☙ ✾ ❧
Чаще всего при слове «попаданец» мы представляем своего современника, который оказывается в ином мире. В контексте Поттерианы это, как правило, душа, которая оказалась в теле канонного героя или героини. Редко попадают в собственном теле — так сказать, целиком, что предполагает иные особенности и сложности вживания в мир. В том и другом случае приходится говорить об ОМП или ОЖП (в просторечье «ОЖоПка»), усилиями которых выстраивается альтернативная реальность — AU на основе канонной. Тот факт, что попаданец прикрыт плотью канонного персонажа, не меняет дела, скорее усугубляет его. Большинство авторов это понимают и не забывают ставить в «шапке» соответствующие указания. Мотив «троянского коня» — главный в произведениях, где речь идет о вселении в тело известной личности канона. Она, эта личность, изначально имеет свои цели, род занятий, образ жизни, мировоззрение, привычки, репутацию, внешность, отношения с другими персонажами — словом, комплекс характерных качеств, ожидаемых поведенческих реакций, которые инвазия чужой личности призвана либо разрушить до основания, либо изменить почти до неузнаваемости. Внешность не в счет, хотя и она подвергается заметным изменениям. Иначе как объяснить, что 45-летняя побитая жизнью зэчка Беллатриса/Беллатрикс, которая и от природы-то была не самой привлекательной дамочкой, вдруг становится просто секси, а Нарцисса, о которой известно только то, что она бледна, стройна и породиста, превращается в красотку, с которой может состязаться разве что прелестница Луна, канонный портрет которой столь специфичен, что о красоте там речи вообще не идет? Все меняется в соответствии со вкусами автора, его целями, а нередко и представлением о том, что гарантированно будет иметь успех у большинства читателей. Мало кого заботят ограничения, накладываемые канонным образом, ведь задача его изменить, чтобы это понравилось целевой аудитории — преимущественно подросткам и людям, близким к ним по мировосприятию. Известный нигилизм, неприятие авторитетов, тяга к сильным, дерзким, даже наглым героям, обладающим всевозможными дарами, бешеной харизмой, порой хамоватым апломбом, которым удается все с полпинка, вопреки здравому смыслу, а также предпочтение быстрых и действенных ходов и неприятие долгих психологических рефлексий — вот наиболее популярный тип попаданца. Любовные страсти рефлексиями не считаются, когда речь идет о «девочковых» историях, но и они должны быть продуктивными и завершаться победным финалом в объятиях кого-то привлекательного и популярного, а можно и не одного. Преданность и восхищение остальных приветствуются. Отсюда вполне понятны правила игры. Попадать можно в кого угодно, но интереснее в тех, кто «по ту сторону» и при этом зарекомендовали себя как достаточно сильные или иным образом привлекательные фигуры, — в Гриндевальда, Волдеморта, Беллатрису, Нарциссу, Барти-младшего, Снейпа, который в этом случае, конечно, в оппозиции Дамблдору, в любого из троицы главных героев — при том же условии. Это не «темные» Гарри, Рон или Гермиона — «темный» в таком раскладе часто директор, хотя и не всегда. При попадании полемика может идти не столько с главным резонером саги, порядком утомившим детвору сентенциями и недоговорками, сколько с автором канона, условиями, противоречиями и судьбами, ею созданными, то есть с самим изначальным сюжетом. Попадание в мага имеет приятный бонус — приобретение способности творить волшебство. В контексте Поттерианы, где дар наследуется генетически, следовательно, связан с телесностью, обретение тела мага влечет и обретение его магических способностей. Другое дело, ими еще надо научиться пользоваться, о чем многие авторы то ли забывают, то ли считают, что такие навыки прилагаются в комплекте. Интересно, что один из признанных альфа-самцов фанона Люциус Малфой в качестве «троянского коня» не больно-то популярен. Девочкам-авторесам он не подходит по причинам несоответствия пола и более интересен в качестве пейринг-партнера для их героинь, при условии ООС, разумеется. Ну, а мальчикам и мимикрирующим под них девочкам, верным канону, несимпатичен: слабоват, трусоват, подловат, чванлив, порой просто жалок. Ни стойкости, ни чести, ни готовности сражаться за свои убеждения. Приспособленец. Все, что ценно для него кроме себя, любимого, — благополучие собственной семьи. Качество похвальное в глазах домохозяек, но для полноценного мужчины в условиях войны явно недостаточное герою и слишком попахивает эгоизмом: мой сын, мой дом, моя жена, мой мирок. Одним словом, павлин (наиболее распространенная версия его патронуса в фаноне*). Собственно, не обязательно натянуть шкурку главного или жутко харизматичного, искусного и грозного. Вполне сойдут и эпизодические — тем интереснее вывести их в «дамки». Скажем, невнятная Эйлин Принс, патриархально-добродетельная, а потому невыносимо скучная для подростков Молли Уизли или даже их мужья. Никто ведь не собирается играть по канонным правилам, примеряя чужое тело, как одежку, и подгоняя под себя чужую судьбу, а заодно и судьбы других песонажей. И даже интересно бывает сместить фокус всей истории, поставив во главу угла попаданца в персонажа даже не второго плана, а вообще закадрового, причем не обязательно мага, — в Тобиаса Снейпа, например. А если представить, что им оказывается офицер запаса, понюхавший пороху на своем веку, много что знающий и умеющий, спокойный, основательный мужик, и не без огонька? Ему хорошо известно, что некрасивых баб не бывает — бывают неухоженные, потухшие, это дело поправимое. И к пацану он подход найдет, будьте спокойны, — сам когда-то хлюпиком был, это лечится. А пацан-то необычный, интереееесный пацан… Хотя, как и он сам когда-то мальчишкой, любит мороженое, и в кино на ковбоев, и Джеком Лондоном зачитывается, когда из Твена повырос. Да и бабенка досталась на славу, как оказалось, — Кармен-сюита, а не баба! Настоящая ведьма… И вот уже запущена цепная реакция изменений, которые могут иметь глобальные последствия для истории в целом просто потому, что изменились условия формирования характера одного из ключевых персонажей, а значит, и его судьба. Вариантов сюжета с такими исходными немало. Только мне встречались три более-менее читабельные истории. Как видим, задачи попаданца диктуют особый тип героя, для которого характерны ряд черт и своеобразная стилистика изложения. Наличие выраженной харизмы, таланта, жизненного опыта. Чтобы иметь силы преобразовывать мир, надо что-то собой представлять. Это не значит, что все будет даваться легко. Момент преодоления трудностей важен, иначе герою перестаешь верить. Ощущение, что возможности попаданца небезграничны, что он сталкивается действительно с серьезными трудностями, в том числе психологическими, при вживании, важно для читателя. Тем интереснее процесс преодоления их, требующий от писателя изобретательности. Порой силы героя неведомы даже ему самому. Начиная как самое слабое звено (а попаданец по умолчанию самое слабое звено, чужак, нельзя этого забывать), он или она благодаря характеру, стремлениям, в какой-то мере внешней поддержке, а больше внутренней мотивации, решимости и оптимизму медленно творит целый мир вокруг. Причем чем более естественно, неспешно, без натужных, немотивированных аллюров, это сделано, тем лучше. Повторяю, это не исключает выраженного таланта и одаренности, ибо попаданцы по определению люди уникальные: нормальные при таких обстоятельствах не в другие миры попадают, а на прозекторский стол, все мы это прекрасно понимаем. Важно, чтобы самому герою не рвало крышу от сознания собственной значимости. POV, история глазами попаданца, — часто встречающаяся манера изложения. Повествование от первого лица, с одной стороны, позволяет непосредственно передать впечатления человека нашего мира, что до некоторой степени сближает героя и читателя, облегчая последнему процесс отождествления себя с попаданцем. С другой — накладывает печать субъективизма на все повествование, значительно сужая ракурс освещения событий. Читателю известно только то, что известно главному герою, а это далеко не полная картина. Герой ведь может попасть в весьма зависимое от обстоятельств положение. Чтобы расширить взгляд, не впадая в сьючность, придется прибегать к различным ухищрениям: активному общению, нечаянному или намеренному подслушиванию или подглядыванию, чтению неких источников (письма, дневники, магические фолианты, пресса и пр.). Причем заботиться о том, чтобы читатель не счел героя бессовестным, навязчивым, бестактным — нравственный обоснуй, создание мотивированных обстоятельств не помешают. При этом повествование от первого лица позволяет интересно выстроить интригу, до поры до времени оставляя в тайне то, что читателю (и герою/героине) знать рановато. Разумеется, не все истории о попаданцах POV, встречаются написанные от третьего лица, причем героя или героиню автор называет собственным именем попаданца, тогда как остальные — именем его «одежки». Это создает довольно интересный эффект легкой шизофрении, которого не дает POV. Зато POV позволяет незаметно выстроить путь постепенного слияния двух личностей, если такая цель ставится. Ведь это вопрос, какое именно «я» в данный момент говорит в герое. Знание канона в той или иной степени (читал, смотрел фильмы, слышал краем уха и пр.) обычно предполагается. В этом нетрудно убедиться, пролистав сами работы или заявки, в которых такое условие обычно оговаривается. В этом случае ГГ точно знает (или думает, что знает), куда нанести удар, что и в каком ключе менять, с кем и как себя вести, идти на конфликт или искать союза. Примерно представляет линию интриги, ожидаемую реакцию. Иногда цель попадания — сыграть на противоречиях, умолчаниях и двусмысленных местах канона, действуя от имени персонажа, — Гермионы, Дамблдора, Снейпа, Сириуса Блэка… Однако и неосведомленность или знание на уровне «слышал звон…» не только допустимо, но и предоставляет автору особые возможности при выстраивании ситуаций и взаимоотношений героя с другими персонажами, которые при условии знания выглядели бы по-идиотски (чего в фаноне тоже выше крыши, увы). Ну, вот, скажем, не знают наши отставной офицер спецназа — ветеран «горячих точек», зав. отделением нейрохирургии, лихой байкер, аспирантка-химик, художница, учительница математики, мастер спорта, переводчица, бизнесмен, психиатр — да мало ли кто, что это за зверь такой «лорд Волдеморт» и что его, а также странного субъекта по кличке Грейбек и его кодлу, психованную бабенку с астрономическим именем и столь же астрономическими «тараканами», горбоносого и занозливого мальчишку/парня/мужика, похожего на подбитую летучую мышь, надо реально бояться! И — не боятся. Еще и помочь пытаются по мере сил и разумения! Расстановка, чреватая неожиданными психологическими реакциями, а порой и комическими ситуациями, если учесть к тому же, что от героя ждут линии поведения его канонной «одежки». Хотя меру, конечно, надо знать: идиотизм никого не красит — ни героев, ни автора. Мы говорим о гротеске — приеме довольно широко применяемом в литературе о попаданцах, еще со времен янки из Коннектикута и даже раньше, если не забывать героев Вольтера и Свифта. Из современных попаданцев вспомните лейтенанта Никиту Ивашова, сыскного воеводу Лукошкина, и его яркие взаимоотношения с «гражданином Бессмертным, местным криминальным авторитетом», — все станет ясно. Другое дело, что гротеск не всем удается, есть риск испортить все дело. Смех — штука тонкая. Впрочем, и без гротеска незнание героем канона предоставляет автору немалые возможности. В конце концов, мы имеем дело с «эффектом бабочки», порой значительно меняющим реалии первоисточника. Так что осведомленность попаданца-поттеромана в какой-то момент становится бесполезной. А вот автору знать канон необходимо. Как необходимо представлять хотя бы в общих чертах страну, в которой живут герои, язык, на котором говорят. Реально, вымораживают диалоги типа: «Ты сам виноват!» — «Не смейте мне “тыкать”!» Каким образом это должно звучать в языке, не имеющем категории числа для второго лица? Мы действительно переводим диалог старшего с младшим: «Добрый день. Вы хотели меня видеть?» — «Да. Присаживайся. У меня к тебе дело». Но различение «ты» и «вы» контекстное и возникает только в переводе. Точно так же нелепо выглядят герои канона, окружающие попаданца, когда ни с того ни с сего начинают говорить и действовать так, будто все они тоже «одежка» для 12-13-летних торчков, которых конкретно накрыло приступом необъяснимого обожания вконец оборзевшего ГГ. Нередко попаданцев упрекают в том, что они слишком неправильно, с точки зрения нормального человека, реагируют на то, что с ними произошло, слишком поспешно свыкаются с ролью, принимают абсурдность происходящего. В общем, да. Комплекс характерных черт такого типа героя составляют, кроме прочего, изрядная стрессоустойчивость, очень короткая фаза отрицания, готовность к сотрудничеству с предлагаемыми обстоятельствами, находчивость, чувство юмора, ирония и самоирония. А кабы не так, кто из нас стал бы читать пересказ долгих рефлексий «разумного» человека»? Кому интересен персонаж, который на предлагаемый вызов отвечает: «А фиг вам!» — и сходит со сцены, тем самым ставя точку на всей истории? Разумеется, автору никто не мешает обосновать целесообразность попадания именно этой личности, ее резоны, интересы, а может, и не только ее. Но никто не мешает и умолчать: «Ну, так получилось». Или оставить пояснения на потом. Разумеется, такая условность не отменяет психологической достоверности в целом. Надо только не забывать, что не всегда и не во всем мы руководствуемся доводами разума, многое происходит на эмоциях, в порыве, и задача автора — соблюсти гармонию между эмоциональным и рациональным в личности героя, не впадая вместе с ним ни в чрезмерный рационализм, ни в истерику. Феноменальное везение попаданца, о котором часто пишут и рассуждают, объяснимо отчасти его способностями — талантом, харизмой, умениями, а отчасти, конечно, золотым правилом, которому следуют все: ГГ — «несгораемый сейф» по определению. И вряд ли кто-то будет на это жаловаться. Вопрос лишь в том, чтобы его везение выглядело следствием реальных усилий героя и автора, а не того, о чем пойдет речь ниже. Мери Сью (Марти Стю) — крайне неприятный штамп, а точнее целый комплекс штампов, по вине которого многие читатели сознательно избегают историй с попаданцами. На его примере становится понятна мысль, что наши пороки — следствие наших же достоинств. Добавим: и авторских недостатков. Там, где у талантливого попаданца ум, одаренность, опыт, у сью — понты и бешеное самомнение, волей автора возведенные в абсолютную харизму, ничем не подкрепленную и заставляющую сомневаться в умственных способностях и психической адекватности всех остальных героев канона, кроме тех, кто сьючке (в основном мне попадались Мери, Марти до стю не дотягивали) противостоит. Эту оппозицию, конечно, опускают, чтоб не сказать зачищают, с маниакальным азартом, не считаясь со здравым смыслом и хорошим вкусом, что только усиливает тягостное впечатление. Вообще, весь мир, его законы, связи и отношения, даже его магия существуют лишь для того, чтобы обслуживать ГГ, превозносить ее и восхвалять. Успехи героини никак не мотивированы, никаких особых трудов не стоят. Если ей и придумывается некое подобие приключений и сложностей-страданий, то старательно подстилается соломка — не дай же ж бог поцарапает носик о свинцовые мерзости жизни! Она не знает сомнений, обречена на успех и поклонение, причина которых во многом то, как старательно оттюнингована эта модель героини. И тут все средства хороши. Во-первых, происхождение «одежки» — лучше чистокровное, а в тех случаях, когда декларировать его трудно (ну, полукровки они — Риддл, Снейп, Гарри Поттер, а Грейнджер и вовсе неприлично сказать кто), в ход идут всякие родомагические навороты. Вообще, евгенические заморочки иуных потомков рабоче-крестьянских масс бывшего Союза смешат до икоты. Причем, ведь и английскому канону противоречат. «Ах, тягой к благородству у девушки простой» отчасти объяснимо желание сыграть на стороне «темных» — уж очень схожа идеология. Но прежде надо навертеть на героя или героиню какое-нибудь «наследие Рода» (именно так, с заглавной), найти ей (реже ему) чистокровную родню, у которой бедняжку отняли, передав на воспитание маглам — Грейнджерам, Эвансам… И сделал это, конечно, мерзкий Дамблдор. Зачем? А-а-а-э-эммм… Да не важно! Это ж Дамби, он — манипулятор, сволочь, интриган и узурпатор. Это он разлучил страдалицу Меропу с Гриндевальдом, внушил ей, что она любит презренного магла, а потом уничтожил. Всем подчистил память, сына Гриндевальда и Гонт сдал в приют под магловским именем, спустя годы примерно то же провернул с Эйлин Принс, ведь на самом деле она забеременела от чистокровного мага по большой и чистой любви… А вы не знали? Да, и сойдет какое-нибудь Пророчество, восходящее к Слизерину или к самому Мерлину… А что? Это Полидору Вергилию слабó было вывести родословную потомка Гонтова ублюдка (не того Гонта, разумеется, а 1-го герцога Ланкастера) от короля Артура. Фикрайтеру по силам и не такое. А кому фантазии или косячка не хватает, тот организует попадание в чистокровных. Вот тут можно замутить с Люцем, с Сириусом, но непременно с поправкой на «дамбигад»: Бродяга — жертва директорских интриг, обмана, равнодушия и цинизма. Наследник Рода. Конечно, свести его с кем-то из сестер Блэк так просто трудно (для нашего менталитета слишком близкое родство), но никто не мешает подсуетиться еще с каким-нибудь родомагическим ритуалом (вариант: сварить хитрое зелье), позволяющим избежать последствий кровосмешения. Как-то же они сохраняли чистоту крови на протяжении десятков веков, и не только они — у древнеегипетских магов позаимствовали единственный экземпляр тайного знания. Как видим, «дамбигад» и родомагия — замечательные костыли и распорки. Они позволяют поставить все с ног на уши. Можно нести любую околесицу — прокатит на ура: директор ставит целью истребление сильных чистокровных магов ради собственного властолюбия; маглорожденные «воруют» дар чистокровных, и браки с ними ведут к вырождению, на радость «предателям крови»; Волдеморт — пламенный борец за идеалы, он мил, добродушен, не лишен юмора, на досуге любит кровно брататься со сьюхами-попаданками и петь в кабаре шансон; Беллатриса — трепетная барышня, любящая жена и несчастная жертва пыток, которым ее подвергла садистка Алиса Лонгботтом, доведя бедняжку до выкидыша, за что потом и огребла, поделом, между прочим; Снейп — чистокровный маг, жертва интриг Дамблдора, как и Сириус, — этих двоих связывает трогательная дружба или даже больше (в зависимости от направленности и домогательства директора могут носить совершенно определенный характер); Гриндевальд обрюхатил Меропу, когда понял, какая сволочь его бывший бойфренд, но дочка Гонта каким-то макаром произвела на свет плод любви двух сильнейших магов мира (типа суррогатное материнство, замешанное на родомагии, в ее слэш-варианте, — нечто подобное преподносится как вариант происхождения Гарри от Сириуса и Джеймса посредством «пробирки» Эванс)… Вариантов, один безумнее другого, не перечислить. Как короля делает свита, так и сью — окружение. Никаких канонных «мистеров» и «миссис» — только «лорды»/«милорды», «леди»/«миледи». Ах да, еще «светлейшие лорды». Как, вы не знаете, кто такой «светлейший лорд Принс»?! А «лорд Поттер-Блэк»? Ну, хоть «леди Малфой-Блэк»? Забейте, я тоже таких не знаю. Видимо, это тот случай, когда «Мерлин с ними», «Мерлин знает». Между тем, все как один — могущественнейшие маги всех времен и народов. А с ГГ запросто. Да что там — «ослы ему славу по нотам поют, козлы бородою дорогу метут…» Авторы не только не заботятся хоть как-то обосновать притязания сьючки, их не особенно волнует, что все скатывается в абсурд, что героиня глупа, капризна, эгоистична, стервозна, упивается местью, не обладает ни единым талантом, а «дары», накрученные на нее автором, сомнительны. Ах да, со вкусом песенки поет. И ножкой бьет, и хмурит бровки. И к темным «лордам» так и льнет. А потому что — чистокровка! Событий много, они сливаются в карусель, ось которой та же сью, и вчитываться в этот делириум с каждой главой все тоскливее. Расстановка приоритетов, то, что называют идейностью произведения, а проще говоря, суждение о том, «что такое хорошо и что такое плохо», с точки зрения автора, — все эти функции тоже делегированы сьючке, причем высказывается она с плакатной прямотой, попросту навешивая ярлыки. Вот как припечатала — то истина и есть. Разумеется, в конце, констатируя результаты своей деятельности (их нетрудно представить), сьючка находит счастье в эротическом союзе с каким-нибудь чистокровным альфа-самцом, окруженная почетом, осиянная если не обожанием, то самой преданной дружбой самых сильных и влиятельных, на развалинах некогда вполне гармонично выстроенного мира, усилиями автора превращенного в мирок для обслуживания попаданкина эго. Занавес. Сью начинаются там, где автору изменяет чувство вкуса и меры или отсутствует желание либо умение создавать образ, раз можно заменить его штампом, — читатель схавает. Отличить их от талантливых попаданцев не составляет труда. Увы, этот штамп давно легализован и прописался в Предупреждениях между Мужской беременностью и Насилием — такой же вымученный, как первая, и по сути подобный второму. Интересно, что не всех героев, которые обозначены авторами как Мери Сью, я бы отнесла к этому типу, как и не всех Марти Стю. С последними лично мне легче ужиться. То ли везло с выборкой, то ли там меньше самолюбования, больше сосредоточенности на приключениях. Не то чтобы им даром ничто не давалось — тоже наворотов хватало, ибо круче Марти тока яйца, и даже Смерть у него «на посылках» с мешком Даров, как Санта-Клаус. Но он хоть делом занят, а не декларациями собственной неотразимости и доказательствами оной. Может, на контрасте с Мери Марти переносятся куда легче, а может, впрямь ближе к типажу талантливого попаданца? Во всяком случае, пока не превращаются в капризных девочек, как случилось на моей памяти с попаданцем в Гарри, который так увлекся, огаживая Дамблдора и предъявляя ему претензии за все, что автор считал(а) несправедливым, что Поттер вышел на порядок противнее канонного Малфоя в его худших проявлениях. Героиня, попавшая из нашего мира в мир Поттерианы в своем истинном облике, мне встретилась лишь однажды. Видимо, редкий случай. Там отсутствие «одежки» компенсировала внушительная легенда и не менее внушительные способности. В остальном она была настоящая сью.☙ ✾ ❧
В качестве попаданца может выступать герой канона. Вариантов несколько. Перемещение в прошлое либо (реже) в будущее, характерное для хронофиков. Герой или героиня попадает в иное временной отрезок либо случайно, либо по чьей-либо воле, либо по собственному желанию и таким образом получает шанс что-то исправить в цепи событий, связей и отношений канона. Например: снарри, в котором взрослый Гарри попадает во времена детства Снейпа, где между ними завязываются отношения; дженовый сюжет, где, умирая в Хижине, Снейп чудесным образом попадает в себя самого образца шестидесятых и получает шанс в качестве работы над ошибками прожить все заново, не наломав дров и избежав горькой участи, — этот тип героя я условно называю возвращенцем; гет о Гермионе, попавшей в середину семидесятых, занозой прямиком в сердце Сириуса Блэка или Северуса Снейпа — в зависимости от того, снейджер это или блэкджер, и т.п. В качестве «гравицапы» традиционно служит хроноворот. И если раньше пуристы еще могли попенять авторам на несоблюдение канонных ограничений, наложенных на такого рода перемещения (не больше нескольких часов), то после выхода в свет фанфика Торна, весьма посредственного, на мой взгляд, но подписанного «высочайшим именем», хроноворот официально получил статус штатной машины времени. Причем, учитывая число хронофиков, по рукам таких «машинок» гуляет больше, чем было уничтожено во время памятного разгрома в Отделе тайн. Канонный герой-попаданец во многом похож на первый тип: осведомлен о будущем, намеренно действует, чтобы его изменить, скорректировать, на пару с автором испытывает сложности, связанные с непредсказуемостью «эффекта бабочки». Попадание героя канона в мир легенд околоканона или пространство мифологии — Авалон, Камелот, времена основателей Хогвартса. Здесь в качестве механизма перемещения используют иные средства, не хроновороты, — древние артефакты, зелья, порталы, услуги Смерти, особые локации Замка, в которых, как в «жизни Будущаго века», категория времени отсутствует в принципе и где возможна встреча прошлого, настоящего и грядущего. Можно, сидя в старинном кресле, поболтать за жизнь хоть с Годриком Гриффиндором, хоть с самим Мерлином. Истории довольно запутанные, часто связанные не с работой над ошибками, а с пробуждением особых способностей, причина чему опять же магия рода, восходящего к кому-то из древних авторитетов, благосклонность матушки Смерти или что-то столь же невероятное. Попадание в мир канона из иной культурной и/или национальной среды обычно касается Гарри. Вариантов много, а предыстория стандартна: осиротев при известных обстоятельствах, мальчик попадает не к тетке, а в другое место. Его приемными родителями могут стать не только персонажи Роулинг, но и выдуманный автором некий русский ведун, герои иных фанонов — скажем, Шерлок Холмс и Джон Уотсон или полковник Федеральной экспертной службы Галина Рогозина. Разумеется, персонаж, который станет плодом воспитания в каждом таком случае, имеет мало общего с канонным Гарри. Он, в сущности, типичный попаданец-возвращенец, способный многое изменить в привычной нам истории. Впрочем, такое попадание может быть до поры скрытным, и речь уже не о Гарри, а о Северусе Снейпе, который фантазией автора, оказывается... потерянное дитя еврейского народа. Ну и, конечно, родомагические навороты, национальная мифология, разобраться в которой не менее сложно, чем вместить в себя идею такой насильственной гебраизации английского мага. На самом деле идея нисколько не более безумна, чем «Гарри — ученик русского знахаря». Хотя, конечно, на любителя. Попадание личности героя иного фанона в тело персонажа Поттерианы. Похоже на первый тип, рассмотренный нами, но личность попаданца при этом детально известна поклонникам обоих фэндомов. С одной стороны, это накладывает определенные обязательства (герой должен соответствовать неким ожиданиям), с другой — подстегивает фантазию, сочинительский азарт. О том, сколько «нарутовцев» обнаруживало себя учениками Хогвартса, даже судить боюсь. Имя им — легион. А меня в свое время позабавила история о том, как доктор Быков, известный педагогическими талантами наставник московских интернов, волей случая оказался в теле Северуса Снейпа, о котором что-то где-то слышал, но не более. Нетрудно догадаться, к чему это привело, ибо «грозе всея Хога» до Быкова как новобранцу до матерого прапора. Мало не показалось никому. Истину, что все познается в сравнении, читатель смаковал, местами похохатывая. Впрочем, радость была недолгой: все вернулось на круги своя, оставив читателей мучиться догадками, каково же пришлось профессору — пройти этот путь в быковских кедах. Думаю, получив вместо Поттера, Уизли и Грейнджер Романенко, Лобанова и Черноус, мистер Снейп понял, что языковой барьер не самая большая проблема попаданца, когда все комментарии укладываются в три-четыре замечательно экспрессивных русских слова, с вариациями… Обмен телами — разновидность попадания, интересная еще и тем, что не всегда знаешь, кто есть кто. Вообразим: на дворе 202? год, детки наших главных героев, а с ними и младший Малфой доигрались с запретной книжкой доктора Фауста, и теперь друзьям придется вытаскивать молодняк из переделки, воспользовавшись их телесной оболочкой. И все бы ничего, только Малфой ведет себя странновато… Его тайна довольно скоро раскроется. Героев ждет закрученный мистико-приключенческий сюжет, какими обычно славятся истории про попаданцев, обретение себя, детей, любви. Во всяком случае, на это есть надежда (речь о почти завершенной истории). Попаданием, до некоторой степени, я склонна считать и смену пола. Конечно, рождение Гарриет вместо Гарри вроде бы не о том. Однако что мы имеем по факту? Канонный образ — мальчик/юноша/мужчина, и этим все сказано. Чтобы описать его как девочку/девушку/женщину, придется проделать примерно то же, что и создавая попаданку. Гарриет, по сути, та же ОЖП на месте канонного персонажа. Она меняет сюжет, связи, отношения. Между прочим, внешне эта девочка — копия матери, очков не носит. От Джеймса у нее только пристрастие к авантюрам и любовь к метле: Гарриет, подобно канонному прообразу, с успехом играет в амплуа ловца. А вот отношения с профессором Снейпом складываются радикально иначе. Собственно, это, если можно так сказать, снарри в пространстве гета, в котором сильны мотивы Снэванса (своеобразная экстраполяция образа матери, перенос ее черт на дочь).☙ ✾ ❧
Как видим, попадание имеет такое количество разновидностей и возможностей, что, безусловно, может считаться одним из наиболее интересных и многообещающих сюжетных ходов при создании самых различных произведений — авантюрно-приключенческих, философских, юмористических, любовных. И, хотя велика вероятность наткнуться на сью-эрзац, талантливо созданные попаданцы будут популярны всегда даже у самой взыскательной публики, подобно тому, как были и остаются популярны Лемюэль Гулливер, Простодушный-Гурон, янки из Коннектикута, Путешественник во Времени, профессор Челленжер, Марти Макфлай, Никита Ивашов. Dixi.