Alia tempora

Темная воронка глубокого портала выплюнула их с затолпленной площади на перепуганные, задымленные окраины. Здесь оставалось мало народа, почти все предпочли отправиться в шумный центр на парад, но небольшая часть сидела по домам — их-то и спугнуло вспыхнувшее магическое пламя, и теперь демоны бежали, улепетывали, не видя ничего перед собой и едва не сбивая с ног появлявшихся на проспекте гвардейцев. За спинами бегущих простиралось широкое краснотканое полотно огня, разродившееся черным дымом; начиналось оно от самых городских стен… Пахло отвратительно: вспыхивали и дерево, и камень, и солома на бедняцких домах, откуда-то несло паленой шерстью, и Вирен искренне надеялся, что это прогорела шкура дикого зверя, какими иногда любили украшать стены и полы вместо столичных ковров, а не что-то живое. Остановившегося на мгновение Вирена толкнули в спину свои же, и он чуть пошатнулся, вмиг ослабев перед злобным лицом стихии — стихийного колдовства. А еще в ушах у него слышались вопли Влада, искренние, отчаянные; Влада, желавшего его спасти и уберечь — он никогда так не вспыхивал. Когда кинулся следом, такой потерянный и неузнаваемый, Вирен почувствовал, что ноги его неумолимо разворачиваются. В Гвардии приветствовался дух бунтарства, но он редко нарушал запреты своих наставников. Однако все же шагнул в переход, потому что не мог иначе, не способен был отречься и смириться. Его дом горел, и Вирен был уже не мальчиком, который ничего не знал, который наивно вопрошал у куска темного неба, видного сквозь дыру в обвалившемся потолке, за что это случилось с ним и его семьей. В этот раз он готов был, рука лежала на прохладной рукояти сабли, в кобуре дожидался знакомый револьвер, а сам Вирен тяжело, прерывисто дышал, жаждал схватки, нуждался в ней. Как и многие другие: такие настроения давно ходили в Гвардии, и в Рыжем он ловил нечто сходное, узнаваемое. Никто не сомневался — и он не должен был, но Вирена мучили отголоски прошлого, которые помешали ему отправиться в геенну с первой же группой солдат, вооруженных защитными амулетами. Они едва дождались, пока пожарники притушат пламя. Вирен не хотел ничего доказать; он служил рядовым в Роте, у него документы были, это его долг — Вирен подозревал, что фраза неосознанно воспитана в нем Яном, но так надежно въелась и проверилась временем, была вбита куда-то в линию позвоночника, что стала его собственной. Оказавшись по ту сторону портала, он поспешил было найти Яна, уцепиться за инквизитора, но не смог в толкотне различить родную фигуру, расстроено прибился обратно к десятке. Память толкнула на Вирена жуткие обрывки детства, швырнула широким жестом — цветным ворохом. Впереди, чуть в отдалении, ярко пылали крыши домов. Мимо него бежали немногие демоны, прижимая к себе какие-то пожитки, детей, которые не могли идти… Других тащили за руку — ребячье сопротивлялось, выло, хлюпало носами. Они не понимали. А если бы поняли — запомнили б на всю жизнь. Но Вирен искренне порадовался за них, зная, что их никогда не станут мучить кошмары в самые темные ночи, что родителям не придется успокаивать их напевными сказками… Опомнившись, гвардейцы снова развернули порталы, выводили горожан небольшими стайками, чтобы никто не перепутался; возле разломов в изнеможении вертелся Кость, бледный лицом, иссушенный мощным колдовством, и несколько рукастых магов. Плач наполнил улицы — все было лучше, чем слышать вопли от пожаров и треск пламени. Может, его и не было — Вирен не знал, что реально, а что нет. Но запах, забивший ноздри, душил его, мучил… Все происходило стремительно, рядом с ним носились, топоча ногами, задевая других и расталкивая; не прошло более минуты, но Вирену чудилось, что протекла вечность. Это он долго думал — в этом его иногда упрекали. — Берите собак — ищите, немедленно ищите! — ревел Волк, когда из следующего портала высыпал поток гладких песьих тел с блестящей шерстью; они лаяли, с силой натягивая поводки, едва не опрокидывая удерживающих их солдат. — Мы отрезали этот квартал! Они до сих пор там! Наша задача — схватить их, ар-рестовать! Захлебываясь, стайно взвыли гвардейцы, а после к ним присоединились и собаки. К Вирену же кинулся крупный черный пес, в котором он с радостью узнал Джека; оглушительно гавкнул, застыл рядом, будто в песьем варианте козырнув, и все в Роте знали, что сдвинуть его с места не смогла бы ни одна сила. И Вирен с радостью схватился за его ошейник, прижимая руку между жесткой грубой кожей и пушистым мехом, чувствуя себя так, будто получил на удачу частицу инквизиторов — их служебного пса, который сам его выбрал. — Они закрыты — так пусть сгорят! — яростно рявкнул кто-то, чьего лица Вирен не разглядел; у его ноги напрягся Джек, закипая, клокоча рычанием. — Обратятся в пепел за то, что они посмели помешать!.. Зароптала толпа бегущих — кто-то из горожан кинулся к рядом стоявшим гвардейцам, чуть не напарываясь на штыки ружей, и строй попятился, едва не порвался, пока туда не подбежал сам Волк. Внушительная фигура и зверский оскал, появившийся на обычно добродушном широком лице, заставили народ замолчать и продолжить движение: их и без того на улице становилось многовато. — Ваши дома не сгорят, все убытки покроет государство, наши маги-пожарники работают там! — вскричал Волк. — Поэтому нам нужно задержать наемников немедленно! Пошли, пошли! И Вирен среди десятки других бросился через узкий проем арки, стоявшей в конце этой улочки — вход в охваченный огнем квартал. Сейчас же он почувствовал, как по лицу скользнуло что-то прохладное, будто гладили мертвецкой рукой по щеке, и вздрогнул. Шанса отступить нет — это Вирен почувствовал покалыванием между лопаток, занывшими висками; побыв рядом со столькими магами, он научился различать Высшие заклинания. Что-то оградило квартал каменной стеной, стиснуло. В этот момент он решил проверить собственную магию. Вытащив из кармана пылающий амулет связи, Вирен на бегу нехотя сжал в руке гладкий прохладный камушек, боясь услышать крик Влада. Но голос, который зазвучал в его голове, принадлежал Рыжему — все шло помехами, скрипело несмазанными петлями и грохотало жестяно, и Вирен не сразу его узнал, а когда узнал — едва поверил. — Что там происходит? — жадно спросил Рыжий; на фоне Вирен мог уловить многоголосый гомон. — Меня снова запихнули под охрану во Дворец, ничего не видно. Где ты? — Цел? — вступила и Ринка, ворвавшись в их заклинание. У них там кричали. Хотелось остановиться, вытряхнуть лишнее из головы, чтобы не разорвали ее изнутри… — Как обстановка? — Гонимся за ними, бежать наемникам некуда! — проорал Вирен вслух, даже не попытавшись вкладывать это в мысли. — Будьте осторожны, они не все тут, должны были пробраться и к Дворцу! Объяснившись по-быстрому, Вирен оставил висеть связь, думая: если случится беда, пусть кто-то знает об этом, его не оставят погибать одного. Но и приятно было осознавать, что друзья его не бросили, пусть и не неслись рядом, но поддерживали, а в их мире духовная связь значила небывало много. Даже когда Рыжий отключил амулет, чтобы не напрягать его связью, Вирен чувствовал их где-то подле себя — тонкие ниточки, тянущиеся на изнанке. Разделившись, они веером разлетелись по улицам, а потом Джек подтащил его к одному из домов, над которыми хлопотали пожарники-маги, направлявшие на останки строения руки. Все небо расчертили печати, которые извергали вниз потоки сверкающей воды; они загорались одна за другой, перемигивались, и, будь у них побольше времени, Вирен бы тоже постоял, чтобы наблюдать за фейерверками. — Мы видели кого-то, он помчался к югу! — крикнул маг. — Товарищ рядовой! — Спасибо! — отозвался он. Тут уж Вирен не стал спрашивать у пожарников, отчего они сами не погнались за наемником — среди них наверняка нашелся бы кто-то, способный вдарить приличным боевым заклинанием. — Джек, искать! Меньше всего в его приказах нуждался именно пес, и Джек укоризненно уставился на Вирена, дернул ухом, а потом вернулся к обочине дороги, которую он старательно обнюхивал — а потом припустил бегом, заставив Вирена, спотыкаясь и шумно дыша, следовать за ним. В ушах хихикнула Ринка, уловившая его сдавленный мат; связь снова работала. По обочинам стояли дома, до которых пожарники добраться не успели: они отрезали огонь, теснили, наступая со всех сторон, а в сердце квартала пыхало жаром, стонали дома. Прижав ко рту руку, носом ткнувшись в рукав, Вирен спешил за Джеком. Если б они вылетели прямо на наемника, Вирен бы, может, и не смог увернуться, а так, когда Джек остановился и завертел мордой, он немедленно напружинился, шарахнулся в сторону… Вовремя: магия стрекотнула пулеметной очередью по брусчатке, расшибая ее, полетели обломки, встала пыль над воронкой. Молниеносно выхватив револьвер, Вирен пару раз выстрелил в том направлении, но пули, очевидно, не зацепили мага. Быстрая фигура улепетывала прочь, правее, к пожару… Прямо напротив стоял погибающий дом, пламя охватывало его на глазах — маг поджигал его, когда Джек вывел Вирена на эту улицу. Убегающий наемник надеялся затеряться в огне — это легко угадать; для стихийного мага в том не было ничего опасного, особенно — для мага, который раздул эту искру. Но Вирена могло легко опалить, сжечь, уничтожить. Не повезет — и останется со шрамами куда страшнее, чем его почти незаметные вываренные следы на шее. Впрочем, это можно назвать большой желанной удачей… В таком огне не выжил Рай. — Он убегает, чего ты стоишь? — зазвучал в ушах взбудораженный голос Ринки; она слышала все — кроме его топота, потому что берцы будто бы приклеились к расшибленному тротуару. — Вирен, черт тебя дери!.. Он уходит! — Там огонь… — Его голос пугающе напоминал скулеж. — Я… Не знаю… Мне нужно… Бормотание Рыжего было приглушенным: он торопливо объяснял Ринке, прижав ладонью амулет. Слава Деннице, самому Вирену, застывшему на пороге пылающего сарая, что приделан был к дому, не пришлось ничего разъяснять. В метре от него плясало пламя, маг убегал через дом. А Ринка замолчала — поняла. Не стала настаивать, оставив Вирена наедине с трудным решением. Отключившись от друзей, он дернул народ из Роты, отстраненно как-то выдохнул название улицы, что он видел на стене дома; связной амулет выпал из его руки. Он не наскреб секунд, чтобы сомневаться. Думать, как поступил бы Влад Войцек; прикидывать, что сказал бы Ян. Но Вирен знал их решительность, самопожертвенность, которой восхищался, догадывался, что они не допустили бы раздумий. Вспомнил Яна, с детства боявшегося собак и переросшего свой страх. От его кошмара пахло густым дымом, черной сажей, красноватыми, рдяными вспышками злого заклинания, подгрызшего балки; пахло смолянистыми досками, сжираемыми колдовским огнем. И подпаленной демонской шкурой. Страха в Вирене больше не осталось. — Взять! — заорал он, выпуская Джека на свободу. Тот этого и ждал, подрагивал, напряженно стоя рядом и тянясь следом за магом; он не боялся ни огня, ни магии — поймал то мучительно-сладостное ощущение погони, которое к Вирену не могло пробиться сквозь пелену детских ужасов. На всех парах он сам побежал в деревянный сарай, пыльный — и потому так хорошо занявшийся. Краем глаза увидал отлично горящую солому, мешки — с зерном, кажется, деревянные коробы. Стены пылали, было жарко, словно Вирена сунули в раскаленную печь. О, ничего общего с привычным пустынным днем, это было мучительно, таким когда-то представлял Ад наивный человеческий род. Сразу же горячий спертый воздух обжег Вирену лицо — и все остальное, пробравшись через одежду. От языков огня его спас защитный амулет, который Вирен активировал по привычке, вбитой в него после наблюдения за Ротой. Впереди раздался грохот: не в силах преодолеть завал, маг шарахнул по нему и заставил коробки разлететься. Постаравшись взять себя в руки, он оглянулся, последовал за Джеком, которого вел след. И магия снова ударила рядом с ним; чудом Вирен почуял переменчивое дуновение воздуха: туда и магический огонь потянулся, и вот он резво отскочил, угодив штаниной прямо в пламя, раскинувшееся по чужому добру в мешках, а магия переломала стену, пробив в ней громадную брешь. Он стрелял снова, знал, что нужно стоять удивительно близко, чтобы сколдовать такое, и Вирен не понял, попал ли. Но палить по нему боевыми заклинаниями перестали. Хотелось бы ему верить, что он услышал крик, но то могли стонать балки. А вот Джек сгинул между двух огненных потоков, которые тут же встретились и сплелись, чудом не подпалив ему кончик хвоста. Где-то там был проход в дом, должно быть… Он закашлялся, нахватавшись удушливого дыма. Вирен не был таким сноровистым сегодня. Все ж таки это были балки — они упали, со скрипом и грохотом обдавая Вирена сотней трескучих искр, упали рядом, а сам он оказался на земле в мгновение ока, его отчасти задело, и щит задребезжал. В него врезалось, спасая, что-то живое, тяжелое, меховое — вскинув руки, Вирен выронил револьвер под ноги и завяз пальцами в густой шерсти. От черного зверя, повалившего его, вдавившего в пол, пахло псиной и домом. — Чего ж ты не догнал его, — безнадежно застонал Вирен, зачем-то разевая рот. — Глупый пес, сгорим ведь вместе… Сгорим… Перекатившись набок, он зашелся сиплым кашлем, прижимая ко рту руку. Упрямый Джек же вцепился в другой его рукав, потянул прочь, мотая головой и ворча, поволок, теряя терпение… Животом — по горячему полу. Пошатываясь, он поднялся, кинулся за Джеком, опасливо поглядывая наверх, вздрагивая от каждого потрескивания и боясь валящихся на голову досок. Вход в дом был впереди, но добраться до него сквозь широкую полосу огня было нельзя. Оглянувшись назад, Вирен увидел лишь сплошную рыжесть и обломки, едва не завалившие его. Ему казалось, что он горит. В детстве он едва не погиб так и мучился от осознания, что судьба его все равно нашла, сколько ни пытайся ее обмануть… Безнадежность замучила его; Вирен вертелся в огненном круге, не видя в нем прорех. Чем больше он сомневался, тем ближе к нему подбиралось пламя — будто мыслящее, злое и оголодавшее. Сараю этому предстояло стать его могилой. Мага не было слышно, но Вирен уверен был, что тот сбежал. — Вирен!!! — истошный вопль разорвал тишину, забился под крышей. — Вирен, отзовись! Раскрыв рот, он хапнул слишком много прогорклого воздуха и снова закашлялся, выворачиваясь наизнанку. Заметался, мучаясь, желая откликнуться, но вид завалов горящего дерева стирал мысли, оставляя один сковывающий ужас. А потом Джек поднял голову к потолку и завыл, долго, захлебываясь сам, но не останавливаясь, как волк на луну, тоскливо призывая стаю… Мрак живо пополз по стенам, шелком огладил сарай, стер пламя, придушив его на корню, и Вирену, упавшему, видевшему все в тумане, на мгновение стало страшно, так молниеносно напала эта магия — жестокий хищный зверь из темноты. Повалил дым. Вирена же подхватили, встряхивая, прижимая к себе — человечьи руки, на которых можно было повиснуть. Он смог идти сам, ковыляя, едва узнавая своего спасителя: все кругом мутилось, но то звериное, что оставалось глубоко в любом демоне, что таилось под сводом ребер за сердцем, жалось к этому человеку и скулило, боялось оторваться от него — это было равносильно смерти. — Держись, тут будет легче дышать, — шепнули ему, и Вирен узнал хрипловатый больше обычного голос Яна; впереди сиял свет, но не те отблески огня, что отбрасывало заклинание, а жаркий погожий день в Столице. — Ты был храбрым, — убежденно произнес Ян. — Мы его поймали — того мага, за которым ты бежал. Ты его подстрелил, иначе не схватили бы. Рана почти смертельная. — Я был наивным идиотом, — выдавил Вирен, не узнавая своего голоса. — Прости меня. Прости… Влад предупреждал, но я не послушал. — Не говори ничего, отдохни. Если б ты знал, сколько раз сам Влад шел наперекор просьбам, сражаясь за то, что считал верным… — Но он всегда возвращался. — Если бы было кому, я бы молился об этом. Для этого нужна семья — чтобы вытаскивать, когда мы совершаем ошибки. И стыдно ему было цепляться за Яна, точно выловленный из бушующей воды недоутопленный котенок; стыдно было, потому что Вирен уж совсем был взрослым, почти перемахал его — если с рогами считать, то он здорово у Яна выигрывал. А ревел совсем по-детски, носом тыкаясь по отворотам его парадного мундира, прижимаясь доверчиво и близко, стискивая Яна в крепких объятиях. И как же хорошо было, что Ян его держал, не отпуская, что гладил по волосам, шепча что-то бережное, успокаивающее. Только это позволило ему остаться в сознании, пока рядом кто-то из Роты суетился, обливая его теплой, распаренной лечебной магией. А сам Ян цеплялся за Вирена, нуждаясь в нем едва ли не больше… — Мы рядом, все закончилось! — твердил Ян, но Вирен все равно боялся раскрыть глаза; на изнанке век навечно отпечаталось ярко-рыжее пламя. — Вирен, тише, не бойся, пожалуйста, взгляни на меня! — Да, да… Я слышу, я чувствую. Отдышаться бы. Хотелось грязно ругаться, но при Яне было стыдно. Заслышав шум Гвардии рядом, Вирен очнулся и попытался отстраниться, но его не трогали, не тащили прочь, и постепенно он стал промаргиваться, приходить в себя. Отступил, смущаясь своего приступа; шрамы-ожоги на шее болели, полыхали, словно отзывались на близость такого же заклинания. Неосознанно он прижал к ним ладонь, точно надеялся сбить огонь. Ожогов на нем не было: спасла защита. — Все в порядке, тебе не обязательно идти дальше, — заверил Ян; он стоял рядом, крепко держа Вирена за плечо. — Район зачищен, наши подтягиваются к Восьмому. Как ты? — Не знаю, — сознался Вирен. Сдул с лица растрепанные пряди, а потом, осененный внезапной догадкой, запустил пальцы в волосы, похолодел меж лопаток и понял — как это было близко, как ему повезло. — Отожгло… — с сожалением выдавил Вирен. — Ерунда какая! — облегченно рассмеялся Ян. — Отрастут! Главное — живой! В пожаре он потерял значительную часть косицы и завязку, потому Ян решительно сорвал кожаный шнурок со своих волос, протянул Вирену, сам оставшись лохматым и будто бы помолодевшим лицом — не серьезным взглядом. Неловко путаясь в пальцах, Вирен завязал короткий хвост, который тут же наполовину рассыпался, но это было куда лучше, чем ничего. В любопытстве, что вернулось к нему вместе со способностью ровно дышать, он осматривал улицу, что промелькнула перед Виреном, когда он гнался за наемником. Ее почти потушили, и магия огня постепенно сдавалась, хоть и была непримирима и воинственна всегда — это чувствовалось и во Владе, любившем именно эту стихию. К ним подводили пойманных магов, поскольку капитан изволил остановиться именно тут; их было куда меньше, чем Вирен полагал, и вот так резко и неожиданно ему въелось в уши это «зачищен»… Упираясь, наемники шагали с заломленными назад руками. — Вы нашли его? — вскинулся Вирен. — Самаэля, Мархосиаса? Или ты кинулся спасать меня?.. — добавил он тише, виновато. — Не нашли. А ты вот обронил, — сказал Ян, протягивая ему амулет, который пугающе ярко полыхал — наверное, Вирена никак не могли дозваться Ринка и Рыжий. — Ответь, пока твой товарищ не обрушил весь город — Высшие боевые такое устраивать любят. Охнув, Вирен поспешно принял вызов, а потом ненадолго погряз в воплях Рыжего — он волновался, потому совершенно не контролировал себя, орал матом, ругался, почти визжал — или это Ринка присоединилась к этой вакханалии. Его растерянный лепет ничуть не умалил их беспокойство, но на несколько томительных секунд его друзья затихли, чтобы дать время объясниться. — Как ты мог так рисковать собой! — завопил новый, третий голос, и это была Белка. Как наяву Вирен увидел ее перепуганное лицо, сжатые кулачки и хвост, бьющий по ногам. — Вот вернись — я тебе морду набью! Пока он всех успокаивал, прекрасно осознавая, отчего они так переполошились, Ян отошел к солдатам, переговорил с ними. Пожал руку невысокому демону с трехцветными волосами — Инасом, кажись, его звали — и долго уставился на пленников. Очевидно, отправлять их за решетку они не собирались, да и место там после чистки кабака не оставалось. Беспокоился Волк, обвязанный своей ответственностью, боящийся что-то сделать не так, а еще больше — подставить солдат, что ему вверили. Рядом с ним крутились близнецы, которые уважительно кивнули Вирену слаженным отработанным движением, но он не чувствовал, будто совершил что-то достойное восхищения. Глупо попался в огненную ловушку… — Нам не нужно вернуться к Дворцу? — спрашивал Волк. — Как нас называют, напомни мне? — протянул Ян, и в его голосе звенело что-то опасное. — Громче! — Шестая Рота… — начал Волк, почесывая бритый затылок, но Ян уверенно перебил его: — Рота Смерти. Моя Рота. Мы созданы не для защиты, а для битвы; мы — лучшая опергруппа Ада, так что должны выгрызать эту дрянь, выметать… искать и загонять. Все легионы Вельзевула стянуты к центру, встали вокруг площади. Если Мархосиасу придет в голову устроить битву, они справятся, сцепят щиты и не позволят никому пройти, пусть даже полягут на улицах. Они не побегут. А вот мы обязаны — гнаться за Мархосиасом, пока он не подчинил нас своими рабами… В этот момент Ян словно бы поверил, что он тоже демон, что магия кольца затронет его, разделил с ними все, но никто из Гвардии не посмел его поправить. Напротив — Волк выглядел приободренным и обнадеженным. Того, за кем несся Вирен, он толком и не запомнил — вот смешно! Но его отправили в госпиталь, полумертвого, а перед Яном выстраивали совсем незнакомых демонов. Ближайший маг трепетал в руках гвардейцев, пытался вырваться из последних сил; руки его были скручены за спиной наручниками, и никакого колдовства он выдавить не мог. Глядя на его рубаху, разодранную позади, висевшую мокрыми черными клочьями, Вирен уловил, как заворочалась злая радость. Кулаки так и чесались ударить от себя, расплатиться за все пережитое в огне хоть с кем-то, но Вирен сдержался, невпопад отвечая Ринке или Белке — он и запутался. А потом, вежливо попрощавшись, загасил амулет, потому что почувствовал: сейчас будет допрос, который им лучше не слышать. Коротким порывистым движением Ян шагнул ближе к магу, и в его руке сверкнул небольшой серебристый нож, хотя Вирен мог бы поклясться на крови, что мгновение назад его не было. Маг замер, когда клинок прижался к горлу, чуть впиваясь в кожу — прищурясь, Вирен видел сочащуюся черную кровь. В Яне не было ни капли ярости, он не был охвачен дрожащей ненавистью. Его прозрачная сосредоточенность пугала до мурашек. — Где Мархосиас? — Низкий рычащий голос заставил Вирена поежиться; он и поверить не мог, что это Ян говорит. — Он по-прежнему на Восьмом круге? Там все наши силы, но они не видят движения… Это обманка, не так ли? Отвлечение? — Приказал не говорить, где он! — испуганно заорал маг. — Приказал… Он захлебнулся словами, а остальные молчали, дожидаясь своей очереди. Внимательно наблюдая, Вирен видел, что Ян хотел рыкнуть снова, прижать — он почти стал говорить, но вдруг замолчал, призадумавшись. Коротким жестом подозвал к себе Кость, перекинулся с ним парой слов, склонившись к самому уху. А потом он шагнул в боевой транс — это почувствовали все. Мрак зашумел рядом, повеяло мертвенным холодом, по углам чернильно сгустились тени. Глаза у Яна яростно сверкнули, а потом затянулись темной дымкой, черты будто бы стали строже, страшнее – заострились, будто сквозь обычное человеческое лицо проступал череп. Маг взглянул на него и заскулил, сжался, пригибая голову. Понял, кто перед ним — и что за серповидный клинок тяжело лежит у него в руке. Склонившись, Ян выдохнул что-то в лицо, заставив мага мучительно дернуться. Его голос изменился, рокотал — словно лавина сходила. Они знали его — потому не боялись, застыли, надежно прикрывая Яну спину, обступая его; но что-то тревожное надрывно тренькало на нитях души, дергало их нервически. В Гвардии это его лицо любя звали Инквизитором, хоть у силы и было много пугающих, пробирающих имен на всех языках, истинных и нет, насмешливых прозвищ и уважительных обращений, выдуманных демонским и людским племенами за многие тысячи протекших лет. Это подходило столько же, сколько все иные, брошенное ими, выбранное им. Инквизитор был стальным, смерзшимся мраком с пытливым взглядом — но невольно завораживающим. На Бездну всегда интересно взглянуть. — Значит, он починил кольцо, — произнес Инквизитор, гортанно растягивая слова, точно говорил на архидемонском. — Об этом тебе можно говорить, верно ведь? Отвечай, когда тебя спрашивают, или я примусь за следующего. Нож вжался плотнее — поэтому маг дернулся, привставая на цыпочки. — Верно, — непослушными губами вытолкнул маг. — Милорд много работал с книгами, а потом наконец смог исправить плетение магии Соломона. За века она выбилась из узлов, неверно работала… Со временем это происходит со всеми заклинаниями, их постоянно нужно обновлять. С кратковременными заряженными амулетами не так заметно, но артефакту тысячи лет. К тому же, после свержения Рая… их магия разболталась, сбилась. — Я понимаю, — согласился Инквизитор. — Один мой знакомый страдает от этого. Выходит, кольцо сломалось в тот момент, когда Гвардия сожгла Рай? Значит ли это, что все мы обречены из-за собственных поступков? Баланс настигает нас. Настиг однажды и меня. Маг не нашелся с ответом, но медленно опустился нож, невольно показывая, что Инквизитор доволен им. И такая это была тонкая, пугающая манипуляция, что Вирен поразился и загордился им, Яном, инквизиторской выучкой, что в него вбили в академии. А маг легко повелся, хватаясь за возможность выкрутиться живым. — И на вас он ее опробовал? Действительно — выглядите чуть лучше, чем те солдаты, которых живым мясом сбрасывали на поле боя — прямо под пули. И как демоненок, что на всю жизнь останется куклой — благодаря твоему хозяину. Ты бы умер ради него? Смущенный такой сменой темы, маг кивнул. Кивнул обреченно, поскольку больше ничего ответить не мог. — Он приказал поджечь окраинные кварталы, и мы не посмели ослушаться, мы встали и пошли. Ни одного из нас не мучил страх, и это было словно… откровение. Разве возможно жить вовсе без сомнений? Но это мне подарило кольцо, оно освободило… Теперь я боюсь, но тогда… — В следующий раз, — презрительно бросил Инквизитор, — пробуй наркотики. — Ты ведь бежал, — напомнил Вирен, несмело подавая голос из-за его спины. — Улепетывал от гвардейцев, сейчас дрожишь. Хочешь сказать, это не страх? — Милорд Мархосиас приказал вернуться к нему как можно скорее, едва мы покончим с делом. Все препятствия должно устранять. Со смесью брезгливости и злости Вирен наблюдал за поспешным допросом остальных, но все они твердили одно, никто не выдавал Мархосиаса, и угрозы не помогли бы: магия крепко связала их клятвой, через которую невозможно переступить. Жги их, пытай — ничего не вымолвят. — Увести, — приказал Ян — уже Ян, меняясь в лице, с трудом удерживая ровный голос. — Оттащите их куда-нибудь, где они будут под надзором… Старые арены на краю города. Колизей. Отрядите демонов из поддержки, возьмите свободных, пусть не спускают с них глаз и ружей. Решим позже. Отходя в сторону, Ян покачивался, как тяжелобольной, едва способный волочить ноги из-за съедающей лихорадки. Вжавшись в стену, он сначала постоял так, а потом сполз, сел, опираясь на нее, вытянул из кармана сигареты и дрожащими руками прикуривал, а потом долго не мог прикусить сигарету — все попадал мимо. Подходить к нему не стали, но по взгляду Яна, устремленному куда-то вперед, они поняли, что его не оставят одного. Влад подобрал бы слова лучше их всех. А Вирен растерянно наблюдал, как наемников ведут прочь, к той арке, за которой начинались дикие течения магии. Глядя им вслед, он не верил, что видит вживую кого-то, одурманенного заклинанием Соломона, и боялся их. Потому что тот маг счастлив был служить демону, что жег их город. Уничтожать все выстроенное, словно сам он не жил в Аду, словно у него не было никаких связей с ним, семьи, товарищей, даже случайных знакомых, что, конечно, не заслуживали новой войны. На Восьмой уходили другим порталом, который с трудом выстроили уставшие маги. Им не хватало Высших, способных тягать такие заклинания десятками, а те, что были, куда лучше управляли не тонкими разломами в пространстве, а смертоносными чарами. Подойдя, Вирен поддержал Кость, у которого хлестала черная густая кровь из носа, и поразился, какой он легкий — будто сила выгрызла из него все внутренности. А Ян поднялся, двинул плечами — похожим движением Кара распахивала крылья. Удивительно быстро он пришел в себя и принялся их строить, и от сердца у Вирена отлегло. Он остался подольше, пока улица не опустела, чтобы отправиться порталом с ним. Между мирами Вирену никогда не нравилось, но тут он остановился, прекрасно сознавая, что так можно спокойно разлететься в разные стороны: ноги останутся тут стоять, а все остальное свалится в Ад. Но Ян схватил его за плечо, удерживая и выравнивая, и вот их было двое — Вирен не ощущал более чужого дыхания, тепла их тел. Вокруг с любопытством сомкнулась густая Бездна, но Ян приструнил ее одним повелительным взмахом руки. Они стояли на чем-то твердом, но вокруг была темнота — лишь над ними, отбрасывая на лица пляшущие тени, горело подобие света. Вниз Вирен боялся глянуть. — Не снимай амулет ни за что, — попросил Ян, и тут уж нельзя было сбежать и своевольно надеяться на судьбу. — Не сниму, — согласился Вирен: на него неизгладимое впечатление произвели наемники Мархосиаса, подобострастно выполняющие его приказы, — даже если от этого будет зависеть моя жизнь! Лучше погибнуть, чем доживать век верным слугой с промытыми мозгами! — Ты все-таки сын Гвардии, ничего другого я и не ожидал услышать… — с легкой тоской произнес Ян. Пока они говорили, Вирену вдруг пришла в голову опасная мысль, что умирать-то и не страшно. Здесь, в нутре Бездны, было тепло, хотя обычно она шарахала холодным мраком; все равно что заснуть — как в детстве, устало приникнув головой к плечу Яна, надежному, чуть угловатому, конечно, но на родных не жалуются. Закрыть глаза, зная, что на него накинут что-нибудь тяжелое, согревающее: куртку или плед. Но вслух он этого не стал говорить, зная, что Ян ударит за такое. — Ты бы убил его? — порывисто спросил Вирен, а потом уставился на свои ботинки, почему-то испугавшись взглянуть Яну в лицо. Он и не понимал, что сделал бы, ответь Ян твердое «да». — Я не знаю, — честно произнес Ян, и сейчас он ни капельки не походил на то существо из мрака, а в голосе его слышалась мальчишечья неуверенность, отчего Вирену стало теплее на душе: он чувствовал в себе то же. — Все зависело от его ответов, и я надеялся, что мне не придется. Мы довольно погубили, не хочу лишней крови. Я могу этим управлять, поверь, мрак — часть меня. — Я испугался за тебя. — Потому обычно я и не пользуюсь магией. Но времена вынуждают… Снова обняв Яна, Вирен глубоко вдохнул, наполняя легкие этим пугающим морозцем, к которому примешивались и ноты сигаретного дыма, горького кофе, и чего-то своего, родного, что свойственно было ему и Владу. И хотелось сохранить это подольше, затаить в памяти. — На секунду я поверил, что остался в огне один. Я вас предал, — признался Вирен. — Прости, что сомневался. Я знал, что Гвардия не оставит, но… — Я тоже преодолевал свои страхи, я знаю, как это трудно, — шепнул Ян. — Мы всегда будем рядом. В этот миг Вирен верил, что они бессмертны, хотя это, конечно, было детским воодушевлением. Он до конца не понимал, что вокруг неумолимо рушится его мир. А потом Ян аккуратно вытолкнул его на Восьмой круг.

***

Ни секунды они не сомневались, что народ нужно укрыть во Дворце — за надежными, пропитанными магией стенами из черного мрамора. Это место жило, дышало и могло сражаться само, даже если все его защитники падут бездыханно; внутри было достаточно места: винтовая лестница уходила ввысь, а шпили башен вонзались в небо, выстроенные почти до самых облаков — так казалось при взгляде на Дворец. Нужно было освободить место, расчистить площадь, а то там магам, силами которых они могли спастись, воздуха не хватало. Пока солдаты указывали перепуганным демонам, куда можно пройти, Кара ускользнула в укромный угол, за портьеру, где никому не могла помешать и где ее саму бы не затоптали. Громкие призывы к порядку сработали: толпа понемногу выстроилась, выпрямилась и потекла мерно, спокойно. В ней легко можно было разглядеть мундиры гвардейцев, которые Кара с облегчением распознавала издалека. Она вцеплялась в амулет и пыталась контролировать все и сразу. Им нужно было отрезать город, запереться здесь. Пресечь телепортации снаружи, и Мархосиас не сможет привести армию — если она есть у него, — не явится сам: Кара тешилась надеждой, что он на Восьмом, а не затаился по-змеиному где-нибудь под боком. Маги справлялись понемногу, а от Влада разило беспокойством, которое мешало сосредоточиться и самой Каре, но она и помыслить не могла оторвать хрупкую связь, перекинутую случайным заклинанием. Потом накатило от Яна — страх, а после сосредоточенность, ледяное пугающее спокойствие, дымящееся мраком. Ее мир горел, разрушался; ее семья снова страдала. А Кара могла отдавать приказы. Да если б это было поле битвы, она бы нашла применение сабле, висящей на поясе, она кинулась бы в самую гущу, сминая конем солдат, рубила бы и секла, вымещая злость, страдание, которое сейчас, невыпущенное, драло ей душу. Прибывали демоны, и они держали двери открытыми, впуская всех. Ишим сама бегала там, пусть и сопровождаемая по приказу Кары парой мордоворотистых стражников. Подле нее вертелась и маленькая фрейлина Мерил — сестра Рыжего. Сам он, на буксире уволакиваемый Ринкой, был высоко, чудом разминулся. Постоянно оглядывался, то ли боясь с ней столкнуться нос к носу, то ли желая этого… Когда места не осталось, когда народ забил бальные залы и принялся шептаться, на ступенях встали легионеры, призванные Вельзевулом, чей громыхающий голос Кара слышала рядом — это ее успокаивало так же, как и присутствие Ишим. К счастью, на солдат не напирали, никто не кричал, поулеглось, и Каре докладывали, будто в народе говорят о случайном пожаре из-за развешанных везде магических фонариков; невесть какой знаток предположил, что в них замкнули искорки огненных заклинаньиц. Никогда на Столицу не вешали столько украшений — это казалось демонам вполне себе верным. Вспомнили недобрым словом и недавние дожди в Столице — предвестие бед и неудач… Удивительно, как они привыкли к миру и даже не подумали, что на Ад мог кто-то напасть. Да и кто бы посмел: ангелы сгинули в обломках своего мира, успокоились волнения Высших после гражданской, когда гвардейцам пришлось подчинять их и перестраивать все, возводить городские и круговые Советы… Тихий бунт Мархосиаса, мечта о могуществе, жажда мести пришедшим в его дом и разбросавшим его земли народу пережили пятнадцать долгих лет. Это заставляло Кару если не бояться его, то в определенной степени уважать… Она поднималась по лестнице наверх — туда стеклись Высшие, гвардейские генералы во главе с Рахаб, несколько доверенных из дворцовой стражи. По пути ее догнала, перепрыгивая ступени, Ишим, вцепилась Каре в локоть, и она сбавила торопливый шаг. Следом на приличном отдалении спешила Мерил. — Убрать бы ее подальше; если что случится, не сможем удержать Рыжего, — вслух подумала Кара. — Да разве он сбежит теперь, когда город закрыт? — возмутилась Ишим, и Кара подумала, что ее пугает больше возможность расстаться с подругой, которой Ишимке так не хватало в обществе вояк и напыщенных аристократов. Они с Мерил были похожи: обе вышли из простого народа, волею судьбы оказавшись так высоко. По правде сказать, демоницы и не должны были никогда увидеть вблизи грозный Дворец Сатаны, если б история текла, как ей положено, — не то что войти в него и жить в его роскошных палатах. Но мерное движение времени Гвардия надломила у основания, и вот они обе, прелестные Золушки, оказались сегодня среди набирающего обороты кошмара… — Должны ли мы оповещать народ о том, что происходит? — вмешалась Ишим, наклоняя Кару к себе, шипя в ухо. — Они имеют право знать, что это не случайность, не обычный пожар. — Они побежали, когда увидели магическое пламя, потому что знают, на что оно способно. Так же и мы когда-то сжигали Рай. Представь, какая паника начнется, если они поймут, что это дело рук демона, а не несчастье с магической проводкой. Нам не нужны беспорядки… — Нам нужно, чтобы они верили Гвардии. Мы довольно прятали правду от народа — чем мы лучше Люцифера, закрывавшего глаза на то, что его брат набирает силы и готовится свергнуть его? Ишим пылала и в этом настроении, пожалуй, была прекраснее всего: с горящими глазами, прядками, непослушно выбивающимися из изысканной прически, с хищно раздувающимися крыльями носа. Ее хвост, украшенный серебряными кольцами, звенел и вздрагивал. — Ты права, — смирилась Кара. — Мне казалось, что я берегу их, но это Ад, мир, который всегда сражался. А сейчас нам нужно объединиться перед лицом врага. — Объяснишься с балкона? — подгадала Ишим. — Хороший жест — они ждут этого. Ужаснее всего быть в неведении… Наверху ее ждал верный Вельзевул, спрятавший где-то семью и прибывший к ней — сражаться бок о бок. Однажды он предал Сатану, переметнувшись от Люцифера к Каре в гражданскую, почувствовав необходимость изменений; ему она верила безоговорочно и радостно встретила верного друга. Сосредоточенная Рахаб с гривой ржаво-рыжих волос ждала ее возле Эла, по случаю вырядившегося в богатый костюм, украшенный прозрачными кристаллами — кому, как не лорду-протектору Девятого его было носить. Кивнула Кара и старой, но вылощенной демонице Шарлид, которая переполошила весь Дворец своими капризами; она держалась поближе к Каре, но, стоило ей появиться здесь, рядом с балконом, к ней кинулись многие, наперебой крича что-то и требуя внимания. У Кары было много лет, чтобы научиться затыкать их единым повелительным жестом — умение, которому она завидовала у Люцифера… Она облокотилась на перила балкончика, обозревая площадь, с сожалением вспоминая куски из своей праздничной речи, которую Кара однажды надеялась прочитать — иначе так жаль было потратить на нее уйму времени. Толпа роптала, а Кара нашла в кармане нужный амулет, различая их по форме камушков, сжала между пальцев, и магия согласно затрепетала на изнанке маленьким огоньком. Ей нужно было успокоить их, объясниться, и Кара открыла рот, чтобы начать — вот так, с ничего, как она всегда орала речи перед битвами. Им, всей Столице, предстоял бой более тяжелый… Обернувшись, Кара рассчитывала увидеть поддержку Ишим, кивок ее, улыбку, но тут уловила резкое неожиданное движение совсем с другой стороны. На нее остервенело кинулась древняя демоница Шарлид — та самая, которой Кара давеча целовала когтистую ручку, встречая во Дворце. Теперь она сжимала небольшой нож, который Кара успела увидеть лишь мельком, когда кинулась в сторону, отклоняясь назад и едва не теряя равновесие. В спину врезалась грань перил. Злой рык забился в груди. Она, эта ветошь! Та, которую Кара приютила в своем доме!.. Было тесно — позади голосила Ишим, а Кара и Шарлид оказались совсем рядом, прижатые к одному углу балкона. Боялись стрелять в тесноте, палить магией: Кара сцепилась с убийцей. Удара, должного прийтись прямо в горло, она избежала, перехватила руку, стиснула до боли, всем телом надвигаясь на демоницу, угрожающе взревев. Одного она не учла. Во второй руке Шарлид тоже был нож. Подлый удар оглушил Кару, точно над ушами у нее ударили литавры. Один удар, торопливый, порывистый, другой, третий… Шарлид била отчаянно, выплевывая какие-то проклятия — ее пытались оттащить, но она вцепилась в Кару злобной кошкой. Боль пришла не сразу, но она скрутила Кару, вышибла весь воздух; она распахнула рот, обжигая глотку вдохом. Плотная ткань мундира треснула, вспоротая, и сталь впилась в живое тело. А Шарлид толкнула ее прочь с балкона, и она не смогла удержаться. Ухватиться было не за что, и Кара перевалилась через ограду. А Шарлид замерла, поперхнулась, захрипела. Изо рта у нее виден был кончик чьего-то клинка, пробившего затылочную кость и вышедшего так… Кара, падая, почувствовала, как накинутая на нее магическая защита хрустко распадается до основания. Под ребра ей до сих пор впивался нож, вошедший по рукоять. Удар о землю добил бы ее. Ветер визжал в ушах, наверху раздавался вопль Ишим, дрожавший, а потом замолкший — лопнувшая струна. Обрушившись вниз, Кара не успевала раскрыть ослабшие крылья, она не смогла бы вывернуться, мягко спланировать: слишком мало метров оставалось. Тут под ней провалился кусок мира, выдранный целиком. Темнота и сухость портала опалили ей лицо. Влад попытался подхватить ее на руки, когда Кара вывалилась над ним, но не смог удержать: она погребла его под веерами распахнутых тяжелых крыл, которыми совсем не могла управлять, ошарашенная и скованная. Поддерживая ее, Влад взглянул на свои руки, перемазанные в крови, издал странный захлебывающийся звук… Над Карой склонился другой маг с перечеркнутым шрамом лицом. — Кровь, — скрежетнул Влад; вид у него был перепуганный. — Это ебаная царапина! — рявкнула Кара — лгала, конечно. Выдернула, вскрикнув, нож. — Я могу сражаться, я сейчас же должна… Если этот выблюдок подослал своих во Дворец!.. Ишим… Там Ишим… У нее путался язык, темнело в глазах. Но Кара привыкла всегда подниматься и идти в бой, изматывая ангельское тело регенерацией, мучаясь болью и кипучей яростью. — Не поднимайтесь, пусть думают, что убили вас, — торопливо зашипел демон над ними, вставший так, чтобы Кару с Владом закрывать. — За кругом магов и легионерами ничего не видно, одни спины. Надо выяснить, что они замыслили дальше… — Умный какой нашелся, — проворчал Влад, когда она осторожно сползла в сторону, подвывая от колющей боли в боку, подволакивая крылья. — Кара, глубоко задели? Вроде много натекло… А-а, блядь, я весь в крови твоей, посмотри! Не дергайся, я залечу! Толпа волновалась, кричала. Если кто и не видел, как Кара рухнула с балкона, стоя в последних рядах, то теперь шепот докатился до них. Подобно штормовой волне, это гудение поднималось, делалось все звучнее. Кто-то завыл, кинулся ближе, увлекая за собой всех остальных — это Кара поняла, когда увидела, как легионеры Вельзевула перестроились в идеально ровную линию в несколько рядов — ни единой бреши. Копья они пока держали прямо, не поворачивая остриями на мирных горожан… Хватило бы одного приказа. Рядом гвардейцы перекликались амулетами, докладывали во Дворец, что Кара цела. Крепко прижав руку к ее боку, Влад торопливо нашептывал обезболивающее заклинание, пытался закрыть кровь. Сам он недавно лежал с такой же раной, и ей бы оценить иронию судьбы, но Кара с облегчением почувствовала, как искорками пробегает по телу регенерация, как оно напаивается магией своей, присущей ей, и силой Влада, омывающей с ног до головы — до кончиков крыльев. — Если б не защита, все было бы куда хуевее, она сломалась лишь на третьем ударе, — шептал Влад. — А ты спрашивала, для чего она нужна… На что эта сука надеялась? — Она пыталась ударить в горло, но я заметила. Повезло. От смертельной раны магия не спасет, это все отлично знают. — Везучие вы, гвардейцы, — недовольно цыкнул маг, почесывая кривой шрам на широком, будто у деревянного идола, лице. — Не помрете, хоть чем вас бей. — Это Нииран, — наконец представил его Влад, обменявшись с магом взглядом, который сложно было распознать: и досадливым, и насмешливым — злой, едкой усмешкой, которой он никогда не колол родных, но встречал и испытывал незнакомцев. И даже понимание было в его глазах, чего Кара вовсе не ожидала. — Я тебе много нехорошего про него рассказывал, но сейчас нам нужны каждые свободные руки, которые могут что-то стоящее наколдовать… Поскольку они оба, и Влад, и Нииран, отвлеклись, остальные маги мучились в круге, подвывали — это Кара прекрасно слышала. Потому, мотнув головой с внушительными рогами, Нииран вернулся к ним и задрал руки к небу, начал напевное заклинание. Она села, опираясь назад, чувствуя взмокшими ладонями холод мраморных ступеней. Над ней вспыхнуло светящееся заклинание, накрывшее Кару — простенькая иллюзия. — Там движение! — возвестил Нииран, в любопытстве оглядывающийся. — В небе! Задрав голову, Кара долго всматривалась вверх, заслонив ладонью глаза: обычно она могла глядеть на солнце спокойно, не боясь опалить глаза, но сейчас все силы уходили на узкие глубокие порезы, оставленные ножом миледи Шарлид. — Это Самаэль, — первым узнал Влад. Он вышел в транс, просматривая невидимые Каре нити, и чуть преобразился лицом. — Чего он хочет — объявить свои права на трон? — Похоже на то, — согласилась Кара. — Он тоже знает сигил… Сигил Сатаны, Люцифер отдал мне перед смертью… Странное спокойствие навалилось на нее — быть может, это была убойная доза обезболивающих заклинаний, которыми оплел ее Влад. А мальчишка в небе, неровно держащийся на лету, начал размашисто рисовать. — Ты не можешь драться! — заорал Влад, когда Кара стала медленно подниматься. — Не можешь, блядь, послушай меня! Рана не закрылась, ты потеряла много крови! После такого невозможно выиграть! — Я не стану драться — я поговорю, — пообещала Кара. — Если есть шанс, я не обнажу оружия и не начну новой войны… Ишим верила, что Самаэль обманут Мархосиасом, что нет его вины в том, что ему науськали, а если мальчишка окажется на черном обсидиановом троне, ему же хуже: Высшие насядут на него, высосут всю кровь, как земные упыри, заставят подмахивать указы да законы… Ишим верила в него, а Кара верила Ишим. Круг замыкался просто. — Да послушай меня! — воскликнул Влад, хватая за руку. — Почему вы все решили сегодня нахуй погибнуть?! Ты, Ян, Вирен… Все в один день! А мне предлагаете стоять и смотреть? — Это Исход, — бросила она, зная, что должна сжалиться, успокоить Влада, и Кара чуть привстала, ласково целуя его в лоб под рогами, устало смахивая прочь выбившуюся непослушную прядку. В этот момент она острее всего чувствовала себя старшей сестрой. — Береги наш город. Подобравшись, оставив Влада в растерянности, она вспорхнула снова, зависла над площадью, выбиваясь из-под защиты иллюзии. Вздумай кто стрелять — попасть проще всего, а последние барьеры спали бы, разбились в хлам. Да и летела она наперекосяк, припадая на раненый бок, но надеялась, что Самаэль ничего не заметит. Мальчишка и сам был не то чтобы летун. Не знал ангельской муштры, а сам Люцифер таил злобу на Небеса и летать не любил — это Кара вспомнила вдруг, совершенно того не желая. Сквозь белый шум в амулете связи пробились голоса, в одном из которых Кара узнала Ишим — ее бедную Ишим, которая наблюдала, как обезумевшая леди Шарлид била ей ножом под ребра. Должно быть, клинок, который пробил череп предательнице, лежал в ее руке…  — Aut vincere, aut mori, — вспомнила Кара. Она вечно стояла на перепутье, перепрыгивала с одной грани на другую. Воин и пророк. Она падала в Ад и мечтала подняться к Небесам, чтобы принести им не мир, но меч; ее противоречия раздирали заживо, и она любила это в себе. Поравнявшись с Самаэлем, она зависла, помахивая крыльями, всеми силами скрывала мучительную боль в боку. Лицо мальчишки исказилось, отзеркаливая болезненную ухмылку Кары, которую она нацепила маской, но у него на лице читалось искреннее злое чувство, которое отчасти заставило ее отшатнуться. Самаэль изменился, повзрослел и стал похож на отца — такого, каким он иногда являлся в сны Кары. Отпустил смоляные волосы ниже плеч, похудел лицом; от того беззаботного мальчика, влюбленного в человечество и его технические приблуды, мало что осталось. Облаченный в легкий доспех, он порхал напротив Кары, выхватил меч; синие отцовские глаза прищурились. Сигил Сатаны, вычерченный в небе, сиял возле его руки, точно та была объята огнем. — Самаэль, не делай глупостей! — четко выговорила Кара, сжимая в кулаке тот самый амулет, разносивший ее слова по всей площади. — Нам не нужно ссориться. Меч в его руке дрожал; пальцы побелели. Даже раненая Кара смогла бы его переиграть и пробить сердце клинком: Самаэль не был ни бойцом, ни политиком, ни магом, бездельничал, несмотря на учителей, присылаемых отцом… Он взлетел обреченным — не с Карой, не с Гвардией ему тягаться. — Я не стану тебя убивать, спустимся и поговорим, мы цивилизованные люди… Более всего Кара боялась, что он бросит ей вызов, выкрикнет древние слова — ритуал ангельской дуэли, на которой в конце гражданской бились за Ад. Тогда их закрутит круговерть магии, вырвет штыри, удерживающие Ад над Бездной, поднимет новую бурю, поглотит полную народа площадь… И Каре придется с ним сражаться: убей или умри, выход из дуэли один. — Вы убили моего отца, — страшно, негромко выдавил Самаэль, блистая безумным взглядом. — Ты убила, Кара. Амулет в ее руке нагрелся, и голос мальчишки разнесся ясно — его услышали все. Роптание оборвалось, внизу затаили дыхание; возможно, эта беседа войдет в историю. Кара почувствовала, как снова намокает рана и тревожно дергает в боку. На окраинах до сих пор тучно густел дым и переливался траурный колокольный звон. — Разве не верил он Гвардии, когда начиналась гражданская война? Вы отвернулись, взбунтовались, принялись отвоевывать Ад! — вскипая, читал Самаэль чьи-то чужие слова, вложенные ему. — Чего не хватало Гвардии — власти, силы? Отец позволял вам все, а вы впились в руку, которая вас кормила! — В нелепом самодурстве он говорил, что убил своего брата, Андрамелеха, — не выдержала Кара. — Клялся, что уничтожил его — Первого Падшего! Мелех возился в тенях и копил силы, а Люцифер божился, что угрозы нет! Думал, его запугивают, его хотят отвлечь от заговора Высших, что зрел за спиной! Ведь он же добил брата, желавшего трон Ада! Собственной рукой — в голову! Забыв обо всем, она надвигалась на Самаэля, и вот кончик клинка задрожал рядом с лицом и ужалил Кару в шею. В этот момент по его лицу пробежала тень, и она увидела прежнего Самаэля, испуганного тем, что творят его руки. — Мы сражались за Ад, Самаэль, мы сражались с Мелехом, мечтали его уничтожить, потому что ему-то нужна была одна власть. Чувство превосходства! Да он презирал демонов, этот Падший ублюдок, считал нас шавками у ног. Этого мы должны были желать своему дому?! — Голос сорвался, захрипел. — Великого хозяина, который держал бы нас на коротком поводке? Пришлось остановиться, чтобы не вспороть себя мечом Самаэля; он держал его нетвердо, и Каре ничего не стоило его выбить. Сигил Сатаны мелко вздрагивал справа от них, подергиваясь рябью — чистая магия, размашистая подпись, выжженная на изнанке. — Чем лучше твой хозяин, Сэмми? — прошипела Кара, и он отшатнулся. — Сделает он Ад свободнее или закабалит на тысячи лет? Пока не найдется достойный наглец, что восстанет, что назовет себя Мессией от Ада… Сможешь ты, Антихрист? Несыгранная его роль, с охотой принятая Карой, заставила Самаэля снова чуть отступить, растерянно заморгать. Его вечно попрекали этим — и Кара знала, на что надавить. — Я не был рядом, я виноват, — медленно выговорил Самаэль. — И не могу спросить у отца, отчего он был так самонадеян, когда слышал имя Андрамелеха. Но он мертв; я наследник, Кара, я должен был стать Сатаной. Я закон — вы бунтари, свергнувшие правителя. Право мести… — И ты готов? Готов убить — или готов сесть на трон, который ему пророчили многие годы? Растерянность его выдавала и дарила Каре шанс. Надежду. — Спроси у достойных демонов и демониц, что глядят на нас. Сигил можно лишь передать по наследству или подарить… Всех иных — выжжет, верно? Не дело, чтобы кто-то чужим именем назывался, изнанка такого не потерпит. Осторожно двигая ладонью, стараясь не спровоцировать Самаэля на глупый выпад, Кара принялась тоже рисовать сигил — точную копию того, что воссиял над растревоженной Столицей вторым солнцем. Долгие пятнадцать лет она выводила этот отпечаток на официальных бумагах, и чернила пробивали плотную местную бумагу насквозь, оттискивая символ-печать с обеих сторон. Потому-то Каре даже не нужно было думать — она двигала рукой механически, привычно. И сигил встал напротив сигила Самаэля — и никто не мог бы найти в них отличий. — Неплохо для самозванца? — ненадолго возвращаясь к себе привычной, клыкасто усмехнулась Кара, воззрилась на Самаэля. На миг она разжала пальцы, и амулет повис на тонком шнурке, вываливаясь из руки, скрывая эту фразу от народа. После этого она вернула его в ладонь и громко стала читать заклинание на архидемонском. Поднялся легкий ветерок, который взлохматил им перья, а украшения внизу замигали. А Кара прижала ладонь к боку, крепко отпечатала, и подняла — обагренной. Она клялась на крови, призывая в свидетели магию. — Я не убивала Люцифера, — отчеканила Кара, и ей показалось, что эта фраза разнеслась по всем закоулкам города. А потом чуть склонила голову, предлагая Самаэлю разить.