F64.0

      Если бы я вел дневник, то сегодняшний день отметил бы снежинкой на полях. Медицинский центр реконструктивной хирургии, андрологии и сексологии располагался в нескольких трамвайных остановках от моего дома, в нем проводились психиатрическая комиссия и операции. За первый визит к психиатру мне придется выложить две с половиной тысячи отечественных шекелей за час беседы; дальнейшие визиты обещают быть немного дешевле.       В регистратуре я дал свои документы, мне завели карту и отправили в двести десятый кабинет.       Доктора, к которому я записан, звали Федосеев Юрий Константинович и был он кандидатом медицинских наук. К слову, консультация доцента стоила бы дешевле, но бабушка настояла на своем.       Я тихо и неловко постучал в дверь. Кабинет выглядел именно так, как я себе представлял: большое окно, дубовый стол и два мягких кресла друг напротив друга. А вот доктор больше походил на боксера с уголовным прошлым, нежели на врача - лысый, со сломанным носом, на пальце массивная печатка, бычью шею украшала тяжелая золотая цепь, а халат трещал по швам на накачанном теле. Единственное, что выбивалось из образа нового русского, это широкая белозубая улыбка. - Милошева, на пятнадцать тридцать? Присаживайтесь.       Я затрусил к креслу и плюхнулся в него с противным звуком. В голове всплывали картинки, как этот бандит будет "лечить меня", в прямом смысле выбивать дурь из моей головушки. - Меня зовут Юрий Константинович и я занимаюсь психиатрией и сексологией уже более пятнадцати лет, - вещал между тем доктор, аккуратно сев в кресло напротив. - Вы не единственный человек, столкнувшийся с проблемой подобного рода, не первый и не последний. Гендерная дисфория встречалась среди людей и в древние времена, просто не получала адекватной оценки и лечения. А во времена инквизиции и вовсе воспринималась как проделки дьявола. Благо, мы с вами в современном, прогрессивном мире, и это делает вашу проблему решаемой. Сегодня у нас с вами пробная консультация - мы знакомимся, узнаем друг друга, определяем основные вопросы и проблемы, и, если сработаемся, идем дальше. Если же нет - вы всегда можете выбрать себе другого врача, но лучше определиться со специалистом в начале вашего пути. Итак, для начала, как мне к вам обращаться?       Всё, что он говорил, совершенно не вязалось с его внешним видом, и я на долю секунды опешил. Но все же выдавил из себя: - Друзья называют меня Андрей. - Вы сами выбрали это имя? - Склонил голову на бок врач. - Да, правда, не помню, как. Но это было давно. - Расскажите о своей жизни сейчас. - Он хлопнул в ладоши. - Чем вы занимаетесь, чем увлекаетесь? - Ну, я студент, учусь в медицинском колледже на фельдшера, на скорой хочу работать. - Я глупо улыбнулся, но, как ни странно, чувство неловкости постепенно отпускало меня, - работаю в Макдаке после учёбы, ну, чтоб денег скопить. Живу с бабушкой, родители остались в моем родном городе. Ах да, я не из Москвы. Из N-ска...       Я говорил и говорил, регулярно встречаясь глазами с его тёплым, ласкающим взглядом. Иногда он задавал абсолютно бессмысленные вопросы, на которые я отвечал. Но главное, каждый вопрос он начинал с обращения ко мне по имени; я знал, что это такой психологический приём, но купился на него моментально. Час пролетел незаметно, и за это время я рассказал ему о своей жизни в Москве, о том, что вычитал про правила комиссии и самих операциях, взамен узнал, что владею, в общем-то, верной информацией. - На сегодня все. - Подвёл он итог. - Вы очень контактный и открытый человек, Андрей. И если на более сокровенные вопросы вы будете отвечать так же смело и бодро, то я дам вам добро на комиссию раньше, чем через два года. - Это не обязательное условие? - Удивился я. - Нет, вовсе нет. - Мотнул он головой. - Всё зависит от процесса нашего с вами общения. Это не значит, что надо при следующей встрече вываливать все сразу, некоторые тесты все равно придётся пройти перед комиссией. Мы будем общаться по плану, который я составил. Начнём с момента вашего рождения и плавно перейдём к вашему настоящему. Поэтому на следующий раз можете подготовить рассказ о ваших родителях, семье, обстановке, можете фотографии принести.       Словом, я остался доволен выбором доктора. ***       Если у нас перерывы совпадали, я заталкивал его в туалет и прижимал к стене. Руками нырял под форменную футболку, а губами припадал к его рту. Он начинал постанывать почти сразу, терся пахом о моё колено, которое я ставил меж его ног. Я гладил гладкие бока, впалый живот, выпирающие подвздошные косточки, посасывал мочку уха, пальцами зажимал его соски. Женя извивался и целовал меня в ответ. Я знал, что он пользуется гелем для душа с ягодным ароматом, а шампунь берет с пряной вишней. Безволосость его тела заслуга не бритвы, а специальных процедур. В этот раз я решил зайти чуть дальше и пустил свои пальцы ниже обычного - в эту манящую расщелинку между круглыми полупопиями. Я начинал понимать эту страсть мужчин что-нибудь запихать в партнёра, пальцы, член, игрушки, даже не столько ради физических ощущений, сколько для морального удовольствия. Мне хотелось насадить его на свои пальцы; было интересно, как выглядит он там. А его одобрительные стоны только сильнее подстегивали это желание.       Этому непонятному для меня феномену я нашёл объяснение - овладеть. Сделать уязвимым, значит, полностью своим. Оставить свои метки на его теле.       Он шептал что-то одобрительное на моё ухо и прикусывал губу, а я водил своими пальцами от копчика к расщеленке и обратно. Но мне не хотелось делать это в туалете - некрасиво, неудобно, пошло. - Ты заслуживаешь более красивого секса, чем ебля в толчке, - прошептал я ему на ушко. - Мы встречаемся уже месяц, а дальше обниманий не заходили, - закапризничал Женя. - Потерпи чуток. Бабуля уедет и мы будем проводить ночи вместе.       Он улыбнулся и поцеловал меня, такой красивый, вкусный, сладкий.       Десятиминутный перерыв близился к концу и нам пора выходить на работу. Последний поцелуй на ближайшие три часа и он, обняв меня крепче обычного, шепчет на ухо слова, которые ласкают меня вот уже тридцать дней: - Я люблю тебя. ***       Мы готовимся к выходу на практику, аж целую неделю будем ходить в больничку и помогать санитаркам. Перспектива мыть полы и менять памперсы лежачим больным меня не радовала, но раз надо, так надо. Юрий Константинович ещё на втором занятии предупредил меня о санитарской практике как коллега коллегу. Прикольный он мужик, все таки.       Он мне нравился, мой доктор. В прошлые занятия мы обсуждали моих родителей и беременность матери. Оказалось, какой я по счету, как родился и чем болел в первый месяц жизни имеет значение и все эти вопросы будет задавать комиссия. Он спрашивал, болели ли чем-то мои родители, имелись ли вредные привычки, какой, по имеющейся у меня информации, была обстановка на момент моего рождения. Я честно рассказал то, что смог выудить из бабушки.       Когда мать приехала в роддом, выяснилось, что у заведующего отделением день рождения, все врачи собрались бухать, а к матери приставили почти слепую старую акушерку, и велели звать только в том случае, если мать начнет помирать. Маменька рожала меня почти двадцать один час, это при том, что у нее уже были одни роды, и процесс должен был идти легче. Я родился с тройным обвитием пуповины, синий, и не дышал. Акушерка баба Маня реанимировала меня сама, ведь это проще, чем со взрослыми: размотать шею, отчистить рот и начать искусственную вентиляцию лёгких. Пять вдохов беззубого рта в беззубый рот - и я задышал. У главнюка сгорела квартира и машина, а баба Маня переехала из коммуналки в однушку с мебелью и техникой - в лихие девяностые мой отец, как и большинство, занимался бандитизмом, и щедро отблагодарил спасительницу жены и ребенка. Ну, а я попал на учет ко всем возможным специалистам, ведь избитый врач-неанотолог со слов акушерки зафиксировал в моей медицинской карте клиническую смерть длительностью в тридцать пять секунд. Хоть я никогда ничем не болел. "Страшное время было-то, - не удержался я от комментария, когда пересказывал бабушкин рассказ, - и мой отец тоже оказался страшным человеком. А мог я стать таким из-за того, что минуту не дышал?" И наткнулся на задумчивый взгляд.       Но, в целом, меня разговор о предках не тяготил.       Мы чертили дневники, изучали перечень манипуляций, который будем сдавать на оценку в конце декабря. Это ещё не экзамен, а так, устный зачёт, грубо говоря, тренировка перед летней сессией.       Но в моей голове все мысли были только о Жене. *** - Взаимоотношения в семье между отцом и матерью, между старшими и младшим. Как я понял, в вашей семье много детей? - Ага. - я кивнул. - Самый старший Витька, ему сейчас двадцать два, и с ним я никогда не ладил. Потом я, третья Виолетта, у нас с ней разница в полтора года, и самый младший Влад, ему недавно исполнилось восемь. - И как ваша мама решилась родить ещё двоих после такого кошмара... - Протянул он, и резко осекся. - Простите, это к делу не относится, мои эмоции, которые должны были остаться за дверью. Итак, следу... - Я тоже думал, как? - Перебил я его. - И спросил бабушку. Оказалось, Виолетту они не планировали, просто мать заметила беременность слишком поздно. Она билась в истерике, но у отца, к счастью, были деньги, и он оплатил чуть ли не лучшую анестезию и приставил к ней лучших врачей, так что все прошло хорошо. Просто ни она, ни отец не предполагали, что может быть такое отношение, как со мной, поэтому не заплатили сразу, ведь Витьку она нормально родила. Владик тоже пропущенная беременность, но, когда мать пришла на аборт, ей сказали, что дадут направление на кесарево сечение. И она решила оставить его, ее вправду прокесарили. Я хорошо помню, потому, что первые его дни после выписки им занимался я, ведь матери в течение месяца нельзя было поднимать ничего тяжелее ложки. - И вы не захотели после этого иметь собственных детей? - Лукаво прищурился он. - Я люблю маленьких детей, - честно признался я. - И, если я когда-нибудь женюсь, непременно стану отцом. Просто не считаю, что ребенок в обязательном порядке должен быть мне родным. Если я буду воспитывать его с пелёнок, то он будет моим по умолчанию, разве нет? Нет ничего настолько ценного в моих генах, чтобы мне пришлось рожать самостоятельно.       Мой доктор улыбнулся и покачал головой. Понятия не имею, что он там себе подумал, но разговор продолжился. - Кто по большей части занимался вашим воспитанием? - Спросил Юрий Константинович. - Сложно ответить... Мама не работала, она домохозяйка, но вот прям воспитанием она не занималась. Кормила, одевала, проверяла уроки... Все её воспитание сводилось к ремню при малейших косяках, а вот достижения она воспринимала как должное. Однажды Виктор получил первое место по городской олимпиаде среди младших классов по математике, и прискакал радостный домой. Так мамка сказала, что это все ему надо, мол, пригодится в будущем, даже тортика не было. Я тогда ещё издевался над ним. К слову, после этого случая он стал все хуже и хуже учиться, и, в конце концов, скатился на двойки.       Я хихикнул. Его проблемы мне как мед на душу, как и ему мои. - Вилку навесили мне, - продолжил я, - по началу это бесило, а потом я привык к ней. У нас настолько тесные отношения, что при попытке матери запретить нам общаться Вилка заявила, что скорее с ней прекратит общение, чем со мной. И для меня она - совершенно особенный человек по ряду причин. Владиком никто особо не занимается, он вообще предоставлен сам себе. Отец и бабушка работают. - Какие у вас были отношения с отцом?       Я глубоко вздохнул. Пожалуй, отец - это единственное болезненное в моей семье, о чем мне было тяжело говорить. - В детстве я очень его любил. Он приходил домой поздно, трепал меня по голове и улыбался. А потом читал сказку на ночь. - Я предался приятным воспоминаниям. - Он однажды привёз финский конструктор, по типу Лего, но чуть крупнее. Мне тогда было пять или около того... И мы допоздна сидели и строили замок для моих маленьких фигурок из киндеров. Ну, бегемотики, крокодильчики, львы... Помните, наверное?       Он согласно кивнул. А мне стало так грустно и невыносимо тошно - в какой же момент мой отец из лучшего в мире папки превратился в брюзжащего жирдяя для меня? Когда наши отношения испортились, и стали натянутыми? - А тогда, - продолжил я вслух, - Когда мать промыла ему мозги. Мол, девочки должны играть с куклами и не должны лазать по гаражам. Конструктор отдали Виктору, а меня отец стал усиленно воспитывать в девчачьих традициях. Обилие розового цвета, который меня окружал, мог свести с ума любого. И постоянно этот нудный трындеж: ты девочка, девочка, девочка... Он разрешил идти мне в штанах на первое сентября, но после истерики матери заставил одеть юбку. Тогда я решил, что он чёртов предатель. Но финский конструктор у Витька отобрал и бережно хранил в гараже друга, пока там его не сожрали крысы. - И вы считаете, что в изменившемся поведении отца виновата ваша мама? - Склонил голову на бок мой психиатр. - А кто ещё? - Всплеснул я руками. - Я же слышал, как она говорила отцу, что это он виноват в моем пацанском поведении. Не удивлюсь, если он до сих пор искренне так считает. Да она всегда ставила мне палки в колеса, мне ни один человек не сделал столько дерьма, сколько она! И я скучаю по тому папке из девяностых, который ночью строил дом для моих бегемотиков.       Видно, он посчитал мой рассказ достаточно откровенным и грустным, так как решил свернуть с этой темы. - А как ваша мама вас наказывала и за что? - Как как... Как всех, - буркнул я. - Мультиками, прогулками, иногда игрушки отбирала. С Вадькой, Гришей и Захаром запрещала общаться, орала, что это они виноваты... Хотя это не правда.       Говорить об отце оказалось сложнее, чем я себе представлял. Юрий Константинович задавал ещё много вопросов, про мои любимые игрушки и игры, про моих друзей, и на все я отвечал на полуавтомате. Даже не думал, что мысли о отце способны так размазать меня. Нет, не об отце, а о папе. О самом лучшем папе, которого я потерял после одного вечернего разговора на кухне. ***       С каждым днем я узнаю все больше нового о себе. Чувства, на которые, как мне казалось, я не способен, накрывали меня с головой, и я удивлялся сам себе. Женя выжидательно топтался в прихожей, а я стоял и тупил. - Тебе надо дать тапки, да? - Спросил я. - Я принёс свои.       Он по-хозяйски разложил пакеты на полу и стал доставать оттуда свое барахло. - Помочь? - Просто иди в комнату и жди меня. - Он легонько чмокнул меня в нос и удалился в ванную.       Я уселся на край кровати и сложил руки на коленях, словно примерная девочка - школьница. Я никогда не делал это с парнем. Мысль о том, что я увижу прекрасного Женю голым, пугала и заводила одновременно. Но дальше-то что? Почти два месяца я репетировал это в голове и сейчас, когда оставалось до всего меньше пяти минут, мои колени предательски дрожали. А вдруг Женька захочет раздеть меня? Я не в праве ему в этом отказывать, и для себя твёрдо решил, что он может снять с меня все, кроме трусов и майки-утяжки. Но если ему этого будет мало? А вдруг он захочет сделать это, хммм.... Традиционно? Меня затошнило. Я уже ринулся к туалету, но дверь ванной заскрипела и я остался сидеть на месте.       Он остановился на пороге. Смотрел на меня своими горящими карими глазами и облизывал губы. И я понял, он тоже боится, и так же не знает, что делать. Я забрался на кровать с ногами и пальцем поманил его. Тот факт, что он тоже трусишка, придал мне уверенности. - Андрюш, я ни с кем и никогда раньше... Ну, только сам с собой, понимаешь... - Залепетал он и его смуглые щёчки на мгновение стали розоватыми. - Просто иди сюда.       Он осторожно присел на край кровати, а я притянул его к себе и поцеловал. Всего мгновение - и он лежит на спине, а я сверху беспорядочно целую его лицо, шею, изящные ключицы. Расстегиваю пуговки на рубашке и теперь имею возможность изучить верхнюю часть его тела полностью, а не кусочками, как в туалете Макдоналдса. Тонкие руки, плоский живот и маленькие призывно торчащие розовые бусинки, которые я поочерёдно засасывал в рот. Его ладошки хаотично блуждали по моим плечам, иногда сжимая футболку. Он издавал какие то невероятные звуки, всхлипы и вздохи, и от этого мне хотелось его ещё больше. Страх отходил на задний план, уступая место любопытству и желанию. Интересно, родись я мужчиной физически, моё тело выглядело бы так же?       Аккуратно пальцами я поглаживал подвздошную косточку под брюками, медленно придвигаясь к лобку. Нет, я видел член раньше, но вот трогать не доводилось. Женя, видно, понимал, что в моей голове что-то щёлкает, и потому не тёрся об меня пахом, как обычно, а терпеливо ждал, пока я созрею сам. И я созрел; довольно грубо прикусив нежную кожу на шее, я нырнул рукой под резинку трусов, коснувшись пальцами влажной головки. С непривычки я гладил его ствол пальцами, лишь через минуту додумавшись обхватить его. Он изогнулся и ахнул, и я стал активно надрачивать ему, параллельно выцеловывая тонкую шею. - Боже, Андрей... Ради всего святого, сними их с меня...       Он шептал просьбы раздеть его догола и я повиновался его мольбам. Его стройные ноги с чётко очерченными коленками и аккуратными пальчиками на стопах были тщательно выбриты. Я с удовольствием гладил их, попутно спуская штаны и трусы одновременно. И вот, он совершенно голый, в чем мать родила. Я на минуту отстранился, чтобы осмотреть его целиком - насколько же невероятной красоты он. Кем же был тот земной художник, который в небесной канцелярии создавал это совершенство? Я снова поцеловал его, но в этот раз нежно и глубоко, медленно, растягивая этот момент. Одной рукой придерживал его шею, другой скользил между твёрдых бёдер, лаская член, сжимая маленькие тёплые яички и уже делая это все без малейшего страха и стыда, словно так и должно быть. Языком оставлял замысловатые узоры на его плечах и груди, по мере опускания поцелуев моя рука все глубже уходила между его ягодиц и наконец я нащупал пальцем тугое морщинистое колечко. Вспомнив рассказы рыжего Мишки, я не стал сразу проникать внутрь, а решил помассировать снаружи. И Жене это понравилось; он шептал что-то нечленораздельное, хаотично руками хватал меня за шею и плечи, сводил и разводил ноги. - Раздвинь, - мягко попросил я, и он выполнил просьбу.       Теперь я видел, как выглядит его промежность, и это было красиво - от основания члена по маленьким поджатым яичкам шла бархатистая бороздка, уходящая прямиком в анус. Во время поглаживания сочащейся головки его колечко сжималось и разжималось, а яички подрагивали. Теперь мне становилось понятно, почему мужчины уделяют так много внимания своим гениталиям. Понятно, почему Вадька и другие парни часто дрочат; я бы и сам не доставал руку из трусов, имей такую красоту.       И такое не воспроизведет ни один хирург на свете.       Дабы отвлечься от грустных мыслей, я кончиком языка лизнул одно из яичек. Женя дёрнулся и всхлипнул, но я расслышал слово ещё. Стал чуть усерднее вылизывать его яйца, языком поднимаясь по стволу вверх к головке и обратно. Взять в рот целиком я пока не готов, не сегодня. - Андрюш, любимый, хочу внутри...       Я потянулся к тюбику со смазкой и выдавил прозрачной жижи себе на пальцы. Аккуратно размазал её вокруг входа и медленно протиснул один палец. Внутри так плотно и так горячо, бархатистые стеночки жадно обхватили мой палец. И я стал медленно двигать им, не забывая второй рукой ласкать член Жени. Когда указательный палец вошёл в него до основания, я добавил средний. Стал двигать ими, но особого удовольствия у Женьки не видел. Тогда я решил подобрать позу и переложил его на бок, подтянув колени к груди и снова вошёл. Тут он вскрикнул и дёрнулся, когда я нащупал еле заметный гладкий бугорок. - Женечка, детка, подрачивай себе сам, мне придётся держать тебя, - шепнул я ему на ухо и крепко ухватил его под коленями, прижав его спину к моему животу.       А дальше было нечто. Он стонал, местами переходя на крик, извивался, лепетал моё имя и что-то про любовь. Я же пальцами надрачивал бугорок внутри тёплой кишки и делал это с неким остервенением, вытаскивал из него пальцы с чпоком и резко входил обратно, иногда между делом хлопал открытую дырку. Кончал он громко, на грани с бессознательным состоянием.       Я нежно поцеловал его и укрыл одеялом. ***       Юрий Константинович заметил изменения в моем поведении. Еще бы, ведь он опытный психиатр! - Любовь? - Прищурился он. - Типа того, вот только не знаю, как объяснить такое, - я задумчиво чесал репу. - Как есть. - Ну если как есть, то я втюрился в пацана, безумно красивого пацана. И у нас все было. Бабуля уехала, и уже как неделю мы практически живем вместе. После работы он ко мне, мы занимаемся сексом, потом спим, с утра на учебу, затем работу и все по кругу.       Я чувствовал себя неловко. Это как-то дико, биологическая женщина - трансгендер гей. Что-то с чем-то. - Вы занимались сексом в традиционной форме? - Аккуратно поинтересовался доктор. - Фу, нет. - Скривил я рожу. - Женька пассив, если так можно выразиться.       Дальше мы общались про школу. Он спрашивал мои любимые и нелюбимые предметы, нравилась ли мне школа, отношение к школьной форме и всякое такое. Я честно признался, что учиться не люблю, а тем более в то время, когда на улице меня ждал распиздяи Вадька и Захар, и огромный мир, наполненный всякими интересностями. Но учился исправно, ведь для отца важным были именно оценки, и мой дневник способствовал моей свободе. От юбок я избавился достаточно просто - по регламенту под ней должны быть белые колготки, а я был такой свиньей, что после первой же прогулки их было нереально отстирать. В итоге мать психанула и сама переодела меня в штаны. - А какая прическа у вас была, вы помните? - Очень хорошо помню. У меня была длиннющая и густая коса. Из-за моего поганого поведения и намерения все испортить ножницы и другие колющие - режущие в доме прятались особенно тщательно. Но на такой замечательный предмет, как труды, Вадьке выдали ножницы. И я попросил его отрезать косу; ножницы были туповатыми, и он больше повыдергивал волос, нежели состриг. Ору было - просто кошмар! Но и с волосами от меня отстали. - Про поведение в школе, я полагаю, можно не спрашивать, - хмыкнул Юрий Константинович. - Да, пожалуй. - Я виновато улыбнулся. - А как ваши одноклассники относились к вам? - Я им не нравился. Но я хорошо учился, и, дабы я давал им списывать, они меня не трогали. А я не искал с ними дружбы, ведь у меня были Вадим, Захарчик, Гришка и Валерка. - Вы давно знакомы? - С Вадькой познакомились в мой первый школьный день. Он старше меня и учился в другой школе, а его мать растила его одна, при этом батрачила на двух работах. Вот и был Вадька предоставлен сам себе; он тоже был пакостником. Захар учился в одном классе с Вадимом, у него тоже была тьма проблем, их обоих обижали в школе, они и сошлись. С Гришей сдружились через дядю Вадима, а Валерка прицепился к нам позже всех. - А с девочками? С девочками вы дружили? - Была у меня подруга детства, тоже с шилом в жопе, - я вспомнил про Алену. - Но потом она стала встречаться с Вадимом, они очень быстро разбежались и я перестал с ней общаться. Вадьку я ни на кого не променяю.       Мы все ближе и ближе подходили к тому, кем я стал. Доктор что-то записывал, конспектировал. Каждую нашу встречу он говорил, что я на редкость открытый, и со мной ему легко. Я пожимал плечами - добровольно я бы не стал так откровенничать, просто понимаю необходимость и хочу быстрее это закончить. ***       В ноябре мы прошли двухнедельную санитарскую практику, а в слюнявый декабрь нас снова посадили за парту. Желания учиться - ноль. Первая сессия была представлена письменными контрольными, дабы не травмировать нас, вчерашних школьников. А еще в этом полугодии мы закрывали такие предметы, как история, философия и математика. Дальше у нас будет больше пар по сестринскому делу и анатомии, и именно их мы будем сдавать в конце учебного года в виде настоящей сессии.       А сейчас мы тыкали тупыми иголками резиновую жопу и хохотали. - Испортите фантом - сами им станете, понятно? - Рычала Елена Владимировна. - Да тут колоть некуда, одни дырки! - воскликнул я. - Хуже уж точно не сделаем.       Она только покачала головой.       Еще, помимо жопы, у нас был фантом для внутривенных инъекций - рука с трубками там, где должны быть вены. Но тоже все исколото и попасть не затруднительно - просто тыкаешь в прокол и все.       Я пристраивал несчастную задницу на доску. Затем взял пять шприцов, снял колпаки и стал метать их, как дротики. Ко мне подключились мои друзья, а Елена Владимировна только головой качала, мол, безобразники.       Я чувствовал себя счастливым.       Женька жил у меня. Пока нет бабули, я сам предложил ему на время перебраться из вонючей общажки ко мне, и он с радостью согласился. Он очень хозяйственный малый, хорошо готовит, поддерживает чистоту, ведь я та ещё свинья. Он сделал мою берлогу более живой, повесил красивые часы на кухню, расставил наши совместные фото в рамочках, купил милые подставки под чашки, прихватки, и еще много чего. А ночью я устраивал ему такие аттракционы, что он вырубался сразу после секса. И никаких "поговорить". На некоторые вещи я еще не решался - например, взять в рот, или позволить трогать себя. Но ведь у нас так много времени, и все успеется. *** - Что для тебя секс?       Мы валялись на крыше Захаркиного дома, он и Вадим пили пиво, а я - сок. Вадька в перерывах между пивасиком пускал мыльные пузыри, и задумчиво смотрел, как те улетают куда - то далеко, и, казалось, вообще был не с нами. Тогда Захар и задал мне этот крайне странный вопрос. - Ты с какой целью спрашиваешь? - Искренне удивился я. - Надо. Не зуди, ответь. - Взмолился Захарчик. - Мне твоя шкура, Надька, сказала, что ты не раздевался с ней. Так что для тебя секс?       Я задумался. Я ни с кем из них не обсуждал то, как я это делаю. И что я должен ответить ему сейчас? - Тебя, прости, техника интересует? - Прищурился я. - Так это к Вадиму надо.       Вадька сдавленно хихикнул. Мы все уже давно забросили счет его пассий, остановившись на отметке в тридцать пятую девушку. - Нет, не техника. Просто, как объяснить - то... Зачем ты это делаешь? - Эмоции, - пожал я плечами. - Какие?       Я оглянулся на Вадима. Но он, ввиду своей деликатности, никогда не вмешивается в разговор, пока его лично не пригласят. А сейчас и вовсе делает вид, что не слышит нас, увлеченный детской забавой. Он удивительный человек - слыв быдлом для окружающих, он был воспитан, деликатен и обходителен с близкими ему людьми. - Ты вот матери на днюху цепочку золотую подарил. Зачем? - Обратился к Захару. - Как зачем? - Он посмотрел на меня, как на дурачка. - Обрадовать ее, приятно сделать. - Ну, тут тоже самое, - я пожал плечами. - Ты делаешь хорошо человеку, который тебе нравится. Тебе ведь приятно, когда ты даришь подарок и видишь радость на лице близкого человека? Оргазм - это тоже подарок, знаешь ли.       Он задумчиво смотрел перед собой. А я гадал - с чего он вдруг спросил меня об этом? Ему интересно, зачем это делаю я? Или что? Вадим перестал пускать пузырьки, отставил их в сторону, и отхлебнул пива. - Вадька, вон, первый раз трахнулся в четырнадцать, - заговорил Захар, тыкая пальцем в нашего безмятежного друга. - Мне рассказывал, говорит, такой кайф, всю жизнь бы трахался. Да он большую часть жизни именно это и делает. И я тогда эту, ну, ту дуру с дома Валерки трахнул. Она лежит такая, рогатку свою раскинула, и балдеет, довольная. А я пыхчу над ней, и мне вообще мимо. Двигаюсь и думаю, скорее бы кончить уже, может, тогда станет круто. Хули Яковлев такой довольный был? Бля, лучше бы в комп поиграл. - Так у тебя стоит? - Я перешел на шепот. - Ну, да. Но меня это вообще никак не беспокоит. Нет такого желания, прям подрочить срочно надо, потому, что мешает, или ещё что. И я после этой дуры никого не трахал, и не хотел. Прикинь, да, мне восемнадцать, а я трахался один раз в жизни. А этот, вон, еще и дрочит каждое утро. Я дрочу только тогда, когда яйца тяжелеют.       Вадька засмеялся. - Ну, так бывает. Знаешь, хуже, когда хочется, а шланг не работает. А ты влюблялся когда - нибудь?       Он отрицательно покачал головой. - Вот влюбишься, и захочешь, именно ее, прекрасную и неповторимую, - вынес я вердикт. - Есть такие люди, которые могут только по любви, и не надо себя в этом корить. - А ты что, всех своих шалав любишь? - Прыснул Захарчик. - Я самоутверждаюсь.       Вадим потянулся к пузырям, но уронил их с четвертого этажа, после чего смачно выругался. - Вадька, а что для тебя секс? - Обратился к нему Захар.       Яковлев задумался. - Кайф. - Пожал он плечами. - Стресс снимаю, напряжение, сплю потом хорошо. А если тело мне нравится, то просто потрогать приятно, как одежду из комфортной и хорошей ткани, или нож из качественной стали. - Тебе - кайф, Андрюхе - эмоции, а мне только по любви. А где ее найти, эту любовь?       Вадим сел между нами, закинув свои руки нам на плечи. - Найти любовь не сложно, - сказал он после длительного молчания. - Сложно найти взаимность. ***       Кое-как я уговорил директора перевести меня на кухню, ибо общение с охамевшими посетителями достало в край. Не с моим характером такие аттракционы.       И теперь я, довольный, пихал булочки в тостер, мазал на них соусы, клал овощи и отдавал на соседний стол, где жарилось мясо. На кухне в мою смену всем руководил Рустам - высоченный чурбан с жутко волосатыми руками. По началу я относился к нему так же, как ко всем чуркам, с презрением и опаской. Но он оказался славным парнишой. И наши с ним приятельские отношения начал один презабавнейший случай.       В столице есть такая развлекаловка - звонить в спецслужбы и говорить, что в ТРЦ заложена бомба. За короткие четыре месяца моей работы нас эвакуировали три раза. И вот в тот самый, третий раз, оказавшись на улице в форме сотрудника макдака, я смиренно ждал, когда нам разрешат вернуться на рабочее место. Но дядька в форме сказал, чтобы мы шли вон отсюда - на одной из лестничных клеток найдена сумка с торчащими проводами.       Основная масса сотрудников пошла на трамвайные и автобусные остановки, я же побрел пешком через парк прямо в рабочей одежде. Хорошо, что после первой такой эвакуации я додумался оставить консьержке ключи, ведь все мои вещи там, в раздевалке заминированного торгового центра.       И вот топаю я, уже почти прошел здание, как вдруг меня окликнули. На задней стороне торгового центра, там, где идет разгрузка товара, сидел Рустам. В руках - кофе наших конкурентов, какая-то книга и пачка чипсов. - Надолго там? - Спросил он. - Да. - Я кивнул. - Саперов вызвали, велено было разойтись. - Вот блин! - В сердцах воскликнул он.       Я уже хотел идти дальше, но что-то остановило меня. - А вы почему здесь? Ведь вы сегодня не работаете, - спросил я. Его не было в расписании. - Я? Да так, - он замялся. - Чипсы будешь?       Он жестом предложил сесть рядом и я потопал к нему. Просто огромный чурка, не меньше двух метров в нем, и его ладони были шириной с мою грудную клетку - с таким ругаться страшно. - Я сказал родственникам, что сегодня работаю, - после продолжительного молчания сказал Рустам, - просто не хотел идти с ними в мечеть. Вот и придется теперь сидеть здесь до десяти вечера. - А зачем в мечеть? Разве вы туда не каждую пятницу ходите? - Я смутно вспоминал статью про ислам, которую однажды прочитал от нехер делать. - А, - он отмахнулся. - Я тебя умоляю, у кого есть время так часто туда ходить. Просто у двоюродной сестры сын родился, вот все и поперлись. А я не хочу три часа раком стоять и завывания имана слушать. - Ну да, сомнительное удовольствие. - Протянул я. - А знакомых тут, к кому можно было бы зайти, нет? - Все мои знакомые знакомы с сестрой, - вздохнул он.       И я рискнул пригласить его к себе. Мы просидели с ним больше трех часов, он научил меня играть в нарды и варить кофе в турке. В целом, он оказался на удивление приятным типом и я был не против записать его в свои друзья. Ну, а в той сумке был просто моток проводов.       И вот сейчас он помогал мне раскладывать начинку для бургеров, пока я менял соус в пистолете. - Как назвали-то? - Между делом спросил я. - Дамир. - Ответил он. - Дед Дамир, отец Дамир, и сын Дамир. Фантазия бьёт ключом! Надеюсь, для второго сына они придумают что-нибудь более оригинальное, чем Дамир второй.       Я прыснул. Нет, прикольный чувак. - Саша, я бы хотел с тобой о кое-чем серьезно переговорить, - неожиданно сказал он. Да, он называл меня так, как написано на бейджике, а я и не спорил. - Что-то по работе? - Нет. Я отправлю тебя на перерыв одновременно со мной, там и пообщаемся.       Я пожал плечами - как скажете, босс.       Где-то через час он действительно отправился есть и мне сказал идти. Я пробил в автомате карточку, заставил Гюльчатай нарезать мне свежего салата на обед и пошел в маленькую комнатку. Он сидел там. Увидев меня, он на своем языке выгнал из комнаты двух женщин, и я уселся напротив него. - Знаешь, мы, дагестанцы, - начал он повествование, - мы очень быстро находим друг с другом общий язык, когда находимся за пределами своего региона. Я и моя семья знаем всех сотрудников и их семьи. Отец Жени, хоть и православный, но родился и вырос в Каспийске, там же ведет свои дела, а человек он непростой. Сынишка сбежал со свадьбы, которую ему организовали за две недели. А знаешь, почему так быстро было решено его женить?       Он вопросительно посмотрел на меня. А я молчал; разговор уже начинал тяготить. - Потому что выяснилось, что Женька педик, - продолжил Рустам. - Нет, с поличными пойман не был, иначе убили бы его сразу. Кто-то из его родственников, мать или сестры, нашли его дневник, где он рассказывал, как влюбился в своего одноклассника и описывал свои влажные фантазии. Вот и решили сплавить дитятку в жизнь семейную, да только он с характером оказался, взял и сбежал. Поступил в какой-то убогий институт, выбил место в общаге, на работу устроился. Нашли его быстро, но трогать не стали. Попросили меня за ним приглядеть.       Он отпил свой кофе, а я смотрел на него с немым вопросом. Я чувствовал, что ведет он к чему-то нехорошему, и это непременно касается меня. - Так вот. - Он отставил стакан с кофе в сторону и стащил помидорку из моего салата. - Кое-кто из работников стуканул его отцу, что Женя встречается с парнем. Прилетел его папаша со свитой сюда, прямо на смену Жени, благо, ты к тому времени ушел. Искали они тебя. И маленький засранец попросил меня дать отцу твое личное дело, а я и дал. Женька ткнул батю в ксерокопию твоего паспорта и заверил - встречается он с женщиной, но дюже похожей на мужика. Мол, в его ситуации это лучший выход, и волки сыты, и Женя женится да детей заведет. Батя его успокоился, хоть и недоволен выбором сынишки, но что с ним, пидором, теперь сделаешь. А так и вправду официально не подкопаешься.       Я старался не дышать. Я ведь говорил ему, говорил Жене, что хожу к психиатру, что собираю нужные документы. Я говорил ему, что не буду жить под женским именем! - Я по началу тоже хрен забил, но потом как-то услышал, как Лидия, менеджер, донимала директора вопросами о тебе. А тот сказал, что ты собираешься пол менять. И пазл у меня сложился, вернее, не сложился. Понимаешь, к чему я веду? - Понимаю, - неожиданно четко ответил я, хотя ожидал, что мой подростковый голосок будет дрожать. - Я либо женщина, но с Женей, либо мужчина, но без него. - Верно. - Кивнул мой собеседник. - Я не хотел тебя обидеть, если что. Но ты мне симпатичен, и я решил, что ты достоин знать правду.       Я встал. Перерыв закончился. - Спасибо за информацию. Ты здорово выручил меня. ***       Я в которую по счету ночь ласкал его безумно красивое тело. Мелкий гаденыш, подлый предатель что-то снова шептал о любви. Для себя я четко решил - я буду с ним, пока не придет решение о комиссии, а потом вышвырну из своей жизни.       Мне было приятно целовать его, трогать. Словно через мои ладони пропускали электрический импульс, когда я касался его. Для меня теперь он был красивой куклой, с которой мне разрешили поиграть. Я стал внимательно прислушиваться ко всему, что он говорит, хотя раньше пропускал мимо ушей. И чем больше я анализировал, тем сильнее убеждался, что в словах Рустама нет ни капли лжи. Он стонал, извивался, и наш секс стал еще горячее, ведь в отличии от него я понимал, что каждый раз может стать последним. Кого он напоминал мне своим блядским поведением? Юлю.       О какой любви они оба вообще могли говорить? Что же это за любовь такая, когда ради своих убеждений и амбиций они готовы поломать человека, которого любят? Разве так должна выглядеть эта самая любовь? Почему, в их понимании любви, я в обязательном порядке должен страдать? Да в гробу я видел такую любовь! - Андрей, - неожиданно окликнул меня Женя.       Я приподнял бровь, мол, что такое. - Ты никогда не думал сделать это, ну, традиционно? - Его слова сошли на шепот.       Я улыбнулся. Вот и приплыли. Мои руки, которые находились на его бедрах, медленно поползли вверх, остановившись на его шее. Я сначала легонько, а потом с ощутимой силой сдавил его цыплячью шейку. Руками он схватился за мои ладони, а в глазах плескался страх вперемешку с вопросами. - Еще только раз попробуй мне что-то подобное предложить, - прошипел я.       Отпустил его шею и резко перевернул на живот. И сегодня никакой осторожности пусть от меня не ждет.