Корица и имбирное печенье

Ложась спать, Тэхён пытался думать только о снова ускользающем жиголо, но в памяти настойчиво всплывал Чонгук с его огромными глазами и такими манящими вкусными губами. Последние волновали Кима особенно сильно, поэтому довольно скоро в его фантазиях эти самые губы уже покрывали поцелуями его тело, находя самые чувствительные и слабые места. Сопротивляться было невозможно, хоть Тэхён и действительно пытался. Он напился таблеток, чтобы унять влечение, которое оставалось, даже несмотря на отсутствие омеги рядом, но продолжал представлять Чонгука в самых разных и самых неприличных позах. «Это слишком странно. Может, я болен? Наверно, так и есть. Все болячки в голове — видимо, я так помешался на этой чёртовой проститутке, что окончательно сошёл с ума, бросаясь на людей. На омег. Только на всех ли я бросаюсь?.. Нет, не думать, не думать. У мальчишки просто течка — только и всего. Если мне так захочется поговорить с ним, приду через пару недель. А пока надо сосредоточиться на работе». И он сосредоточился, во внеурочное время продолжая рыть под Пака Мин Хо, который был как драгоценность в золотой коробке: слишком хорошо защищён. Но Тэхён не сдавался, днём думая о жиголо, а ночью… Тоже о нём, но уже под другим именем и лицом. Ему почти сразу стали сниться эротические сны про него. В них всё было так горячо, страстно, гармонично, что Тэхён, никогда до этого не знавший бессонницы, мог несколько ночей подряд лежать, не смыкая глаз; боясь, что опять увидит эти страшные своей идеальностью сны. Через три недели после работы Тэхён направился к Чону. Сначала он хотел прийти на неделю раньше, но потом решил, что нужно действовать наверняка и лучше перестраховаться. Уж за три недели-то течка у омеги кончится. Когда Ким вошёл в здание, где находилась квартира Чона, его начало мутить от сильного запаха, по которому он успел невыразимо соскучиться. «Наверно, не стоит к нему идти, — тяжело сглотнул Тэхён, глубоко втягивая воздух и закрывая глаза. — Но я могу хотя бы немного… подышать этим воздухом. Одиноких альф, платящих за то, чтобы насладиться любимым ароматом, можно понять. Но моя работа ловить тех, кто нарушает закон — нельзя поддаваться сентиментальности и… чему? Что это такое? Что привело меня сюда? От чего так судорожно колотится сердце?» Он закинул в себя несколько подавителей, заметив, что они, кажется, ничерта не помогают, и поднялся к Чону. Его тянуло к нему, к этому омеге, и Тэхён, опять почти совершая, как он был уверен, непоправимую ошибку, занёс руку у звонка, но потом, немного постояв, прислонился спиной к двери и сполз. «Это безумие. Что я тут делаю? Что я хочу сказать? Сделать? Сделать — понятно, но зачем я пришёл?» Медленно мотая головой, он встал и пошёл к лестнице, решив не дожидаться лифт. «Не стоило приходить. Это просто гормоны, а я ведь всегда успешно с ними боролся. Все эти мысли о жиголо, похоже, ослабили хватку, впредь этого не повторится». Чонгук эти три недели провёл не менее возбуждённо. «Похоже, я должен прекратить работать совсем, а не только из-за течки. У меня столько денег, что мне это и так давно не нужно. Чёрт знает, зачем я всё ещё делаю это. Хочется больше денег? Я даже ни на что их не трачу. Жалко Хосока — многие будут недовольны, и все их истерики достанутся ему, — но мы заработали на моих возможностях достаточно. Ладно, окончательное решение приму, когда этот ад кончится». С помощью Хосока Чон закупился продуктами на ближайшие пару недель и настроился не выходить из квартиры ни под каким предлогом. Такая жизнь была для него привычной не только во время течки — иногда он устраивал себе отпуск и ни с кем не общался, — но сейчас всё было не так, как обычно. Обустройство дома, которое на инстинктивном уровне заставляло делать из кровати гнездо, а из квартиры в целом — уютную нору, сопровождалось бесконечным желанием объятий. С кем угодно, как угодно, но побольше и поскорее. Раньше такого не было, раньше приступы омежьей сущности проходили более спокойно, и от новых ощущений Чонгук невыразимо страдал — потому что не понимал, что с этим делать. И потому что так отчаянно нуждался в компании Тэхёна, что несколько раз почти бросался на улицу, чтобы найти его по запаху, как пёс. К этому примешивалась и нерациональная жажда что-то делать, не думая о том, пригодится это в будущем или нет. Каждое Рождество Чонгук делал генеральную уборку, перестановку и наготавливал кучу еды. Это было логично, это было неплохо. Но в этом году он был ленив, а, если что-то и делал, потом с ужасом понимал, что придётся возвращать всё обратно. Вряд ли переложить всю одежду на верхние полки шкафов было хорошей идеей. «Ладно, это просто две недели. Максимум — месяц». В этом режиме Чон просуществовал бесконечные девятнадцать дней. За это время он начал ненавидеть своё затворничество, с новой силой — Рождество, и даже немного Хосока, который пришёл к нему всего раз, — чтобы докупить некоторых продуктов. Друг сразу заметил изменения в его доме, но ничего не сказал. Только предложил всё-таки обратиться к врачу. — Может, ты залетел? Они все, кажется, не предохраняются, я прав? — Хосок беспокойно дёрнул носом. Чонгук кивнул. — И ты не боишься? Чонгук помотал головой. — Не хочешь разговаривать? Ещё один кивок, и Хосок ушёл, не заметив, что Чонгук пах кокосом — так же, как его омега, — и что его телефон, лежавший на столе, пока он разбирал продукты, побывал в руках Чона. «Похоже на самоубийство, но я должен это сделать… Ого, он даже записал его имя?.. Видимо, после того вечера Тэхён звонил ему ещё. И ещё какие-то незаписанные номера. Звонил с разных телефонов? Наверно, сейчас Хосок всем отвечает, что попугаи в аренду больше не сдаются. Может, навсегда. Но я не буду спрашивать, чтобы не привлекать внимание». Правда, получив желанный номер, Чонгук дал себе ещё пару дней, чтобы поразмыслить над тем, насколько это ему нужно. Течка сходила на нет, голова начинала работать, а желание ласки теперь локализовалось только на Тэхёне, и это казалось Чону хорошим знаком: значит, Ким действительно особенный человек. Это приятная новость. Страшная, неожиданная, но приятная. Оставалось только её подтвердить, поэтому вечером в тот же день, когда Тэхён приходил к нему, но смог побороть желание напроситься в гости, Чонгук ему позвонил. — Инспектор Ким? — неловко начал он, после того как гудки прекратились. — Ох, это ты? Как ты нашёл мой номер? «Дьявол! Я не думал о том, что он может задать такой вопрос. И что мне отвечать?» — Я дал его тебе в тот вечер? Плохо помню, что говорил или делал тогда. «Из головы не выходит только наш проклятый поцелуй, но об этом я говорить не стану». — Да, именно так, — поспешно согласился Чон, обрадовавшись, что Тэхён сам придумал оправдание. — Почему ты звонишь? Что-то случилось? «Неужели он видел меня? Это будет довольно унизительно», — нервничая, подумал Ким. — Я просто… «Соскучился. Могу я сказать это? Наверно, нет. Конечно, нет». — Течка кончилась, и тебе одиноко? Ты ни с кем не спал, пока она была? Так всегда бывает, если не поддаваться своей сущности во время течки или гона: потом одиночество пожирает с усиленной жестокостью. «А ты хорошо знаешь омег. У тебя, наверно, было много их? Больше, чем у меня альф? Боже, ты никогда не простишь меня, если узнаешь… А ведь мне рано или поздно придётся рассказать». — Неужели тебе больше не с кем поговорить? — продолжал Тэхён, маскируя за равнодушием радость от того, что Чон ему позвонил. — Я просто… — повторяясь, сглотнул Чонгук и прохрипел тихо: — Соскучился именно по тебе.