***
Первое, что Ян увидел: разворошенная, как после взрыва, земля, и лежащие тела солдат — все это казалось воплощенным кошмаром, будто Бездна поймала его в переплет линий и показала то, чего Ян больше всего боялся. Переминались подле солдаты, выскочившие прежде из портала, Вирен дернулся и подскочил, но удержал Джека, устремившегося вперед — на запах крови. Они в онемении остановились и тут же сдернули с плеч ружья, целились в разные стороны; послышались окрики офицеров… Рядом скулила раненая лошадь, которую милосерднее было б добить. Демоны, лежавшие на земле, не отзывались. Медики с белыми нашивками на рукавах сновали между ними. Когда они готовились отправляться к имению Мархосиаса, Ян связывался с Ист, и та откликнулась живым спокойным голосом, исполнительно доложила… Вряд ли они потратили на переход больше пары минут — и за это время что-то разорвалось, кинулось на его солдат. В груди вскипела злость, взревела дико; Ян еще не отошел от полыхнувшего мрака, которым он сосредоточенно пугал заколдованных наемников, потому зыбко чувствовал под ногами землю. Он падения в Бездну его удерживал, разве что, Вирен, который впился Яну в локоть, сам того не замечая. Солдаты размахивали руками, держа амулеты — крючки на лесках, прощупывающие перепаханные метры и проверяющие изнанку. За полосой сгрудились выжившие после разрыва, прижались друг к другу, и простые вояки, и офицеры, загнанно озираясь. Они боялись, что вот-вот прогремит следующее заклинание и накроет их с головой. Раненых волокли к ним, дальше от прибывших. Гвардейцы перекрикивались, будто через глубокую широкую реку. — Мы проверяли всю защитную магию, капитан! — докладывала с той стороны выжившая Ист, перемазанная в черной крови, и голос ее дрожал, тряслись плечи, а глаза были широко распахнуты. — Когда вы переходили, неожиданно сработало потайное заклинание, которое мы не видели… — Прежде вы перемещались много раз, заклинание не могло среагировать на нашу магию, — предположил Ян — в любой ситуации он цеплялся за логику, на том и стоял. — Сколдовали из дома или поблизости, вы не заметили движения нитей; быть может, оно висело прежде погашенным среди обнаруженных нами заклинаний, а теперь по нему пустили искру. Показалось, выдохнули спокойнее: все любили, когда им объясняли мир, когда разгадывали загадки напоказ — этим Яну частенько приходилось заниматься на работе. Они не знали одно, а Ян не мог бы ответить: ударит ли второй раз? Но стоять на месте было нельзя, время поджимало, в Столице (разделенный с ней многими кругами-подмирами Ян остро чувствовал происходящее наверху и содрогался) мучились другие, титанически удерживая свой щит. И ему нужно было рискнуть, переступить жирную черту вывернутой земли. Нервным жестом Вирен постарался снова схватить его за рукав, но смутился и отдернул руку. Хватило нескольких секунд, и Ян стоял напротив Ист, что сидела на земле, держа на коленях солдата с бледным узким лицом, точно любимого сына. Он склонился над ним тоже, не стал щупать пульс — в лицо Яна шибануло чем-то крепким, жутким духом, и он прямо отпрыгнул, шатнулся прочь от мертвеца. Прочие же высыпали прямо к имению, пересекли полосу, кругом огибающую владения Мархосиаса, перемешались, тащили убитых магией и клали их лицами к небу, закрывали им глаза, оплакивая братьев. Сцепив зубы, Ян наблюдал, а после размашистым шагом приблизился к измученным магам. Нашептал им несколько слов, махнул рукой очень по-войцековски. — Прорваться попытается, — предсказал Ян, мельком поглядев наверх, как и их мертвецы. Хотелось курить до зуда в горле. — Мархосиас не думал, что мы доберемся до этого дома, а потом оказался в ловушке. Он наверняка почувствовал приближение подкрепления и решился бежать. Заклинание ударило не по всем, задело. Могло быть хуже. Тогда бы его тут уже не было. — Мы не готовы, — болезненно сказала Ист. — Не сможем!.. Она была глубоко потрясена той апокалиптичной картиной, которой Ян, к счастью, не видел. Видел он огненный Ад на улицах Столицы, а не восставшую, рванувшую в небо землю. Перепоручив Ист терпеливому Волку, наконец отвлекшемуся от раненых, Ян сам отобрал небольшой отряд, с которым намеревался ринуться в само имение, пока остальные кругом — почти хороводом — обнимали дом, держали ружья и амулеты на изготовке. — Держите собак дальше, уж не им драться с Высшим магом. Не подходите близко без защитных амулетов, — втолковывал Ян несобранным солдатам. — Плотнее встать — перекиньте заклинание, обожжет его, если вырвется. Все рисуют защитные круги, но забывают, что в них можно и вставать… Запрем его, если получится. — Не помогли нам амулеты в первый раз, капитан, — тоскливо отозвался грубоватый голос из-за спины. Почесывая кровоподтек на щеке, оставшийся от прошлого разрыва, на него оглушенно смотрел совсем молодой демон с несчастными глазами побитой собаки. — Разве сдержат?.. — Ну знаете, — с яростью выдавил Ян, вылетая перед ними, оказываясь впереди, чтобы каждый его видел; грудь распирали громкие отчаянные слова. Он торопился, глотал окончания, но Яна все равно слушали. — Вы сомневаетесь — теперь? Когда мы завоевывали Ад, никто не боялся, мы браво шли в бой и не думали погибнуть! Мы знали, что у нас есть лишь один шанс, мы вгрызлись в него, вцепились зубами! Помните? Мы все были на гражданской. В последнем бою за Столицу. Даже если вы после пришли в Гвардию, вы были там, вы пережили это — иначе ни за что не стали бы с нами единым! Мы все — одно! И теперь, когда мы отвоевали наш мир, надо его защитить! Отстоять! Отсечь все руки, тянущиеся к нашему рукотворному Аду! Я не командор, я не капитан Войцек, хотя я люблю их обоих больше жизни, — переводя дух, сознался Ян. — Я не умею читать красивые речи. Но если нам суждено умереть сегодня, я встречу вас на другой стороне. Встречу как достойных товарищей, братьев. Там, где нас ждет бессмертие. К небольшому отряду примкнул Вирен, но Ян почему-то не стал его останавливать. Больше всего Вирен хотел быть храбрым. Иногда это значило, что нужно погибнуть за то, что любишь. А любить его научили. И он был в этом всей Гвардией разом, отражением их, и Ян не мог победить то, что сам воспитывал, — мог лишь оказаться рядом, чтобы удержать Вирена от по-юношески неловкого падения. С ностальгической улыбкой он вспоминал себя, едва оказавшегося в Аду, тоже мальчишку, бросившегося с незнакомыми, но очаровывающими его гвардейцами на Девятый круг, на который тогда прорвался Тартар. Он, в конце концов, был сам не так уж стар и все понимал. План здания Ян видел прежде, они откопали его в архивах, а он изучил, зная, что непременно придется штурмовать: они всегда брали мятежных Высших в их родных — родовых — домах, вскрывали те самые неприступные крепости. И хотя имение Мархосиаса было легким, летним, своеобразной адской дачей, теперь его шпили казались угрожающими и колючими. Тем не менее, дверь вылетела, упала на пол от мощного боевого амулета, и они засновали по узким коридорам. Ян вел их, помня увиденный поутру отрывок чужой памяти, накладывая его на запомненный план. Остановился у обеденного зала. — Он там, капитан, — зашептал один из солдат, выглянувший из-за угла. — Вы… — Я пойду, а вы подождете, нападение по приказу, — решил Ян, поманил ближе Гила — старшего по званию — и отдал несколько важных распоряжений. Тот важно кивал, но косил назад: его брат-близнец остался снаружи. Мархосиас не шелохнулся — и это было странно. Любой маг не мог долго оставаться на месте, даже такой древний и сильный; они двигались, отзываясь на пробегающие по изнанке волны. Дерганье пальцами, нервный наброс заклинаний или подготовка к трудному бою — движение должно быть, потому согбенная неживая фигура сразу же насторожила его, заставив Яна притормозить. Кого-то Мархосиас мог бы обмануть — но не проведшего рядом с Высшим боевым магом пятнадцать лет человеческой жизни, наблюдавшего с внимательной любовью, заносившего в память отдельные черты отнюдь не от инквизиторской привычки. — Иллюзия! — пролаял Вирен в амулет, первым все поняв. Запомнив обманку Евы на совете, он сразу же разгадал Мархосиаса, морочившего их несколько дней, а вот у Яна голова была не тем забита. — Ян, это не маг, это мираж! Молниеносно Ян отлетел назад, так и не преодолел порога. Если повернуть голову, отшагнуть, повертеть ею и присмотреться, можно было уловить, как внушительная демонская фигура идет рябью и преломляется. Лишь после этого Ян вспомнил про неотъемлемую свою силу, уравнивающую всех, — и она не находила биения жизни. А потом иллюзия пропала, точно и сама осознала свою бесполезность, и в обеденной с большим столом, длинноспинными стульями, неживым камином и какой-то мрачной картиной стало пусто и гулко. Ян вошел в нее, озираясь и держась за рукоять сабли. — Вирен, уйди, — взмолился сквозь зубы Ян, заметив тень за спиной, тут же скрывшуюся обратно — его, видно, затащили товарищи. Вирен отключился. И Ян добавил почти беззвучно, только губами: — Против магии не выстоишь — он Высший. Не уверен, выстою ли я. А амулет зажегся снова и полыхал в этот раз ярко, кислотно. И это был не игольный укол Вирена — ради одной меткой фразы; звал точно не Влад, тот очень характерно вцеплялся в нити контракта, крепко, но и не больно. От колокольного перезвона этого призыва вполне могла бы разболеться голова — его невозможно было отодвинуть, отмахнуться, и пришлось ответить. — Ян! — вопила Белка. — Ян, слушай! Он на изнанке — точно как Вирена в плен брали, помнишь?! Глубоко ушел, спрятался! Удивляться было некогда; спрашивать, откуда она об этом знает, Ян не стал. На фоне он слышал загробное захлебывающееся бормотание, точно у больного, у безумца, и отдаленно, с содроганием он узнал своего стажера Сашку Ивлина. — Право! — взвизгнула Белка, и Ян подчинился, отпрянул вбок, едва заслышал ее голосок, и потому чудом избежал магической атаки, вспахавшей старый хрястнувший пол… — Левее, два удара! Снизу! Пользуясь ее руководством, он метался по залу, точно проворный гибкий зверь, больше бегая, чем сражаясь. Силы магов рано или поздно заканчивались — это Ян выучил; кроме того, ему нужно было тянуть время и не дать Мархосиасу отдать новые приказы через кольцо. Ян чуял его рядом. Сила внутри него, сейчас особо одушевленная, отдельная, ловила в нескольких шагах враждебную магию. — Портал — сзади! — надрывалась Белка, руководя им, спасая его. — Удар сверху! Огонь! Со спины! Задыхаясь, Ян просто подчинялся ее пророчествам. Он изматывал и себя, чувствовал, как в венах забурлил мрак, выплескиваясь из Бездны, кружа ему голову. Рука, стискивающая саблю, которой он плашмя отбивал магические сгустки, начинала ныть, ее сводило, но Ян знал, что опускать оружие нельзя. Улучив момент, он успел напасть, хищно блестя острием клинка, ужалил в руку на мгновение проявившегося, замедлившегося Мархосиаса и отлетел в угол, едва не натолкнувшись спиной на грузный стол. Стал виден маг; ничем не примечательное породистое лицо, узкое, злое — его портил раздосадованный оскал, нахмуренные брови. Как и все Высшие, он носил заплетенную косу, тяжело лежавшую на спине, пару золотых колец в витых высоких рогах. Каким-то чудом Мархосиас не путался ногами в расшитом черно-красном балахоне, какие рисовали в учебниках по магии, написанных столетия назад. Впрочем, ничего в нем не было интересного, что заслуживало бы особого внимания — кроме подвижных рук, тонких пальцев музыканта, без устали складывающихся в тайные знаки. — Рано нам пока встречаться, — рявкнул Мархосиас, прохрипел одно из имен Всадника на архидемонском, разбередившее, расчесавшее изнанку, и без того потрескивающую и сыплющую крупными искрами. — Не позволю — не тебе вставать на пути. Отчего ты защищаешь Гвардию? Сила снова голодно встрепенулась, встряхнулась, как мокрый раздраженный пес. Но Ян держал ее сурово, стискивал повод, пережимал горло непокорному и дикому Инквизитору. Важно было не сорваться, удержаться на канате, раскачивающемся в грозу над Бездной. — Не мне, — согласился Ян. — Нам. Нам имя легион, маг; зря ты решил сражаться с Гвардией целиком. Ты помнишь, в гражданскую мы подняли Ад, которому опостылела ваша наглая власть. Чего ты хочешь — чтобы демоны снова вернули вам земли, где стали жить и растить детей? Чтобы смирно подчинились Высшим? Мы вместе правили Преисподней, играли в Советы, в выборы и демократию. Невозможно вбить нас обратно в кривые рамки феодализма. Не позволяя Мархосиасу даже ответить, Ян снова ринулся на него с охапкой новых заклинаний, неоформленных — зародышей действительно мощной боевой магии. Он не умел строить изысканное вылощенное чародейство, какое на него выпускал Мархосиас, или громыхающее колдовство, срывавшееся с пальцев Влада. Он не был магом — он был ищейкой, опричником Сатаны, Инквизитором. Надеялся Ян лишь потрепать Мархосиаса, чтобы после отдать его на немилость Влада. И сам маг — он вовсе не был глупцом, опасный противник, теперь Ян отчетливо это понимал, — тоже начал отступать, пытался сбежать, но Ян не позволял. Не отпускал. Побежишь — и в спину вопьется сотня заклинаний, растерзает, и вовсе не этого хотел гордец Мархосиас, бывший владыка… Кольца на его руках не было, Ян успел рассмотреть — значит, спрятал где-то в кармане. Было б на виду, и он насел бы на ту руку, вгрызся, отсек. Впрочем, бить мага по рукам — правильно в любом случае. Мархосиас уже отводил неудобно левую — чуть назад; то был точный укол Яна куда-то в лопатку, не позволявший достаточно высоко воздевать запястья… — Думаешь, не найдутся те, кого твое шаманство не сломит? — продолжал заговаривать Ян, одновременно пытаясь нащупать золотистые ниточки магии Соломона. — Что они спокойно забудут, как у них была свобода? Я встречал одного демона, раньше жившего в твоих землях — думаешь, он добрым словом тебя вспоминает? — Магия кольца — не сломит? — по-настоящему изумленно переспросил Мархосиас, не прекращая пляски заклинаний. — Они забудут вас, если я того пожелаю. Любой приказ они выполнят, отвернутся. Вы видели моих наемников, я знаю! Знал ли он вдобавок про защитные заклинания или надеялся их разбить точным мощным ударом — Ян не смог бы сказать. Мархосиас был самоуверен, его победа была близка — именно потому Ян сражался с ним один, а большая часть Гвардии защищала стольный град, ради которого они могли бы сложить головы. Но отчего-то Яну думалось, что они тем и победили, что кинулись спасать свой народ, тушить занявшиеся улицы, ловить вооруженных слуг врага — Яну докладывали, что наемников хватали и в других кварталах, куда маг их запустил для новых беспорядков — чтобы волновали и подстрекали. И часть его, особо верящая в Ад, любящая его всем сердцем, нашедшая здесь дом и семью, думала, что демоны не забудут их отчаянной верности, не сгинет это под хитрой магией, выкованной на Небесах. Лучше всех Ян знал, что есть силы гораздо большие, чем колдовство. Сильнее, искреннее — они тем и воевали. В такие мгновения он ненавидел магию и хотел, чтобы ее не было в мире. Малодушное его желание никогда не могло бы исполнится, не способно было остановить магию древнего Соломона. Яну только и оставалось, что, не жалея рук и сабли, наседать на Мархосиаса. — Не одолеет твоя магия Ад, его не так брать надо, поверь нам, завоевавшим Преисподнюю в гражданскую! — выплевывал Ян. — Ты верно выбрал поле боя — их души. Говорят, у демонов нет душ, но это полный бред, ангельская пропаганда. Войны ведутся там, на второй изнанке мира. Только не магией, не уловкой. Наш народ этого страсть как не любит! На этих словах Мархосиас впервые за схватку попятился, отступил назад, и Ян возликовал, хотя и не уверовал в свою победу — это было бы совсем наивно, по-детски. Нет, он знал, что не сможет положить всему конец, шепчущая Бездна не открывала этого, не пророчила, только отдавались отрывистые словечки Белки, руководившие им естественно — он просто подчинялся, не думал, почти не слышал ее, хотя Белка изредка вмешивалась в особо опасные моменты. — Мы встречались прежде, — проговорил Мархосиас — теперь он пытался Яна отвлечь, нащупать слабость. — Незадолго до Исхода — того, первого, на одном из полей сражений. Ты не помнишь? — Мы не виделись, — сквозь зубы выдавил Ян. — Откуда у Всадника взялась личность — это меня всегда интриговало, едва я увидел тебя при командоре. Как обычный слабый человек, даже не маг, сумел подчинить мрак и использовать его как оружие? Тень его взбунтовалась, воспрянула, и впервые Ян по-настоящему испугался ее, остро почувствовал, что у нее есть подобие разума, и этот разум был хаотичен, страшен, древнее всего, что Ян видел в Аду. Древнее Ада. И эта сила, этот Инквизитор потянулся к Мархосиасу, в голове затолклись чужие тяжелые воспоминания… Взревев, Ян отшатнулся, ненадолго потерял ритм схватки, заплелся ногами. Его разделило надвое, но он тут же вцепился в горло своему мраку, яростно стискивая пальцы, злясь, давясь криком и мраком, натягивая ошейник и отволакивая эту тень назад, заставляя ее пристыженно ныть и скулить, признавая в нем хозяина… Он перебил вечную память своими живыми мыслями, лицами родных — Влада и Кары, что сражались в Столице, что надеялись на него, Вирена, ждавшего рядом. Ими он всегда побеждал. Победив себя, он проиграл Мархосиасу, потому что прямой тупой удар в грудь отбросил Яна прочь, отшвырнул, и он повалился, а встать уже не смог бы. Мархосиас приблизился — добить… Царапнув камушек на кожаном браслете, Ян проорал пару слов на архидемонском, и его гвардейцы оказались быстрее, завалились в обеденный зал в грохоте, воздели ружья, палили — не часто, чтобы рикошетом не получить, но резко. Попали. Мархосиас дернулся — вряд ли его ранили серьезно, но задели уж точно, раздразнили, и Ян поспешил вывернуться, вскочить. Побоялся он, что по его солдатам сейчас шарахнут со всей силы (от боли, от злости — что они помешали) той магией, какую с трудом гасила Бездна… — Он что-то колдует, зверь! — пискнула Белка. Рык пригнул их к земле, и Ян слепо вдарил туда мраком — спас солдат от удара, что смял бы их. Крупный лохматый волк появился на столе, когда Ян загнанно обернулся; он замолотил широкими и черными, как у Падших, крыльями, визжал и выл, а потом ринулся на гвардейцев с ужасающей быстрой, разевая пасть, клацая ей. Фамильяр мага — сам Мархосиас пропал, и Белка не успела о том предупредить, он ушел через изнанку, это Ян почувствовал по перезвону нитей. Снаружи кричали и стреляли. Пули будто бы соскальзывали по шерсти зверя. С саблей наперевес Ян помчался на волка, заслоняя собой солдат, вкладывая в точный мощный удар все, что терзало его душу. С другой стороны подскочила такая же отчаянная и смелая фигура; Вирен — точно он, пальнувший пару раз по основанию крыльев, и вонзивший клинок зверюге в грудь. Как и Ян — отражение его… Сабля прошла, не встречая никакого сопротивления — шерсти, толстой кожи, мяса, мышц… Проскользнула. И волк сгинул, как сгинул прежде и Мархосиас, его призрачный двойник, выставленный ловушкой, чучелом, набитым соломой. Пораженные воскрешением, новым явлением убитого фамильяра, они не успели задуматься и спохватиться. Ян заорал в голос, кидаясь на стену, бросил под ноги зазвеневшую саблю, занес руку, задымившуюся мраком, что терял очертания тонкопалой кисти, вдарил, оставив глубокую вмятину в каменной кладке. Боли он не чувствовал. Припадка его хватило всего на несколько мгновений, и Ян обернулся к солдатам. — Нам попался изворотливый враг — что ж, ладно, — позвякивая словами, как кольчугой, которой он укрыл кипучую ярость, произнес Ян. — Вы видели — его возможно ранить, он не неуязвим, а такой же демон, как и все мы, только заигравшийся древней магией. — Куда он ушел? — растерянно вопросил Вирен. — Вырвался из имения… Они боялись глядеть в окна, и в Яне все тоже переворачивалось, ныло. Он чуял душный запах мертвечины — и так больно и гнусно было, что это были его братья и сестры, его солдаты, а теперь — искореженные тела. Мертвые. Там, снаружи, разорвался круг, не выстоял против вмазавшегося в него на полной скорости мага. На изнанке осталась глубокая борозда, росчерк от кольца Соломонова. К счастью, на гвардейцах были амулеты, но отдача от заклинания придала Мархосиасу сил. — Белка? — взмолился Ян. — Куда он ушел? — Не знаю, я не… Ведь это не будущее, это настоящее, он бежит сейчас. Это сложно, Саша не может управлять, он немного… потерялся. — Найди Влада, он сможет пройти по следу, он умеет, — понадеялся Ян, а сам, прикрыв ладонью амулет, высказал уже своим мятущимся гвардейцам: — Нам нужны лучшие следопыты, которые могут ходить по изнанке. Немедленно найти, привести! Маг на свободе с артефактом! Застучали ботинки. Ян ненадолго прикрыл глаза — отвратительно солнечный день разгорался за окном, такой долгий и нудный, все не домучившийся. Ему казалось, что из этого праздника можно было состряпать целую неделю — а то и год. — Если он использует магию, мы тут же его найдем, — несмело предложили из солдат. — Невозможно не заметить такой всплеск. — Будет уже поздно, мы не можем этого допустить, — твердо сказал Ян, мотнув головой. Снова обратившись к тонкой связи с мятущейся Столицей, он нашел успокоение — его приносила Белка, ее несмелые слова поддержки, даже страх. Все это казалось ему свежим, настоящим, искренним и куда более нужным и жизненным, чем мерзость убийства, которая ждала его за порогом. — Как же я оставлю Сашу?.. — мялась Белка. — Не могу бросить. — Пошли кого-нибудь. Рыжего, Ринку — пусть вытащат Влада. На амулеты он сейчас не ответит и мне не отзывается. Белка отключилась. Оглядевшись, Ян поглядел на разбитую обеденную, печально вздохнул. Каждый раз война разрушала все, что видела на пути, разносила по камешкам древние дома. Подле него не осталось солдат, а стоял Вирен. Он подошел к особо глубокой трещине в полу, ощутимому провалу, наклонился. — Там, под полом, пространство, — заявил Вирен, притопнув по жалобно поскрипывающим доскам — удар был гулкий, звучный. — Любит же он подземелья. — В плане ничего такого не было, но похоже на то, — согласился Ян. — Не мог Мархосиас сидеть на изнанке столько времени: самый сильный маг свихнется. Потому мы и чувствовали его присутствие… В любопытстве Вирен попытался отодрать вторую доску, но та была вбито крепко. Коротко сжав пальцы на амулете, Ян приказал обшарить дом в поисках хода вниз: там могло остаться что-то ценное. Если б мог, он бы уже гнался за Мархосиасом; чего проще — свистнуть коня, взлететь в седло и скакать за беглецом, точно герой авантюрного романа. В изнанке не было ни расстояния, ни направления, ни времени, было одно лишь желание, пронзавшее ткань мира острейшим кинжалом, и никто не мог бы сказать, где пожелал оказаться их враг… — Не получилось третий раз убить фамильяра? — спросил Ян устало. — Бог любит троицу; не нам стремиться к Его красивым цифрам, у нас свой кривой счет… — Ведь с Карой все будет хорошо? — перебивая, спросил Вирен, стискивая что-то в кулаке — верно, ему по амулету доложили. И снова эта детскость, прорезавшаяся уже не у мальчика — у солдата, сегодня едва не погибшего, но упрямо взявшего вражеского мага, готового ради товарищей убивать и убивать зверя в бесконечном круговороте событий. Но теперь, спрашивая о Каре, он снова был тем демоненком с блестящими глазами, которого они нашли задыхающимся на пепелище. — Я не пророк, не оракул. Но я верю в то, что Кару не убьют, — подумав, ответил Ян. — Не убьют, потому что она давно стала бессмертной в нас. Она воспитала Гвардию, в которой собрались все потерянные дети. В тебе это тоже видно, поверь. Думаешь, что больше всего там от Влада, но именно та частица Кары заставила тебя с воплем кинуться на здорового зверя… Это ее бесстрашие и ярость, которыми брали Рай. — Ты знаешь, где будет Мархосиас? — почему-то спросил Вирен. Ян всегда производил на него впечатление мудрейшего человека, способного разгадать любую загадку, — это ему было известно. — Я догадываюсь. Там, где все началось. — В Раю? — помолчав, предположил Вирен и распахнул рот. — Но это невозможно… Мир разрушен, сожжен, на нем ничего не выстроить. — Ты слишком много думаешь, — с гордостью улыбнулся Ян. — Слишком глубоко. Нет, не там, там нас не было, я никогда не представил бы Мархосиаса в Раю, потому что не знаю Небес. Но в Петербурге живет больше нечисти и демонов, чем где-либо в мире, так тебе скажет Влад. Их манит кровавая память земли, древняя сила, болота, всех нас тянет туда, это и мой город — ты был в Петербурге, ты должен понимать. И Вирен, конечно, нисколько Яна не разочаровал и понятливо кивнул, пораженно, удивляясь его догадке. — Сегодня должно быть большое празднование, — договорил Вирен. — Мы видели рекламу по телевизору, пока были… Все соберутся на большой площади… Дворцовой? — слабо предположил он. — Станут слушать обращение президента, — горько усмехнулся Ян. — Станут наверняка танцевать. Мы живем в отражениях, потому мы с Владом так легко мечемся между Адом и Землей, приживаемся и там, и там. Хотел бы я ошибаться, хотел бы верить, что наши следопыты что-нибудь другое нароют. — Ты не ошибаешься.***
Никогда прежде Кара не чувствовала подобного страха. Даже перед взятием Рая, когда она вдруг остановилась и поглядела на пройденный путь, когда умоляла Ишим остаться и не шагать с ней в последний бой, на штурм Райских Врат, которые они нагло и громоподобно подорвали магическим подобием напалма, намешанном на ихоре и демонской крови, на их самой сути, ненавидящей друг друга. Тогда Кара Ишим удержать не смогла, смелую маленькую демоницу, слишком много впитавшую от нее, от гвардейского самопожертвенного пафоса. Величайшим ее страхом было не спасти и теперь. За ее спиной (вернее, под ней) простиралось поле народа. Лежала Столица, потревоженная, распятая, готовящаяся к новой войне. Теперь уж ни у кого не оставалось сомнений, что пожары на окраине начались не от вспыхнувшей неправильно огненной магии. Надеяться оставалось, что Самаэль не прочитает по ее лицу ничего подобного, не найдет ужаса — он убедит его в правоте. А она опустила саблю и покорно подставила голову, чего даже представить не могла. Кару учили сражаться, ее выковали в Раю, постоянно ведущем войну, взращивающем отчаянных и преданных солдат. Многое с тех пор забылось, отсеялось. Первыми вылетели из головы уроки, которые они зубрили, ангельские слова о том, как нужно бороться со злом, с чернотой Ада, о том, что они — великие божьи воины… Потом стирались отработанные, выученные движения: строгие построения, фигуры в небе, фехтовальные приемы… Но это Кара помнила твердо до сих пор. Не опускать меч. Не сдаваться, не воздевать белый флаг, жалко плещущий на ветру. Все в Каре выло, орало об этом, противилось, и рука ее сама собой крепче перехватывала рукоять. Крылья помахивали, удерживая ее на лету. На Самаэля жалко было смотреть, он озирался, точно ждал от кого-то подсказки, и Каре пришло в голову, что он мог держать связь с Мархосиасом… Едва ли — она знала, что сейчас мага берет на Восьмом Рота Смерти, потому Самаэль остался совсем один. Ему непривычно было принимать такие взрослые решения. Самаэль тоже опустил меч. Не было в нем достаточно ярости, чтобы разить безоружную, потому совесть его пересилила. Да и на Кару он пялился совершенно пораженно; Самаэль мог быть таким же профаном в магии, как сама она, но азы понимали малые дети: если солгать и поклясться на крови, изнанка тебя пережует. А Кара зависла напротив, храбрясь, скрывая боль в боку, совершенно целая, и магия подтверждала ее слова. Мстить Самаэль явился за отца — не за трон, до которого ему едва ли было дело, вот он и остановился. Кара радовалась, что нащупала верный путь. — На дуэль Люцифера вызвал его брат Андрамелех, — немного устало рассказывала Кара. — Он был Первым из Падших, но Ад достался Люциферу. В гражданскую они схватились за адский трон, вызвали на ангельскую дуэль в небе прямо над Столицей. А потом я вмешалась. — Дуэль на троих? — неловко проговорил Самаэль, изображая призрак былой мальчишеской улыбки. — Гвардия всегда славилась тем, что плевала на традиции и рушила законы, — без ложной скромности прогрохотала Кара на всю площадь. — Я сражалась с ними обоими, но, поверь, смертельную рану Люциферу нанесла не я. Это Мелех постарался, они сражались недолго до того, как я влезла: трудно было это провернуть. Твоего отца убил его брат, который желал захватить Ад и построить тут вторые Небеса, не иначе. Я же отрубила голову Мелеху. Отомстила, можно сказать… Она не хотела издеваться, провоцировать Самаэля, потому пробурчала тихо, снова выпуская из ладони амулет. Мало в Аду говорили о дуэли, с которой начались те самые «другие времена», они просто приняли переход, перешли порог, перелом… Сейчас Кара чувствовала, что ее внимательно слушают демоны, собравшиеся на площади, и прекрасно осознавала, что дает повод для многих сплетен. — Без помощи моего солдата, моего воспитанника Дьярвира я ни за что бы не справилась с Мелехом, он был силен, Падший архангел, — продолжила Кара, глядя в синие немигающие глаза и не видя всего остального неба. — Он пожертвовал собой, чтобы ранить Мелеха, мне же оставалось добить. Люцифер был ранен, лучшие маги не смогли бы ему помочь. Перед смертью он успел передать мне сигил. Быть может, он хотел уйти. Мой брат говорит, в Бездне можно найти успокоение. Пусть так — мы слишком молоды, чтобы это понять. А Люцифер правил Адом тысячелетиями… На это Самаэлю нечего было ответить. Он опустил взгляд, уставившись на разноцветную толпу, потом — наверх, на полупрозрачный барьер, вставший над Столицей. Вести беседу между небом и землей было на редкость неудобно, да и решать все вопросы на глазах у жаждущей зрелищ толпы крайне нелепо. Однако своей придумкой с амулетом Кара по праву могла гордиться. — Спустимся, поболтаем, — предложила она, снова утаивая фразу от народа, стараясь говорить доброжелательно и будто бы ни капли не обиженно на все мальчишеские потрясания оружием. — Не знаю, что наговорил тебе Мархосиас, но Гвардия тебе не враг. Отчасти мы желали тебя спасти, отодвинуть от Ада. Ты хотел обыкновенной человеческой жизни и их тихих радостей — кто из нас не хотел?.. Мы были не правы, Самаэль, ты имеешь право участвовать в жизни Преисподней как наследник своего отца. Расплатиться за ошибку мы успели сполна. — Вы знаете про него?.. Про Мархосиаса. В ушах у Кары ненадолго зашуршал обеспокоенный голос Влада, и она отвлеклась, но не настолько, чтобы потерять нить разговора. — Гвардия знает все. Исключая, пожалуй, место, в которое отправился твой приятель. — Заметив смятение на лице Самаэля, Кара сбавила обороты: — Но не стоит так торопиться, мы не просим тебя предавать еще сегодняшнего союзника… Идем. Давай прекратим это спектакль. Они снизились, и демоны на площади тут же расчистили клочок земли, где Кара и Самаэль благополучно приземлились, легко сохраняя равновесие. Чувствовать подошвами ботинок землю было удивительно приятно сейчас, хотя Кара и обожала небо. Однако теперь не нужно было тратить силы на полет, на мягкое неторопливое парение. Демоны почти благоговейно смотрели на их крылья, черноперые, распушенные ветром, очень похожие и гибкие. Рядом с Карой оказался какой-то маленький ребенок с остекленевшими глазенками, и мать постаралась немедленно оттянуть его в сторону, чтобы не путался под ногами. Позволив себе немного задиристо усмехнуться демоненку, Кара задумалась, запомнит ли он этот день. Из ниоткуда возникли гвардейцы, окружили и провожали Кару и Самаэля до самых ступеней, где разомкнулись стоявшие плотной стеной легионеры. Стало тихо, и Каре казалось, что ее сиплое дыхание разносится по всей площади. С тихим гудением встал барьер-иллюзия, скрывавший их ненадолго от любопытных глаз происходящее у самых ворот Дворца; у них было право на слабость. Спустившаяся Ишим, тотчас встретившая ее, хотела бы кинуться Каре на шею, но побоялась навредить, сжала ее руку, набросила на шею лечебный амулет, от которого ей резко похорошело — от таких перепадов Кара чуть не рухнула. Оглядываясь, Кара с облегчением видела знакомые лица. Солдаты, которые сопровождали ее через толпу, тяжело глядели на Самаэля и недвусмысленно держались за оружие — кто-то отдал приказ. Увидев решительного бледного Влада, Кара не стала глупо уточнять, кто именно об этом позаботился. Но и отменять приказ не стала. Ян возник из глубокой тени прямо за спиной Влада, медленно соткался из подвижных темных частиц; он выпал в Столицу, тяжко дыша, порядком побледневший, цепко схватил Влада под локоть, оперся на него и выровнялся. Косо глянув на Самаэля, он кивнул ему, но Кара могла поклясться, что доверять мальчишке Ян не станет — по крайней мере, пока. — Защиту вы поставили неплохую, — признал он. — Едва пробился, чуть не заплутал. Вид у Яна был отчаянный и усталый, лицо осунулось, немного посерело, хотя стремительно обретало краски, чем дольше он дышал столичным воздухом. Волосы разметались, как у ведьмы на шабаше, на скуле темнел кровоподтек — будто сажей мазнули. Должно быть, сама Кара являла зрелище еще более печальное. — Мархосиас смог бы так же? — напряженно переспросила Кара. — Пройти нашу защиту? — Едва ли: он может ходить через изнанку на большой глубине, но не через самую Бездну. И у него точно нет связи с кем-то из нас, которая его бы провела. Облегченно вздохнув, Ян взлохматил волосы Владу, ласково сжал его пальцы, сведенные судорогой и с отливающими черным когтями — боевой транс перекрутил наизнанку. Решительно подойдя к Каре, он осторожно обнял ее, чтобы не растревожить немного успокоившуюся рану. От него било морозной свежестью — как от Влада, когда он был призрачным духом. — Ты едва не погибла, я почувствовал. Почему вас всегда ранят?.. У меня ведь чуть сердце не остановилось. — Ты не позволил бы… — шепнула Кара, благодарно опираясь на него. — Есть дела, в которые даже Смерти вмешиваться не дано; а я, знаешь ли, не готов провожать в Бездну свою семью, — чуть дрожащим голосом проворчал Ян. — Но вот Мархосиасу вечную пустоту обеспечу с радостью. Слова его сорвались на нехорошее рычание, и Кара почувствовала, как Ян трясется от злости и отчаяния. — Он обманул нас, опять сыграл на моей преданности солдатам: я кинулся спасать их от призрака фамильяра, а он успел сбежать изнанкой. Я виноват, Кара, если мы сегодня проиграем, вся вина на мне, судить меня… — Я не готова судить свою семью, — повторила Кара. — Ты спас наших солдат, они помогут нам схватить Мархосиаса. Их жизни ценнее всего. Ты знаешь, куда пошел маг? — Наши следопыты еще работают, но точно они могут сказать, что Мархосиас Ад покинул. У него не получилось сыграть на Столице, прочие крупные города переведены в военное положение, над Дитом щит прочнее нашего, а наемников у него нигде столько нет… Я думаю, он в Петербурге. Соединится с Иштар, у них есть мрак и кольцо Соломона. — Город полон демонов, нужно сообщить, — встрял Влад, ошалевший от этой мысли, по-настоящему напуганный, схватился за амулет. — Немедленно эвакуировать… Не зря он столько времени проводил в Петербурге: это его отходной путь. — Он прав? — Кара испытующе уставилась на молчаливого Самаэля. — Можешь не отвечать ни слова, только взгляни мне в глаза. Ты же осознаешь, во что эта магия превращает демонов? Если ты сын Люцифера, сражавшегося ради них с Раем… Кара лгала. Все Падшие мстили только за себя, мучимые смертельной обидой на отвергнувших их, вышвырнувших из мира и выдравших все белые перья ангелов. Даже она поначалу была обуреваема не праведной жаждой справедливости, а банальной злостью. — Ян всегда прав, — улыбнулся Влад. — В мире людей у нашего мага осталось достаточно союзников, Инквизиция до сих пор ищет эту суку Иштар. Кроме того, выражение лица нашего нового друга подсказывает, что мы все нащупали верно. Демоны, которые постоянно живут в мире людей, никак не могли получить защитные амулеты, а людской защиты не хватит… — Помнишь, в самом начале нас вызвали в Петербург, чтобы следить за безопасностью на празднике! — осененный идеей, воскликнул Ян. — Думаешь, они знали? — Подозревали как минимум. Вряд ли понимали, насколько все серьезно: какие-нибудь ебанутые террористы-фанатики обычно в Исход всегда вылезают, орут про великий грех, Молотовым кидают, — скривился Влад. — Выведешь нас отсюда? Мне еще нужен Рыжий… Приволоките его кто-нибудь! — суетливо прикрикнул на солдат, окруживших их. — Живее! — Думаешь, он справится? — негромко спросил Ян, уставившись в землю. — Сможет уничтожить кольцо? — Должен. Обязан справиться, — рыкнул Влад. — А рук лишних не бывает. — Мы не можем ввести войска в Петербург — нас ждет война с людьми! — встряла Кара, привыкшая тоже считать тот город чем-то своим, родным и близким — вот только человеческому правительству вооруженные гвардейцы на улицах точно не понравятся. — Послушайте, ведь нам нужно предупредить!.. — Ирма все устроит! — уверенно отбрил Влад. — Ради города она костьми ляжет. А мы все еще Инквизиция, мы оба, не зря я официально устраивался. Если нужно будет, примем всех наших в Инквизицию прям на месте, присяга легкая, а начальство страшно благодарно будет за такой приток новобранцев! Остановить их не смогло бы ничто, а ради Ада Кара готова была рискнуть отношениями с Землей: они достаточно жили в полной изоляции до Исхода, чтобы никак не зависеть от человеческого мира. А на инквизиторов обоих вдруг напала безумная решительность, граничащая с истерикой. И Кара — уже как сестра, не как командор и Сатана — не стала бы вставать у них на пути. Глядя, как они собираются, Кара со странной тоской глядела вслед, махнула, отдала честь от виска. Она не могла сразиться сама, помочь, кинуться в Петербург и облететь его, чтобы найти Мархосиаса, выцарапать из любой дыры. Каре предстояло сразиться не клинком, что всегда было куда проще. — Нужно объяснить, — произнесла она. — Теперь уж точно — нужно. Они обязаны знать, что происходит, довольно недомолвок. Ишим? — позвала Кара. — Мы сможем сделать так, чтобы меня слышали на девяти кругах? — Конечно! — Она оживленно замахала хвостом. — Ведь праздничную речь ты должна была читать, все готово… Возможно, получится передать изображение, мы смогли замкнуть заклинание на основе зеркального… Благодарно кивнув, Кара снова расправила крылья и в едином порыве, надеясь, что никто не заметит ее заторможенной неловкости, взлетела на балкон, на котором уже не было народа. Снаружи стояли гвардейцы, перед ней встал барьер — точно прозрачное стекло. Черную лужу липкой крови, оставшуюся от Шарлид, затирать не стали. Краем глаза Кара с облегчением увидела, что за ней тащится смущенный и запутавшийся Самаэль, что Ишим вежливо просит Ниирана перенести их на балкон. Амулет, добавлявший голосу громкости, в ее кармане нагрелся, что его даже хватать было боязно: как бы не обжечься до кости. И все же она его коснулась.***
Ее голос разносился звучно, мощно, подкрепленный заклинанием — не ноющего от напряжения круга, а арестованного мага с кривым от шрама лицом, что встал подле нее; его едва-едва цепляло заклинание, что развернуло картинку на небо, над головами демонов, бесов и духов. Рядом еще можно было рассмотреть первую леди с непривычно суровым выражением лица и Самаэля, удивительно похожего на отца, что у многих, кто на него глядел, тревожным нытьем заходилось сердце, словно вина за смерть Люцифера лежала на них всех разом. Они готовы были к праздничной речи, но что-то пошло не так — в Аду все шло не так, задом наперед, спотыкаясь, но упрямо вышагивая вперед, на одной лишь силе духа вытягивая. Слухи множились, жирели на тишине, откармливались. Всем известно было, что Столица горит, что пожарные едва справляются — так сильно было колдовство тех, кто решил сорвать торжества; из запертого города, из-за закрытых врат и сильнейшего щита просачивались обрывки слов, нашептанные родичам с других кругов. Гвардейцы гнались за немногими наемниками, что еще были в Столице — стекающиеся к центру жители слышали их вой, гиканье и заливистый лай. Что звучало от самих солдат, что — от псов, которые волокли их на туго натянутых поводках, невозможно было различить. Дым чернел, солнце переваливалось к краю. На городской стене разворачивали орудия, к которым еще заранее подтащили снарядов. Пока на горизонте было чисто, если не считать несколько конных гвардейских отрядов, рысивших вокруг города. С любой точки мира можно было увидеть Кару — маг рядом с ней мучительно закатывал глаза, показывая белки. Капитана Войцека, лучшего ее боевого, названного брата, народ не видел — потому шептался. Они не видели, как Влад сгинул в разломе необычайно черного портала — словно из мира вырвали кусок; зато многие зеваки из окрестных сел, стекшиеся к имению Мархосиаса, откуда раздавался грохот и крик, помогали гвардейцам относить раненых и наблюдали, как солдаты, способные стоять на ногах, переправляются в мир людей — решительные, идущие словно в последний бой. — Вы уже понимаете — мироздание принесло нам новую войну, — гремел голос Сатаны. — Мы столько сделали, чтобы жить в мире, но судьба подкидывает нам снова и снова испытания. Мы освободились от ангелов, спаслись от их крестовых походов; они хотели задушить нас, вырезать, разрушить наши города, развеять по ветру и смешать с пустыней. Они первые поняли, что Ад не сломить — эта мысль настигла их на смертном одре. Я помню, как наша ярость, как тысячелетняя обида за все кровавые походы вылились в то побоище. Отчасти я благодарна, я рада, что нас закалили, отлили грозное оружие! Пока она говорила, лицо Кары менялось. Сначала это было незаметно, поскольку все, кто уставился на нее, в едином порыве глядели на образ, на лик, не на отдельные ее черты. Но вскоре человеческое, ангельское покривилось, съехало, обнажая демонскую морду. Ад отравлял их, Падших; это было подобие боевого транса, какой охватывал магов на глубине изнанки. Лицо Кары было неотличимо от лиц истинных детей Преисподней: такое же резкое, с проступившими загнутыми рогами, клыкастой пастью и черными глазищами с проблеском красных искр. Это был их Сатана; самое страшное гвардейцы прятали на изнанке, но вооружались своей нечеловечностью в нужный час. — Мы избавились от Бога, руками моего брата убита Смерть; в нашем мире нет больше владык! — почти кричала Кара, и голос ее грозно рокотал, изменившийся. За мгновение она вскочила на узкие перила балкончика, хлопнула крыльями, полураскрывшимися за спиной (крылья топорщились, среди перьев чудились острые костяные выросты, нетопыриная перепонка — отпечатки Ада она не боялась показать). Вскрикнув тревожно, первая леди Ишим вцепилась было в ее ноги, обнимая, но побоялась: Кара чудом держала равновесие. Орала. — В гражданскую мы освободились окончательно, мы пошли навстречу новым временам! Люди — наши младшие родичи, однако они ушли далеко вперед, пока Ад мучился от бесконечных войн. Мы теперь магией пересобираем их машины! И теперь, когда мы добились расцвета, является Высший Маркиз Мархосиас! Знаете, что он хочет? Вернуть себе поделенные нами земли; земли, на которым мы строим, живем и торгуем! Себе и прочим Высшим, которым покоя не дают все прогремевшие изменения! Рев толпы нарастал, пока она говорила, а последняя часть речи и вовсе вызвала недовольные крики, накатившие лавиной, разразившиеся. Они выли, потому что поняли: явился кто-то, кто решил нарушить головокружительное течение времени, повернуть вспять все механизмы, которые они воодушевленно создавали, переломать отточенно проворачивающиеся шестеренки. Он захотел уничтожить Кару — и за это Мархосиаса не простили бы точно; они любили ее за честность, за способность вот так вскочить и кричать во всю глотку, не мучая слушателя напыщенными сложными словами. Вздумай кто стрелять — ее бы ничто не спасло, пуля в голову, все мы смертны, и каждый из смотрящих вдруг четко понял, что Кара не прикрывалась сама никакой магией, что вся она слетела еще после подлой атаки Шарлид. Поняли они еще, что Кара не умрет, даже если сейчас рухнет с балкона бездыханной с простреленной головой. Что Гвардия не умирает, что их наглую роспись, оставленную на страницах истории, ничем не вывести — их запомнят. Они привели в движение застывший мир, и он уже не смог бы остановиться: настали другие времена, вернуться к прежней жизни они не смогут, не переучатся уж обратно. Они привыкли быть свободными. Высшие однажды пытались победить революцию, и все они склонились перед новым Сатаной в день, когда Кара короновала сама себя, сдернув корону, похожую на колючий венец, с постамента и хозяйски устроившись на черном троне. Они склонились — и уже тогда замыслили бунт, таили злость на широкими военными шагами идущую Гвардию. Они терпеливо ждали, подгадывали момент; об этом Кара, надрываясь, рассказывала. Они хотели прежней власти, хотели удобства, какое было у них многие века, когда можно было положиться на завоеванное богатство и слуг. Когда мир творился по их приказам, когда в Аду не было закона, за который грызлась Гвардия. В новом времени Мархосиас, миледи Шарлид и подобные им оказались совершенно беспомощны. Высшие были бессмертны, искушены вечной жизнью и совсем не заметили, когда время потекло стремительно, сорвалось в бешеную скачку и сравнялось с человеческими годами.