***
Всё началось как раз после злополучного задания Накахары. Ещё долгое время рыжий обдумывал, прокручивал в голове монолог Чуковского, анализировал и не мог собрать кусочки пазла в единое целое. Что-то, что несомненно плавало на поверхности, всё ещё по-прежнему ускользало от него, и это настораживало. Что-то должно было произойти. Рыжий понял это, когда заметил, как в последнее время напряжен Осаму. Шатен стал слишком дёрганным, мог слушать лишь вполуха и временами полностью игнорировать, уходя в себя. Спина всегда была прямая, пальцы перебинтованных рук едва заметно подрагивали, а глаза бегали, будто в поисках чего-то. — Всё хорошо? — А? Да… Да, всё хорошо, Солнце моё, — и так каждый раз. Мафиози часто слышал сквозь сон, как его любимый муж разговаривал с кем-то на повышенных тонах. Ругался, оскорблял, умудряясь обставить все так, чтобы не услышал напарник. И эта беспомощность вкупе с незнанием ситуации и обстановки ужасно выводила из себя. Дадзай же предпочитал отмалчиваться и делать вид, что все в порядке и под полным его контролем. Оттого совершенно неожиданными становятся известия, что Накахара получил от другого человека, когда вышел с положенного больничного. Рыжий не намерен был сидеть мирно на диванчике, ожидая выписки, и молча складывать лапки. Всё происходящее слишком сильно напрягало, недоговоренность заставляла кровь буквально закипать в жилах. Многое навалилось на эспера, но в то же время не было ничего. Чуя копал. Копал долго и усердно, в тайне от Осаму, чтобы тот, чёрт его дери, не прервал маленькое расследование. Напарница Акутагавы, Хигути, периодически звонила и сообщала новую информацию. И последняя слишком сильно шокировала Накахару. Мори Огай. Босс Портовой мафии, самый расчётливый и уважаемый человек из всех, кого только знал Чуя, собирался его убить. На самом деле, рыжий уже позднее отметил про себя, что ждал подобного шага, только думал, что удар будет направлен не на него. Босс просто-напросто боялся потерять свое место теперь, когда вернулся Неполноценный. Огай не мог успокоиться, пока тот рядом. Теперь уже не мальчишка-свидетель, который так или иначе покончил бы с собой, уже не гарант безопасности, уже не верная правая рука. Но отличный конкурент. Глава был отлично осведомлён о разговорах подчинённых по поводу того, кто же сможет оставить за собой мафиозную корону, и совершенно не готов был уйти со своего места и встретиться с предшественником в ином мире. Но и тут была существенная помеха. В лице Чуи. Мори небезосновательно предвидел, что стоит только нанести удар Дадзаю, как на его защиту встанет напарник. Пусть эти двое и не могли сразу разобраться в своих чувствах, этот гений видел их насквозь. Накахара был мало удивлён тому, что на зачистку организации Корнея его отправили в одиночку специально. Всё шло так гладко, так идеально, вот только всё снова испортил Осаму. Подоспел как раз вовремя. Или потому, что так хотелось самому Чуе? Рыжий даже посмеялся сначала с того, насколько предсказуемо действовал его начальник. Ведь действительно проще сперва убрать главную помеху, что одним движением руки может сравнять с землёй не только весь штаб, но и половину Йокогамы просто от плохого настроения. Его смерть бы точно сломила дух Дадзая и желание бороться. И оставалось бы только добить. Но разве Двойной Чёрный не привык путать карты своим противникам? За Осаму встало довольно много народу. Это была большая часть всего штаба: отряды особого назначения, агенты, их подчинённые и службы безопасности. На стороне Огая оставалось не так уж и много людей, но в их преданности боссу сомневаться точно не приходилось — Хиротсу и отряд Черных Ящериц, а также несколько десятков человек на стороне. Открытого переворота не допускали до самого конца. Возможно, всё и забылось, если бы не… Если бы не всплыла некая информация. У Огая, несомненно, были свои ищейки, крысы в логове врага, шпионы. И те смогли выведать, откуда, вернее, от кого, Дадзаю известно столь многое. Действительно, разве может обычный служащий мафии разведать информацию о планах верхушки? Определённо нет. Выходит, что крыса находилась среди этой самой верхушки. И, так или иначе, должна была обладать высоким доверием у Босса. На самом деле, когда личность этого человека была установлена, Мори не смог сдержать эмоций. Кое Одзаки, его приближенная, та, что оставалась рядом несмотря ни на что, оказалась предательницей. Спасла шкуру своему обожаемому подопечному и его любовнику. Что ж, предатели, а тем более те, кто так просто и легко втоптали в грязь доверие Огая, никогда не оставались безнаказанными. Чуя же всё пытался разгадать, кто же являлся посредником, кто не давал Мори добраться до него, Чуи. «Может, сестра Кое знает что-то об этом? Как-никак, а она ближе всех к мафиозному боссу…» Накахара очень кстати вспомнил о том, что уже давно не навещал сестрицу, однако по какой-то причине кабинет её был закрыт. Вскользь подчинённые осведомили Чую о какой-то срочной командировке исполнительницы. «Что за бред, она бы предупредила меня! Мы как раз хотели встретиться на днях!» «Насчёт этого ничего сказать не можем, Накахара-сама. Срочный приказ Босса.» Что-то никак не складывалось, головоломка не желала становиться чем-то цельным. Как раз тогда, когда рыжий уже почти было подобрался к ответу, всё пропало. Абсолютная тишина. Как бы ни пытался мафиози подкопаться, подрыть под Огая, все было глухо, бесполезно. А Осаму с каждым днём становился всё угрюмее. — Что происходит? Хоть ты можешь не таясь ответить мне на этот вопрос?! — в очередной вечер Накахара не выдержал и буквально пригвоздил Дадзая взглядом к стене. — Я же вижу, что что-то случилось. Я не слепой. — Чуя… Шатен тогда вздохнул устало и за плечи аккуратно отвёл рыжего к дивану и сел рядом. — Обещай не нервничать, когда всё узнаешь. — Когда ты так говоришь, мне не остаётся ничего, кроме этого. Чуя чувствовал, как быстро-быстро билось собственное сердце. Он, конечно, был осведомлён в общих деталях, которые смог узнать сам, но услышать полную картину вещей было слишком… Волнительно. Пугающе. — Наверняка ты уже в курсе, что Огай ведёт холодную войну со мной за место босса мафии, — взгляд суицидника был усталым, мрачным, под глазами залегли тёмные круги, и Чуя, не выдержав, подполз ближе к мужчине и осторожно приобнял. — Он решил одержать победу ценой твоей жизни. Убить тебя, заставить меня сломаться и проиграть. — Я в курсе этого, — рыжий разочарованно вздохнул. Он думал, что информации будет куда больше той, что он и так знал, однако Дадзай продолжил. — Сестра Кое также знала многое, потому как являлась приближённой Мори. Она сообщала о новых деталях, о планирующихся нападениях, которые благодаря ей так и не были совершены. Чуя почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Казалось, что его аккуратно подводят к самой ужасающей части разговора. — То есть… Ты хочешь сказать, что меня уже не единожды должны были пытаться убить? — Тебя бы убили, — последнее слово Осаму выделил. В голосе сквозила горечь, и было заметно, что говорить шатену все труднее. — Поверь, они бы это сделали… Если бы не Одзаки. И тут до Накахары дошло. Никто, абсолютно никто, будь он хоть царем или богом, не мог вот так просто предать Огая и избежать расправы. — Осаму… Она жива? — голос дрожал, равно как и плечи, на которые в попытке успокоить легли перебинтованные руки. — Чуя, ты… — Она жива?! Накахара сорвался на крик. Не хотелось верить до последнего, что девушка, буквально вырастившая его, подарившая столь многое, спасшая теперь, пала от рук Мори. Только не она. Кое ведь была хитрее любой лисицы, она уж точно бы придумала какой-нибудь запасной план, должна была непременно придумать! — Огай приказал схватить её. Она мертва, Чуя. Рыжий закрыл уши руками, лишь бы не слышать этого. Он был готов к тому, что правда может перевернуть его мир, но не до такой степени. Не ценой его мамы. От воспоминаний о наставнице на сердце всегда становилось тепло. Она знала, как помочь и ободрить, всегда была рядом в трудную минуту и являлась единственным человеком, поддержавшим Чую после ухода Дадзая из мафии, не давая совершить глупостей. Именно Кое рыжий был обязан своим умением держаться на людях, манерам и образованием. Она могла пригласить на чай или на бутылочку вина, разбиралась в литературе и часто читала Накахаре стихи, а в тяжёлые моменты могла просто прижать к себе и гладить по голове, пропуская через свои тонкие нежные пальцы рыжие пряди. Одзаки была для Чуи всем. Матерью, старшей сестрой, наставницей, подругой. Неужели такова цена её поддержки? Почему она должна была погибнуть? «Почему? Почему я раз за разом должен терять самых близких и дорогих людей!» В какой-то момент Чуе даже показалось, что лицо Осаму, который сцеловывал слезы с чужих бледных щек и прижимал к себе, вдруг стало мертвецки серым. — Нет! Нет! Нет! Рыжий замотал головой, пытаясь отогнать наваждение, но ничего не изменилось, наоборот — у Дадзая глаза закатились, а из уголка рта и дальше по подбородку стекала кровавая дорожка. — Это всё неправда! Всё кругом будто бы исказилось, зашипело и грозило засосать в свою пучину ужаса. Перед глазами всё расплывалось, а в голове шумело. — Чуя! Голос Осаму казался слишком хриплым, слишком тяжёлым. Ненастоящим. — Нет! Оставь! Оставь меня! Это всё нереально! У Накахары больше не было сил, чтобы отбиваться. Руки опустились безвольно, пока другие, серые, гниющие, покрытые бинтами, продолжали хлопать эспера по щекам в попытке привести в чувство. В последний момент, перед тем как окончательно забыться, Чуя бросил взгляд на открытое окно, и на какой-то момент ему показалось, что он увидел в отражении огней лицо Корнея. «Мы видим лишь то, что хотим видеть». Очнулся Накахара уже в больничной палате. В голове раздавался писк приборов, хотя никакой аппаратуры рядом не было. Мафиози поморщился и принял сидячее положение. Почему-то возникало острое чувство дежавю. Теперь происходящее недавно казалось каким-то сном. Не мог же Дадзай взаправду мертвецом сидеть возле него? Они все-таки в реальном мире живут, а не в фильме ужасов про зомби. И действительно, вот он — живой и здоровый, спит, сидя на больничном стуле, откинув голову назад. Но одно точно сном не было. Кое мертва. Убита Огаем за бесчисленные попытки спасти его, Накахару. Всхлип вырвался сам собой. Дадзай проснулся от постороннего звука, сквозь сон показавшегося слишком громким. Мафиози потянулся и перевел взгляд на койку. — Ты очнулся! Чуя! Ты в порядке? Почему ты плачешь? Ну же, посмотри на меня! Осаму закидывал своего мужа вопросами, не давая вставить ни слова. Он щупал, вытирал слезы, осматривал, и чуть ли не в рот глядел, лишь бы узнать, как чувствует себя его вторая половина. — Н… Нормально. Отпусти, задушишь, — Чуя вздохнул и попытался успокоиться. Мёртвых не вернуть, а смерть Одзаки и вовсе не должна быть напрасной. — Скажи, Осаму… «Скажи, что Мори поплатился за то, что он сделал! Умоляю, скажи!» — Огая отравили, Чуя. Случайно. Нашлись предатели в ближнем окружении и подсыпали быстродействующий яд. Рыжий выдохнул с облегчением. Это были самые нужные ему слова сейчас. Но тут же осенила другая мысль. — А кто теперь?.. Эспер запнулся. Он посмотрел на шею шатена, вокруг которой теперь кроме бинтов был обвязан алый шарф — знак того, что новым боссом Портовой мафии стал он, Осаму Дадзай. — Ты рад, Солнце мое? Чуя рад. Но чувство это было настолько пронизано холодом, что казалось, подойди поближе к его источнику и замёрзнешь насмерть. Жестокая удовлетворённость, чёрное счастье, омрачённое потерей важного человека и осознанием, что всё могло быть по-другому. — А я рад ещё больше. Благодаря тебе. Чуя посмотрел на Осаму недоуменно. Что такого он сделал, что новый босс весь вдруг засветился, как начищенный пятак? — Чего это вдруг? — Ну, понимаешь… — Дадзай сел на пол, на колени перед Накахарой и приложился щекой к его торсу. — Скорее всего, это было следствием способности того русского эспера, но ты у нас теперь скоро станешь мамочкой. Осаму ещё что-то ворковал и поглаживал рыжего одной рукой по спине, а сам мафиози сидел в какой-то прострации. Он? Беременный? Это что, очередная глупая шутка? Но тут же вспоминались собственные нередкие спазмы, тошнота по утрам, как думалось, от большого количества спиртного, выпитого накануне. Может ли быть… Чуя тогда откинулся обратно на подушки и громко рассмеялся. Словно отпуская все тревоги, всю боль. Рождаясь заново вместе с новой жизнью, что теперь была в нем. — Даже спрашивать не буду, как так вышло. — Ну Чуя… — Кое. Или Фамия. — Чего? — Осаму удивлённо посмотрел на Накахару. — Если девочка, то Кое. Если мальчик — Фамия. Вопросы? — Чуя смотрел в потолок и вытянул вперёд руку, словно пытаясь достать до верха. Хотелось как-то отплатить наставнице, отдать дань памяти. Одзаки часто говорила ученику, когда они отдыхали вдвоем, что хотела бы подарить любимому человеку сына и непременно назвала бы его Фамией, если бы мафия не забрала возлюбленного у неё. Воспоминания её всегда были наполнены теплом, что тонкими нитями переплеталось с горечью утраты. Теперь такие воспоминания есть и у Накахары.***
Сейчас и Накахаре, и Дадзаю все те события казались каким-то страшным сном, кошмаром, от которого они все же сумели проснуться. Единственными напоминаниями о прошлом стали, пожалуй, постоянные задержки Осаму на работе — с его-то теперь важным чином — прогулки на кладбище каждый месяц и Фамия, что должен был вскоре появиться на свет. Мафиози все же смогли справиться со всеми ударами судьбы, что поджидали их до и после смерти Мори. Не сломались и продолжили идти по жизни вдвоем. Накахара даже смирился со своим новым положением, не дающим как следует работать. Уже на четвёртой неделе Дадзай отстранил рыжего от сложных заданий и оставил только сотую долю бумажной волокиты, не позволяя перенапрягаться. — Кто из нас ещё мамочка? — удивлялся иной раз Чуя, качая головой удручённо. Хотелось почувствовать радость от очередного сражения, поучаствовать в кровавой бойне, но в то же время эспер понимал, что не имеет права подвергать себя и будущего ребенка опасности. И так уже хватало жертв из-за него. Ребенок с каждым днём всё больше давал о себе знать. Теперь, на пятом месяце, он уже мог и пнуть своего незадачливого родителя пяточкой, привлекая к себе внимание. Очень полюбила носиться с беременным мафиози Хигути. Она как женщина твёрдо знала, что и когда нужно, помогла с выбором всего необходимого. В такие моменты, когда можно было просто отдохнуть от всех забот в окружении дорогих людей, Чуя чувствовал себя действительно счастливым. Но всё равно чувствовал, что что-то ещё случится. Что-то плохое, заставляющее сердце по ночам заходиться в бешеном ритме, не давая уснуть.***
Январский ветер завывал за окном, кружа в странном танце опавшие листья деревьев. Солнце светило по-зимнему ярко и холодно, без должного тепла. Жители города сновали туда-сюда по своим делам, машины колесили по дорогам. Казалось бы, обычный день. Но для некоторых этот день был особенным. — Ты точно не против, что я пойду выпить? — Осаму внимательно следил за руками Накахары, что аккуратно поправляли шарф, затянув его поверх темного пальто мафиозного босса. — Иди уже. Я же знаю, как Одасаку был важен для тебя, — Чуя усмехнулся грустно, обмотал шерстяную ткань вокруг чужой шеи в последний раз и грустно улыбнулся. — Иди, пока мы не передумали. Дадзай улыбнулся, несильно, чтобы не придавить живот, прижал к себе своё рыжее солнце, поцеловал легко в губы и вышел. А Накахара с секунду смотрел на закрытую дверь, после чего защёлкнул её и отошёл в квартиру. Рыжий в последнее время полюбил тишину. Она не отягощала, не пугала, а наоборот — обволакивала собой, успокаивала и позволяла чувствовать себя в безопасности. От большого скопления людей и громкого шума у Чуи стала сильно болеть голова, а в ушах раздавался неприятный писк. В глазах зачастую темнело, однако кто-то всегда умел вовремя поддержать и не дать упасть. Однако, вопреки всему, врачи утверждали, что всё в полном порядке и беспокоиться не о чем. Головные боли — довольно частое явление у беременных. «Женщин», — хотелось каждый раз добавить Накахаре, но он лишь сцеплял зубы и молчал, терпеливо улыбаясь. Необходимо было держаться. А там уж справятся. Исполнителю даже не всегда было понятно, кто в его семье беременный — он сам или Дадзай. Потому что последний носился туда-сюда, не мог усидеть на месте и подрывался буквально по любому «чиху». Не сказать, что такая забота была неприятна, просто… Иногда слишком досаждала и буквально не давала спокойно вздохнуть. Осаму часто переживал из-за того, что его «любимая женушка» не хочет какого-нибудь экстремального деликатеса, типа онигири с острым соусом и мороженым или кацудона с сиропом. — Господи, я же всё-таки мужчина, скумбрия ты безмозглая! — раз за разом сокрушался Чуя, закатывая глаза к потолку. Ну ей богу, как ребенок! Чуя поглаживал теперь свой округлившийся живот и даже как-то не верил, что ему вот-вот придет пора рожать. Он как-то не задумывался о том, как будет проходить сам процесс — считал, что на месте разберётся, а может, это даже и не потребуется. Но проводить весь день в одних только размышлениях Накахара не собирался. А потому, собрал отросшие волосы в высокий хвост и прошел на кухню. Надо было же порадовать своего мужчину хоть чем-то в этот день. Пусть это будет даже просто вкусный ужин.***
Часы показывали 01:55, когда у двери раздался звон ключей. Чуя успел сто раз перемыть половину квартиры, перечитать любимый сборник поэзии с истертым от частых касаний корешком и надумать сто одну причину столь долгой задержки своего мужа. Поминки поминками, но не до такой же степени засиживаться в баре! Приготовленная птица давно успела остыть и наверняка уже не была такой мягкой и тающей на языке, как должна. А значит, и на вкус была другой. Это вызывало злость и обиду. Накахара вышел в коридор с твердой уверенностью высказать Дадзаю всё, что о нём думает, но замер, только взглянув в лицо шатену. Глаза его были пустыми. — Осаму? Всё хорошо? Неполноценный, шатаясь, медленно отошёл от двери. Он смотрел расфокусированно вокруг, цеплялся за стены и пугал Чую одним своим видом. — Осаму?.. Дадзай поднял глаза на рыжего и в один момент оказался рядом с ним и пригвоздил за шею к стене. — Ты, — Шатен буквально шипел в лицо эсперу. Хватка на горле становилась всё крепче и Чуе пришлось встать на носки, чтобы не быть задушенным. — Это… Всё… Из-за… Тебя! Накахара собрал волю в кулак и резко отпихнул от себя Осаму. Он не понимал, что происходит, что послужило такой резкой перемене в любимом человеке. — Что с тобой, Осаму?! Мужчина не ответил. Он лишь так же медленно стал вновь приближаться к рыжему. Голубые глаза забегали в поисках отступления. Было страшно, безумно страшно. Не было никаких сомнений, что Дадзай собрался убить его, вот только за что? — Это из-за тебя мы все оказались здесь! Накахара взглянул на лицо мужа и вскрикнул — оно резко вдруг посерело и покрылось трупными пятнами. Глазных яблок не было, а рот изогнулся в чудовищной усмешке. — Ты заточил нас в этой реальности! — Нет! — Накахара закрыл лицо руками и отшатнулся дальше. — Это всё ложь! Ты просто галлюцинация! Живот резко свело от дикой боли, и исполнитель упал на пол, ударившись коленом. Слезы градом лились из глаз, навевая ненужные и, казалось бы, давно забытые, воспоминания. «Вернись ко мне, Осаму! Мне страшно! Я не хочу так!» Накахара вскрикнул, когда его макушки коснулась чужая рука. — Чуя? Что с тобой? Такое родное, но вместе с тем чужое лицо. Неполноценный сидел на полу рядом с рыжим и улыбался так открыто, что даже зубы сводило. Но Накахаре всё равно казалось, что картинка плывет перед глазами, чередуя этого доброго Осаму с полуразложившимся ходячим трупом, что готов был придушить в любую минуту. Да и хватка на волосах в какой-то момент стала слишком резкой. — Уйди от меня! — А? Что-то случилось? Ты чего весь дро… –…жишь? — и снова. Снова его Дадзая сменил монстр. Но он исчез тут же, стоило эсперу моргнуть. — Ужин на столе. Я схожу проветрюсь, — Чуя почти не глядя схватил свое пальто с вешалки, всунул ноги в теплые ботинки и вылетел из квартиры под громкий окрик. Почти звериный. Накахара больше не мог оставаться наедине с Дадзаем. По крайней мере сейчас. Мафиози так и не понял, что произошло, но это что-то пугало похлеще, чем что-либо ещё. Это лицо, эти руки, крепко удерживающие его на весу и сжимающие горло все сильнее. Это был не его Осаму. Чуя вздрогнул. Ему показалось, что он слышал чьи-то шаги за спиной и хриплый, похожий на скрежет голос. — Куда же ты, Чу-чи? Эспер выбежал вперёд, но тут же почувствовал резкий тычок в спину. — Чуя, берегись! Накахару резко ослепило, а после он почувствовал лишь дикую боль во всём теле. Дышать стало тяжело, лёгкие словно наполнились свинцом — видимо, сломалось несколько ребер; дико болела голова, взгляд рыжего расплывался, но вдруг уцепился за Дадзая, что склонился над Накахарой. Лицо его было окровавлено, а изо рта, вместе с булькающими звуками от вытекающей алой жидкости, вылетали слова. — Запомни, Чуя… Ты… Всегда был мне больше, чем напарник… Чую словно пробило насквозь. Он уже слышал эти слова! Он знает, что будет потом! И он не хотел, всем сердцем не хотел в это верить! Чуя хотел попросить Осаму не напрягаться, чтобы не рухнуть от потери крови, и даже попытался стереть красную дорожку, заливающую правый глаз шатена, но руки ослушались и безвольно упали вдоль тела рыжего эспера. Сознание постепенно ускользало, но всё же успело уловить последние слова: — Я люблю тебя. Накахара провалился во тьму. Наручные часы его показывали 02:35.***
Кругом раздаётся шум голосов и писк больничных приборов. Хочется встать, и заткнуть всё и вся раз и навсегда, и погрузиться наконец в желанный покой. Веки Накахары дрожат, и эспер наконец приоткрывает глаза, едва щурясь от яркого света. — Он очнулся! Накахара-сама очнулся! — Кто-нибудь! Кто-нибудь, позовите босса, чёрт побери! «Что…» — проносится резко в голове рыжего, — «…происходит?..» Над эспером склоняется Рюноскэ и ободряюще смотрит. — С возвращением, Накахара-сан. Рад, что вы очнулись, спустя полгода.