Alia tempora

На то, чтобы узнать Гвардию, привыкнуть к ней, прижиться, Рыжему дали всего-то несколько дней. В самый первый он попал в Ад в сопровождении нездорово оживленной Роты, предвещающей погоню, охоту, рывок — сразу в пропасть. В беспорядке, смущенный громкими голосами, Рыжий почти ничего не понимал и хлопал глазами, пытался что-то сказать, спросить, но не успевал. За ласковой демоницей Айей, поманившей его, Рыжий кинулся сразу же, а потом едва не заперся в выданной ему комнате, напуганный толкотней внизу, всеобщим братанием, вспыхнувшей радостью, хохотом и гоготом, присвистом, визгом и воем в псарне, откуда адские гончие почуяли вернувшихся, и отзвуком прокатившимся взрыком конюшен. И обидно было, что ему там не нашлось места; Рыжий сам удивился этому детскому чувству. Может, потому он вскоре поплелся к Варсейну — единственному существу, которое он мог назвать другом. Пропала Ринка, сгинув в мире наемников, бесконечно далеком от Рыжего; Саша, бросив вещи, сразу же отправился знакомиться с прихорашивающейся Столицей в компании той милой девочки, Белки, хотя казался бледным и больным. По соседству жил Вирен, и по его комнатушке было видно, что обитает он тут многие годы: захламленным и уютным показалось Рыжему его жилье, куда он с позволения Вирена, данного с легкой руки, совсем без раздумий, любопытно сунул нос. То, что встретило Рыжего, Вирен, посмеиваясь, самовольно называл «творческим беспорядком»; его мать именовала бы комнату не иначе как хламовником, а сам Рыжий с сомнением переминался на пороге добрых пять минут. Старая продавленная кровать, цветастые подушки — ручная вышивка; коврик на полу, потерявший цвет, обычная, дешевая мебель — она была бы безликой, если б не привычка Вирена писать что-то прямо на столе, выцарапывать ножом отдельные фразы. Особо поразили его книги — все сплошь людские. Они громоздились на полках, неаккуратно прибитых, на столе вздымались кучами, попадались под ноги, подпирали платяной шкаф вместо одной из утерянных отчего-то ножек. В эти недолгие пару дней они сдружились с Виреном особо крепко; тот вдруг оказался интересным собеседником, сам скучал, шатаясь по мелким поручениям. С мучением Рыжего, которого оставляли под охраной каждый раз, этого было вовсе не сравнить: он сидел в казармах, вжавшись в угол, пока одни его охранники резались в карты, а другие шастали по внутреннему двору, охраняя. Вылазка в замок Мархосиаса оказалась единственной его прогулкой. Лишь из восторженных рассказов Вирена, вернувшегося с облавы на окраинах, Рыжий узнавал последние новости, хотя и подозревал, что участие конкретно Вирена слегка приукрашено. А сам практиковал заклинания, стараясь, разучивая новые. Знал: его отпустят после того, как он уничтожит кольцо. А Вирен охотно делился историями о жизни в Гвардии, понемногу рассказывал о себе; кусая губы, словно выплевывая слова, поведал о своих ожогах, а после показал Рыжему несколько зарисовок: давно Вирен мечтал перекрыть уродливые розоватые отметины татуировкой, но не мог выбрать рисунок. Пользуясь вбитым в голову знанием о древних рунах и заклинаниях, сам Рыжий попытался переплести магию. На защиту и удачу — простенький став, который он от души украсил завихрениями, напоминающими ползучие лозы. Кажется, Вирену он понравился. На вопросы Вирен всегда отвечал, и это качество Рыжий в нем ценил: остальные гвардейцы, занятые расследованием и поисками врага, отмахивались. Правда, не всегда выходило легко. — То есть, — упрямо пытаясь разобраться, уточнил как-то Рыжий, — по документам Кара тебе тоже… приемная мать? — Ага. Женщина-отец. Она не любит феминитивы. — Что не любит?.. Иногда Рыжий терял веру в то, что может говорить с гвардейцами и не сходить с ума. Но, находясь рядом с Виреном, единственным, кого он из этой ватаги знал, он мог запросто изучать Роту; впрочем, больше всего в Вирене было от капитана Войцека: насмешка, взгляд, и лучащийся теплом, и подначивающий, вызывающий, с ехидцей, подхваченные мелкие привычки. Однако это не было слепое подражание кумиру, жадность, воровство — нет, Вирен впитал это, сам того не замечая. Может быть, в самом Рыжем кто-то из старых знакомых семьи смог бы углядеть отца… — Обычно в документы записывают максимум двоих, тут ты прав, — наконец серьезно сказал Вирен. — Но кто бы, скажи мне, посмел помешать Сатане? К тому же, — значительно добавил он, — Гвардия была создана, чтобы ломать правила. Это был вечер, когда в замок приволокли бумаги и книги Мархосиаса, а они с Виреном сидели на крепостной стене и рассматривали фигурки, бегающие внизу. Солнце жарило спину, а Рыжему совсем не хотелось говорить, он наблюдал, и Вирен великодушно болтал за двоих. Столько он узнал о Роте, что казалось, жил с ними с ранних лет, как Вирен, а в другие времена Рыжий резко вспоминал, что все это — обломки, присказки, забавные истории, а настоящих их он никогда не увидит. Но он благосклонно слушал про причуды близнецов Зарита и Гила, которых разделять было невозможно, а один всегда чувствовал боль другого; про сурового на вид, но исключительно романтичного Волка, который какой год мыкался и не мог принести Айе свадебный кинжал — Рота уж готова была сделать это сама; про знойную красавицу Дэву, которая отшивала Вирена упрямо и стойко, пока он не стал ее уважать; про терпеливость Айи, лучащейся материнской лаской, но и готовой сразиться за своих детенышей, как дикая волчица; про болезненного мага Кость, которого все по-семейному прикрывали… К тому, что у Роты два равных вожака, было труднее всего привыкнуть. Очень долго Рыжий знал, что за власть насмерть дерутся в пустынных бандах, что каждый хочет подмять, возвыситься, придавив другим горло. Демоны, которых он знал, были жадны. А здесь жило что-то особое, двоеликое, что Рыжий не мог объяснить. Но понял сразу, что во главе отряда стоит и взбалмошный капитан Войцек, клыкасто скалящийся, громкий, такой истинно гвардейский, и с виду ломкий капитан Ян с его пытливыми прожигающими взглядами. «Маг, тоже мне! Душа-то у нас одна на двоих, ты по чему считаешь, по головам?» — с каким-то маньяческим увлечением переспросил Влад, когда Рыжий несмело упомянул это вчера поздним вечером; Влад, видно, часто спорил на эту тему, потому представил будущий разговор и мысленно одержал в нем несколько блистательных побед. И Рыжий позорно бежал с поля боя. «Я думал, в сказках…» — бормотнул он, прежде чем прицепиться к Ринке с бесполезным разговором, срочно спасаясь. Смеясь, Влад махнул ему вслед. — Они — моя семья, — заявил Вирен открыто и даже радостно; глаза его сверкали, смеялись. — Гвардия меня воспитала, и я всегда буду помнить их добро. После этих слов Рыжему особо совестно стало, и он в который раз подумал, что нужно будет непременно навестить Мерил, что томилась во Дворце. С сестрой он не виделся долгие годы, и впервые им довелось бывать так близко, а он раскачивался и сомневался. — Я боюсь, что она меня не признает, — сказал Рыжий по секрету. — Что нам не о чем будет говорить. А еще я страшно виноват перед Мерил, что сбежал из дома, точно преступник, никому не сказал… Она никогда не укоряла меня в письмах, но если… — Ты не узнаешь, если будешь сопли жевать и тормозить! — решительно заявил Вирен. — Завтра же встретишься с ней: во Дворце будет большое собрание, нам всем туда идти. После и пересечешься с сестрой. Все следующее утро Рыжий не мог спокойно сидеть, ерзая и извиваясь на месте, точно, как мрачно выразился недовольный Влад, за зад ужаленный. Не способный сосредоточиться на простейших заклинаниях, он злил капитана Войцека, разражавшегося глухим песьим рычанием, но ни слова не сказавшего Рыжему. Слыша этот раскатистый звук, Рыжий вжимал голову в плечи и пытался, правда выводил заклинания, но в последний момент все срывалось, когда в голову настойчиво лезли образы Мерил, еще совсем ребенка, нескладного и долговязого, каким он ее запомнил. Вместе с Владом и Ринкой они сидели на складе, где раздвинули шкафы, в которых таились загадочные коробки. Пахло принесенным из мира людей нафталином и пылью. Укромный закуток вмещал стол, на котором лежали друг на друге раскрытыми найденные книги, несколько старых кожаных кресел — Влад сказал, они раньше стояли в капитанском кабинете, но со временем безобразно истерлись; кресла заменили, но выбрасывать пожалели. Именно благодаря чьей-то бережливости они могли вольготно раскинуться и коротать время на складе. И Рыжий благодарен был, что Влад не мучает его на глазах у всех гвардейцев, как мог бы; на того напало какое-то забавное милосердие, хотя в остальном его точно убавилось: Влад гонял Рыжего бесконечно, брал измором, заставлял отрабатывать одно и то же раз за разом, пока руки не стали сами двигаться. Именно этого Влад и добивался: автоматизма, въевшейся привычки, инстинкта. Оставалось лишь мечтать о тихих уроках Ярославы, щадившей его и просившей не перенапрягаться. Безмолвным наблюдателем его мучений была Ринка. Она засела рядом, никем не приглашенная, и внимательно следила за ними. Владу она сказала, что должна наблюдать за Рыжим по просьбе Евы (ему до сих пор непривычно было, что в Аду Ярославу так зовут — и еще чуднее было осознавать, кто такая его наставница). А вот ему казалось, что Ринка желает спрятаться подальше от гвардейцев и забиться в тихий уголок. Они говорили о Мархосиасе, потому что в тишине, разбавляемой лишь шепотком Рыжего, можно было свихнуться. — Интеллигенты — самые страшные люди, — поучал Влад, ненадолго отвлекаясь от потуг Рыжего выдать какое-нибудь сносное заклинание. — Я могу понять человека воинственного и вспыльчивого, по нему всегда видно, когда кинется, что от него ждать. По лицу читать можно, как по книге. Эти же… Вроде улыбается, говорит вежливо, а потом — нож под челюсть с проворотом. Внезапно прыгнет, момент подгадает, когда ты расслабишься. Напоследок обязательно скажет: «Прощай»… Правила приличия ведь обязывают! Такие милые и смирные оказываются всегда маньяками, которые человека могут в три пакета разместить. — Вы прям эксперт, — цокнула Ринка. Она сидела в самом углу комнаты, вжавшись в кресло; так Ринка никого не подпускала за спину. — Да-а! — значительно протянул Влад. — Знаком с одним таким. Приходится. Магия сверкала между пальцев Рыжего, прирученная и смирная, и он рывком поднял голову на Влада, хвастаясь удавшимся боевым заклинанием: оно было Высшим, а удержать получилось-таки! Теплых слов он от Влада и не ждал, но приятно было их услышать, а потом тот объявил долгожданный перерыв. Стащив себе на колени старую книгу, Рыжий листал ее и вчитывался в заумный текст о фамильярах; сам Влад презрительно хмыкал на это, говорил, что любой маг, даже самый зарвавшийся, не должен принимать роль Творца и лепить себе простенький животный разум — помощника, через которого черпали энергию. — Вы так делаете с мраком, — неохотно выговорил Рыжий, всем видом показывая, что не желает оскорбить: никто в здравом уме не решился бы сказануть такое Высшему боевому магу. А он был недоучкой и совсем не знал, сможет ли отразить летящий в лицо ком заклинания. Но Влад всерьез задумался, покачал головой. — Нет, здесь иное. Почти симбиоз — забавно об этом говорить, когда у меня больше мрака в венах, чем крови, уж я уверен… У нас обоих есть сила, но Ян не умеет и не желает ей пользоваться, потому делится. Если тебе не нужно — отдай нуждающемуся, и все такое. — Каково это? — полюбопытствовал Рыжий. — Сила не из нашего мира, из Бездны… — Она мягче. Проще творить заклинания, — рассказывал Влад, глядя сквозь него, перебирая свои ощущения; он остановился, примостился на подлокотнике кресла напротив. — Иногда будто откликается на мысль, а не на несколько знаков руками. Но она куда опаснее, увлечься так легко, почувствовать могущество, которое не положено ни одному человеку или демону. Потому я стараюсь не брать слишком много. — Вы дрались с Ниираном сами, — не сдержал восхищения Рыжий. — Мне Вирен рассказывал! А ведь он сам вышел с мраком и магией Соломона… — Слушай Вирена больше, — добродушно ухмыльнулся Влад. И вдруг резко и громко хлопнул в ладоши, заставив и Рыжего, и Ринку подскочить на месте. Потревоженная демоница заметала хвостом. — Хватит рассиживаться! Нас ждут великие дела! И Рыжий правда верил, что у него получается, он был окрылен успехами на тренировках, вспоминал то, как помог Гвардии в замке, и действительно начинал думать, что у него получится. Что он сможет уничтожить артефакт, способный сломить волю целого Ада. Позже, после совета, он брел по Дворцу и старался не думать о Ярославе, неожиданно ворвавшейся в зал. Еще тогда он вдруг почувствовал, что не дотягивает до Высшего, когда Влад за несколько мгновений раскусил ее дешевый фокус, но случайно услышанный разговор заставил Рыжего сомневаться снова — и винить себя. Ища Мерил, он будто бы исходил половину Дворца, хотя ему подсказали, что первая леди с фрейлинами сейчас в правом крыле; и вот Рыжий топтал ковры, оглядывался на роскошные картины и фрески, на украшавшие коридоры мраморные скульптуры. Ему казалось, Дворец запутывает его, испытывает. Спрашивать же дорогу снова не хотелось, взыграло что-то. Но демоницу-уборщицу, порхавшую в дальнем конце на развилке ходов, Рыжий порассматривал, сомневаясь; она, кажется, напевала, возя по полу тряпкой, и радовалась жизни. Проходя мимо, Рыжий приветливо кивнул и заметил веточку сирени, приколотую к скромному платью. Пришлось пройти еще, прежде чем Рыжий услышал знакомые голоса. Не узнать Влада Войцека, упрямо мучившего его боевыми заклинаниями, не мог, потому приободрился, ринулся вперед. К счастью, Рыжему достало ума не сразу вылетать из-за поворота, а поначалу немного выглянуть и осмотреться. Что-то неладное было в интонациях Влада: ни капли ехидцы, сверкающей насмешки, какой он искалывал нерадивого ученика. Они стояли там втроем — у большого окна, заливавшего светом весь угол. Коридор сворачивал дальше, а Влад, Ян и Кара затаились здесь, у раздвинутых бархатных портьер. Между пальцами Яна тлела сигарета, а Кара прикуривала, и у нее в руке сверкала странная зажигалка — присмотревшись, Рыжий с легким ужасом понял, что на ней золотой тисненый крест, но после вспомнил, что Сатана — Падшая, потому может смело обхватывать вещицу худой ладонью, не боясь обжечься. На совете он рассматривал Кару довольно, не способный поверить, что это действительно она — вдруг тоже обманка, как Ярослава прислала вместо себя? Но нет, она была реальнее всех остальных, лихая, громкая и решительная — такой ее и рисовали в рассказах о свержении Рая и гражданской войне. Впервые на памяти Рыжего легенды не лгали. А теперь Кара расслабленно стояла рядом с Владом, чуть опираясь на его плечо, чрезвычайно доверчиво на него глядя, и выражение ее лица стало будто бы мягче по сравнению с тем, что Рыжий видел на совете, когда Кара повелевала Высшими демонами. Они и правда были похожи — как брат и сестра. Больше, чем сам Рыжий и Мерил. Однако не один вид легендарной адской троицы приморозил Рыжего к месту, но и обрывок фразы, долетевшей до него. В испуге Рыжий вжался в стену спиной, чувствуя холод сквозь рубаху; поспешно накидал несколько скрывающих заклинаний. — Мальчишка еще не готов, — тяжело говорил Влад. — Он быстро схватывает, но не вытянет то заклинание, что может повергнуть плетение ебаного кольца. И то — откуда мы знаем, что оно его сломает? Мы видели выжженное поле возле Петербурга, а отзвук перебудил весь город, всколыхнул всех, кто чует изнанку. Если не получится, удар может разнести Ад. — Как мы сделали с Раем? — сумрачно спросила Кара, стоявшая спиной к Рыжему, но и так он мог видеть, как она напряжена. — В тот раз понадобилась добровольная жертва… — Я помогал возводить то заклинание над горящими Небесами, — срываясь на задушенное шипение, отвечал Влад. — Я, блядь, отлично знаю, что такая магия требует многие жертвы, и — да! — мы напоили ее сполна. Не отданной на заклание Лилит, но и тысячами ангелов, духов… В этот раз расплата тоже потребуется. И Кара шаталась между ними, точно пьяная, а на лицах капитанов Роты застыло решительное, больное выражение. — Мы можем похоронить кольцо в Бездне, — уронил Ян. — Раз и навсегда. — И не вернуться?! — почти взвизгнула Кара, взмахивая рукой, тыча горящей сигаретой ему в грудь. — Кому нахуй нужно ваше самопожертвование? Кому?! У вас ведь Гвардия, работа, семья! — Именно поэтому, — Ян дрогнул голосом, но справился и выговорил отчетливее: — Именно поэтому оно имеет смысл. Ради тех, кого мы поклялись защищать. Дальше Рыжий почему-то решил не слушать, да и понял, что магия его трещит по швам и всего его трясет: так его напугал случайно подслушанный разговор. Наивно веря в себя, он не до конца сознавал, с какими силами решил спорить… Стараясь ступать неслышно, он бросился прочь, скатился по лестнице вниз, а после, взмолившись о помощи, обратился к какому-то степенному слуге — одному из дворецких, что прохаживался по коридорам и проверял, все ли готово к празднику. Демон оказался учтив, ничуть не смущен его запыхавшимся видом и с радостью вывел из запутанного лабиринта к боковому выходу; когда же растерянный Рыжий стал хлопать по карманам в поисках мелкой монетки, сердито нахмурился: — Не нужно все портить деньгами, — повелел дворецкий. — Вы гость нашего командора, можете спрашивать помощи или совета у любого существа в этом месте — вам никогда не откажут. Он собирался сказать что-то еще, но тут оглянулся на скатившуюся с той же лестницы зареванную молоденькую демоницу, которая едва не кинулась дворецкому на шею и, задыхаясь, жаловалась на кого-то, звенела приятным голоском и поспешно отирала от слез алевшие щеки. Наблюдая эту сцену, Рыжий снова почувствовал себя лишним. — Снова миледи Шарлид! — обиженно воскликнула демоница. — Эта избалованная старая сука!.. Под строгим взглядом дворецкого она сдержалась и не добавила еще несколько крепких словечек, но Рыжий прекрасно прочел все по перекошенному лицу и накрепко сжатым кулакам. Извинившись несколько раз перед Рыжим (с ним никто в жизни не говорил так учтиво!), дворецкий бросился прочь, уводя и демоницу, которая запиналась и пошатывалась от волнения. К Мерил Рыжий так и не отважился идти, но с теплотой понял, что Вирен и Ринка не оставили планов вытащить его в город и преданно ждут на ступенях. Они разговаривали: болтал Вирен, а Ринка отзывалась хмыканьем и угуканьем, чтобы создавать видимость беседы, однако слушала она с вежливым вниманием. Странная это была картинка, но Рыжий понял, что они неплохо поладили и без него, и успокоился. Не сказал про сестру, а они и не спрашивали — наверняка догадались сами, но не стали давить, и за это Рыжий был благодарен. А потом Вирен, оживленно блестя глазами, вырвался в Столицу, потащил их сначала на базарную площадь, где в ночи по-прежнему шла бойкая торговля, разгоревшаяся сильнее — ярче магических огней на фонарных столбах. И на главной площади перед Дворцом выступали музыканты, пели и танцевали, прыгали повсюду переодетыми чертями скоморохи, однако Вирену вовсе не они нужны были, и он направился ниже по улицам, дальше от прилизанного, вычищенного центра. Ворвался в самое сердце их живой, неподдельной жизни… Забылись тревоги, мысли о сестре, страх перед будущим. Почти всю ночь Рыжий проходил с разинутым ртом, глядя на актеров и фокусников, наблюдая за смуглой и по-змеиному гибкой глотательницей огня, за танцовщицами, разодетыми пестро, вскидывающими тонкие точеные ножки, за шумными компаниями в тавернах, куда их Вирен затаскивал, чтобы попробовать рюмку чего-то ядреного, за проститутками и честными женщинами, что, подбирая юбки, тоже плясали на улицах. Несся долгий, захлебывающийся вой — колобродил Ад, вспыхивал, бесился. Музыка не стихала, а в глазах уж делалось темно и мутно, в голове чугунно гудело, но Рыжий вслед за товарищами снова и снова кидался в праздничный омут. И везде их встречали весело и дружелюбно, наливали, освобождали место в хороводе, девушки дарили головокружительно сладкие поцелуи… На довольном Вирене висло сразу несколько, а Рыжий растерялся, лепетал что-то очаровательной блуднице, что наклонялась так близко, что он мог видеть крапинки в ее теплых и голодных глазах. Это была Столица — бешеное веселье, всеобщее побратимство, бесконечный танец. И на эту ночь он полюбил ее верно и беспробудно. Ко Дворцу они вернулись под утро, когда устали и едва волочили ноги. Ринка скрылась в замке. Порядком набравшийся Вирен отлетел куда-то в сторону, общался со стражниками, несущими дозор на замковой стене и у ворот; кажется — дразнил их развеселой прогулкой. А вот Рыжий нос к носу столкнулся с Яном, в одиночестве куда-то шагавшим решительным армейским шагом. Рядом с ним трусил Джек, уткнувший морду в землю и тоже невеселый, смурной. Лицо Яна казалось бледным и уставшим, и Рыжему страшно жаль стало, что он не видел этой дивной ночи. Впрочем — то была одна из нескольких… — Ты слышал, — понял Ян, лишь единожды глянув на лицо Рыжего, который так и встал напротив него истуканом, не способный ничего вымолвить. — Прости. Мы верим в тебя, но дело серьезное, и нужно бить наверняка… — Ярослава… Ева же сказала! — пьяно и потому громко воскликнул Рыжий. — Моя сила сможет, потому что они одинаковы! У меня кусок райской магии! Она провидица, никогда не ошибалась — вы наверняка знаете, вы же знакомы… — Он забормотал, теряясь, но с надеждой увидел, как Ян в задумчивости кивает. — Не ошибается, — согласился он. — Однажды она предсказала мне сгореть… А знаешь, из-за кого все это? — вдруг едко усмехнулся Ян — это ухмылка его ничуть не красила, делала лицо каким-то звериным, и Рыжему захотелось попятиться. Могло показаться, что Ян тоже пьян, но глаза его пылали ясно. — Я нашел кольцо в Петербурге в одной разграбленной лавчонке антиквара — обычное такое, скромное колечко из золота с истершейся надписью! Ева рассказала мне, что это. А потом случилось Владу нарушить один из адских законов… Его казнили бы! Убили второй раз — а дальше Бездна, ничто, пустота! Я продал за Влада свою душу и кольцо Соломона в придачу. Может, брось я его в Неву, мы все были бы беззаботны и счастливы… — Не все, — неожиданно для себя поспорил Рыжий. — Я понимаю. Ради Мерил я бы тоже много что продал, даже если я трус, который не может взглянуть сестре в глаза. Капитан Войцек, он… он нужен вам, Роте, Вирену, я ведь вижу. — Бога убили из-за человеческой прихоти… — странно откликнулся Ян. Невольно Рыжий вспомнил слухи о Гвардии; о них говорили, будто они изгнали Создателя из этого мира окончательно, взбунтовавшиеся против судьбы, растерзавшие фатум. — Что еще вы делали ради него? — И сделал бы снова — сотню раз, — твердо сказал Ян, глядя странным немигающим взглядом. — Может, я и пропащий человек, может, последний эгоист… Но ответственность я взять не боюсь. Он двинулся к воротам, махнул рукой страже — и те приосанились важно, преданно глядя на бредущего прочь капитана. А вот Вирен постарался казаться как можно меньше и незаметнее, вжался в стену, и Рыжий, хотя и пришлось задрать шумящую голову, с удовольствием увидел на его пьяной роже смущение. Ненадолго коснувшись камушка, вплетенного в кожаный браслет на запястье, Ян шепнул Вирену пару слов, довольно подмигнул. Рыжий был слишком навеселе, чтобы пытаться перехватить тренькнувшие ниточки магии. — Капитан… Я справлюсь! — отважно выкрикнул он, догнал Яна в несколько шагов (Джек заворчал, но не тронул его) и добавил тише: — Я постараюсь. Раньше я не понимал, наверное, как много это кольцо может уничтожить. Как много это — мир. Что это и я, и моя семья, и вся Гвардия целиком, и демоны, с которыми я не знаком и которых никогда не узнаю, но которые пляшут на улицах и радуются свободе. Я видел их сегодня. И мне страшно, что что-то может это все разрушить, оборвать связи… Оставить дела незавершенными. Ему нужно было, чтобы кто-то в него поверил, и Ян безмолвно положил ему руку на плечо; Рыжий шатнулся, словно теряя равновесие. Ян не разменивался на лишние слова, не любил изъясняться туманно, как часть Гвардии. И Вирен как-то обмолвился, что Рыжий ему очень даже симпатичен. — Никто не просит тебя в одиночку спасать мир, — убежденно сказал Ян. — Рота… Вся Гвардия будет рядом, мы не оставим. Так что не грызи себя — иди и спи. — А вы куда? — как-то бестактно ляпнул Рыжий и сразу захотел себя же стукнуть. — Домой, — милостиво вздохнул Ян. — Сдается мне, не один Вирен сегодня решил напиться пьяным… Если хочешь знать, Влад тоже в тебя верит, — сказал он, отходя, но Рыжий расслышал каждое слово, — потому и хочет, чтобы ты держался подальше от кольца. — Но я должен! — слабо воскликнул Рыжий. — Вирен! — зычно позвал Ян, и того тут же смело с крепостной стены, и вот он, поспешно оправляясь, встал перед капитаном, попытался даже козырнуть по-гвардейски, но спьяну рука его совсем разминулась с виском. — Проводи нашего друга в спальню. Лестница высокая, как бы не случилось чего… Хотел Рыжий взвыть, как замучила его гвардейская забота, что он не маленький демоненок, которого водят за материнский хвост, но не стал. Была ведь у Вирена причина никак капитана Яна не злить. А когда они вдвоем штурмовали лестницу, на памяти Рыжего не бывшую никогда такой длинной и крутой, пошатываясь, мотыляя из стороны в сторону, он сотню раз мысленно поблагодарил Яна и его предусмотрительность. — Чего он тебе сказал-то? — спросил Рыжий, решивший сегодня быть бестактным до самого конца. Они почти разминулись у дверей спален. — Что я очень похож на пьяного Влада, — хмыкнув, сказал Вирен. — А тот, в свою очередь, похож на виноватого Джека… Возможно, что-то в этом есть. Представив по очереди все звенья цепочки, Рыжий не выдержал — рассмеялся, шагнул в свою комнату, рухнул прямо так на постель, а потом не помнил уж ничего: провалился в сон. За окном занимался рассвет, и Столица готовилась встретить день Исхода.

***

То утро было суетливым и потраченным наполовину на избавление от похмелья, разрывавшего голову ручной гранатой, наполовину — на торопливые сборы. Как и бывало обычно, такой долгожданный праздник стирался. Ожидание съедало все, уничтожало радость от него самого. Между тем, началось все как-то мелочно; если этот день и должен был войти в историю, то не сразу. Сначала ему нужно было разогнаться и исчерпать все бытовые, малозначительные сценки, чтобы перейти к главному торжеству. Ян третью минуту крутился возле зеркала, что было ровно на две дольше обычного; парадный мундир ему, однако, очень шел, ладно сидел, серебряная канитель и начищенные пуговицы подчеркивали суровый проблеск серых глаз, да и вообще Ян сегодня выглядел взрослее и строже, внушительнее. Спину держал ровно, небрежно стряхнул пылинку с плеча. Яну шло, Владу же… — Как корове седло, — произнес он, сунувшись к зеркалу; что-то взъерошенное, несобранное, явно нервное глядело в отражении и скалило зубы. — Ебать какое уродство лохматое, конечно! — самокритично заявил он. — Причешись, — предложил Ян, косо глянув. А потом Влада силой усадили на стул перед зеркалом, и Ян взялся за расческу, воюя с его вихрами, ругаясь сквозь зубы и нещадно дергая за волосы, что Влад ничуть не стеснялся выть и материться в ответ. Рядом замаячил лак для волос… — Какое я тебе такое зло сделал, что ты меня совсем не любишь? — патетично голосил он, пытаясь выдраться и сохранить остатки чести. — Инквизитор, палач, мучитель! Оставь меня, я хочу быть уродом! — Да пожалуйста, я же только причешу! — сдерживая хохот, отвечал Ян. Рядом носился Джек, беспорядочно совался в их потасовку, беспокойно поскуливал; унялся пес, лишь когда увидел, что они не ссорятся и дерутся по-настоящему, а вместе хохочут, едва не валясь на пол в обнимку. — Ну долго вы тут? — грозно спросила Белка, заглянув в комнату. — Никакого порядка, детский сад! Они пристыженно замолкли. Украдкой Влад смахнул с комода несчастный лак для волос, и Джек послушно подхватил жестяную банку, аккуратно придерживая ее в пасти, но не прокусывая, и уволок прочь. В коридоре сурово бушевала Белка; в эти моменты в ней проявлялось многое от матери, державшей и Вельзевула, и всю семью с прислугой, и дела Высшего в ежовых рукавицах. — Платье хорошо сидит, малая! — крикнул ей Влад, желая задобрить Белку, но и искренне умиляясь ее виду — в легком желтом сарафане и туфельках на низком каблуке, с распущенными рыжими локонами, она была не лишена детской наивности. На платье сверкали и зачарованная веточка сирени, и брошка-пчелка. Почувствовав долгий задумчивый взгляд Яна, Влад обернулся, состроил виноватую мину, уверенный, что тот все никак не может успокоиться и мечтает его причесать. — Да так, ничего, — отмахнулся Ян, тут же улыбнувшись и изгладив то страшноватое выражение небывалой тоски. — Ты готов? Мы опаздываем, а ведь нужно еще… Джека в гвардейский замок забрали Гил и Зарит — на парад псов не выводили; братья поздравили с Исходом и пропали во вспышке. А они сами отправились во Дворец пешком, презирая все двуколки Высших, что носились по праздничным проспектам. Шагали рядом, переговариваясь, смеясь, ненадолго забывшие об ответственности и тревогах. В голове Влада крутилось что-то мутное, пьяное из прошлой ночи, которую он, к счастью, почти не помнил, но и оно испарилось призраком в рассветный час после петушиного крика. И ничто не мешало ему насладиться днем и прогулкой. Белка же, пройдя с ними чуть-чуть, вскоре свернула в сторону и увлекла туда Сашу. С ними здоровались, отдавали честь даже те, кто никогда не служил ни в Гвардии, ни в легионах Высших. И пусть кто-то усмотрел бы в их движениях нелепость, детскость, Влад встречал каждого такого демона или духа искренней улыбкой. Ему не нужна была народная слава, он не жаждал паломничества и поклонения, но искренняя благодарность давала Владу надежду, что он сражался за правое, что построили они куда больше, чем разнесли по камешку, обратили в пепел. Улицы сияли; переливались магические украшения, реяли на ветру черно-серебряные флаги. Но и были мелкие детали, которые напоминали, как это хрупко: кисточки сирени, бросающиеся в глаза, защитные заклинания, натянутые над городом, усиленные патрули… Обычный горожанин и не заметил бы, что на улицах стало больше гвардейцев: они славили их, героев войны, и в мундирах можно было не таиться… — Кажется, сегодня все демоницы станут кидаться не на меня! — приблизившись к Яну, шепнул он; не перехватить некоторые особо красноречивые взгляды, обращенные на них, было трудно. — Какое счастье: наконец-то отдых! — У тебя странные способы делать комплименты, Войцек, — устало заметил Ян, но глазами смеялся. — Помнишь, что говорил вчера? — шепотом спросил вдруг, но, не давая Владу рассыпаться в неловких объяснениях, добавил: — Смотри, сколько их, как они славят в Гвардию за прекращение вечной войны, связавшей их с ангелами в морской узел. И не вини себя за то, что мы сделали. В то время Ян жил спокойной, скучной человеческой жизнью и знать его не знал, но Влад почувствовал острую благодарность за это легко сказанное «мы»: знал, что Ян пошел бы с ним, разделил ношу, подставил плечо. — Спасибо, — все-таки произнес Влад. На улицах танцевали, вихрились; звучала плясовая разгульная музыка. Хотелось смешаться с толпой, ринуться туда, но Влад помнил об опасности, постоянно оглядывался, ища среди радостных лиц подозрительные фигуры. Впрочем, при должном воображении любого демона можно назвать таковым… — Не изводи себя, — попросил Ян, чуть потянул его за рукав: — Хочешь — станцуем с ними? Удивленно глянув на него, гордого инквизитора, будто бы презиравшего танцы, а на самом деле — боящегося своего неумения, неловкости, Влад сделал усилие и помотал головой: — Во Дворец нужно. Еще обязательно найдем время. После этого обещания он будто бы приободрился и окончательно уверился, что день будет успешным. Пока они двигались по главным широким улицам, Ян постоянно отвлекался на слабо мерцающий амулет, хватался за прозрачный камень и в который раз отдавал распоряжения. Кара тоже носилась в волнении, была помятой, под глазами залегли тени — совсем незаметно, если не приглядываться, но Влад до сих пор глазел и жадно рвался к ней, смертельно соскучившийся за дни, проведенные в Петербурге. Заглянув в личные покои Сатаны, они застали ее полураздетой; парадный мундир красиво лежал на широкой постели, а Кара, нависнув над трюмо, рычала в амулет, строя в отражении жуткие рожи и пользуясь тем, что собеседник не может ее видеть. Сбросив связь, она круто развернулась (была босая, но холодный голый пол ничуть Кару не смущал), улыбнулась, кивнула по очереди Яну и Владу, пожала руки. После накинула рубаху на голое поджарое тело: в комнату вежливо постучала одна из фрейлин Ишим, принесшая несколько амулетов… В ней Влад узнал сестру Рыжего, Мерил; ей не досталось могущественной силы Рая, на брата она была ни капельки не похожа, обычная демоница — может, огненную рыжину мальчишке и подарила теплящаяся внутри магия. Но плетение их аур, на которое Влад привычно глянул, не оставляло никаких сомнений — и Кара незаметно кивнула. — Не стану я магией приглаживаться, — решительно сказала Кара, отсылая ее прочь — Мерил смутилась и не стала настаивать. — Пусть знают, что я такая же живая, а не морда с открытки… Что у вас с Самаэлем? — Боюсь, ничего, — повинился Ян. — Зато есть пара сообщений с Восьмого. Стоило подступить к Дворцу, Ян принялся донимать этим Влада, так что он без лишних споров стал складывать сложную магию, тщательно выверяя движения. Коснулся их рук, замыкая цепь, обжигаясь голой кожей. Изнанка тревожно заколыхалась, но потом биение заклинания выправил накативший бесконечной громадой мрак; он откликнулся мгновенно, приветственно облизнул Владу лицо чистой силой — как большой добродушный пес. Когда он закончил нашептывать магическую формулу, был убежден, что все трое видят одними глазами. Имение не выглядело очень богатым: не настолько, чтобы взбудораженные революцией демоны решили оттяпать от него кусок, отодрать золотые барельефы, какими украшали свои жилища безвкусные Высшие. В невысоком строении готической архитектуры, утонченном, с кружевными фасадами, тянущимся к небу шпиликами, Влад видел куда больше красоты, чем во многих расфуфыренных дворцах — вкус у этого Мархосиаса был, нельзя отрицать. С Восьмого Ист докладывала, что со всех сторон имение обтянуто защитной магией, и в том была вторая причина, почему его никто не нашел прежде. Лишь единожды в окнах загорелся свет — и то от вспыхнувшего заклинания. Именно это воспоминание, отпечатанное у кого-то из солдат, Ист передавала им. — Ничего не разобрать, — разочарованно протянула Кара, и ее голос загромыхал в ушах божественным откровением. — Мутная фигура. Судя по рогам — демон. — Нет, аура определенно Мархосиаса, я различаю, — откликнулся Влад. — Тот же след, что остался после фамильяра. В глазах прояснилось, и перед ними предстала все та же разворошенная спальня, в которой спешно собирались. Присмотревшись, можно было заметить вываленные из платяного шкафа туфли на невысоком каблучке, все — будто хрустальные, из сказки; на трюмо под большим сияющим зеркалом в колючей оправе громоздились баночки, скляночки и кисти — женское барахло, в котором Влад ничего не понимал. Несомненно, следы Ишим. Чуть пошатываясь, неуверенно ступая (у Влада и самого двоилось в глазах), Кара побрела одеваться, не стесняясь их взглядов. Долго возилась с блестящими пуговицами мундира; между тем Ян схватил с кровати какой-то пухлый томик и с интересом листал пожелтевшие страницы. Мельком показал Владу обложку. — Он здесь, он бывал в имении, мы идем по следу, — глядя поверх текста, Ян подбодрил Кару, которая, поставив ногу на изысканный пуфик, обитый красно-золотой узорчатой тканью, быстрыми военными движениями шнуровала берцы. — Там лучшие наши ищейки, отследят любое заклинание, которое он сотворит. Судя по последним донесениям, Мархосиас не двигается с места. — Он может повелевать своими и из имения. Передавать приказы по амулетам связи. Все пользуются ими — не вычислим. Закончив с ботинками, Кара потянулась, по-кошачьи выгнувшись, хотя жесткий мундир и стеснял ее; шагнула к зеркалу, вежливо оттеснив Яна в сторону, согнулась, чтобы видеть свое отражение и принялась возиться пятерней в волосах. Лежащая подле расческа с костяной резной ручкой Кару ничуть не интересовала. — Наемники говорят, он связывался через своих посыльных, — добавил Ян. — Все они являлись под иллюзорными заклинаниями, потому на описания лучше не полагаться: запутают нас еще больше. Одного спугнули как раз в день облавы. — Наемники у нас, а посыльные хороши, чтобы передавать слова, а не драться, — поддержал его Влад. — Мы справимся. Отрезали так много сил, как смогли, а наши… Все рядом, рвутся в бой. Зазвенели колокола, возвещая о начале празднований, давая отмашку, и Кара, оставив попытки причесаться, шагнула к окну, вгляделась в мирную Столицу с выражением небывалой грусти. На еще дрожащем между ними заклинании вспыхивали и гасли туманные образы, отпечатки воспоминаний, обломки ощущений, рассыпавшиеся стеклянным калейдоскопом. — Когда налетали ангелы совсем близко, всегда звонили в колокола, — произнесла она словно бы в полусне. — Пели страшно и долго. Однажды Столицу почти уничтожили — мы едва отбились. Перед самым Исходом… Они выли и тогда — те, что остались на несломленных башнях, возвещали восход над пепелищем. Но город оправился, выстроился заново, стал еще крепче и шире в плечах. Они привыкли быстро жить, торопиться все исправить между нападениями крылатых теней: они иногда и не видели ангелов, что спускали на них боевые заклинания сверху. Щиты над городом проламывались кое-где, поскольку не могли стоять против сотен, тысяч визжащих искр, и они падали на красные крыши окраин, на пыльную дорогу, делившую город… А колокола пели, надрывались. Все это Влад читал по ее памяти, впитывал, понимал. Годы нескончаемого крестового похода, что вели те, что называли себя слугами Света. — Я помню, — согласился Влад, подходя к Каре, обнимая ее, чувствуя прямую стальную спину под рукой, шершавую ткань мундира — как на нем и на Яне. Наклонился, чтобы коснуться губами ее горячего виска, успокоить, унять; заговорил певуче, черпая силы из собственной боли: — Я боялся тогда, что все рассыплется, рухнет, когда близка была победа, которую тут пестовали с особым отчаянием, о которой мечтали поколениями. Но мы отстояли свой дом, вышли и сразились. Сразимся и снова. Пока мы вместе, колокола будут петь в нашу честь. Невесомо скользнул ближе Ян, взял Кару за руку, удерживая в сегодняшнем дне, не позволяя провалиться в зыбь воспоминаний; прерывисто, раздробленно вздохнув, она кивнула, склонила голову ему на плечо. А Ян отважно подстраховывал их обоих — он, не знавший войны с ангелами воочию, выучил ее по чужим рассказам и горестным лицам. Именно он помогал им в такие дни, лишенный памяти о другом мире, живший уже в новом — построенном той двадцаткой первой Гвардии, что брала Рай во главе демонской армии. Влад уж не хотел считать, сколько их осталось: они с Карой, Ишимка, снова выбившийся в Высшие Эл, генерал Рахаб… Остальных же хоронили с почестями. — Пора, — проронила Кара, стискивая зубы; пробудившись, она подняла голову, с какой-то даже злостью, проклянув и прошлых, и нынешних врагов, взглянула на горизонт. — Парад скоро начнется, нужно идти. Ты со мной… — напомнила она Владу, и тот нехотя кивнул. Они нашли себе удобную лазейку, которая должна была спасти на случай нападения: небольшое заклинание-телепорт, что Кара зажгла легким прикосновением к одноразовому амулету. Опасаясь новой волны головной боли, Влад шагнул за ней в тонкий серповидный разрез, аккуратно рассекший пространство над незаправленной кроватью, заваленной одеждой. Но ставил его кто-то понимающий, специалист, и в следующий миг Влад открыл глаза недалеко от столичной стены, от больших нависающих врат. В отдалении, чтобы не перепутаться и не покалечить вновь прибывших, шумела Гвардия. Кивая и принимая поздравления, пожелания, Кара продвигалась к самому началу далеко тянущейся колонны — пытаясь сосчитать, сколько тут солдат, Влад остановился. Он привык к Роте, к родным его чертенятам, которых знал по именам, но тут раскинулась громадная сила. Осознание, что вся она встанет за любого из них, самопожертвенно ринется защищать Ад, подкосило Влада. — Когда-то нас было две десятки… — растерянно сказал он Яну. — И мы думали, что идем в последний бой. Тогда я даже не боялся погибнуть на развалинах Рая; я был мертв. Нужно было идти — он оттягивал момент своего триумфа, не желал места в начале колонны недалеко от Кары и едущей с ней рядышком Ишим. Понимающе кивая, Ян подступил ближе, протянул руку, зарываясь в его вихры, и Влад склонил голову, чтобы коснуться кончиками рогов его лба — демонский жест, въевшийся в их жизнь, ставший чем-то личным, особым. Не говорил ничего: любые слова показались бы фальшивыми; не время было шутить и играть словами, желая удачи. Не прощаясь, Ян исчез в толпе строившихся солдат. Колокола затрезвонили второй раз, и галдеж вокруг прекратился, послышались окрики командиров, что направляли свои отряды; может, приглядись он достаточно, смог бы найти там Роту Смерти и их капитана. Лошади присмирнели, но нетерпеливо переминались на месте; пехотные отряды застыли, вытянувшись во фронт, сияя штыками ружей. Сам вскочив в седло — коня ему подвел мальчишка-адъютант из дворцовых, — Влад осмотрелся свысока. Ворота были широко распахнуты, а позади поднимался ветер, взбивал красный песок, осыпая их… Звон забивал уши. Когда колонна двинулась, он не заметил толком, инстинктивно толкнул коленями АйꞌХаара, погруженный в полусон, и умный конь сам пошел вслед за другими, потянулся, цокал когтистыми лапами по главной дороге Столицы, на которую они вытянулись. Грянула музыка, разнесенная магией, и Влад тщетно завертел головой, пытаясь найти музыкантов, громыхающих барабанами и литаврами, но быстро сдался. Цепанул краем глаза небольшие домики по обочинам дороги, демонов и духов, пару удивленных, пораженных детских лиц, мелькавших среди высоких фигур. Он видел, что стайка демонят гонится за ними, следя за Карой, за Ишим в богатом черно-серебряном платье, сидевшей боком в женском седле, за всеми их офицерами и верными псами — и за Владом среди них. Переведя взгляд на Кару, он сам завяз, увлекся, вдруг охваченный неясным чувством. Он не видел более свою названную сестру, Кару, которую Влад обнимал и поддерживал; он видел вожака Гвардии, командора — то истинное, что утянуло за ней сотни демонов, что возвело ее во главу Ада. Искристая, несдержанная сила — она разливалась по изнанке, встряхивая весь город, затрагивая каждую душу. И она ехала с прямой спиной, та же, что вела их в последний бой на золотой город Архангелов, что ездила с отверженной и мятежной Гвардией во времена пьяно-кровавой гражданской. Кара, которая дралась за них сама. Меч пел, высвобожденный из ножен, воздетый в небо. В небо, сердце которого они пробили насквозь одним мощным ударом. Толпа ревела приветственно, беснуясь, видя ее фигуру, возглавляющую парад. А Кара гарцевала на любимом белом коне, красуясь, надевая привычную свою усмешку — яркую, колкую, наглую. Так любимую ее семьей и ее народом. Кара — вечный командор Гвардии. Мессия и Мессир. Та, кто первой решила поставить ботинок на горло судьбе, готовившей им одни страдания — полный мешок горестей. Они подбили судьбе крылья, взрезали горло, распяли на любование всем. И в чужой липкой крови воскресли. Они преодолели половину пути, и поначалу Влад боялся, что придется бороться со скукой; помнил смутно прошлогодние такие парады — их устраивали раз в несколько лет, чтобы зрелище не приедалось ни им, ни горожанам. Но, отрывая от Кары восхищенный взгляд, он осматривал и город, ставший ярким, обновленным — не каждодневный, а какой-то особый, тайный. Обычная суетность стерлась, и улицы раскидывали широко. Увлеченно наблюдая за демонами, Влад подмечал в толпе интересные лица, красивые наряды дам — не пышные платья светских демониц, но обычных раскрасневшихся от жара дня горожанок… Под коней кидали цветы — будто они шли на войну; растерзывая лепестки, гвардейцы словно принимали жертву. Ветки сирени, пышные пионы — подарки человеческого мира; яркие, колкие цветы и соцветия Ада, которым Влад не знал названия; tio ilifade — «память павшим», черные махровые россыпи, росшие на полях сражений, напитанные их кровью. Остановившись ненадолго, Кара склонилась с седла, нависла над какой-то смущенной девчонкой, мурлыкнула ей пару слов, улыбаясь, и легко приняла на голову алый венец из роз. И ехала с ним дальше. До Дворца оставалось всего ничего, и Влад начал расслабляться, не обращался к плетению изнанки так часто… А потом послышались тревожные крики, которые стерли музыку и приветствия, зароптала толпа, вытягиваясь на цыпочки, оглядываясь. Придержав АйꞌХаара, вывернув шею, Влад смотрел на поднимающиеся над окраинами столпы черного густого дыма и коченел от ужаса. Точно часть его еще верила, что ничего не случится, что они обезопасили Столицу… Пожар начинался там, где они и схватили наемников — точно глумливая насмешка от Мархосиаса. «Предсказание Саши!» — ворвался ему в голову Ян, заставив Влада болезненно дернуться, вздрогнуть всем телом: он не был готов, слишком широко распахнул душу, от страха не видел границ. Осмыслив сказанное, он нашарил в памяти сбивчивое бормотание Ивлина и понял: не Исход он видел, вовсе не пожар на улицах райского города, но их собственное пламя, которое ветер могуче раздувал у городской стены. Выли испуганные демоны, кто-то прижимал к себе детей, другие ринулись прямо в гвардейский строй, взбудораживая лошадей. А окраины горели, и темный дым взвивался ввысь. Об этом трезвонили все амулеты, и ныл, шатался магический мост с Гвардией, что встрепенулась, готовая кинуться на поиски врага, и слышались несмелые перезвоны от Белки, и гудела канатно натянувшаяся связь с Карой, оставшаяся после утренних их фокусов. В это мгновение Влад окончательно потерялся в гомоне внутри своей бедной раскалывающейся головы, ухватился за нее. За них. Натрое разделенное чувство оглушало, но и помогало сосредоточиться, найти себя в кутерьме испуганной Столицы. Ян и Кара были рядом, и это помогло ему дышать. — Ко Дворцу! — передавая по цепочке, увещевали гвардейцы. — Там щит, там безопасность! И весь этот народ бежал, то проваливаясь во вспышки заклинаний и путаясь между собой, отдавливая ноги и вываливаясь из воронок порталов прямо на других, то несся пешком. Влад же приник к самому АйꞌХаару, прижал к его мощной шее руку, объятую красноватым светом заклинания, вместо криков и шпор — и конь рванулся прямо на площадь, увиливая от других, беспокойно ржущих и подкидывающихся на дыбы. Кого-то наверняка потоптали… Сам же Влад надрывал амулет связи, пытаясь добиться отклика от Яна, найти его, выдернуть ближе. «Я с Ротой! — выкрикнул Ян. — Помоги там с порталом!» И он подчинился, будто Владу нужно было, чтоб на него кто-то рявкнул, привел в движение, втащил за шиворот в реальную жизнь. Площадь была приготовлена для вальса, но не для такого столпотворения; места не оставалось ни для него, ни для ставшего вдруг беспомощным громадного АйꞌХаара. Вместе они прошли много битв, но теперь он боялся расшибить кого-нибудь тяжелыми лапищами и жалко поскуливал. Ощущение тесноты давило, стискивало, хотя Влад возвышался над демонами. Так он лучше видел, что магов стягивают к самым ступеням, и они, раскидывая руки, встают в круг. Прямо под коня выкатился Рыжий в непривычном гвардейском мундире, весь лохматый, несобранный, с круглыми совиными глазами, и АйꞌХаар шарахнулся в сторону, едва не передавив кого-то, но Влад лишь зверем зарычал на него: — Вон! — страшно гаркнул он. — Ты нам нужен будешь, когда кольцо отнимем! До того — будь, блядь, живым! Оттуда же, отстав от него, возникла понятливая Ринка, которой требовался бы один его взгляд, утащила вяло сопротивляющегося Рыжего. Крутясь на месте, Влад высматривал своих: успел заметить Вельзевула с Джайаной, которые бежали во Дворец, и подле них отбивающихся, бессмысленно стремящихся куда-то Белку с Сашей — к счастью, взрослые затолкали их за врата, куда лился живой поток, где смешались Высшие и обычные горожане; вот что уравняло их, смертный ужас, а вовсе не все законы и реформы, которые выдумывали советники в кабинетах… Испуганный Влад пытался найти Вирена, но тут уж многие потерялись. Слышались захлебывающийся рев детей, крики, отовсюду громыхающие имена — другие тоже кликали потерянных родственников, топот и вой, звон колоколов. Худший кошмар воплощался в жизнь. Позади разворачивался портал, и в нем пропадали солдаты, в которых он узнал своих — из Роты! Оставлять верного коня на произвол судьбы не хотелось, но Влад не смог бы сминать напуганную толпу, страшно кучкующуюся, устраивающую давку, — спешился и потянулся к Роте. Оглянувшись, он увидел гвардейских, уводящих АйꞌХаара, благодарно махнул им. — Они хотят утащить Гвардию прочь! — заорал Влад, терзая амулет Кары, стискивая его в руке и чувствуя, как от злости и страха начинает уходить в боевой транс, как впиваются в ладонь когти — и боялся взглянуть на свою руку. Кричал, потому что хотелось выть: — Стеснить наши силы, оставить без защиты!.. Мы не должны… — Мы должны остановить тех, кто это сделал! Немедленно потушить! — живо заспорила она, громыхнувшая, будто бы веселая; это была ее стихия, в войне Кара чувствовала себя живой, хотя и сражалась за мир, но сути своей изменить не могла. Голос ее звучал увлеченным лаем: — Арестовать! И отрезать пламя, пока оно не переметнулось на соседние кварталы: ветер! Магический огонь жрал даже камень. Отлично жег живые тела, а ангельские крылья от него когда-то прогорали мгновенно, оставляя их беспомощными и опаленными — толпе озлобленных демонов, варварски ворвавшихся в Рай… — Я пойду! — вдруг рядом зазвенел голос; юношеский, дрожащий — Влад не сразу его узнал. — Я помогу! Он бежал к Роте, пробиваясь через демонов; в черном мундире казался старше и бледнее. Вирен. Влад его безошибочно узнал — и обмер. Почувствовал, как страшно заныло сердце. Ринулся, расталкивая, крича во все горло. Потратил слишком много времени: в портал, отправивший солдат из Роты к пожарам, протиснулся последним и Вирен, оглянулся на него, улыбчиво мотнул головой, точно не понимая, куда отправляется. «Останови его, — взмолился Влад, думая о Яне. — Останови! Там огонь, там будут гореть демоны и дома — он этого не выдержит. Уведи его мраком куда-нибудь, утащи на изнанку, пожалуйста, Ян, я что угодно, он ведь… наш Вирен…» «Он уже там, такую магию прерывать опасно, я бы не посмел, — тихо шепнули в ответ, и мрак будто бы навалился ближе, обнимая его за плечи, поддерживая, чтобы Влад не рухнул под ноги другим. — Он сильный — мы воспитали его таким. Продержись, — попросил Ян непривычно жалобно. — Мархосиас не уходил с круга, тут его нет; мы схватим поджигателей сейчас же…» И отключился, оставив его. Хотелось скулить, царапая обернувшейся рукой-лапой горло, выть, но слез не было — высохло все. Вместо того Влад посмотрел наверх, вдохнул поглубже — кислотный запах страха мучил, сбивал. Над площадью, постепенно ширясь, вставал крепкий барьер, пытался заползти на город — Влад знал, что на стене поставлены заготовки заклинаний, которые поддержат, укрепят, но до них нужно было щит еще продлить. Сосредоточившись, он развернулся к цепи магов на ступенях, вдарил перед собой заклинанием, кинулся в кривой разлом. Рядом, стискивая зубы и утробно рыча, колдовал круг, но он не отважился в него вступить. Подняв над головой руки, Влад принялся выплетать свое заклинание, знал: тут он нужнее, нужно удержать щит, спасти… Спасать свою семью или свой народ — Влад не мог выбирать. И знал, что не сможет Ян, стрелявший ради него в Создателя. Когда перед собой Влад увидел Ниирана, подумал, в голове у него помутилось, но маг стоял напротив, поддерживаемый двумя гвардейцами с обеих сторон; на груди у него цветным переливался боевой амулет, должный взорваться в любой момент по указке стражей. Руки Ниирана были свободны, и он подвижно дергал ими, как и всякий, кто привык складывать заклинания. — Не гляди так — я помогу. Знаю, что делать; магии обучен. — Не стану я с тобой заклинаний делить… — угрожающе начал Влад, проедая его злым взглядом издерганного, растревоженного человека. — Кто тебя выпустил?! Без моего дозволения… — Выпустил меня ваш инквизитор без фамилии — капитан Ян, так вы его зовете? Помилован Смертью!.. Да уймись: будто я безумен, чтобы лезть тебе в голову! — оскалился Нииран похоже, зеркально. — Но помочь могу и смотреть, как снова жгут Ад, я не намерен. Посторонитесь, капитан Войцек. Из нас, боевых, защитники не ахти, но кое-чем сможем… Пытаясь ставить заплатки на кривоватый, торопливо наколдованный щит, Влад срывался, дрожал запястьями, неузнаваемыми, нечеловеческими. Боялся кусать губы, потому что разгрыз бы их, откусил. Но сосредоточиться на заклинании был неспособен, мучился… Не мог этого не заметить и Нииран, стоявший бок о бок. — И это ты меня победил? — резко спросил он. — Этот жалкий напуганный человек? Возьми себя в руки, капитан Войцек! Сейчас же! Не заставляй бить себя — амулет разорвет меня в клочки! — Не смей, — клокотал Влад звериным рыком, ощущая, как едут челюсти, обнажая песью пасть. — Не говори мне, что еще я должен отдать!.. — У меня две дочери, которых я не видел несколько лет, — неожиданно заявил Нииран, и Влад замолк на полуслове, потерянно пялясь на него, на демонскую морду с шрамом. — Может быть, они сейчас где-нибудь в Столице. На этой самой площади! И я должен колдовать, чтобы спасти их. Не думай, что я тебя не понимаю, — вздохнул он. — Твой пацан не боится битвы, как и все в его возрасте. Но мне кажется, что он родился в рубашке. Однажды пламя его пощадило — его крестили огнем. А теперь ты должен колдовать, чтобы ему было куда вернуться! Отрезвленный чужим тяжеловесным признанием, Влад продолжил колдовать, и сила его потекла ровнее, спокойнее. Не стал бы он никогда благодарить Ниирана, лучше бы удавился, но в эту секунду он помог, вытащил. Изнанка прекратила забирать Влада, оставила в покое. Плечом к плечу они, гвардеец и арестованный им наемник, защищали пылающий город.