***
Чуя выходил из кабинета Мори в смешанных чувствах. С одной стороны, задание, данное ему шефом, было довольно простым с виду. Хотя около года назад они так же думали, и до сих пор бросало в дрожь от редких воспоминаний о той злополучной операции. К счастью, время имеет свойство стирать некоторые события из памяти. Но с другой стороны… Разве не разумно было бы отправить на миссию Двойной Черный целиком? Накахара, если честно, даже позволил себе разозлиться на Огая. Ведь сколько уже прошло с тех пор, как смертоносный дуэт вновь вернулся на ночные улицы Йокогамы? А сколько нервов было потрачено ради этого? Действительно, никому не хотелось официально утверждать их партнёрство. А как могло быть иначе? Как можно доверять человеку, который уже однажды предал организацию, перебежал на другую сторону баррикады. А после и ту покинул, побитым щенком возвращаясь обратно. Уж кому-кому, но точно не Дадзаю приползать к ногам Огая, поджав хвост. Невозможно было просто так взять и поверить в отсутствие какой-то подоплеки в действиях Неполноценного. Слишком умен, слишком хитёр. Среди низших чинов пошел слушок, что Осаму вернулся, дабы свергнуть нынешнего главу. Уже делались ставки и разделялись мнения и позиции. Находились все же те, кто готов был, в случае необходимости, поддержать экс-детектива. И от этого обстановка накалялась ещё больше. Никому не хотелось бы устраивать переворотов в мафии в такое время. Время, когда силы только-только начали восстанавливаться после войны. Немало напрягало также то, что ВДА никак не отреагировало на исчезновение одного из сотрудников, хотя они-то уж точно должны были догадаться, куда Дадзай может исчезнуть. Не могло ли это значить, что Осаму — разведчик, и собирается поставлять информацию врагу. Как бы иронично не складывались обстоятельства, а выходило, что на сей раз жизнь и судьба Осаму была напрямую в руках Чуи. Чуи, который всё это время делил с ним крышу над головой и был рядом более чем всегда. И Накахара абсолютно справедливо утверждал, что его напарник не является шпионом. Что он действительно вернулся в мафию только по собственному желанию. Ведь и правда, за весь месяц испытательного срока, да и после, пока они жили вместе, Дадзай ни разу не связался с кем-то из агентства, а с какими-либо другими организациями и подавно. В конце концов и Накахара, и сам Осаму, и даже Исполнители вздохнули с облегчением — вердикт был вынесен, а Двойной Черный отправился вновь покорять улицы. Но почему тогда сейчас Чую отправили на задание в одиночку? Когда рыжий позвонил Дадзаю, тот пожаловался на завал от Мори. — Я в край не успеваю доделать чертов отчёт с прошлой миссии! Ты ведь знаешь, как я терпеть не могу эту бумажную волокиту… — Знаю… Тогда не жди, ложись спать без меня. — Ещё чего! Я постараюсь закончить пораньше и приехать за тобой, только место пришли. Чуе оставалось только вздохнуть — в этом был весь Осаму. За тот год, что Неполноценный провел вместе с ним, наотрез отказываясь переезжать в собственную квартиру, Накахара полностью ощутил всю глубину Дадзаевской заботы. Это были и завтраки в постель после тяжёлых заданий с использованием Порчи, и отобранные сигареты, и даже, черт бы его побрал, запрет на алкоголь! В один из таких «приступов» вселенской доброты Накахара даже поклялся больше не давать шатену, раз тот «не даёт» ему… Извиваясь на простынях, привязанный к грядушке за руки и с повязкой на глазах, Чуя всё-таки Неполноценному дал. И вот уж где-где, а в постели Дадзай превращался не то что в зверя, а в самое настоящее животное! Но стоит ли говорить о том, насколько рыжему безумно нравились такие проявления страсти — и… Любви? — со стороны партнера. За год у дуэта, казалось, было все: бурные ссоры, не менее бурные примирения, замененный стол в кухне, потому что старый оказался не готов к тем непотребствам, которые на нем учинили. Были сложные, очень сложные зачистки, когда было непонятно, как они вообще вышли из заварушки живыми, были и кошмары по ночам после очередного случайно убитого гражданского, невовремя оказавшегося поблизости от перестрелки. Были посиделки перед плазмой в обнимку под пледом, были чтения стихов друг другу с утра, подкрепляемые кофе в постель и поцелуями. Были разбитые тарелки, вазы, стесанные о стену костяшки. И, если честно, Чуя даже не мог вспомнить, как жил до этого. Невозможно было теперь представить свою жизнь без Дадзая. Тот буквально влез под кожу, занял почти все место в сердце, не оставлял в покое мысли и сжал в тиски душу. Рыжий не мог насмотреться, не мог надышаться. Каждый раз, когда Огай отправлял их обоих на задание, Исполнителю казалось, что на этот раз им точно не повезет. Правда же, любой их день мог стать последним, и он непременно настанет — Накахара чувствовал это буквально всем нутром, и это не давало успокоиться. Не давало полностью насладиться Осаму так, чтобы хватило даже после смерти. Неполноценного было все равно мало. И Чуя не знал, на чьей бы стороне остался, окажись они вновь по разные стороны баррикад.***
В файле они значились под названием «Серебряный герб». Организация, решившая перебить поставки медикаментов, перехватить их ещё на таможне и заменить на фальсифицированные препараты сомнительного спектра влияния. Также, как удалось выяснить по сторонним каналам, лидер их, русский эспер со странным именем — Корней, планировал помимо этого провезти в Йокогаму неизвестные наркотические вещества, не предупредив при этом верхушку — Портовую мафию, которая взяла под свое крыло и эту, довольно прибыльную, деятельность. Все, что требовалось от Накахары — уничтожить главаря. Людей добить до кучи, чтобы другим таким, действующим из-под полы организациям, было неповадно. И уж это действительно было по силе сделать в одиночку. Подчиненные Корнея оказались крайне недальновидны — напали всей толпой, стадом, совершенно не заботясь о безопасности своего шефа. Оно и к лучшему — с этой дико рычащей сворой эспер расправился за долю секунды. Вот только… Оказалось, он не предугадал, что пробиться к русскому окажется настолько сложнее. База «Серебряного герба» располагалась в трущобах, в самом рассаднике заразы, бандитизма и насилия. Одноэтажное серое здание, в котором наверняка не было даже каких-то хотя бы скудных условий для возможной жизни, разукрашенное различными граффити, являлось вражеским центром. Напали на мафиози сразу же, стоило ему появиться на горизонте, за что и поплатились. Чуя предполагал, что у организации есть свой агент и что к появлению члена Портовых они были готовы. Но он точно не мог даже подумать, что… …Что охранять главаря будут дети! Рыжий на мгновение потерял дар речи, когда понял, что против него поставили пешек. Самых слабых, но в то же время, самых сильных. Он не сможет убить их просто так. Никогда не мог. Тем более таких: потрепанных, с хмурым взглядом, готовых грызть глотки за право выживать. Слишком они напоминали Чуе себя в детстве и членов банды Овец. Они также боролись, вытягивали одних и заживо хоронили других, тех, кого не принимали улицы. Поглощённый собственными душевными метаниями, Накахара не сразу заметил тычок в спину. Эспер удержал равновесие и с разворота нанес удар ногой противнику. Это оказался седой мужчина с подобием козлиной бородки и хитрым прищуром зелёных глаз. — Не все то реальность, что ты видишь, эспер из мафии. Накахаре показалось, что взгляд Корнея, а в том, что это был именно глава «Герба», мафиози не сомневался, прожигал его насквозь, заглядывал в самую глубь души. Даже Мори никогда так не смотрел. Исполнитель обернулся на «охранников», чтобы убедиться в отсутствии помехи во время боя, и замер. На их месте были маленькие куклы, такие, в которые так любила играть Элиза, с яркими разрисованными лицами. — Как… — Видишь ли, дорогой гость, — русский усмехнулся беззлобно и выдохнул даже как-то устало, будто принимая свою неизбежную судьбу, — Люди кругом так привыкли видеть только то, что они хотят. Они каждый раз смотрят в зеркало и видят себя по-разному: когда обижены на само свое существо — ужасаются случайной морщинке, когда счастливы — будут любоваться собой, даже имей они на лице ужасные шрамы. Человеческий мозг привык воспринимать лишь то, что мы хотим воспринимать. Накахара слушал эспера настороженно. Не было заметно, чтобы тот готовился к нападению или выжидал чего-то. Но невольно вслушиваясь в, казалось бы, бессмысленную речь седовласого, рыжий подергивал нервно плечами. А от некоторых фраз кровь застывала в жилах, а сердце пропускало удар. — Ты ведь уже встречался с подобным, не так ли? — Корней прищурился ещё больше, словно специально пытаясь пародировать чужую национальность, сужая глаза. — Кажется… Год назад? У Чуи голова резко закружилась, а в теле появилась дикая слабость. Дышать было тяжело так, словно кто-то сдавил ребра, но то были лишь фантомные боли. Боли от уже перенесенных увечий. «Откуда он может знать?!» — И ведь ты сам не можешь ответить на тот вопрос, что крутится у тебя в голове… Исполнитель хотел заткнуть наконец болтливый рот Чуковского, разбить его, забыть все эти слова, буквально раздирающие его изнутри. Рыжий из последних сил взял волю в кулак и сделал рывок в сторону врага, занося руку с клинком и резко перерезая тому горло. Русский даже не пытался сопротивляться или как-то уклониться от атаки. Он лишь прикрыл глаза и дотронулся рукой до торса Чуи, что-то шепча, сквозь булькающие звуки. —… Путаница… Зеленоглазый прикрыл глаза, а мафиози резко замутило. Живот скрутило дикой болью, спазмы разошлись, казалось, по всему телу. Рыжий свернулся в комок рядом с трупом, пытаясь вернуть самообладание. Из головы не желали выходить слова Корнея. — Насколько ты уверен, что мир, в котором ты сейчас живёшь — реален? Накахаре хотелось смеяться, но боль в животе мешала. Он скреб ногтями по бетонному полу, сцепив зубы и силясь не закричать. Даже не столько от рези в теле, сколько от моральной опустошенности. Корней ведь был прав. Рыжий часто задумывался о том, что слишком странно все, что его окружало теперь, слишком сложно было поверить в реальность происходящего. Но… Не может же простая иллюзия держаться целый год. Эспер действительно знал парочку одаренных, способных создавать параллельные миры по своему желанию, но под их влияние он сам не попадал ни разу. Да и легко отличить чужой мир от того, в котором ты продолжаешь жить. Чуя закусил губу и заскулил тихо. Вместе с болью теперь пришел жар, обволакивая целиком. Рыжий сперва не мог понять, что происходит, а потом дошло. Чуковский перед смертью использовал способность. Что же, он теперь точно умрет? Прямо здесь, в развалинах, трущобах, как какая-то крыса? Почему-то казалось, что Огай по-любому предвидел и это. Не мог не предвидеть. Поэтому и на задание отправил одного. О мотивах босса Чуя даже не мог задуматься. Слишком много мыслей в голове вертелось, словно ураган, не желая выстраиваться в единую цепочку. «Черт, надо выкинуть слова этого ублюдка из головы и попытаться выбраться… Где же Дадзай, когда он так нужен?» Накахара перевернулся на живот и попытался приподняться на локтях, но все тело будто прострелило болью, и мафиози упал на пол, едва не разбив себе нос. Положение его теперь было более чем плачевно. Когда рядом послышались глухие шаги, Накахара даже глаза прикрыл — вот за ним и пришли. Исполнитель усмехнулся. Без боя он точно не сдастся, пускай ему и будет тяжело. Он погибнет достойно. Руки сжались в кулаки, когда по его спине прошлись, черт побери, знакомые руки. Чуя дернулся, но его лишь мягко перевернули на спину и прижали к себе. Осаму всё-таки пришел. — Как же ты умудряешься найти приключения на свою мелкую задницу даже на пустом месте, а? — карие глаза смотрят с беспокойством и лёгкой беззлобной насмешкой. Даже бить эту наглую рожу расхотелось, ведь не бросил, закончил со своими бумагами, пришел. — Тебя забыл спросить, как, — рыжий огрызается уже просто по привычке, потому что не знает как реагировать на все, да и боль хоть и стихла, а все же давала о себе знать. — Кстати, что-то мне подсказывает, что ты знаешь о нем несколько больше, чем мне пропечатали в документах. Рыжий кивнул в сторону лежащего рядом трупа. Дадзай же по-любому должен быть в курсе его способности и, возможно, сможет даже отменить ее воздействие. — Боюсь, если ты хочешь узнать о его способности, то тут тебе даже Мори не даст точный ответ, — Осаму вздохнул, как если бы понял, что убитый успел что-то сделать его напарнику. — У Чуковского своеобразный дар из разряда искажающих — «Путаница». Может изменять предметы, одушевлённые и нет, по желанию хозяина. Но Корней сам порой не мог предугадать, как дар подействует. Способность, на самом деле, очень полезная. Из-за нее его когда-то даже звали в Портовую мафию, но он предпочел идти своим путем. — Он успел использовать эту «Путаницу» на мне, — Накахара со свистом выдохнул. Он старался не показывать, как дрожит от страха неизвестности. Неизвестно ещё, как на его теле отразилась чужая способность. — Он же мог создать мне какую-нибудь смертельную болезнь? — Ты пройдешь медосмотр по возвращении. Если что-то и обнаружится, ты не умрёшь, — Дадзай поднял напарника на руки и посмотрел прямо в голубые глаза. После мужчина легко улыбнулся. — Я просто не позволю тебе сделать это раньше меня. Чуя только усмехается на это и закрывает глаза.***
Все тело горело, хотелось чужих прикосновений, как можно больше их. Чтобы щипали, тискали и, о боже, трахали. Необходимо было срочно стянуть с себя рубашку, белье — от них было только жарче. Чуя не мог понять, что происходит с его телом. Они вроде как спокойно вернулись домой. По дороге рыжий даже, кажется, отрубился. И вот теперь, когда он пришел в себя… Было это. Накахара извивался на кровати, стиснув зубы. Недавней боли не было и впомине, даже малейшие ее отголоски улетучились, словно их и не было. Сейчас же на её место пришло желание. Острое, обжигающее, животное. И нужен был кто-то, кто мог бы утолить этот возникший из ниоткуда голод. Осаму, вернувшийся в спальню из душа застал одновременно и прекрасную, и ужасную картину: Чуя, его Чуя, со слезами на глазах силился расстегнуть пуговицы непослушными дрожащими пальцами. С губ срывались судорожные вздохи. Даже сам мафиози дрожал. — Чуя? Эспер вскинул голову на голос. Глаза, подернутые мутной пеленой, завороженно смотрели на полуголого Дадзая, с ещё влажными волосами и полотенцем на бедрах. — Оса-а-аму, я не… Я не знаю, что со мной… Все тело горит! Накахара потянулся руками к партнеру в желании прижаться ближе, теснее, получить наконец желаемое. Что именно было этим желаемым, мафиози, однако, не мог сказать точно. Он отирался о тело своего любовника, прихватывал острыми зубами мочку уха, проводил языком по губам, прикусывая их и умоляя жестами прикоснуться к себе. Дадзаю и не надо повторять дважды — он без лишних слов повалил рыжего на кровать и углубил поцелуй. Перебинтованный мужчина помог наконец избавиться от такой лишней сейчас одежды. Тонкие шершавые пальцы огладили грудную клетку, не задерживаясь особо на сосках, спустились на живот, ниже к паху. От всех этих невесомых нежных прикосновений хотелось кричать. Но этого было слишком мало. Осаму удивлённо приподнял уголки губ, наблюдая за тем, как извивается в его руках стройное тело. Неполноценный огладил чужие упругие ягодицы, провел по промежности и… Ему показалось? Но нет, стоило ввести сразу два пальца в, почему-то ставшее влажным колечко, как рыжий встал на лопатки раскрыл рот в беззвучном крике. Осаму эта картина возбудила безумно. Ещё бы, его Чуя потек. И если это было следствием способности главы Серебряного герба, суицидник был готов хоть сто раз поблагодарить того за открывшуюся его взору картину. — Дадзай, дай мне! Я хочу! Хочу-у-у… — Накахара не обращал внимания на влажные дорожки, бегущие по щекам, на нить слюны, стекающую по подбородку. Ему было плевать, как он выглядел. Мафиози хотел, чтобы его как следует взяли. И не кто-нибудь, а Осаму, человек, занявший большую часть места в его душе и сердце. Человек, ставший для исполнителя семьей. — Как прикажет моя маленькая принцесса…***
Непонятное чувство тревоги преследует и не даёт свободно дышать. Странное ощущение опасности окружает со всех сторон. Задание явно идёт не по плану, и не он один это понимает. Дадзай ещё в машине высказался о нехорошем предчувствии, но Накахара как обычно не придал этому должного значения, о чём теперь сильно жалеет. Само здание базы «Лис» словно сжимает их обоих в себе, не желая выпускать на волю, и от того, насколько нагнетается атмосфера с каждым шагом напарников, волосы становятся дыбом. Наконец, усталые, но с чувством выполненного долга, Осаму и Чуя видят выход. Но сердце рыжего будто сжимает чья-то невидимая рука. Мафиози застывает на месте и смотрит на то, как детектив останавливается следом. — Что-то не так? Неужели Чу-чи испугался темноты? Голос Осаму звучит так привычно, но в то же время так по-чужому. Не так мягко, как он, Накахара, привык. Невольно проскальзывает мысль — в каком это смысле он привык слышать голос этого ублюдка более нежным? — Завались. Я просто проверял, не идёт ли кто за нами. Рыжий фыркает и перегоняет временного напарника. Он затылком чувствует, как тот усмехается. — Так я и поверил. До самых дверей они больше не оброняют ни слова. Ни к чему это, ведь стоит завершить миссию, как они снова разбегутся по разные стороны. Но внимание эсперов привлекает еле слышимый электрический писк. Накахару оглушает и отбрасывает в сторону. Исполнитель чувствует, как осколки впиваются в кожу и ломаются ребра. Чувствует тяжесть во всем теле. И видит. Видит окровавленное лицо Осаму, нависающего над рыжим в попытке хоть как-то прикрыть. — … Ты всегда был мне больше, чем… И чей-то чужой скрипучий голос раздавался в голове: «Насколько ты уверен, что все, что тебя окружает — реально?» Чуя подорвался на кровати, больно ударившись головой о грядушку. Руки дрожали, сердце заходилось в бешеном ритме, не желая успокаиваться. Опять этот кошмар, спустя столько времени! Рыжий провел рукой по щекам и почувствовал влагу на пальцах. Накахара даже не знал, чего ему хотелось больше — смеяться, плакать или и того больше, убиться. Лишь бы не чувствовать эту дыру в сердце, что открывалась каждый раз, стоило подумать не о том, лишь бы избавиться от ненужных, пожирающих изнутри мыслей. Эспер приподнялся на кровати и посмотрел на время — 02:36. Отлично. Он опять проспал всего ничего, однако желание отдаться обратно в плен Морфея отпадало напрочь. Хотелось наоборот прижаться к теплому телу, ощутить, что кошмары так и остаются кошмарами, а его Осаму — здесь, рядышком, живой и здоровый, исчезать никуда не собирался, да и не позволил бы ему никто. За собственным копошением Чуя не заметил, как разбудил Неполноценного. Тот зевнул и протер глаза, внимательно смотря на усевшегося на кровати любовника. — Я все понимаю, мой мини-мафиози, но неужели тебе было мало? Накахара весь краской залился от этого вопроса. Он ведь и не понял даже, что на него нашло. Просто вдруг резко безумно захотелось секса, нет, любви во всех ее проявлениях. Жаркой, страстной, всепоглощающей и такой реальной. — Заткнись и просто обними меня, Чертова скумбрия. Осаму прикрыл глаза устало, но притянул к себе рыжую бестию, что фыркала и бурчала каждый раз, стоило смутить ее по-настоящему. И это было до того мило, что Дадзай продолжал сыпать комментарии с завидной регулярностью. Однако сейчас продолжения препираний не хотелось. Хотелось держать мелкое шебутное сокровище в руках и не отпускать никогда и никуда. И уж точно не позволить никому пытаться избавиться от него, чьи глаза были подобны водам самого глубокого океана, а волосы, казалось, горели диким огнем на солнце. Чуя услышал смешок над головой и прикусил губу. Когда их отношения стали настолько близкими? Долго ли продлятся? «А впрочем, неважно. Будь, что будет, а пока он рядом.» Вдруг Дадзай приподнялся и потянул удивленного и даже слегка перепуганного рыжего на себя. — Знаешь, у меня тут появилась безумная идея, — карие глаза смотрели в упор, а на лице играла лукавая улыбка, не предвещающая, казалось бы, ничего хорошего. — А выходи за меня, Чу-чи? И даже если это было бы обычной дурацкой шуточкой, Накахара все равно почувствовал себя счастливейшим человеком в мире.