровным счётом ничего. Пососались — разбежались. Ничего странного.       Его порыв я списала на алкоголь. Что мне ещё оставалось делать? Лучше тешить себя тем, что его порыв — это внезапное желание утолить физические потребности, чем лелеять надежды на то, что это был порыв чувств и эмоций чего-то светлого. Хотя и то, и другое ранило весьма значительно.       В такие моменты особенно сильно хочется исчезнуть, уехать туда, где тебя не знают. Сменить имя, страну, язык. Чтобы по новой зажить.       Я не застала его выхода с больничного, потому что слегла сама. Как раз на 14 февраля. Ничего не меняется. Люблю я болеть в этих числах, ничего уж не поделать. Сказать, что мне херово, когда я болею — ничего не сказать. В эти дни мне особенно хочется сбежать, а мысли то и дело мешают спать. Почему я? Он делал всё потому, что ему сказала Беляева? Почему именно он мне понравился? За что? Ну ладно, последнее было ещё более-менее понятно.       Я пришла к выводу, что всё это — лишь алкоголь, ударивший в голову парню. И всё это явно подкреплялось обидой прошедших дней. Я редко ошибаюсь. Это меня и губит.       В школу я пришла только 16 февраля и, если честно, мне безумно не хотелось идти в этот день в школу. Мне не хотелось видеть лицо Беляевой. Сто процентов она знала, что было между нами на балконе, и обязательно найдёт способ использовать это против меня. Мне не хотелось видеть Артёма. Особенно его не хотелось видеть. Даже не представляла, как посмотрю ему в глаза.       Я тешила себя надеждами и мечтами о том, чтобы он ничего не помнил. Совсем ничего.       Все были рады, что я выздоровела и пришла в школу. Я даже удостоилась тёплых объятий Ильи. Это мне безумно польстило.       Артём был равнодушным, лишь сухо поприветствовал. И то, после того, как его в бок пихнул Сара. Видимо, он действительно настолько был пьян, что не помнит ровным счетом ничего.       Как я и желала.       Но что-то в нём стало другое. Он делал вид, словно мы никогда не были знакомы. Словно мы незнакомцы. — Наверное, вас связывала лишь постановка. Она закончилась — закончилось и ваше общение, — говорила Саша на этот счёт. — Ну и плевать, — отвечала я, пожимая плечами.       Но соль в том, что мне не было плевать. Мне совсем-совсем не было плевать. Наоборот, мне было неимоверно грустно.       Мы не ругались, не собачились. Мы вообще не общались. Как и было до того момента, когда он подарил мне шкатулку. Учителя удивлялись, спрашивали, всё ли с нами нормально. Он только таинственно улыбался и кивал головой. Даже одноклассников напрягала такая перемена.       Молчанка.       Хуже.       Всего.