Alia tempora

На следующее утро гвардейцев подняли ни свет ни заря, как по тревоге, но никто и не подумал жаловаться: Рота быстро собиралась; приободренные криками Влада про то, что работа предстоит легкая, они хватались за оружие. В казармах царило оживление, солдаты бегали туда-сюда, мельтешили, но Ян, стоявший в дверях и наблюдавший за вакханалией, обреченно ждал, зная, что лучше естественный ход вещей не нарушать, а то придется торчать здесь еще дольше. Гвардейцы приветствовали его, отдавали честь от виска, а сами украдкой потирали заспанные помятые лица. Но глаза оживленно горели почти у всех. По привычке он проснулся первым, когда забрезжил рассвет, и давно мог выступать, к порядку Ян был приучен. Сходил сам проверить лошадей, почесал за ухом грозного Ай’Хаара, который прямо-таки счастлив был выбраться из стойла и пританцовывал на месте, ластясь к Яну, как жеребенок, шутливо клацая мощными клыками над ухом и пофыркивая — обдавая ему щеки горячим дыханием. Под ногами, ревниво ворча, крутился Джек, требовал внимания, пока Ян торопливо взнуздывал и седлал своего мышастого мирного коника и, любезно исполняя просьбу сонного Влада, Ай’Хаара тоже. Кони лениво огрызались на пса, хлестали по бокам хвостами. Но Ян сноровисто успел до того, как в конюшню ворвалась шумная Рота, а адские лошади оживленно заревели, запрокидывая рогатые головы, чуя скорую вылазку и предвкушая ее едва ли не больше всадников. Он курил возле конюшни, издали наблюдая за молчаливо слоняющимся по двору Рыжим — его опять оставляли в безопасности, да и дело было не для Высшей магии. К конюшне Рыжий благоразумно не подбирался. Когда-то Ян побаивался лошадей, как и все новички в Гвардии, робел перед крупными зверями, но со временем все освоились, их скакуны были частью отряда; Ян уж и привык, и тело не ныло после стольких лет, даже если они отправлялись в многодневный поход… Воодушевленный вид солдат подтверждал его догадки: они тоже соскучились, хотя вылазка и предстояла короткой и покидать город не придется. А ведь Яну сегодня, кажется, снилось, как он несется галопом по пустыне и ветер хлещет вокруг — блаженный приятный сон, который оборвался, как по щелчку, когда он проснулся… Его учили так вставать — без будильника. Или, может, Ян старел. Рдяное солнце вставало все выше, и Ян подумал, что стоит все-таки поторопить солдат. Влад подошел, деловито проверил подпругу, благодарно кивнул и похлопал по боку склонившего голову Ай’Хаара; истосковавшийся конь нежничал, несмотря на свирепый вид, мягко курлыкал. Машинальным движением Влад выхватил у Яна наполовину прогоревшую сигарету, затянулся. — Жаркий денек будет, — двусмысленно заявил Влад, поглядывая наверх, и потер лоб под рогами. Хотелось отпустить пару язвительных комментариев про его неизменно темный наряд, потертые джинсы и рубаху, но Ян прикусил язык: он и сам был в форменном черном мундире, а спину начинало припекать. Скомандовав собираться живее, Ян все же улыбчиво окинул гвардейцев довольным взглядом, чувствуя себя на своем законном месте; вытащил себе вторую сигарету, решив не отнимать у Влада и дать ему спокойно докурить. Они много раз так собирались ранним утром, когда косые лучи лежали на земле и далеко тянули густые тени, и гомон был привычен, ворчание лошадей, забрехавшие псы, похрустывание нанесенных с пустыни песчинок под ботинками. За повседневной работой Ян привык прятаться от проблем и сомнений, это был его проверенный побег. И солдаты тоже забылись, хотя на шее каждого висели не только защитные амулеты, которые они нацепили вместо бронежилетов, но и тот, что охранял от магии кольца. Упрямый Влад бодрился, но был немного квелый: половину ночи просидел над книгами, которые они вынесли из подвала Мархосиаса, все корпел над ними, разбирал поплывшие строчки. За время, пока Мархосиаса не было дома, никто не спускался в библиотеку и не заботился о ней, оттого многие тома отсырели, слова невозможно было прочесть. Увидев этот ужас, Влад долго разорялся, часто жестикулируя, а солдаты, которые сторожили все, что нашли у Мархосиаса, в одной из складских комнат, жутко смутились — точно они были виноваты и Влад на них орал. Ян тогда насилу их вытолкал из комнаты, смущенных и извиняющихся за что-то, а они с Владом принялись разбирать старые гримуары. Среди них были ценные книги, за которые иные маги и убить были готовы, и обида правда брала сильная… Задумавшись, Ян почти потерялся во времени, а перед ними неожиданно появилась Ринка — запыхалась и размахивала руками, пока наконец не вытащила из кармана мятую, как будто бы пожеванную бумажку. Бежала откуда-то. Со слов Вирена, Рыжего и Сашки, которые поселились рядом на втором этаже, Ян знал, что Ринка не ночевала в замке, хотя они выделили ей одну из лучших комнат. Но вопросы могли подождать, и Ян ринулся за бумажкой одновременно с Владом, они едва не столкнулись, ойкнули, невнятно извинялись друг перед другом. Там было несколько адресов, половина которых совпадала с тем, что принесли от Энн гордые Влад и Вирен. — Сегодня наемники собираются в одном местечке, здесь, — объяснила Ринка. — В праздники народ и с утра напивается, а кое-кто и не ложится еще, так что они не будут выглядеть странно, смешаются с толпой. Думаю, Мархосиас передаст им какие-то инструкции. — Идем с нами, — предложил Влад неожиданно, но Ян, подумав, не смог сказать ни слова против, махнул рукой. Им любая помощь пригодилась бы. — А меня вы не брали никуда, — обиделся Вирен, который отделился от группы готовых выступить солдат и подкрался ближе, подслушивая разговор. — А тут мы тащим с собой гражданскую, да еще и подозреваемую в десятках крупных ограблений… — Ты был несовершеннолетним, мы заботились о тебе! — крикнула издали Айя. Она подбежала, на ходу поправляя патронташ на груди, кивнула Ринке и кинула ей револьвер, который та ловко поймала. Ян напрягся — ничего поделать не мог, поглядывал на демоницу, готовый броситься, обезоруживать ее или закрывать своих; тревожно придвинулся ближе к Владу. Но Ринка очень даже миролюбиво поблагодарила и засунула оружие за пояс. — Будь осторожна, милая, — подмигнула ей Айя, и Ринка точно против воли разулыбалась, кивая ей, необычайно радостная; в Айе многие из Роты видели мать, было в ней что-то такое ласковое и родительское, надежное, и даже опасливая наемница поддалась чарам. — А разве ты не волнуешься, что тебя могут узнать?.. — Во-первых, у меня есть это, — сказала Ринка, вытаскивая из кармана небольшой амулет, отсветивший тусклым золотом, и в следующий миг по ней словно пробежала плавная тягучая волна, которая напрочь перекроила ее внешность, сделав из Ринки незнакомую блондинистую девицу. Это личико Ян где-то видел и, покопавшись в памяти, он понял, что в этом облике она была в метро, когда напал фамильяр. — Во-вторых, — закончила Ринка, ухмыльнувшись тонкими чужими губами, — я всегда мечтала всыпать этим ублюдкам как следует! Но убивать я никого не стану, я никогда не… — За кого ты нас принимаешь, интересно? — огрызнулся Влад, сильно задетый. — Мы идем их арестовать и допросить, а не устроить погром и вырезать тех, кого пообещали защищать. И Ринка смущенно потупилась. Ей выбрали смирную лошадь из запасных, и Ринка неловко на нее забралась, чуть сжала бока ногами, ерзая и заставляя кобылу волноваться и дергать головой, как будто отряхиваясь. От сердитого фырканья Ринка замерла в седле деревянно, боясь неловко двинуться. К ней Ян направил Вирена, зная, что он пусть и измучает насмешками, зато научит раз и навсегда, повторяя методы Влада. Тронулись. Хотелось скорости, погони, но лошади неторопливо рысили от замка прочь, ход был мерный, немного убаюкивающий. Самое крупное сборище наемников — окраины, где границы города стоят ненадежно; недавно передвигали стену, потому что хибары клеились прямо к ней, наползали друг на друга, стремясь тоже приложиться к столичной жизни, и Кара в очередной раз приказала расширить город, пририсовать на картах новые райончики, в которых улиц толком не было. Вокруг Столицы во времена Люцифера не было стен, и он, наверное, был в чем-то прав: невозможно сдержать такую народную силу, постоянно движущуюся, меняющуюся, выплескивающуюся из бесплодных пустынных земель и жмущуюся к главному городу Ада, как усталый путник — к теплому костерку. Широких улиц тут не было, а была одна главная, словно река, разделяющая два берега — успели проложить нормальную дорогу из брусчатки. Они подъехали к крупному покосившемуся зданию со многими мелкими сарайчиками-пристройками, в котором что-то грохотало, слышалась разгульная музыка, крик… Глянув издали, Ян сразу подумал, что что это место сильно напоминает ему Столицу в целом, жаркую, душную, лопающуюся по швам и вовсе не всегда такую красивую, как в центральных кварталах, где почти и не жили: все сплошь административные здания, рынок, магазины. А этот дом выглядел удивительно ветхим, хотя сам район был молод, еще пару лет назад Ян бы тут встретил пару домишек и пост воро́тников с телепортационной вышкой и колокольней… Изрядно помогла Ринка, которая бывала здесь не первый раз: подсказала задний ход, кивнула на проулки, куда побегут, стоит ворваться. Она была уверена, что их уже заметили, но изнутри никто не выглядывал, а гвардейцы стояли на отдалении, что даже Яну, с его хорошим зрением, приходилось прищуриваться, чтобы различить темные маленькие окошки в бревенчатых стенах. Псы нетерпеливо натягивали кожаные поводки, но, ученые, не издавали ни единого звука. Наблюдать за тем, как быстрые черные фигуры гвардейцев, приникая к стенам, крадутся между невысоких одноэтажек, было странно. Словно тени ожили и оторвались от хозяев. Они обходили сзади, блокировали улочки, загораживая их всадниками на лошадях, и все происходило в удивительной тишине. Народа на улицах стало куда меньше; сквозь выставленную охрану к ним прорвалась пара обеспокоенных демонов из гражданских — Ян умело отговорился задержанием серьезного преступника. Не солгал, но и правды всей не сказал, помня предостережения Кары никого не волновать. Улицы почти опустели, демоны предпочли запереться в домах и не лезть Гвардии под горячую руку. Притянув Яна за рукав, одна демоница доверчиво зашептала, что там давно дело нечисто, что правильно они заглянули; с искренним сочувствием Ян пообещал ей разобраться, догадываясь, что ее благоверный ходит туда заливать горло и щупать разносчиц, а о наемниках и кольце не знает ничего. — Действуем осторожно, там наверняка есть обычные гражданские, праздник скоро, — передавал Ян по амулету. — В бой вступать в крайнем случае! — Какая прелесть, — хищно выговорил Влад, оглядываясь. — Драка в корчме — это же классика, я хочу попробовать! — В чем? — растерянно уточнила Ринка. — В кабаке, — кратко разъяснил Ян, снова коснулся амулета: — Боевая готовность! — Есть, капитан! — раздалось негромкое шипение, идущее как будто бы с разных сторон. Они ворвались через главный вход, и Влад не удержался — вдарил заклинанием, совсем безвредным, которое порывом мощного ветра врезалось в двери, заставило их отлететь и с грохотом удариться в стены. Казалось, весь кабак содрогнулся до основания. Через черный ход всыпали в помещение еще гвардейцы. Здесь царила полутьма, люстру с магическими кристаллами, висящую прямо по центру зала, почему-то не зажигали, и Ян поначалу запутался, не успел ничего проорать, хотя почти готов был: привычные, забитые в память протокольные слова прямо-таки рвались наружу… На него кинулись сбоку, ревя и визжа, отчаянно взмахнув перед носом кривым ножом, и Ян инстинктивно дернулся, сразу разворачиваясь на противника, теряя из виду и Влада, и своих солдат, и замершего у бара хозяина, высоко воздевшего руки; отбил штыком винтовки, навалился сам, беря не тяжестью, но силой рывка — благо, противник ему попался такой же тощий. Они столкнулись, и нож прошил воздух совсем рядом с боком, а Ян досадливо отмахивался винтовкой, зажатый в угол, неловкий; тут бы тоже на ножах, свой достать, но бросить было нельзя. Уворачиваясь, он улучил момент, когда рука с ножом пролетела мимо горла, а сам демон пошатнулся, теряя равновесие, и Ян смог заломить ему руку. Нож упал под ноги, демон завыл дурным голосом, а он аккуратно заехал прикладом по голове. Тело обмякло, и Ян сгрузил его на пол у стеночки, обернулся… Размахивать Высшими боевыми в замкнутом пространстве — глупая идея, Влад боялся зашибить своих, потому выхватил саблю, которую Ян заставил взять, скрестил клинки с кем-то. Гвардейцы теснили демонов с двух сторон, зажимали в тиски, и бежать было некуда, потому Яна удивляло, что они сражаются, бьют озлобленно и решительно, кидаются прямо на клинки в тесноте пахнущего пивом зала. Дощатый пол под ногами визжал громче бьющихся. Ян помог кому-то из гвардейцев (в темноте не различил лица) отбиться от обезумевшего наемника, сам налетел спиной на стену, ударился боком обо что-то пребольно. Вокруг него клубками змей сбивались демоны и духи. То, что они полагали коротким набегом, переросло в свалку. Раздался известный и душераздирающий вопль: «Наших бьют!», и в драку включились все. Было тесно, неудобно драться: столько народа, что и рукой не размахнешься. Метнувшись по залу, наградив какого-то наглого юнца ударом по уху и заломав другого, Ян лихорадочно соображал, как это прекратить. Раздались вдруг оглушительные выстрелы, заставившие его инстинктивно пригнуться, но это кто-то из наемников выхватил небольшой револьвер и, падая от удара, разрядил его в потолок; на него ринулись несколько гвардейцев, Волк выбил оружие одним ударом, и его тут же затоптали в толчее. На глазах Яна к Волку сзади подскочил мелкий всклокоченный демон, огрел по затылку табуретом, разлетевшимся от удара на хлипкие деревяшки; испуг пробрал Яна, когда он увидел, как Волк, удивленно крякнув, свел глаза и пошатнулся, но в этот раз Давид не сразил Голиафа: Волк устоял, собрался, развернулся к противнику с медвежьим ревом… Дальше Ян уж не наблюдал, отвлеченный свалкой, из которой он позволил выбраться Зариту, отвлекая одного из его противников на себя. Может быть, они желали уйти в славном бою, быть зарубленными гвардейцами, сбежать не куда-то, а сразу на тот свет — даже Ян не смог бы выцарапать их оттуда, не раз пытался. Но он строго приказал никого не добивать, повторил раз сто, проел солдатам уши и пригрозил не штрафом или понижением, а уборкой в казармах, и это их впечатлило. Он не мог им позволить уничтожить крупицы информации о Мархосиасе. Стычка длилась недолго, они взяли числом. Всех наемников, опознанных Ринкой или обозначенных товарищами, выводили, собирали в небольшие группки и отправляли в замок под конвоем; тем же, кто включился во всенародную драку просто так, за компанию (подобные развлечения в Аду были любимы) читали обвинительные речи и грозились штрафами. Они скулили, давили на жалость, оправдываясь пьянством, и многие правда дышали нетрезво, но Ян был непреклонен. В спину раздалось задушенное и едкое: «Инквизитор!», и он жестко мотнул головой, соглашаясь с обвинением. К вечеру гвардейские тюрьмы будут полны, и Ян с печалью предвещал в них дикий шум и возню; при его любви к порядку это было настоящее испытание. Каждый оказался при деле. Гвардейцы сновали, неспешно отчаливая с пленниками и быстро возвращаясь, галопом, что Ян заранее мог угадать их по дробному перестуку по новой улице. У адских коней не было копыт — их заменяли мощные звериные лапы. И к счастью: цокот оглушал бы куда сильнее, а многоголосье вокруг сбивало Яна. Он оглядывался, пытался все контролировать, но глаза разбегались. Зато сильно помог Гил, который в битве не участвовал, еще не отошедший от раны: тут у него прорезались зычный голос и умение продираться через толпу. Из кабака двое солдат вытащили Дэву, которая смачно ругалась, и в ее голосе прорезался странный демонский акцент, присущий всем выходцам с нижних кругов: раскаты рычания растягивали слова, звук был звериный, резкий. Завидев Яна, Дэва всем телом подалась к нему, завыла от раны, но солдаты учтиво ее придержали. — Куда ранена? — обеспокоенно спросил Ян, пригляделся. — Бедро? — Дэва, стискивая зубы, кивнула; в глазах у нее стояли слезы от боли и обиды. — Быстро везите ее в ближайший госпиталь, чего стали! — рявкнул он. — Не идет, капитан! — трагично воскликнул солдат. — Простите, — выдохнула Дэва, кусавшая губы — точно грызшая себя заживо за ошибку. — Один сбежал, прорвался через меня — и по крышам. Уверена, нужный нам. Не смогла удержать, я… я виновата… Она почти готова была разреветься в голос, и в этот момент явно проступала ее очевидная неопытность: Дэва поступила в Гвардию недавно, едва успела освоиться. Ждала от него крика, обвинения, потому втянула голову в плечи, но Ян не умел орать на подчиненных. — Район оцеплен, далеко не уйдет, не бойся, — мягко попросил он, чувствуя небывалую ответственность перед молоденькой демоницей, добитой этой неудачей, раздавленной ей. — Ты хорошо сражалась. К ним на лошади подскакал бледный Кость, истощенный колдовством, позволил взобраться в седло; от помощи раненая, но такая же упрямая Дэва отказывалась. Пронзительно вскрикнув, Кость вдарил коня по бокам, и тот с испуганным ржанием бросился вверх по улице. Они быстро исчезли из виду. Демонов становилось меньше, расчищалось место перед кабаком, а дальше выли собаки, взявшие след беглеца. Первым кинулся Джек — своего пса Ян научился угадывать среди прочих гвардейских, — а за ним увлеклась и вся стая, прокатилась по улице лохматым ураганом, оглашая рыком окрестные домишки. Наконец стихло… — Отчего телепортом их не отправить? — любопытно спросила Ринка. Она двигалась незаметно, кого-нибудь другого могла и напугать, но Ян лишь уважительно хмыкнул, когда она возникла за его спиной. — Так быстрее и не будет путаницы. — Пользуемся только в крайних случаях: когда переправляем из мира людей и обратно. Магия подчиняется воле. Чтобы попасть в какое-то место с помощью телепортации, нужно четко его представить. Поэтому в незнакомые точки так сложно перемещаться, — объяснял Ян, чувствуя себя преподавателем; Ринка, однако, была способной ученицей и не перебивала, умно глядя на него. — Представь, что будет, если двое вообразят совершенно разные места. Или пленник попытается сбежать. Ринка поежилась. А Ян все время наблюдал за ней, старательно копаясь в памяти. Сняв иллюзорное заклинание, она опять оказалась собой, обычной демоницей, но и раньше что-то не давало ему покоя: и манера говорить, и жесты. Память у Яна была отличной, по долгу службы приходилось держать в голове уйму вещей, потому он уверен был, что не ошибается. Кажется, пристальные изучающие взгляды сильно напрягали Ринку, поэтому она вертелась на месте, точно у нее вдруг началась чесотка, и морщила нос. — Мы где-то встречались, — произнес Ян наконец, когда ему надоело испытывать ее выдержку, да и ему совсем не хотелось забивать чем-то голову. Постарался, чтобы это звучало небрежно, но слегка переиграл — неловко получилось. — А она мне давеча заливала, что ее в жизни никто не брал! — громко хохотнул Вирен, подходя к ним и лучезарно улыбаясь возмущенной Ринке. — Готов поспорить, кто-то чутка слукавил. Незаметно приблизился Влад, который прежде говорил с кем-то по амулету связи в стороне, чтобы прямо-таки базарный шум не мешал ему слушать. Ян догадывался, что там важное, от любопытства едва не вешался, но не смог оборвать неосмотрительно начатый разговор с Ринкой. Однако проще стало, когда он почувствовал Влада, возникшего за его левым плечом. — Вирен, мы очень тебя любим, но ты не вовремя, — встрял Влад, так и оставив Вирена в странном сочетании радости и растерянности. — Думаешь, встречались? Да, мне все время казалось… Это было довольно давно? Иначе я сразу бы вспомнил, отпечатки аур не врут и не меняются всю жизнь. Но если держать в голове их все, можно сойти с ума, а мне такого счастья не надо… — Гражданская война, Седьмой круг, — неловко согласилась Ринка. — Мы с матерью жили в лесу, содержали небольшой постоялый двор, но война все разрушила. Вы останавливались там на день, а вы, капитан Войцек, были ранены… Заплатили нам амулетами. Отступая, войска Люцифера почти нас настигли, и они знали, что мы однажды дали приют гвардейцам. Пришлось бежать и сжечь дом. Растерянно оглянувшись на Влада, Ян увидел на его лице отражение своей вины. Никогда они не задумывались о том, что стало с теми двумя демоницами; найдя постоялый двор выжженным, разрушенным в погоне за армией Люцифера, они мысленно похоронили их и, к своему стыду, почти не вспоминали. Мирное время стерло большую часть памяти о войне, они и сами пытались оставить это — а как иначе жить? — Нам жаль, мы тогда не думали, что принесем вам столько несчастий, сами пытались выжить и выплутать из леса, — убито проговорил Ян, избегая ее пронзительного взгляда — как ему казалось, обвиняющего его в том, над чем Ян был не властен. Влад молчал, уставившись на запыленные носки ботинок. — Ничего, нам даже пошло на пользу, — помедлив, призналась Ринка. — Мы выбрались в большой город, хотя после войны там была полная разруха. Но я в кои-то веки была счастлива, так что вы сделали мою жизнь куда ярче. Мое детство прошло в маленьком домике, окруженном глубокой чащей; к нам редко заезжали постояльцы, в такую-то глушь… Но война выгнала всех из нор, вышвырнула прочь. Вы не виноваты: наша жизнь в любом случае не осталась бы прежней, ведь времена поменялись. — И Ринка добавила шепотом — горько, словно до сих пор носила траур: — А потом мать заболела, и мне пришлось… — И ты стала преступницей, — пробормотал Ян. Ринка подняла на Яна глаза, дернувшись, как от удара; отступила на шаг назад, почти уперлась спиной в деревянную стену. Сейчас он видел ту же девочку, что и пятнадцать лет назад, испуганную, винящую саму себя где-то глубоко в душе… Сразу вспомнилось, как Ринка твердо заявила, что убивать никого не станет, как цеплялась за это; человечность — верное ли слово для демона?.. — Все мы совершали ужасные вещи, — сказал Влад. — Неправильно оправдывать их чьим-то благом, но я могу тебя понять: если бы кто-то из моей семьи нуждался в помощи, я украл бы кольцо Соломона сотню раз. Успокаиваясь, Ринка благодарно кивнула: — Спасибо… Знаете, я ведь помнила вас все это время. Вас и… Были еще двое… Они с Владом смолчали, и Ринка сама все поняла, глубоко вдохнула, прикусила губу клычком и часто заморгала. Война выкосила многих из них — вовсе не тому Всаднику присудили серп… — Посмотри на это с другой стороны: со мной у вас получилось куда лучше, уголовником я не вырос, — устало предложил Вирен. — Все дело в практике. Он прекрасно знал гвардейскую науку: разряжать тоску странным, иногда неуместным весельем. Да, у них получилось передать ему все, что сами знали, и Ян благодарно посмотрел на Вирена, улыбнулся слегка натянуто. Сердитая Ринка показала сжатый кулак, ткнула Вирена в плечо. Влад же, воспользовавшись их возней, аккуратно подхватил Яна под локоть и отвел на противоположную сторону улицы, где не было чужих ушей. Они во всем доверяли гвардейцам, но дело было серьезным. Влад помахал у него перед носом одноразовым амулетом связи, по которому разговаривал: — Как и записано в бумагах, у Мархосиаса есть собственность на Восьмом круге, весьма популярное местечко для загородных имений Высших, — зачастил Влад — он всегда тараторил, когда волновался. — Отряд Ист подтвердил, что там засекли движение. Ближе подходить не стали, установили слежку издалека, боятся спугнуть. По ауре можно предположить, что там сильный маг, но брать пока рано, надо изучить… Но, кажется, кольца с ним нет. — Он и не подозревал, что мы докопаемся до имения, — вслух подумал Ян. — Нигде официально оно не значится, я уж попросил проверить архивы еще раз. Есть лишь пара старинных выписок, которые хранились у Мархосиаса в подвале. — Ад всегда был беззаконным местом. Но нам нужно быть осторожными, я пошлю туда еще солдат, если что — возьмем сами. Единственное, что меня волнует: кольцо. — Влад помолчал, словно пытаясь придумать, как бы это на пальцах объяснить. — От него на изнанке — особый след. Похоже на силу Рыжего или на ауру Евы. И вот там ее никто не видел. — У него должен быть сообщник, — предположил Ян. — Самаэль? Вряд ли Мархосиас доверяет наемникам… Да, мы лишили его части солдат, которых он хотел обернуть против нас, но главная сила — магия. Всегда считал это страшно несправедливым: я по рождению человек, я привык сражаться обычным ощутимым оружием. Магия уничтожает любые правила ведения войны. Странно ему это было говорить: тому, за чьими плечами лениво плещется Бездна, готовая откликнуться на любой каприз; ему, намертво связанному демонским контрактом с Высшим боевым магом, разделившему с ним и душу, и силу, и всю жизнь. А все-таки в такие моменты становилось тоскливо по обычному, серенькому миру людей, в котором Ян жил в детстве, не догадываясь о пестрой изнанке. Иногда он размышлял, каковы бы они все были, если б родились простыми людьми… Но сейчас Ян не мог сдержать радости от того, что они нашли Мархосиаса; надеяться оставалось, что это именно он, молиться незнамо кому. После многих дней тревоги, неизвестности ему хотелось ликующе кричать в ясное светлое небо, броситься Владу на шею или еще какую-нибудь глупость сделать. Однако Ян силой удержался, ограничился спокойным кивком; вытащил из кармана пачку сигарет, и они вместе курили, как и утром, всего пару часов назад. Солдаты с собаками вернулись, кинулись к ним чуть не в ноги, и радость померкла: упустили! Джек доплелся до них, шел, низко опустив голову и виновато урча, но Влад ласково потрепал его по холке. Один из тех, кто значился в списке, испарился, оказался быстрее и вертлявее, чем они полагали. Знал эту часть города куда лучше гвардейцев, жил в ней, сроднился и с легкостью нашел путь на волю. Отдувающаяся после бега Айя созналась, что нашла свежие следы заклинания телепорта: стоило отбежать подальше от кабака, и их барьер исчезал. — Вот черти… — раздосадованно протянул Влад, растерянно оглянулся по сторонам. — Да вы не вините себя. Вряд ли это был такой важный пленник. — Он наверняка отправится к Мархосиасу искать защиты, — предположил Ян. — Мы можем отследить его телепорт? Хотя бы… — Восьмой круг, — сказала Айя. — Мы были правы. Они безрадостно кивнули друг другу и отправились обратно к замку.

***

Кто бы Каре сказал, что она сможет выдержать два Совета за раз, она бы искренне посмеялась. Один был обычный, почти каждодневный — такое она считала кропотливой, но нужной работой, не жаловалась даже Ишим — по секрету. Долго обсуждали волнения в народе; аресты, которые устраивали гвардейцы, скрыть было невозможно, Ад полнился слухами. Она передала газетчику Лагису написанную речь, призванную успокоить граждан. Сомнения подтачивали Кару: она не хотела лгать народу, который возвел ее так высоко, не желала напомнить себе Люцифера. Но она защищала их и не сказала ни слова лжи: и правда ведь они хватали наемников, чтобы обеспечить безопасность… Ничего нового Кара на Совете не сказала, однако смогла успокоить Высших, похваставшись успехами Гвардии и особо выделив Роту, что устраивала себе логово на Восьмом подле Мархосиаса. Они обсудили, что нужно поставить вторую партию амулетов, которые бесплатно раздавали горожанам, потому что те стали слишком популярны в народе. Кто-то предположил, что это может стать традицией — крепить веточку сирени к костюму. Кара невесело подумала, что им еще предстоит сразиться за право дожить до следующей годовщины Исхода. Выходила она из просторного зала в смешанных чувствах. Рада была, что все демоны в Совете были объединены, борясь против общего врага, а такого единодушия не было среди них, наверное, никогда: всегда разгорались жаркие споры о том, как перекраивать Ад. Но Кара понимала, что Мархосиас — в прошлом влиятельный Высший, который желает власти, а потому оглядывала их по очереди, ища признаки чего-то необычного, несвойственного. После же винила себя и кляла, но от подозрений отделаться не получалось. Второй Совет проходил не в главном зале, а в кабинете поменьше; за что Кара любила Дворец, так за то, что в нем можно найти помещение на всякий случай. Она любила и комнату, по-своему уютную из-за стеллажей с книгами, закрывающих холодные черные стены, большого панно с картиной из мира людей, изображающего какое-то эпичное побоище, мягкого ковра на полу, глушащего шаги, и окно, что открывало вид назад, за Дворец, а не на главную площадь, которая приелась взгляду. В центре кабинета стоял круглый стол — куда меньше того, что занимал полный Совет, места для равных… Кара пришла первая, скользнула рукой по старому дереву, покрытому лаком, нащупала царапину, пересекающую стол, будто кто-то озлобленно рубанул по нему мечом и выбил несколько щепок. Пока она размышляла над этим, двери открывались и закрывались, и в кабинет проскальзывали многие демоны и люди, деловито занимавшие положенные им места, хотя никто не договаривался о порядке. Уставшая за день Кара видела знакомые, родные лица, и не могла сдержать улыбки. Кивнула и Ишим, что устроилась рядом с ней, и Элу с Вельзевулом, с которыми час назад обсуждала положение на проблемном Девятом на прошлом Совете, и всем гвардейцам (инквизиторы сидели рядом и о чем-то оживленно перешептывались; Ян закурил), и скромно устроившимся подальше детям: Белке с инквизиторским стажером, Вирену, наемнице, Рыжему… Первым поднялся Вельзевул, кинул на нее взгляд искоса, словно спрашивая дозволения, и она с досадой кивнула. Тщетно Кара надеялась, что хотя бы в этом кругу они забудут о всем официозе. — Мы совсем не думаем о том Аде, что был до Люцифера! — решительно заявил Вельзевул, взяв слово; его звучный голос разнесся по небольшому залу. — А ведь там можно найти ответы на многие вопросы. — Наверное, потому что всех нас еще на свете не было, когда Люцифер пал, — хмыкнув, предположила Кара. Она знала лишь Габриэль из тех, кто воочию видел те времена, но она была казнена во время гражданской войны… Да и что архангел могла сказать о жизни в Аду, которую на Небесах презирали? — Ведь никто здесь не старше двух тысяч лет?.. Она оглянулась на присутствующих в зале, и Каре захотелось вздохнуть. Когда-то они гордились тем, что пришли новые демоны, подвинув заполонивших все Высших, молодая кровь, те, кто готов действительно менять жизнь к лучшему. И они успели это доказать, в неполные два десятка лет перекроив то, что тысячелетиями топталось на месте, но неожиданного удара со стороны тех, кого они считали ветошью, никто не ожидал. — Подожди, ты ведь был ближайшим советником Люцифера во время той войны! — вдруг раздался немножко дрожащий голосок Белки, которая уставилась на отца широко распахнутыми глазами. Почувствовав на себе внимательные взгляды, она смутилась и замолчала, но Влад, тепло улыбнувшись, кивнул Белке. — Спасибо, солнышко, — согласился Вельзевул. — Да, в то время я был очень молод, не старше Вирена, пользовался славой своего покойного отца и его войсками. Мы с Люцифером верили, что Аду нужно обновление, — он вынужденно усмехнулся. — К тому времени все наши земли были истощены войной, которую вели на две фронта: и с ангелами, и между собой — за территории. Наконец Вельзевул достал из книжного шкафа и эффектно развернул заранее подготовленную большую карту Первого круга, разместив ее прямо по центру стола, и Кара, видя, как стремительно закручиваются пергаментные края, шикнула. По краям карты оказались несколько револьверов и пепельница Яна. Эта карта была очень старой, и Кара даже побаивалась касаться ее. Проще всего было заметить, что Столица в древние времена была куда меньше, а вокруг стояло не так много городков — всего-то несколько небольших селений. На севере, на самой границе Ада, змеилась линия фронта с ангелами, нарисованная жирной ярко-красной полосой, хоть и поистершейся со временем. Вместе с тем карта была расчерчена на многие небольшие лоскутки — владения самых разных Высших. А вот от самого фронта тянулись земли Мархосиаса, как негромко пояснил Вельзевул, ткнув прямо в центр владений, где располагался замок. — Довольно внушительный кусок круга, если честно, — признался Эл; остальные согласно зароптали. — Как он умудрился столько завоевать? — Не слышала о его военной славе, — нахмурилась рыжая демоница Рахаб, одна из высших чинов Гвардии. — Насколько я знаю, у него не было так много войск, — признался Вельзевул. — В то время все боролись за первенство, если б у Мархосиаса было достаточно солдат, пришлось бы нам с ним сражаться. А у меня не было ни капли опыта полководца, я страшно боялся его. И он улыбнулся, легко откровенничая, зная, что никто тут не стал бы его укорять. — Ты с ним хоть раз говорил? — скептически уточнил Влад. — У меня есть ощущение, что нет никого, кто беседовал с Мархосиасом и жив до сих пор. — Я говорила, когда отправляла с ним Самаэля, — нерешительно сказала Кара. — Пятнадцать лет назад. Неприметный демон, он не казался опасным, при Люцифере занимал должность при дворе, никак не связанную с военным делом. Вы знаете, вскоре после дуэли было несколько несогласных, которые тут же постарались воспротивиться, но Мархосиас сидел тише всех. Я спрашивала у многих, все они сходились на том же, проверка Гвардии показала, что он чист. — В тот раз мы не знали про подвал, — предположил Влад. — Не хочу тебя расстраивать, но у нас ничего преступного. Книги старые, мы не знаем, были ли они получены незаконным путем, — чопорно добавил Ян. — Алхимические приборы тоже сделаны давно, но на них настоящие клейма мастерской из Дита, хотя они теперь закрыты. — Инквизиторство, он определенно наш враг, стремящийся к завоеванию Ада с помощью древнего артефакта, — терпеливо напомнил Влад. — Ценю твою презумпцию невиновности, но все дело как раз в магии: малейшая ошибка — и ты труп. Поэтому логично, что тут все законно, Высшая магия терпит особое оборудование. Давайте начистоту: мы все недооцениваем тихих людей… и демонов. Мы сами кричали громко, вели революцию, а позабыли, что переворот можно совершить тихо. Пристыженные, они все смолчали. — Да, все верно! — воскликнул Вельзевул. — Я поспрашивал у своих знакомых, у тех, кто лучше моего понимал в политике. В Аду сейчас таких старых демонов мало. Говорят, большую часть своих земель Мархосиас купил, а не отвоевал; у него было две жены — дочери больших лордов, и обе они странным образом скончались, а все их владения достались Мархосиасу. Он полагался не на грубую силу, как остальные, и потому выигрывал войну, что вели веками. Он умел выжидать. — Может быть, он не зря выбился в ближний круг при Люцифере? — нерешительно предположила Ишим. Она научилась не стесняться внимания, говорила твердо: — Он мог ждать шанса свергнуть его, но гражданская война решила сама. — Долго же он готовил планы, — цокнула языком Кара, прикидывая, сколько правил Люцифер. — После такого пятнадцать лет покажутся мигом… И сама она терялась, бывало, во времени, увлекалась. Годы то проносились стремительно, когда она мучилась болезнью бессмертных, скукой, то тянулись тысячелетиями… Но Мархосиас, так долго вынашивавший планы мести, начинал ее пугать. — Мы должны понимать, что у нашего противника большой опыт, — высказался Вельзевул. — Его вряд ли удастся вывести на битву в чистом поле, если вы понимаете, о чем я. Территория Мархосиаса — это обман, политические интриги. Он умеет дожидаться. И я представляю, как он был зол на нас, когда мы раздали его земли, которые Мархосиас путем манипуляций добывал многие годы — может быть, столетия! — И едва ли он один такой, — высказался кто-то со стороны гвардейцев, и там согласно зашумели. — После войны они не могли сразу выступить против, — подытожила Кара. — А теперь, заручившись поддержкой Самаэля как законного наследника… — Мы еще можем образумить Самаэля! — воскликнула Ишим, хватаясь за руку Кары в поисках поддержки; ее слова встретили скептически, но она не сдалась: — Все вы помните мальчишку, которым он был, едва отгремела гражданская. Самаэлю не нужен был трон, он хотел жить простым человеком и наслаждаться этим! «Как и мы все, — внезапно подумала Кара, печально кивая. — Но лишь у Самаэля хватило сил бросить все и уйти — что ж, я называла это трусостью многие годы, но и сама нередко мечтаю сбежать и дожить век тихо, не вмешиваясь в судьбы миров…» — Нам нужно поговорить с ним! — убеждала Ишим. — Я думаю, что Самаэль до сих пор не готов к ответственности, но попался на уговоры Мархосиаса. Ведь Вельзевул говорит, что он так хитер! Мархосиас во время войны обманывал многих Высших, он с легкостью справился бы с одним ребенком! Неожиданно Ишим замолчала на полуслове, а время стало сочиться медленнее, тяжелее. Что-то неуловимо изменилось; Кара уловила легкое дуновение ветра, из-за которого у нее болезненно заныли лопатки — отзвуком той боли, что она чувствовала, когда пала в Ад, а крылья распахнулись с громким хлопком. Она почуяла сладковатый яблочный запах. И в следующее мгновение стремительно выхватила саблю, со свистом рассекшую воздух. Слева от нее вскочил Влад, разводя руки; между его пальцами потрескивала кровавая молния, готовая вот-вот сорваться… — Знаете, это варварское поведение… — начал Ян; его голос напряженно подрагивал, как будто тетива на луке. — Ради всего несвятого, ты стоишь на столе, у тебя нож в руке! — громко возмутился Влад, дергая ладонью, что все инстинктивно пригнулись и даже у Кары колени дрогнули: а ну как магия сорвется, разольется по кабинету бушующим штормовым морем. — Да, неловко как-то… — протянул Ян, шатнувшись. Каре было не до смеха, она смотрела на фигуру, появившуюся в кабинете, вышедшую из ниоткуда и проскользнувшую к одному из пустых кресел с королевским величием. С той самой ночи, когда Кара в дуэли доказала право владеть Адом, они не встречались. Ева осталась прежней, но теперь ее бледное аристократическое лицо, словно бы с картин Боттичелли, не портила глухая тоска по Люциферу, всю жизнь любившему одну лишь ее сестру; она снова сияла своим медным светом. Простое белое платье греческого кроя и с длинным подолом скользнуло за ней. — Старая Гвардия, — восхищенно шепнул Вирен, пока Влад помогал Яну спуститься со стола, на который он каким-то чудом взлетел. — Они безумны, — покорно согласился Рыжий, напряженно сверливший взглядом Еву, прикованный к ней. Не слушая пустой мальчишечий треп, Кара бесцеремонно шагнула к Еве, придвинулась к ней так близко, что вновь явственно почуяла сладкий аромат ее кожи, уставилась прямо в глаза — неясного цвета, с крапинками на радужке. Спокойные, умные глаза женщины, знающей себе цену слишком хорошо. — Это совещание происходит в строжайшем секрете, по Дворцу расставлено столько стражи, сколько не было с самой гражданской, прямо за дверями этого кабинета неподвижно стоят четверо лучших гвардейцев из моей личной охраны, — злобно прошипела Кара на едином дыхании, склоняясь к ее лицу, — а внутри собрались самые могущественные существа в Преисподней. Как, скажи мне, змея, ты сюда проползла? — Не убережешь Сада своего, — с лучезарной улыбкой кивнула Ева. Не спрашивая ничьего разрешения, подавшись ближе, Влад наклонился, будто бы втянул носом воздух, принюхался. Кара не чувствовала ничего, кроме настойчивой сладости, неестественной, сразу заметной. Но она не была магом и ни капли не разбиралась в изнанке, терпеливо ждала слов Влада. — Нет ее здесь, — наконец сказал он небрежно, точно Ева не могла его слышать, хотя ее лисья улыбка прямо говорила об обратном. — Это иллюзия, но чрезвычайно хорошая, наведенная на основе зеркального заклинания. Чтобы создать такое, нужно не один час сидеть. В следующий миг Влад бесцеремонно и, как могло показаться, грубо махнул рукой возле Евы, но Кара не услышала звонкого удара по обнаженному изящному плечу: пальцы Влада проскользнули сквозь нее, как через призрака, а очертания Евы подернулись неясной дымкой. — Учись, Рыжий, — кивнула Ева, и мальчишка испуганно вжался в спинку кресла, поежился от ее взгляда. — Вот это — Высший маг, его моими фокусами не обмануть. К сожалению, не могу почтить присутствием лично, но считаю, что тоже должна выслушать и высказаться. Жаль, что я опоздала. — У тебя есть что сказать? — спросила Кара, стараясь звучать спокойно. — Петербург еще стоит? — фыркнул Влад, но она почувствовала, как за вопросом стояло искреннее беспокойство за его город. — Стоит… И стоял бы еще крепче без нас. Помните ведь у классика — там лучше, где нас нет! — воскликнула Ева; Кара начинала изводиться, потому что разговор казался ей пустым, пространным — она же привыкла, чтобы докладывались исключительно по делу. — Инквизиция смогла выяснить, что недавно на счет Иштар поступили большие деньги, — вспомнила Ева, — а потом она на что-то их истратила. Кажется, готовила путь к отступлению: счет этот не в российском банке… — Так сильно не верит в Мархосиаса? — удивился Ян. — Нашел от кого верности ждать! Всего лишь перестраховывается, у нее найдется выход из любой ситуации: скользкая жаба… Влад закатил глаза с каким-то непонятным выражением; Кара слышала, что у них с Иштар свои давние счеты, а сама-то с древней тщеславной демоницей лоб в лоб не сталкивалась. Вдруг ее осенило: а ведь Иштар, должно быть, тоже желает вернуть былую славу! Она в войнах Высших не участвовала, а плотно обосновалась в мире людей, где-то в Междуречье, и тешила себя кровавыми жертвами, оргиями и разгульными праздниками. Но — вот что их объединило, прибило друг к другу, как мелкие камушки — могучим течением истории! — У меня было небольшое видение, что Иштар рядом, — тем временем добавила Ева. — Я долго мучила карты, кости, кофе… Ничего не отзывалось так, как раньше. Должно быть, появление истинного оракула сбивает дилетантов. — Я… тоже видел, — согласился Саша, поднимая голову и на мгновение ясно сверкая глазами. — Но не Иштар. Совсем кратко, я толком не успел разобрать! Точно уверен: на праздновании Исхода что-то случится. Я видел огонь, сильный, жаркий, что плавилась черепица на крышах домов, кто-то кричал так громко и отчаянно… Сидящий рядом с ним Вирен вздрогнул всем телом, точно ошпаренный, завозился, потянувшись к ожогам на шее, но силой отдернул руку. — Это Исход, — помолчав, сказала Кара. — Сожжение Рая. Должно быть, ты так думал о нем, что увидел прошлое, а не будущее. Они все знали картины, которые открылись инквизиторскому стажеру, помнили дикий жар, сушивший лица, магическое пламя, которое прокатилось по Раю, подпалив раскидистые сады и даже каменные дома с колоннами… Не должны были их дети знать, как полыхал Рай, как велась война, но на лице Саши Кара могла прочитать то же глухое отчаяние, какое охватило ее саму, стоило понять, что именно демоны сотворили, разъяренные годами крестовых походов. Ангелы дрались за власть в мире людей, они — за свободу… А в итоге все равно принесли одно разрушение. — Не стоит сдерживать видения, — заявила Ева, рассмотрев енохианские символы у Саши на ладонях. — Возможно, эти картинки мешают смотреть в будущее ясно, не плутая прошлыми дорогами… — Эти картинки не дают силе его выжечь! — несдержанно рявкнул Влад. — Мы нужны Аду сейчас — целыми и способными думать. И в жертву мы никого приносить не намерены! Снова и снова он вступался за серьезного Сашку, привставая со стула, сердито щуря пылающие глаза — Кара видела, как в них пляшут красные искорки боевого транса, в который Влад едва не падал. Но Влад моргнул пару раз, точно кто-то его одернул (Ян сидел, глядя прямо перед собой — сквозь тех, кто напротив), рухнул на место, с силой откинувшись на спинку. — Рота попробует отыскать Самаэля, — переглянувшись с Яном, произнес Влад. — Едва ли у нас получится выяснить что-то конкретное, но попытаем счастья у задержанных сегодня. Они могут знать, где он прячется. — Среди народа много недовольных, — негромко добавила Ишим, собиравшая последние сплетни, как урожай. — Говорят, Гвардия ворвалась… — Нииран назвал имена, — непокорно мотнул головой Ян. — Мы задержали всех, кто был в списке… И тех, кто напал на сотрудников при исполнении. Спорить с ним никто не отважился, зная упертость Яна во всем, что касается закона, однако Кара подумала, что массовые аресты — совсем не лучший способ начать празднование. Речь в газете едва ли успокоит волнения, нужно будет показать радушие города; Кара мысленно сделала пометку: устроить в преддверии праздника побольше уличных представлений и увеселений, запланированных собственно на ночь Исхода. Народ лучше задабривать хлебом и зрелищами… — Здесь я, в свою очередь, — добавила Ева, словно желая доказать свою полезность, — поищу следы Иштар. У меня есть ощущение, что Мархосиас оставил ее в мире людей, чтобы тоже подстраховаться. Она живет среди смертных много тысячелетий, отлично знает мир. Однако, — она довольно улыбнулась, — и я тоже! И они продолжили, не упоминая, однако, при Еве, что они напали на след Мархосиаса. Едва Кара подумала, что им нужно сплотиться против общего врага, появилась она, это выбившееся звено; Еве они доверять не могли, любовнице Люцифера, хитрой женщине, будто бы желавшей блага, но не открывающей истинных своих намерений. Свежа память была о поразительной преступной схеме, которую Ева одна провернула: с похищением прямо в центре Столицы, с несколькими наемниками, с перестрелкой на складе, закончившейся кровавым месивом… А все-таки удивительно было, как они продолжали общаться за ее спиной, пусть и рискуя прослыть невежами, считывали по движениям, по глазам, по неслучайной дрожи голоса. И отчетливо понимали все смыслы, тонким шелком проскальзывающие сквозь пальцы, словно контракт связывал не двоих инквизиторов, а всех вместе, каждого из них.

***

Когда закончился их небольшой Совет, все понемногу начали расходиться. Первой упорхнула Ишимка, у которой было много возни с праздничными приемами, потом истаяла иллюзия Евы, стали подниматься гвардейцы. Махнув Владу на прощание, к выходу потянулся Вирен, увлекая за собой новых товарищей, Ринку и Рыжего, и вдохновленно треща про красоты Столицы, шумно обещая показать их «деревенщине Рыжему». Влад сидел дольше всех, дожидаясь, пока освободится Кара, но она все говорила с Вельзевулом, допытывалась у него про войну, что вели до Люцифера, но по лицу его было видно, что Вель мало что помнит и с трудом может ответить. Тут Влад и задумался, как много сам бы мог сказать про Последнюю войну с ангелами: это нельзя было облечь в слова, оно хранилось в памяти спутанным клубком ощущений. А в старые времена летописей никто не вел, а если и вели, то те давно уж сгинули. Так и остался древний Ад в легендах да детских сказках… Ждал не он один: остался Ян, до сих пор сидела Белка, которая никуда не уходила без отца. Она устроилась подле напряженного, прямого Саши и, кажется, всей душой хотела схватиться за его руку — Влад понял, что это нехитрое прикосновение успокаивает их обоих и унимает сомнения, — но боялась при отце. Но взгляда от Саши она не отрывала, потому невозможно было этого не заметить, если б не съедающее их всех беспокойство. Кто обратит внимание на влюбленных детей, когда всем им грозит гибель?.. Стажера Владу было жалко. Саша все больше молчал, отвечал, лишь когда его спрашивали, да и то не слишком подробно. Видений словно стеснялся, а на Еву пытался не таращиться. Взгляд его метался по демонам; сложно осознать, что жизнь повернулась неожиданной стороной, что ты сидишь за одним столом с Сатаной и ее высочайшими советниками и боевыми товарищами. Когда-то так же сам Влад притащил в Преисподнюю Яна, обычного инквизитора; забросил его в новую жизнь, сам не подумав. Что ж, история по-змеиному вилась кольцами. Наконец решив с Вельзевулом, Кара кивнула ему, пожала руку, передала привет Джайане. Прощались они как старые друзья, а не высокие чины, и Влад рад был наблюдать, как нрав Кары понемногу меняет нормы обращений при Дворце, делая их менее напыщенными и церемонными. Они говорили недолго, болтали про Петербург и последние новости, вместе похмыкали над визитом к отцу Лаврентию. Когда-то Кара люто ненавидела ангелов и все, что с ними связано, но теперь спокойно кивала, выслушивая обстоятельный рассказ и поддакивания Яна. А Владу радостно было видеть ее такой же, как и прежде, не сломанной новыми тревогами, а по-прежнему готовой бороться. Об этом Кара ему и пожаловалась: что советники запирают ее во Дворце, не позволяя кинуться в бой очертя голову, как она любила. Переглянувшись с Владом, Ян выдал что-то бесцветное и тактичное; он так хорошо умел, потому обычно вел переговоры. Пролетевшего времени они не замечали, а оно меж тем поджимало: пришлось прощаться. Но настроение у Влада ненадолго стало куда лучше, и он в коридоре уже поймал задержавшуюся Белку под локоть, заговорщически подмигнул ей. Где-то рядом раздалось неодобрительное ворчание Яна. — Ты отцу-то про жениха рассказала? — спросил Влад, довольно ухмыляясь и видя, как Белка густо краснеет. Он такое раньше в книжках читал, но тут видел воочию, как бледные веснушчатые щеки идут пылающими пятнами смущения. — Да какого жениха, дядь Влад, то есть… прости-прости, знаю, ты не любишь, — пробурчала Белка, пряча глаза, от волнения дергая хвостом. — Мы с папой почти не говорили об этом, они так порадовались, что я вернулась… Хотя и сделали выговор, потому что в Аду опасно! Но у нас на имении столько защиты, что танк не возьмет! — воодушевленно призналась Белка. — И поэтому родители настаивают, чтобы я дома сидела, а я-то не хочу! И еще… Можно ведь, Саша у вас пока и дальше поживет? Я к родителям переберусь, но как-то уж очень неудобно… — Без проблем, нас и Андрей, отец его, просил о том же, он уже в гвардейском замке устроился, — легко согласился Ян. Просиявшая Белка взвизгнула совсем неподобающе молодой высокородной леди и чмокнула его в щеку, а потом торопливо унеслась вперед по коридору, пока кисточка ее хвоста не мелькнула возле развилки, а потом и вовсе бесследно пропала. Догнала, наверное, своего инквизитора… Этой мысли Влад вынужденно усмехнулся, признавая, что крутить шашни со следователями из Sanctum Officium — что-то вроде славной семейной традиции, которой все с удовольствием покорились. — А крестного своего не поцеловала, вот и делай добро, — тоскливо сказал Влад, сам удивленный, почему его это задевает. — Делай добро и бросай его в воду, — терпеливо продолжил Ян. Домой Влад вернулся под вечер, а Ян все крутился в гвардейском замке. Мысли в голове копошились самые невеселые, ведь потом понадобилось уточнить у Кары детали праздничного парада, что перед балом. Влад бы не хотел таких почестей, но слава Роты Смерти, лучшей опергруппы Гвардии, гремела по всему Аду, а они с Яном и Карой были самыми известными вождями отгремевшей революции. Он-то цеплялся за невысокие звания и мнимую свободу, но на празднике придется красоваться — не по своей воле… Может, он и рад бы сорваться за Мархосиасом, сбежать с торжеств, посвятив время тому, что Влад умел лучше всего: гнаться, охотиться, колдовать опасную Высшую магию… Заглянув ради интереса к Ниирану в городскую тюрьму, ничего нового он не узнал, а заработал кучу подколок и выходил от него, точно стрелами истыканный. — Мархосиас никогда не делился планами заранее, сообщал перед тем, как нужно было действовать, — честно заявил Нииран, прощаясь. — Потому ни о чем, что случилось после того, как вы меня схватили, я говорить не могу. И он замер, напряженно глядя на Влада, точно боялся, что он тотчас войдет в боевой транс и шарахнет по нему заклинанием, порвет глотку, как недавно магия Ниирана яростно впилась ему в бок… — Умно с его стороны, — пробурчал Влад, пожимая плечами, и выскочил за дверь. Без всяких колебаний он добил бы мага в битве, не зная его, видя врага, а не ехидного умного демона — не свое отражение. Потому во время таких разговоров в нем закипало что-то, что Влад никак не мог объяснить, однако он понимал, что сбегать — не лучшее решение. И поделать с собой ничего не мог. Нииран же, мигом осмелев, кричал что-то ему в спину, чего Влад не расслышал. Идя домой, он нарочно отправился пешком по уютным улицам, оглядываясь с интересом, встречая знакомых и кивая им. Иногда хмыкал и улыбался, замечая предпраздничные забавные сценки, порывался обернуться, пошутить что-нибудь, но запоздало вспоминал, что гуляет один. Скоро придется проехаться по улицам верхом, хозяйски оглядывая столпившихся на тротуаре духов и демонов. Кара будет во главе процессии, ее белого — необычной масти для Ада — коня украсят, в гриву вплетут колокольчики, что станут мелодично позванивать. Следом за Карой — герои войны с ангелами; большая часть Роты тащилась позади, но Владу было уготовано там место… Он вдруг резко затормозил, что идущая следом компания гогочущих юнцов рассыпалась, едва не столкнувшись с Владом; он не различил, что ему возмущенно рявкнули. Думал: ведь именно на параде, на пути от окраин Столицы до главной площади, Кара наиболее уязвима. Кругом толпа — одного точного выстрела хватит. Или, что и подумалось первым, можно забраться на крышу и палить оттуда по головам. Они выставляли больше охраны на Дворцовой площади, где будут танцевать до упаду, возводили защитное заклинание на балкончике, с которого Каре предстояло читать речь. Но что они могли сделать тут — на этом пути на Голгофу? Один брошенный камень, и… На панический, громкий призыв Ян откликнулся сразу же и, выслушав, согласился, вздохнул и поспешил куда-то: дыхание сбилось. Он оставался в гвардейском замке, разбирался с книгами — это они решили делать по очереди, когда Влад понял, что не понимает ни слова после многих часов чтения. Вечер истаивал, обращался мягкими теплыми сумерками, которые приносили городу облегчение. Влад потащился дальше, чувствуя, как спадает адреналин, вспыхнувшее озарение. Домой Ян обещался глубокой ночью, потому коротать ее предстояло совсем одному… Возвратившись в их квартиру, Влад сбросил ботинки, от души отпнул их к стене. Отчаяние клокотало в душе, переливалось через край: способ победить их найдется всегда, а как защитить Кару — поди придумай. Ни за что она не станет ехать через свой народ со связкой защитных амулетов на шее, не покажет каждому случайному магу, что боится их. Ведь они все на виду. Да и даже Высшее защитное заклинание проломится от выстрела в упор, а несколько кряду не выдержит никакое. Тишина ощущалась неправильно. Влад так привык, что дома всегда кто-то есть, так часто в последнее время оказывался среди гвардейской кутерьмы, что ощутил поднимающееся на дыбы одиночество. Он был частью большой шумной семьи, Влад всегда знал, что где-то рядом непременно будут дети, хитрый пес, инквизиторство… А теперь он слонялся по пустым комнатам, щелкал выключателями и печально наблюдал, как вспыхивают и тухнут магические кристаллы в люстре. Пытался спать, но ближе к рассвету он бросил это, доплелся до кухни, сел за стол, потом, будто все-таки во сне, поднялся и вернулся с бутылкой водки. Копошение в прихожей Влад уловил чутко, сразу же; наверное, это потому что он обреченно ждал, когда же дверь распахнется, а над его головой зазвучит суровый голос Яна — нет, не Яна, а господина инквизитора, как он в шутку его называл… Но Влад пил, как откупорил припрятанную в холодильнике полную бутылку водки, так и страдал, мучился угрызениями совести, знал, что не должен, а остановиться все не мог, хапнул рюмку третью, кажется, — счет потерялся. Судя по доносящимся до него звукам, Ян грозно шикнул на Джека, отправил его в гостиную, чтобы под ногами не мешался и не лез с нежными облизываниями. Обиженное ворчание отзвуком раскатилось по коридору, цокнули когти по паркету. А вот Ян шел беззвучно, мягко ступая, как зверь на охоте, приближаясь неумолимо. Влад сидел в темноте, угрюмо сгорбившись за столом, в мыслях мутилось; он ожидал, что Ян зажжет свет и голову разорвет болью, однако тот огляделся и оставил в кухне полумрак, разбавленный лишь блеском столичной ночи за окном. Тяжелую голову Влад поднял на вошедшего Яна, такого оживленного, взлохмаченного, знакомого; чем дольше Ян смотрел на него, окидывал взглядом всю кухню, тем быстрее улыбка увядала. Неловко вздохнув, Влад кивнул сначала на бутылку с прозрачной, что слеза, водкой, потом на свои руки, как будто обвиняя не себя, а их. На пустом столе стояли две рюмки — это он по привычке достал, неправильно было как-то без Яна пить. — Не удержался, прости, — повинился Влад. — Хочешь — накричи, давай, я знаю, блять, я это сдуру. И от тоски. А ты поори, а? — жалобно попросил у Яна. — Полегче станет. Он опустил голову, приготовившись к вспышке, к крику, но Ян ласково-досадливо потрепал его по макушке, точно виноватого Джека, присел рядом на кухонную лавку и долго взглянул на рюмку, на дне которой еще плескалось. Потом придвинул к себе другую, чистую. — Налей мне тоже, — тихо попросил Ян, и голос у него был обреченно-выжженный, усталый. И они пили вместе, привалившись плечами, с удивительно скорбными минами, которые отлично видно было в настенном зеркальце, висящем напротив; ладно еще своя постная рожа, но на хандрящего Яна смотреть не было сил. Так и хотелось сказать что-нибудь, развеселить, но это казалось неуместным, как хохот на похоронах, и Влад никак придумать не мог, изводил свою пьяную голову, не способную складывать мысли. Потому болтал что-то по глупости, пытаясь развлечь, а потом вдруг понял, что стал исповедоваться, вслух выть на свою горькую жизнь. — Удивительно, сколько времени прошло. Когда-то я был молодой и ебанутый, я думал, как и все наглые мальчишки, что никогда не умру — прославлюсь навечно и останусь легендой в веках; что море по колено, а Высшая магия обязана подчиняться каждому движению рук. Я как будто всегда пьяный ходил — своей уверенностью, ничего перед собой не видел. А сейчас… повзрослел, должно быть, переоценил все, что мне дорого. Пришлось не в ломбарде — на войне считать, да оно честнее получилось… Если бы не помер, я бы уже седеть начал, наверно. Пятьдесят, представляешь? Пятьдесят три. — Я бы с вами и в тридцать поседел, — мирно улыбнулся Ян, доверчиво кладя голову ему на плечо и сдувая с лица упавшую светлую прядь. — Я едва ли намного младше, Влад, но я смотрю на демонов и понимаю, что возможно привыкнуть к долгой, вечной жизни. Что нам не надоест, не опротивит все. Взгляни на Вельзевула: он счастлив, а за его плечами многие века! — Никогда я не верил, — тяжело выдавил Влад, — что могу быть счастлив. Что я достоин счастья. Все время ждал, когда наша жизнь снова обернется Адом — настоящим. Пятнадцать лет себя не отпускал, искал подвох, и вот оно случилось, и мне потому еще паршивее. Накаркал! Водка заставляла говорить все, что вертелось в голове. А Ян приподнялся, словно разбуженный, чтобы ясно, ужасающе трезво взглянуть ему в лицо с каким-то странным, нечитаемым выражением, в котором Влад, подслеповато щурясь в темноте, мог угадать страх и тоску. И боль — не свою, не разделенную контрактом, а ту искреннюю, за других, которую он не допускал никогда на работе. — Ты с ума сошел, — дрогнул его голос. — Да! Мне иногда кажется, что это все не мое, чужое, украденное, — удушенным шепотом согласился Влад. — Что все еще стою там, на развалинах Рая, а Господь пытается растерзать мое черное сердце, ты смотришь, как меня медленно убивают, а я… я вижу то, чего совсем не может быть. Или что я продаю душу в церкви назло себе самому, и все, что я наблюдаю, — яркие разноцветные осколки витражей чьего-то счастья. Или что завтра мы проснемся на гражданской войне в грязи, копоти и нищете Девятого, и нас застрелят, ну ты ведь знаешь, какие свалки бывают в битвах, случайная пуля, и… Больше всего на свете я боюсь открыть глаза и понять, что это был лишь долгий сон. Я не могу поверить, что все время наше, больше нет ни царей, ни богов над нами. Что мы все живы и живем. Что я заслуживаю хоть немного счастья. И я совсем не знаю, сколько нам осталось. А теперь — видишь?.. Может быть, завтра начнется очередной конец света, и мы сгинем в огне новой войны. Если так, обещай… — Обещай, что вместе со мною сгоришь, — эхом откликнулся Ян. — Я обещал, я сотни раз клялся, и я лучше всех знаю, что ты никогда не был святым. Но это не значит, что тебе не положено счастья, Влад. Ты заслуживаешь его так же, как и весь Ад. Как любой из нас. И мы сражались за это. Они помолчали. Где-то на границе мира брезжил рассвет, и Ян ненадолго метнулся к окну, раскрыл его, чтобы свежий ветер ворвался в дом. Закурил, вздрагивая, успокаиваясь. Прикусил сигарету, протянул руку к опустевшей рюмке, обвел пальцем грань, налил обоим. — За конец света, — неровно улыбнулся Ян, поднимая ее; короткие, но емкие тосты он умел выбирать как никто другой. — За конец света! — лихо, стараясь отбросить все сомнения, согласился Влад. Молча чокнулись рюмками, едва не расплескивая через края, выпили залпом — обожгло, опалило глотку, что Влад задохнулся. Как будто и правда рухнула тьма, скрыла все, стерла родное лицо. По телу прошел адский жар, прошибло; Влад помотал головой, но его замутило, не прояснилось ни на миг… Пятнадцать лет назад в такую же они тоже убеждены были, что непременно погибнут под окровавленными железными сапогами истории, прогрохотавшей маршем по Аду; тогда они схватились друг за друга намертво и до сих пор не могли разомкнуть рук. И не хотелось; Влад как раз нашарил чужие прохладные пальцы, сомкнул на них свои, сразу почувствовав ответное пожатие. Как и в тот раз, хотелось делать глупости. Отчаянно, как воздуха. — Выходи за меня, — брякнул Влад. И уставился на Яна, сам не веря, что это он тут сказал, не уверенный, что не придумал это на пьяную голову, а слова и правда прозвучали на тихой кухоньке; почему-то он забыл, как дышать, забыл, что снова жив, а не бесплотный дух, которому можно выкинуть все человеческое, да у него все из головы вылетело, и пусто там стало. — Я… Нет, — неловко ответил Ян. А потом что-то столь же неясное прокатилось по его лицу, быстро, незаметно, и он торопливо отвернулся, часто, загнанно дыша. — Я недостаточно?.. Обжигающее чувство в груди было уж точно не от водки. Влад тоже отвернулся, не желая, чтобы было видно, как болезненно перекосилось лицо. Так бы они сидели вдвоем, выворачивая шеи в разные стороны, но Ян прижал его ближе, ласкаясь, беспорядочно проводя руками по плечам, по шее, по лицу, обрисовывая скулы, и Влад слабо ник к нему, чувствуя себя особо разбитым, вдрызг пьяным и неприкаянным, ничьим, хотя его держали сильные руки. Гадал про себя — зачем попросил, за что ему отказали. Но винить Яна не мог — винил себя за слишком развязавшийся язык и вскачь побежавшие мысли. — Я ведь… никогда… никому!.. — воскликнул он отрывисто. — Даже не думал! Но тут… — Я знаю, знаю, — зашептал Ян, точно боялся в полный голос говорить, хотя квартира была совсем пуста. — Ты самый лучший, правда. Но… ты пьян, мы оба сильно пьяны, умаялись за день, напуганы судьбой, — устало вздохнул он, неуютно поводя плечами. — Такие решения надо принимать серьезно и трезво. Давай с утра! — предложил он с небывалой надеждой. — Может, это я для храбрости выпил. Влад проворчал это, утыкаясь ему в ключицу, чувствуя невнятную обиду, хотя даже не знал, всерьез ли он спрашивал или в шутку это высказал, просто так, потому что на удивленного Яна хотел взглянуть. А теперь ныло тоскливо, обидно в груди, точно он и правда на что-то истово надеялся, точно струна какая со звоном лопнула, оглушая его, и Ян наверняка почувствовал сам: контракт пошаливал, как будто трясло его. А все же — правильно он говорил, как и обычно, сохраняя рассудок в самые безумные моменты… — Нам же и так хорошо, — словно стараясь успокоить, говоря ласково, напомнил Ян, коснулся его груди, находя под рубашкой спрятанный амулет — от него растеклась прохлада. — Одна душа на двоих… У тебя моя бессмертная душа, разве нужно что-то еще? Зачем штамп в бесполезном человеческом паспорте, кольцо? — От одного кольца я бы точно не отказался — того, что Соломона, — признался Влад. Встряхнувшись, он заново наполнил рюмки. Из головы не шло, и он знал, что сам напоролся по глупости — не в то время и не в том месте. Забыть бы. Взять и проснуться утром, точно не было ничего. Он прижмурил глаза, одновременно боясь ухнуть в сон. Знал, что там явью станет давний кошмар, в котором Ян бездыханно лежит перед ним, бледный, сломанный; такие сны приходили в самые темные ночи. Но Ян мерно, рокочуще мурлыкал что-то, приговаривал, надежно его убаюкивая. Влад почувствовал, как невесомо прижимаются ко лбу — под рогами, как обжигает прикосновением. Улыбнулся тихо, кивнул: хорошо ведь, и так хорошо, спокойно и тепло, точно его закутали в тяжелое пуховое одеяло… И больше ему нечего было желать. На этой мысли Влад утонул во тьме.