Малахитовый ларец

      ...В доме Майеров было глухо, как под водой, и тишина резала слух хуже всякого шума. Элла стояла, прислонившись к двери, и прислушивалась к каждому шороху, пока немота стен не начала выводить её из себя и не заставила наконец схватиться за дверную ручку. Сколь бы сильный гнев мачехи ей ни грозил, она вышла в полумрак и с тихим скрипом прикрыла дверь.       Каждый осторожный шаг прорезал абсолютное безмолвие коридора. И когда девушка наконец вошла в просторный обеденный зал, то с удивлением замерла: здесь не было ни гостей, ни их угодливого смеха, ни звона бокалов — только свечи горели, тускло и зловеще, будто совсем недавно здесь кто-то был...       Вернувшись в полумрак коридора, она двинулась вперёд, меж висящих на стенах канделябров, и дрожащий огонь свечей неустанно плясал, освещая дорогу... Разве не на ужин собрались мачеха и сёстры? Не могли ведь они уехать: из окна её комнаты было видно карету.       Элла сбивчиво дышала и быстро шагала, нервно комкая пальцами тонкую ткань простецкого платья, как вдруг до ушей донёсся звук шагов.       С испуганным вздохом она спиной врезалась в стену, и двое мужчин в дорогой одежде прошли мимо, её не заметив.       Когда стук их подошв затих, она стремительно побежала в конец коридора и, остановившись возле приоткрытой двери, прямо на входе столкнулась с высоким молодым мужчиной....       Огромные дубовые двери распахнулись, и яркий свет бального зала ослепил глаза в прорезях сверкающей маски. Леди в роскошно-пышных платьях и джентльмены в тёмных фраках обернулись на шум и вежливо расступились перед новоприбывшей гостьей. По залу, словно дуновение ветра, пронеслись тревожные шепотки, и незнакомка, приподняв уголки губ в таинственной полуулыбке, плавно прошествовала вперёд. Обежав взглядом зал, она глазами выхватила из толпы представителей высших кругов одну-единственную фигуру. Тонкие пальцы, держащие веер, непроизвольно сжались крепче. Скоро гости узнают: у загадочной дамы долгая чёрная тень, и голова её полна изощрённых помыслов.       ...Мужчина посторонился и неодобрительно окинул взглядом юную девушку, сжимая тонкие губы и раздражённо одёргивая рукава дорогого пиджака, а затем надел тёмный головной убор и быстро удалился. С замиранием сердца Элла переступила порог и обнаружила себя в ослепительно красивом помещении, насквозь пропитанном ароматом дорогих духов и напитков, изящным запахом роскоши и вседозволенности...       Изысканные мягкие кресла, резное лакированное дерево, дорогие алкогольные напитки и яства, подаваемые старательными слугами, — всё это предстало перед ней так, словно она оказалась в забытом, как сон, прошлом. Недалёком, но таком призрачном прошлом, когда отец брал её с собой на званые ужины и приёмы, и носить ей приходилось не лохмотья прислуги, а атлас, шёлк и тафту...       Зал полнился гостями: джентльмены, красиво скучающие или играющие в карты, сидели в удобных бархатных креслах, изредка распивали вино и курили сигары, а дамы, элегантно разодетые, вежливо переговаривались и шептались друг с другом. В целом, все вели себя очень чопорно и сдержанно, как это принято в высших кругах, однако обстановка царила какая-то удивительно приятная и лёгкая, светлая и праздничная.       В центре зала располагался огромный стол, устланный бархатом, и вокруг него толпилось больше всего знатных гостей. Элла тут же заметила среди них свою мачеху: та, словно почувствовав её взгляд, медленно обернулась и удивлённо приподняоа брови. Секунда недоумения — и её лицо отразило все оттенки злости.       Девушка набрала воздуха в лёгкие.       Теперь мачеха направлялась сюда.       — О, мисс Фрай! Как хорошо, что вы явились, — послышалось за спиной.       Девушка резко повернулась и увидела перед собой хозяина приёма собственной персоной, мистера Майера. Высокий и почтительный, он стоял перед ней в чёрном фраке и сжимал в руке стакан дорогого бренди. — Ваша матушка сообщила, что вы плохо себя чувствуете и потому не посетите церемонию, но я очень рад, что вы всё-таки здесь. Надеюсь, вам уже лучше?       Глаза мужчины лукаво блеснули — так, словно он был осведомлён о секрете её мачехи — странном желании тщательно скрывать существование своей падчерицы от приличного общества.       — Благодарю вас, мистер Майер, мне действительно стало лучше, — учтиво молвила Элла, удивляясь, что всё ещё помнит, как говорить подобные речи.       — Так что же вы стоите? Проходите к столу, вы успели к началу, там вас...       — Прошу прощения, могу ли я дать своей любимой падчерице несколько наставлений перед тем, как мы начнём? — крайне неуважительно перебила мужчину подоспевшая Аделисия Фрай, и тот, пусть и взглянув на неё не совсем одобрительно, кивнул и удалился.       Теперь она её точно накажет.       И Элла сотню, тысячу раз пожалела, что осмелилась сюда прийти.       Аделисия Фрай, разодетая в своё великолепное чернично-синее шёлковое платье, в паре длинных белых перчаток выше локтя и с безупречно прямой осанкой, создавала впечатление примерной леди, холодной и учтивой. Она и была такой, пока не случалась какая-нибудь очередная неприятность, и на её лице не проступало это ужасно несдержанное выражение, дикое и гневное, демонстрирующее злость, рискующую выплеснуться наружу грубостью и жестокостью. Сейчас был именно такой момент. Женщину так сильно колотило от гнева, настолько резки были её движения, что тёмные завитые локоны хлестнули её по лицу, когда она настороженно оглянулась по сторонам. Затем уже больно схватила падчерицу за локоть и вывела её в пустой коридор.       — Кто разрешил тебе выйти из комнаты?! — зашипела она, наконец отпустив её руку.       — Я просто...       — Молчать! Ты сейчас же пойдёшь туда и скажешь мистеру Майеру, что не будешь принимать участие...       В том, что тот высокий джентльмен был именно тем, кто ей нужен, она ничуть не сомневалась, пусть его лицо и было скрыто под маской. Легко лавируя в толпе, девушка приблизилась к мужчине, и звук шороха её юбок был подобен шелесту крыльев бабочки. Элегантная и воздушная, она бесцеремонно схватила его за руку, оторвав от беседы с другими гостями бала, и раскрыла веер перед лицом, как бы приглашая мужчину последовать за собой. Удивление в его взгляде читалось легко, невзирая на маску, однако он повиновался её просьбе и позволил загадочной даме вести его за собой.       ... Аделисия всегда была с ней жестока. Жадная и алчная, она относилась к своей падчерице, как к отребью, и никогда не позволяла ей вклиниваться в повседневную светскую жизнь. В наказаниях своих была безжалостна. И Элла давно потеряла надежду вернуть утраченную два года назад, после смерти отца, достойную жизнь. Ей хотелось почестей и роскоши, и на сводных сестёр своих она смотрела с завистью; смотрела глазами бездомного, у которого отняли последнюю копейку.       Они насмехались над ней, заставляли делать всю грязную работу и даже придумали ей самое горькое на свете прозвище. А теперь, когда у девушки появилась крохотная надежда вернуть беспощадно отнятое, мачеха быстро её растоптала.       Элла не могла этого допустить.       Она должна, должна хотя бы узнать, чего именно её так стремятся лишить!       Была уверена: за дверью — возможность вновь стать частью этого общества. Вот только в чём она заключалась?       — Я не понимаю, матушка, — честно призналась она. — В чём именно...       — Ты слышала, что я тебе сказала? — уже более холодно спросила мачеха. — Это не обсуждается. Ты сейчас же откажешься от участия и вернёшься в свою комнату!       Элла сглотнула и опустила взгляд.       — Я не стану, — сказала она так твёрдо, как только могла.       — Немедленно!       — Нет.       Разгневанная мачеха ударила девушку тыльной стороной ладони, и пощёчина ослепила её, отбросив к стене.       — Даю тебе минуту, — сказала она.       А Элла, униженная и с алым пятном на щеке, осталась стоять в пустом полумраке коридора...       Вальс кружил их, совершенных незнакомцев, то соединяя в единое целое, то разделяя, ускоряя, замедляя, бросая в жар от пылких прикосновений. Он не сводил с неё пытливых глаз, как и она, отделившись от окружающей действительности, и всё вокруг превратилось в размытое пятно, кружащуюся череду бесконечных образов и вспышек. Мужчина взял её за талию и приподнял, так что взлетели юбки, и холодный атлас скользнул по обнажённому колену. Миг — и он ставит её на землю, шёпотом обжигая её тонкую белую шею:       — Назовите своё имя, прошу.       Голос въедался под кожу и опалял, но дама не подавала виду, лишь сдержанно улыбнувшись в ответ на его мольбу. Музыка продолжала нести их в вихре, опасном и страстном, а когда незнакомка вновь на миг прижалась к нему спиной, то шепнула коротко:       — Танцуйте.       И вновь вложила руку в его ладонь, подчиняясь танцу.       — Ради вас я и вечность готов.       Улыбнулась лукаво.       — Танцуйте, как в последний раз.       ...В зале за столом сидела также её сводная сестра, Одетта, и Элле тут же стало ясно, почему мачеха так хотела ей помешать. Вторая дочь Аделисии, Гвендолин, стояла возле матери за спиной своей сестры и терпеливо ждала, когда начнётся «церемония».       Элла опустилась в предложенное мягкое кресло, игнорируя неодобрительное выражение мачехи, и опустила на стол тонкие, едва дрожащие руки. Им предстояла игра в покер, победитель которой удостаивался возможности стать частью их клуба. Это был огромный шанс, ведь туда входили только самые влиятельные люди столицы. Её отец в своё время тоже был достопочтенным членом этого общества, как сообщил ей мистер Майер незадолго после разговора с мачехой.       Правила им объяснили дополнительно, а затем пустили первую колоду и объявили о начале игры.       Девушка выдохнула, на миг прикрывая глаза, — почувствовала, как пунцовеют щёки. А затем вступила в гонку за место под солнцем.       Игра проходила молчаливо. То и дело раздавались вежливые аплодисменты зрителей, и сердце гулко билось в груди. Она рисковала проиграть всё состояние, которое оставил ей отец.       Рисковала.       И вдруг...       Настороженная тишина разбилась вдребезги, когда все присутствующие громко захлопали и принялись выкрикивать поздравления. Белая как мел Элла поднялась из кресла, дрожащими пальцами сжимая карту с одиноким именем.       «Мистер Говард Далтон», — мелким почерком значилось на ней...       Танец быстро подошёл к концу, и Элла отпрянула, переводя дыхание. Грудь беспокойно вздымались, и плотно сжатый корсет не давал набрать воздуха в лёгкие.       Время пришло.       — Не желаете ли выпить?       Мужчина взял с подноса бокал, а второй протянул даме, и она взяла его дрожащей рукой. Подкупить прислугу было несложно, но как же ей быть уверенной, что он взял нужный бокал?       Что, если яд — в её собственном?       Джентльмен мягко улыбнулся, и она взглянула прямо ему в глаза. Серые, точно заволоченное туманом небо. Красивые глаза. Красивые.       И горят тёмным блеском.       Не ведая, что творит, Элла выбила бокал у него из рук, и тот разбился вдребезги, осколками разлетевшись по мраморному полу.       Бал застыл, и даже музыка затихла.       — Она подсыпала яд в бокал его высочества! — закричала одна из дам, и сердце Эллы пропустило удар.       Обернувшись, она увидела Одетту, свою сводную сестру. Её милое светлое личико приобрело материнскую гневную гримасу, а рука в белой перчатке веером указывала прямо на неё.       Его... высочества?       Как ушат ледяной воды на голову.       В очередной раз оглянувшись по сторонам, она поняла, какую ужасную ошибку допустила — мистер Далтон находился в противоположном конце зала, целый и невредимый, и теперь вместе с остальными смотрел прямо на неё.       Секунда.       И часы пробили полночь.       Элла бросилась наутёк, не видя и не слыша ничего вокруг. Она должна была убить его до полуночи. И совершила покушение на члена королевской семьи.       Уже на ступенях она поняла, что не знает, куда бежать.       А он выбежал во мрак следом за ней, как тень. Чёрный фрак, чёрная маска.       — Вы подсыпали мне яд?       — Она солгала.       — Так почему же вы убегаете?       Спустившись вниз, он подошёл к ней вплотную и поднёс ладонь, намереваясь снять с дамы злосчастную маску.       Элла грустно улыбнулась.       — Часы пробили полночь, мой принц, — ответила она. И отшатнулась, прежде чем мужчина успел открыть её лицо.       Он попытался удержать её, схватил за руку, однако девушка вырвалась и бросилась во мрак.       Ни имени, ни лика.       Только воспоминания о медленном вальсе.       И длинная белая женская перчатка, оставшаяся у принца в ладони...       ...Преступница или возлюбленная?       Ухмыльнувшись собственным мыслям, мужчина потёр между пальцами тонкий белоснежный шёлк. Постоял мгновение, колебаясь в своём решении, а затем бросил перчатку прямо на ступени, развернулся и зашагал прочь...