Корица и имбирное печенье

Хосоковскими страданиями среда в насыщенном расписании Чонгука была свободна. У Чона бывали залётные клиенты на один раз, которых Хосок мог поставить на любой день недели и на любое время (кроме раннего утра, потому что Чонгук слишком любил поспать), но среда была священной. Сначала священной была пятница, но потом пришлось пересмотреть свои принципы и желания, потому что в этот день было слишком много желающих расстаться со своими деньгами взамен на любимый запах и хороший секс. Чонгук был согласен на всё. Любые позы, запахи, слова — всё, что пожелает клиент. Ему было не сложно даже оттрахать альфу, «давно хотевшего чего-нибудь новенького». Что угодно, потому что он научился абстрагироваться и воспринимать себя и своё тело как работу. Почти научился. Когда-то давно один из клиентов, решивший познакомиться поближе, с насмешкой, ударяя по самому больному, спросил: «Расставляя перед альфами ноги, ты ищешь истинного, несчастный омежка?» Этот вопрос был первой точкой на пути к становлению тем, кем он был спустя два с половиной года своей карьеры. Конечно, он никогда не рассматривал свою работу как спасение от одиночества, но само осознание того, что он, скорее всего, никогда не найдёт того, кому захочет принадлежать, ожесточило, несмотря на старания матери вырастить сына счастливым. Бедная бета, которую вообще не считали за человека, поняв, что её сын не такой, как остальные, нашла в себе силы, чтобы переехать с ним в другой город. Ему грозили бесконечные исследования и попытки понять его природу — несчастное детство и такая же несчастная жизнь. И она не хотела такого своему ребёнку. Однажды бета призналась, что ей предлагали деньги за то, чтобы она отдала малыша в исследовательский центр. Не продала, а лишь отдала — говорили они, но бета догадалась, что вернуть сына после этого вряд ли получится, и она выбрала путь бедности и голода, веря, что так сможет спасти Чонгука. Для неё любимый сын всегда пах корицей. Это был её запах, и она удивлялась, что он передался Чонгуку, удивлялась, что его не чувствуют другие, и не понимала, почему к нему примешивается что-то ещё. Когда Чонгук немного подрос, она уловила, что он пахнет, как его отец, имбирным печеньем. Но у мальчика оставался ещё один аромат, принадлежащий ему самому и делающий его собой — умным, серьёзным омегой, готовым к жизни альфы. Его она так и не узнала: в достаточной мере он проявился только к шестнадцати, а бета умерла за пару месяцев до дня его рождения. С детства привыкший работать, Чонгук прожил один до семнадцати, а потом в его жизни появился Хосок. Тогда Чон уже знал, что альфы рядом с ним становятся послушными, словно они — омеги, а не сильнейший в их вселенной пол, но особенно отчётливо он увидел это на Хосоке, когда, показывая свои способности, стал распространять вокруг кокосовый аромат, от чего новоявленный друг стал смотреть на него похотливо. Чонгук не сопротивлялся первому сексу с альфой. Хосок был груб, потому что ни разу в жизни не хотел никого так сильно, и поставил первую метку, веря, что делает это на своём омеге. А Чонгук, согласившийся на близость скорее из-за любопытства, чем из-за влечения, задумчиво трогал её первые пятнадцать минут, пока не вернул себе свой обычный запах, избавляясь и от метки, и от одержимости друга. Познавая себя и свои возможности, Чонгук экспериментировал с запахами, видя, что за ними можно скрыть не только свой характер, но и своё лицо. Запах был сильнее всего этого. И к двадцати он неожиданно оказался готов к той работе, которая нашла его случайно. Три года назад он встретил другого омегу, обладающего тем же даром. Они, как члены тайного общества, сразу нашли друг друга в толпе, на подсознательном уровне инстинктов ощутив кого-то родного рядом. Тот омега, Хванджун, на десять лет старше его, рассказал много полезного и интересного об их сущности. Он сообщил, что их мало, что это мутация, которую невозможно повторить при помощи науки и ещё множество того, о чём Чонгук никогда не задумывался. Например, о пользе своих возможностей: Хванджун посоветовал зарабатывать этим деньги. Одинокие альфы в поисках своих омег иногда безумны. Не имея возможности выплеснуть страсть и энергию, они часто прибегают к услугам продажных омег, но никто не сравнится с таким омегой, который может не просто удовлетворить альфу, но и стать на оплаченное время его истинным, позволяя поставить метку и не заботиться об обязанностях перед другим человеком. Идеальный партнёр. Тяжёлая работа, занимавшая почти всё свободное от учёбы время, спорила с этим лёгким способом заработка, и Чонгук серьёзно задумался над тем, чтобы воспользоваться данным советом. Но его воспитание было таково, что он боролся с ним довольно долго, прежде чем при помощи того же Хванджуна лёг под кого-то за деньги. После того раза он так искренне ненавидел себя и ситуацию, что пообещал не повторять этот омерзительный опыт. Но работа и недосыпание заставили его изменить своё отношение к проституции. Видимо, Чонгук решил, что его бессмертная душа стоит меньше, чем блага тела. Скоро Хванджун уехал из Сеула, и Чонгуку пришлось искать нового сутенёра. Мерзкое слово — сутенёр. Хосок никогда не соглашался называть себя так, утверждая, что он просто помогает. Это просто бизнес, в котором продаётся удовольствие. Чёрт знает, как он искал клиентов, но с ним работать было менее отвратительно. Подобранные им люди чаще всего были умны, образованы, даже красивы. Чонгуку довольно быстро стало плевать на то, с кем он спит, но всё-таки приятнее было видеть себя элитной шлюхой, услугами которой пользуются элитные клиенты. Иногда Чонгук вспоминал о том, как всё начиналось, и повторял слова Хванджуна, который, похоже, поставил на эту дорожку не одного омегу: — Из-за множества запахов, которые мы источаем, альфы не чувствуют нас. Мы просто фон, поэтому ты можешь работать и легко скрываться от всех, кто опасен или просто не нравится тебе. И не забывай, что запах может не только привлекать, но и отпугивать. Так же, как чувствуешь любимый запах, ты можешь угадать и то, что будет для альфы, как ультразвук для собаки. Пока всё работало действительно так, как он говорил, но Чонгуку не хотелось верить ему безоговорочно, ведь ещё Хванджун заявил, что у таких омег не может быть истинного, а, хоть Чон и пытался убедить всех — и себя в том числе, — что ему это и не надо, всё-таки отчаянно хотелось найти того, кто будет его любить. Особенно в ту невыносимо одинокую среду, когда он как никогда нуждался в ласке, любви и заботе и безумно хочет, чтобы рядом оказался кто-то сильный; чтобы один из тех альф, которые брали его за деньги, захотел забрать его себе за просто так.