Are you still here?

Следующий день начинается так же, как и предыдущий. Действия, благодаря которым он не умрет раньше времени, идут на автомате. Размохрившаяся щетка, брызги ледяной воды, пресные кукурузные хлопья без молока. Бездействовать и думать о том, что ты бездействуешь, даже хуже, чем не осознавать этого. У Дэрила мыслей нет. Сейчас по крайней мере. Он не знает, испытывает ли мучения, пока лежит в одном положении. Слюны нет, язык словно приклеен к небу. Единственная мысль приходит в голову так неожиданно, что Дэрил даже разлепляет губы, пытаясь зубами убрать образовавшуюся на них пленку. Ему нужен Иисус и его товар. После этих встреч ему всегда становилось легче, потому что он мог поговорить с тем, кто не будет нудить по поводу того, что жизнь прекрасна, нужно только приглядеться получше. И из-за скуренного косяка, конечно. Полу он доверял, потому что тот никогда не торговался, пытаясь оторвать кусок побольше, и мог слушать и, более того, слышать. Так что Дэрил, не сомневаясь, назначает встречу. Когда речь заходит о месте, он недолго думает, затем закусывает губу, удивляясь своему действию, и сообщает адрес. Свежий ветер то и дело подбрасывает его волосы, торчащие из-под шапки, пока Ровиа безуспешно пытается отковырять краску с балки моста. На этот раз Дэрил стоит позади ограждения. Так странно. Люди будут интересоваться его состоянием в зависимости от того, по какую сторону моста он стоит. Если бы он был на том же месте, где и сейчас, то даже такой чудак как Рик бы прошел мимо. — Ты собирался прыгнуть животом вниз или спиной? Дэрил не удивлялся такому вопросу, потому что ему было насрать, как Иисус выражается, и потому что он к этом уже привык. Тот мог спрашивать о таких вещах, как какого цвета была твоя рвота. Ему просто нужно было это знать. Он говорил, что не может это контролировать, так что Диксон просто отвечал, думая, что могло бы быть хуже. Ему мог достаться в качестве дилера торчок, думающий, что ничего не делает его солидней, чем подражание героям нуарного кино. — Не думал, — он наслаждается ощущением абсолютного бездействия, пока ветер вылизывает лицо гладким языком. Иисус мычит что-то в ответ, и какое-то время они просто стоят, облокотившись на перегородку. Дэрил ждет, зная, что это был не последний и далеко не самый главный вопрос. — Почему? Я знал, что тебя не переубедить, так как у него получилось? Дэрил уже говорил о странном парне, который спас ему жизнь. Хотя это он так думал. На самом деле… вообще-то Дэрил не мог понять истинных мотивов Рика, хотя не особо сильно пытался. Он качает головой, не до конца веря в собственные слова. — Он же не.? — Он сказал, — Дэрил не дает договорить. Прикрыв глаза, он считает вдохи и выдохи, — он сказал, если надежды нет, то, — Иисус кивает, давая знать, что не нуждается в продолжении. — Это невозможно, но я словно видел то, чего быть не может. Ты понимаешь, о чем я? Ровиа кивает. Он не из тех, кто станет причитать бесконечное «мне так жаль», и как минимум за это Дэрил благодарен ему. От этой фальши его тошнит. — Так что дальше? — Сам знаешь. Пол засовывает в рот сигарету и протягивает Дэрилу раскрытую пачку. От вида ментоловых он незаметно морщится, но все же достает одну, прикуривая. Ему всегда хватало слов, чтобы выразить нужное, но сейчас Диксон чувствует острую их нехватку. — Я клянусь, всё было точно, как тогда, и я, — он трет глаза, пряча лицо за волосами, — не хочу повторения. Это напоминание о том, кто я есть. Иисус прекрасно помнит, как всё закончилось. — Что, если не напоминание, а возможность сделать всё иначе? Дэрил хочет закричать во всю глотку. Чтобы сорванный до хрипа голос стал ознаменованием того, что он чист. Что это его покинуло. — Не будь идиотом. Внутри меня монстры, которым никогда не насытиться, и я не хочу, чтобы он стал для них новым ужином. Их можно уничтожить только вместе с носителем. Так что это единственный выход, и ты это осознаешь. Иисус молчит. От сигареты остался только фильтр с отвратительным вкусом, но он продолжает затягиваться. Он прижимает и без того потухший окурок к перегородке, Дэрил — к кисти левой руки. Он даже не может объяснить, зачем. Возможно, от воспоминаний он снова хочет причинить себе вред, потому что это всё, чего он достоин. Он отдает дань боли и понимает это, принимая всё до последней капли. — Мне пора, — он отлипает от ограждения, наблюдает за другом. Дэрил никогда не предавался особой поэтичности и романтизации суждений, отрекаясь от чувства восхищения. Но почему-то сейчас он думает, что Иисус красив. Тот кивает, выпрямляясь. — Если что, я буду на связи. — он хочет сказать что-то еще, но осознает, что это бесполезно. Дэрил и сам понимает. Они расходятся в разные стороны. Диксон рассчитывал использовать травку до групп, но ему не хочется торопиться, а времени остается не так много. Он решает оставить мотоцикл дома, выбирая самый длинный путь до кирпичного здания. Внутри слишком тихо. Дэрил даже испытал что-то, схожее с облегчением, оттого что он сможет провести немного времени в одиночестве и собраться с мыслями. Никто не должен знать, что иногда ему не удается держать всё под контролем. Он выглядит хладнокровно и отрешенно, пока на него смотрят чьи-то глаза. Возможно, они удивляются его силе и думают, что он не сломлен. Но он сломлен. Еще как. Что бы там ни было, все его планы рушатся, стоит ему увидеть одинокую фигуру на одном из стульев. Остальные стулья пустые, но Граймс выглядит уязвимым, будто вокруг собралась огромная толпа, надвигающаяся на него. Он смотрит в пол, сначала не замечая появления Дэрила. Тот не утруждает себя приветствием, вешая куртку на крючок. Стоя к стульям спиной, он не видит, как у Рика, поднявшего взгляд, дернулись вверх уголки губ. Одежды Граймса на вешалке нет. — Привет, здорово, что ты пришел. -Ты постоянно это говоришь, — Дэрил садится на стул напротив — так они находятся на максимальном расстоянии друг от друга. — Прости, — тот снова выглядит, как провинившийся пес, — я не думал, что ты придешь так рано. — А ты видимо боялся, что на тебя снова обратят внимание все, кто здесь сидит? Дэрил говорит это с явной усмешкой, но по молчанию в ответ понимает, что попал в точку. Ему не жаль, он не раскаивается. — Я никогда не приходил раньше, чем Гэбриэль поприветствует всех, потому что… — он раздумывает над тем, стоит ли продолжать фразу, и Дэрил видит, что тому неловко, — я боялся, что кто-то может со мной заговорить. — Не пытайся склонить меня к жалости, — Дэрил не желал все оставшееся время слушать потоки самоуничтожения Граймса и самому плакаться ему в плечо. — У меня никогда не было цели обратить на себя внимание, — Диксон ловит на себе уверенный взгляд, отмечая, что в определенные моменты Рик может быть твердым, не оставляя и следа былой слабости. — Поверь, если бы в моих силах было исправить себя, я бы сделал это. Дэрил не может описать это чувство и даже не пытается, но ему чертовски нравится видеть Рика таким. Настолько, что он чувствует легкий укол совести, которой, как он думал, у него не осталось. — Извини. -Не извиняйся, я знаю, как бываю жалок. Это, — он трет шею, морщась, будто от боли, — никак не проходит. Дэрил ничего не спрашивает. И надеется, что ничего не спросит и Рик. Ставшее менее напряженным молчание рвется по швам, когда Граймс все-таки задает вопрос. Диксон предполагал, что это прозвучит, но не думал, что столь рано. — Могу я спросить? — Нет. — Почему ты решил сделать это? Его охватывает бессилие. Такое, когда мышцы готовы перестать работать и отпустить тело, чтобы оно свалилось на землю безвольной кучей. Он проговаривает про себя что-то про то, что каждый сраный день просто приближает его к финалу. — Я же сказал, ты не можешь. Тот сразу съеживается, почувствовав чужое раздражение, и Дэрил рад, что загнал обнаглевшую псину обратно в конуру. Больше он не пойдет на поводу у сочувствия, больше оно ему не нужно. Рик словно попытался руками в саже дотронуться до белоснежной простыни, от которой еще пахнет фиалковым кондиционером, и Дэрил не хочет спать в этой грязи, поэтому до начала занятия они не роняют не слова. *** Диксон ненавидел работу в команде возможно самой сильной ненавистью, на которую был способен. Всегда находится какой-нибудь придурок с заводным ключом в заднице, которого мало интересует иное мнение, отличное от его собственного. Сначала все пытаются перекричать его, но затем сдаются, подчиняясь. Именно в такой команде Дэрилу не посчастливилось оказаться. Мэттью сразу занял все свободное пространство. Задание заключалось в том, что каждая команда рисует карту необитаемого острова на листе бумаги, на котором каждый участник должен нарисовать что-то одним цветом. Одна баночка краски на одного человека. Дэрил придвинул к себе белую. Никому не было дела, под общий крик все рисовали пальмы, ягоды и хижины. Повезло хотя бы с тем, что Рик был не с ним, хотя Дэрил периферийным зрением и видел иногда повернутую в свою сторону голову. — Дэрил, какой цвет был у тебя? — такой вопрос Гэбриэль задавал каждому человеку, оценивая вклад в работу. — У него белый, — сказала Глория после продолжительного молчания Диксона. В ее голосе не было пренебрежения или напускной услужливости, не было вообще ничего, даже злобы. И этим она ему понравилась. У нее словно не было чувств, и потому никаких чувств она не вызывала. А Дэрил именно в этом и нуждался. Чувства ему осточертели, из-за них он стал таким и потому принял решения с ними порвать. — Что ж, я думаю, ты внес свой ценный вклад в работу, — в голосе Гэбриэля не было издевки или сарказма, но Диксон был уверен, что тот просто хорошо обучен своему делу. — Тем, что не притронулся к листу, — пробормотал Мэттью себе под нос, и пренебрежение текло у него по губам. — Я думаю, Дэрил нарисовал что-то очень красивое. Просто белая краска незаметна на бумаге. Возможно, ему просто нужен другой цвет. Что ж, теперь очередь другой команды, давайте встанем вокруг их стола, чтобы всем было видно работу! Дэрил злится. Потому что он верит, что такой искренний тон как у Гэбриэля подделать невозможно. Но больше его раздражает, что тот верит в него. Ему это к черту не нужно, он давно потерял веру во все сразу где-то между плитками кафельного пола в той самой ванной комнате. Он не может усмирить гнев и потому молча забирает у Граймса деньги, не смотря в глаза. С его стороны это можно считать милосердием, потому что Дэрилу кажется, что открой он рот, и из него посыпались бы такие выражения, что у Рика бы полились слезы. Он уже жалеет, что оставил байк дома, чувствуя, как промокли босые ноги внутри ботинок. Неужели он прожил всего два дня с того момента на мосту? Слишком долго. Ему хочется, чтобы это того стоило. — Дэрил! Он оборачивается, ожидая увидеть прилипчивого Рика, но сзади только ведущий. Настигая Дэрила, он упирается руками в колени, переводя дыхание. — Чего? Я уже понял, какая бесполезная белая краска и те, кто ее выбирают… — Нет… — он прерывает поток желчи и глубоко дышит в паузах между словами. — Просто хотел спросить, может ты хочешь выпить со мной? Жалость. Заставит сделать что угодно, чтобы Дэрил поверил, что он кому-то может быть нужен. Но он не глуп. Никто не может по-настоящему хотеть его спасти, боясь испачкать руки. — Ненавижу, когда лезут мне в голову, а этого хватает там, откуда я пытаюсь быстрее уйти прямо сейчас. — Просто поговорить! Я вижу, что ты не желаешь открыться перед другими участниками группы, но я хочу тебе помочь. Это не моя работа, это то, зачем я нужен здесь. Дэрил видит между собой и Гэбриэлем стену. Он в безопасности, пока она не рухнет. Возможно, это ему удастся сдержать под контролем, потому он жмет плечами и дает короткое согласие. Лицо священника сияет. — Отлично, здесь совсем недалеко. А ты весьма быстро ходишь, — похоже, ему пришлось бежать, чтобы сократить между ними расстояние. Дэрил снова жмет плечами и молча следует за ведущим. *** — Два пива, пожалуйста, — говорит Гэбриэль парнишке за стойкой, проворно протирающему стаканы. Он осматривет помещение как следует, хотя Дэрил уверен, что тот бывал тут не раз, — мне нравится здешние люди. Они уверовали. — В Господа? — Дэрил стучит ногтями по низу своего бокала с янтарной жидкостью. — Я бы сказал в мир. А мир есть его творение. Дэрил не намерен начинать разговор первым. В конце концов, это не было его идеей. Разносятся ненавязчивые звуки кантри, и вообще он замечает, что атмосфера здесь и правда располагает. — Я хотел поговорить с тобой о Рике. — Гэбриэль смотрит ему в глаза, и вместо привычной теплоты Диксон впервые видит обычную усталость, — у него есть проблемы, — сморщившись, он делает большой глоток алкоголя и трет рукой глаза, — очень давно, словно в другой жизни, у него был друг. Единственный, с кем у него получилось установить контакт. И в один день его не стало. Этот человек был для Рика всем, как вдруг он его лишился. И после этого…он начал с обычной марихуаны, а после его находили и с героином. Его родители хотели, как лучше, когда полностью изолировали его от внешнего мира. Просто представь, что ты остаешься в одиночестве без постоянного контроля раз в неделю, с семи до восьми тридцати вечера. А когда задерживаешься в душе дольше отведенных двадцати минут, они вскрывают замок. В таком режиме он провел несколько лет, после чего его родителей не стало. Вплоть до настоящего момента он снова приспосабливался жить самостоятельно. Как следствие — тревожное расстройство, замкнутость и апатия. А теперь появился ты. — Стокс делает паузу, словно для того чтобы у Диксона получилось как следует осознать собственную важность. — Дэрил, он занимается у меня в разных группах больше года, и ты первый, с кем он заговорил, не считая меня. Поэтому у меня к тебе одна просьба, всего одна. Пожалуйста, не отталкивай его. Я в курсе, как вы встретились… он говорил со мной об этом. — Он говорил с тобой обо мне? — каждый раз, когда Дэрил зол на Рика, в его голове мигает лампочка. Однако теперь он чувствует стыд, которого раньше не было. Ту боль, которая вытекала за края глаз Рика, он принял за фальшивку, за странные чужие мотивы, и потому плевал на нее. И только сейчас он осознал, что каждое грубое слово, сказанное им, в голове Рика звучало во много раз громче, чем было на самом деле. — Так же, как и я сейчас говорю с тобой о нем. Я знаю, что тебе под силу помочь ему, хоть ты и считаешь иначе. — О да, — перебивает Дэрил, — потому что я чертов монстр, и прямо сейчас пытаюсь спасти его от себя, чтобы потом не стало в разы хуже. Гэбриэль почему-то улыбается. — Я стал таким очень давно. — И ты не знаешь, был ли всё это время в своем истинном обличье или просто притворялся? Дэрил молча делает глоток. Стена дает трещину. *** — Помните, самое важное, что может произойти с вами в этом месте, это встреча с другим, которая может привести к встрече с самим собой. Всё занятие Дэрил смотрит на Рика. Тот выглядит непривычно уставшим и помятым. Складывалось ощущение, что он пролежал в постели всю ночь и весь день, не смыкая глаз, причем в той одежде, в которой сейчас находился. На вопросы Гэбриэля он отвечал односложно и так тихо, что тому приходилось то и дело переспрашивать. Никого кроме Мэттью это не заботило. Каждый раз, когда очередь говорить подходила к Рику, он даже не пытался скрыть раздражение и закатывал глаза так, словно сейчас они впадут в голову. От этого Дэрил ненавидел блондина еще сильнее. И ему доставляло удовольствие смотреть, как голова Мэттью едва не трясется от напряжения, когда Дэрил нарочно громко и медленно хрустит шеей и пальцами рук. Рик не разговаривает с Гэбриэлем один на один, а сразу покидает здание. Дэрил, выходя на улицу, видит, как тот стоит, засунув руки в карманы холодной толстовки с опущенной головой, словно поднять ее у него не хватает сил. После разговора со Стоксом раздражение, которое Диксон испытывал по отношению к Граймсу сошло на нет. Не жалость. Дэрил ненавидел это чувство и никогда бы не стал его сторонником. Он в который раз осознал свою ничтожность, ночь напролет прокручивая моменты своей грубости с Риком. Как если ненавидеть рингтон на телефоне, с которого стерли все мелодии и оставили одну. Или мечтать разбить будильник о стену, когда он звонко будит тебя ранним утром. Это глупо, ведь нет его вины в том, что кто-то просто заводит его на определенное время. Разве телефон и будильник виноваты в том, что не могут противиться заложенной в них программе? Рик вытягивает из кармана заготовленные купюры и продолжает стоять напротив, словно пес, который ждет, пока тиран-хозяин позволит ему уйти. Его снова передергивает от порыва ветра, но не похоже, чтобы Граймса это как-то заботило. — Тебя подвезти? Такая обычная фраза, а Дэрилу собственные слова слышатся скрипом машины, которую давно никто не заводил. От неожиданности Рик поднимает голову, и выражение его лица такое, словно он не понимает, прозвучало ли это только в его голове. — Что? — Я спросил, тебя подвезти? — Зачем? Дэрил поднимает бровь, сохраняя терпение. — Чтобы не идти пешком. Рик словно выныривает из-под воды, входя в обычное состояние. — Нет, не нужно, спасибо, не хочу тебя обременять… — Садись. Выглядишь так, словно не пройдешь и половины и свалишься в ближайший колодец. Рик неуклюже опускается на сиденье позади Дэрила. — Если только это не сложно… Мотоцикл трогается, и Диксон усмехается про себя, чувствуя, как Рик, опомнившись, хватает его за пояс. Он старается держаться кончиками пальцев максимально крепко, чем снова веселит Дэрила. Диксону не нужен шлем, не потому что это осознанное отрицание безопасности. Скорее он надеется, что это сыграет ему на руку. Экипировку надевают, чтобы она могла спасти, но иногда это работает в обратную сторону. Ведь для каждого спасение в разном. Дэрил впервые чувствует, как Рик отпускает себя, переставая думать, что он помеха процветанию мира, только изредка указывая на очередной поворот. Они едут долго, и потому Диксон старается запомнить, какие улицы они проезжают, чтобы иметь возможность вернуться домой, не заплутав среди торговцев рыбой и паршивых борделей. Однако скоро картинка меняется, и на смену бесконечной полосе неоновых вывесок приходит ряд небольших, однако весьма аккуратных домов, обнесенных белой оградой, как с обложки журнала. Не хватает только счастливой семьи, которая улыбалась бы во весь рот, не моргая. Выглядело бы жутковато. Рик просит остановить у дома с грязно-белым почтовым ящиком и, как только мотоцикл окончательно тормозит, спрыгивает с него, поспешно засовывая руки в карманы. — Спасибо, что подвез. Я правда сегодня неважно себя чувствую, и это было очень кстати. — Я мог бы делать это всегда, мне не сложно, — он намеренно выделяет интонацией последнее слово, прикидывая, закурить сейчас, или когда они разойдутся. За забором слышится звонкий лай. Дэрил не успевает проследить, как потерянное лицо Рика так молниеносно сменяется плохо скрытым обожанием. Он нетерпеливо открывает калитку, выпуская большую рыжую собаку наружу. По бокам, ушам и лапам свисают ухоженные рыжие очесы. Пес лупит Рика хвостом, подпрыгивает на задних лапах и норовит лизнуть того в лицо. — Хей, приятель, здравствуй, я знаю, знаю, как ты рад меня видеть! Дэрил не видел Граймса таким. Тот кажется обычным парнем, который просто по-настоящему рад увидеться со своим другом. Он смеётся, уворачиваясь от длинной морды пса, который, успокоившись, обращает внимание на Дэрила, очаровательно пятясь и виляя хвостом, словно еще не решил, можно ли доверять чужаку, но уже определенно радуясь ему. — Эй, как тебя зовут, красавец? — он ставит байк на подножку и протягивает раскрытую ладонь навстречу собаке, что несмело, но ощутимо заинтересованно обнюхивает ее. Решив, что Дэрила можно считать другом, он сильнее виляет длинным хвостом и пихает головой ладонь, требуя внимания. — Я знал, что ты ему понравишься, — даже в голосе Рика слышится улыбка. — Его зовут Джек, и осторожнее, он влюблен в объятия. Дэрил продолжает трепать пса по бокам, поднимая взгляд на ее хозяина. Ему вспоминается то ощущение, когда с самых первых аккордов понимаешь, что песня тебе определенно понравится, потому что, смотря на Рика, он не может не сказать: — Мне нравится, как ты улыбаешься. Лицо Граймса становится таким, будто Дэрил только что засунул в рот горсть земли. Он не находится с ответом, и Диксон пользуется этим, чтобы вернуться к тому, на чем они остановились перед тем, как он познакомился с забавным другом Рика. — Так что скажешь? — он все-таки закуривает, стараясь не дышать на пса, который уже лежал на земле, утомленный впечатлениями от нового знакомства. — Я мог бы всегда подбрасывать тебя. Если, конечно, ты хочешь. — Зачем? Гэбриэль попросил тебя? Ты не обязан, я же знаю, что не нравлюсь тебе. — Не заставляй меня доказывать обратное. Ты должен был понимать, что после того как ты сделаешь то, что сделал, я не буду целовать твои следы и заваливать письмами благодарности, потому что у меня были причины, руководствуясь которыми, я принял то решение. Но это не значит, что я ненавижу тебя. У Рика лицо, словно его отчитывают. — И ты не должен постоянно извиняться передо мной, я этого не стою. — Ладно. Дэрил закатывает глаза, видя, что его откровения не оказали должного воздействия. — И выспись наконец, выглядишь правда паршиво. С этими словами он снимает байк с подножки и подмигивает расстроенному его ранним уходом псу. — До встречи, приятель, проследи, чтобы этот обдолбыш не споткнулся о собственные ноги. Он оставляет позади ряд аккуратных домов, чувствуя удовлетворение. *** После того вечера Дэрил стабильно подвозит Рика домой. Они немного говорят друг с другом, но, кажется, это самый желанный темп общения для них обоих. Джек совсем привык к новому знакомому хозяина и теперь, сразу после приветствия Рика, принимался за него. Граймс всякий раз просто улыбался и молчал, наблюдая, как пес от восторга закручивается едва не в кольцо. Теперь, когда Гэбриэль спрашивал всех по кругу, как прошла их неделя, и было ли что-нибудь запомнившееся, Дэрил уже не молчал, как прежде, оглядывая сидящих рядом людей с презрением, а отвечал, пускай и незамысловатое «обычно» и «нет». Рик стал приходить без опозданий, хоть и совсем впритык, и старался как можно незаметнее крутить головой в поисках знакомой фигуры, едва заходя в помещение. На восьмой день, когда все участники группы, шумно смеясь или наоборот опустив подбородок на грудь, разошлись каждый в свою сторону, Гэбриэль вышел из помещения, заканчивая говорить с Риком. Тот выглядел оживленно, что-то рассказывая. Он активно жестикулировал и в паузы смеялся над чем-то своим. Стокс выглядел так, как выглядит человек в превосходном настроении. Дэрил усмехнулся ему вслед и направился к Рику, выражение лица которого отчего-то стало таким, будто его любимый воздушный шарик улетел в небо. Но Дэрил не его нянька, брат или сестра, и ему нет дела до каждой из эмоций Граймса. — Какого черта ты стоишь? — не слишком вежливо кидает он, видя, как придурок мнется, не спеша занимать посадочное место. — Извини, я, наверное… мне… не домой сегодня. — А ты думаешь, у меня в заднице заводной ключ, и я кроме как по одной траектории не езжу? Хватит топтаться на месте, говори адрес, и едем наконец. — Я… не хочу домой. Но больше я никуда не могу пойти, так что я, наверное, просто посижу в парке. — Какой же ты чудак, Граймс. У тебя какой-то приступ блядской апатии? — Я тебя не держу, черт возьми. Мне не нужен поводырь, — как же Дэрилу нравится этот взгляд, которым можно ковать металл. Он сам боялся того, как обожал подобные мгновения. Рик был словно раскаленное добела железо. Уверенный и безобразно непокорный. — Скажи это еще раз, — за одну усмешку в глазах Диксона Рик был готов его испепелить, — садись, или, клянусь, я тебя перееду. Или мне считать до трех? Граймс очевидно не желал признавать поражение, но все же сел сзади, намеренно игнорируя то, что для безопасности следует обхватить пояс человека впереди руками. Однако, когда мотоцикл с ревом сорвался с места, ему пришлось проглотить это и уцепиться за куртку Диксона. Это место можно назвать просто прекрасным. Сейчас, когда вокруг не снуют дети, и не суетятся родители, не катаются на скейтах подростки, парк превращается в царство безмолвия и гармонии. Дэрил обвил замок вокруг байка и забора и, щелкнув им, пересек границу ворот, не дожидаясь Граймса. Тот напряженно шагал рядом, плотно сжав губы. Диксон верит, что Рик первый не выдержит и заговорит, но тот всё молчит, держа спину прямо. — Не выебывайся, как сопляк, который плачет в подушку, когда одноклассники называют его вонючкой. — Я хотя бы не так слаб, чтобы решать проблемы так, как ты. Он поздно понимает, что следует прикусить язык. Они останавливаются одновременно. — Дэрил, прости, я не должен был. У меня бывает такое состояние, я становлюсь просто ужасным. Мне, наверное, лучше уйти, — он разворачивается и собирается сбежать, чтобы ненавидеть себя за собственную глупость. — Рик, постой, — Дэрил жмет плечами, и в глазах у него безразличие, — ты прав. Тот не смеет сделать ни шагу вперед, пока Дэрил не начинает удаляться все дальше, и только тогда, отмирая, неуверенно шагает за ним. Поравнявшись, он уже не поднимает голову, а от былой твердости не осталось и следа. -Прости меня. — Правдой не задеть, да? Дэрил прекрасно понимает, что Рик сожалеет. И он бы порадовался этому в другой раз, но теперь ему самому жаль. Потому что Рику не за что просить прощения. Он просто сказал правду. Как бы он не был странен или не уверен, он никогда не будет в равной с Дэрилом степени слабым. -Ты когда-нибудь пытался? — он просто хочет завершить картинку. Граймс задумывается. — И да, и нет. Уверен, тебе уже известно, что я долгое время сидел на игле. У меня не было причин останавливаться или хоть самую малость держать все под контролем. Не знаю, что я чувствовал, когда приходил в себя: сожаление от того, что не умер, или счастье от того, что снова смогу уколоться. Я долго играл в такую игру, типа пятьдесят на пятьдесят, и всегда выходил победителем. Но потом удача меня покинула. Отец выломал дверь, когда я захлебывался рвотой. Потом, когда закончилось восстановление, они создали для меня новую жизнь. Думаю, об этом ты тоже знаешь. — Ты любишь себя? — Нет, — быстро отвечает Рик, смотря под ноги и мотая головой, — у меня нет на это причин. В этом они солидарны. Стоит ли говорить, что мысли, преисполненные ненавистью к себе, проносились в голове Дэрила как мантра. Еще он трус. Потому что каждый раз, внушая себе, что уход из жизни является воплощением наказания, Диксон понимал, что на самом деле он просто бежит с корабля. Очередной порыв холодного ветра дует в спину. Рика передергивает. Дэрил периферийным зрением рассматривает его. Тот никогда не надевал ничего теплее толстовки. Внутри что-то дергается, и Дэрил заинтересовался бы этим, но он уже ничем не интересуется. Особенно, если это у него внутри. — Ты принципиально игнорируешь теплые вещи? — Можно не отвечать? — мученическое выражение на лице Рика подсказывает, что это еще один привет из прошлого. Дэрил хмыкает себе под нос, понимая, что другого ответа в голову не приходит. Он снимает с себя куртку, оставаясь в одной рубашке, и в который раз думает, что Рик — полный придурок, чувствуя, как безжалостен ночной ветер. — Держи, — он протягивает ему куртку, и тот на автомате берет ее. — Нет, она твоя, и если бы я чувствовал холод, надел бы свою. — покрасневшие пальцы Рика тут же отпихивают вещь. Это любимая куртка Дэрила. Любимая в такой степени, что других у него нет. Осознавая это, он все-таки бросает ее на землю и шагает вперед, не останавливаясь. — Тогда придется оставить её здесь. — Да пошел ты, — слышится сзади, и Дэрил не сдерживает победную улыбку, когда видит поравнявшегося с ним Рика в куртке, — скажи, когда станет холодно, я сразу верну.