Корица и имбирное печенье

Принятие того, что Чонгук его истинный, прошло для Тэхёна удивительно спокойно. Да, он спорил с своей сущностью, обидел Чонгука своим последним бунтом, но всё это было лишь потому, что он понимал, что этот омега не такой, как все остальные. Уникальный. Единственный, кто не вызывает у него ярость, отдельный вид, не подходящий под описание тех, кого Тэхён старался избегать. Яркое пятно в море серых омег. Поэтому его запах имеет на Кима такое влияние, поэтому он тянется к нему, поэтому Чон в его присутствии похож на глину, из которой можно слепить что угодно. У них даже похожие бунтарские характеры, что добавляло сразу сотню балов к их совместимости. И, переборов принципы, Тэхён собирался подчинить Чонгука себе, между тем понимая, что этот омега легко может подчинить его. Но такая перспектива была приятной. Всё было приятно теперь. Но для Чонгука эта сцена была совсем не такой. Он смотрел на Тэхёна с ужасом. «Эта метка не пропадёт. Жжёт, как раскалённое железо. Настоящее клеймо, страшное, пугающее. И запах…» Он опустил глаза и принюхался к себе. От метки изменились и его ароматы: корица и имбирное печенье отошли на второй план, становясь фоном его оглушающей хвое. Такой насыщенной, что даже винный аромат стоящего рядом возбуждённого альфы почти не чувствовался. «Наверно, я не смогу больше менять запахи? Даже не могу проверить это сейчас, иначе Тэхён всё поймёт. Или так даже лучше? Ведь признаться придётся. Рано или поздно… Лучше сейчас, пока я не узнал, как хорошо иметь истинного». — Ты пахнешь иначе, — заметил вдруг Тэхён, отходя от него, и Чонгук плотно закрыл глаза и рот и поморщился. «Я сделал это, да? Всё-таки изменил его? Не чувствую, не понимаю, тело перестало быть моим, делает что-то непонятное…» — Разве? — прошептал он. — Да, хвоя — она теперь сильнее. Метка изменила тебя, ты чувствуешь? И меня, — он приблизился снова, обдавая Чона своим всё тем же винным ароматом, но с каким-то новым, незнакомым оттенком. — Я чуточку пахну твоей хвоей. Странное сочетание, да? Тэхён нервничал из-за того, как странно отреагировал на метку омега, и что-то спрашивал, пытался добиться ответа, чтобы понять: ему стоит извиниться? Это была ошибка? Чонгук зол на него? Он хотел романтики, цветов и свечей? Наверно, действительно стоило повременить, сначала узнать этого человека, а потом уже сделать его своим. Но самому Киму казалось, что он делает то, что должен был сделать давно. — Да, наверно… — рассеянно ответил Чонгук, уходя вглубь квартиры, на всё тот же диван, который пока был единственным известным местом в новом доме. — Я что-то плохо себя чувствую… — буркнул он, ложась и сразу засыпая. Переживания последних суток истощили его. Хоть он и пытался казаться себе сильным и всемогущим, тело омеги не было готово следовать за разумом альфы во всём. Он просто вырубился. Лишился сознания, которое пока было далеко и от того, чтобы стать чьим-то и от того, что его альфа теперь рядом. Больше он не одинок. Проснувшись, Чон первым делом проверил метку. Всё казалось сном. В голове лезли глупые мысли. «Прощай способность менять запахи, богатая жизнь и беззаботный заработок, прощайте все знакомые альфы, скрашивающие вечера». А следом — умиротворение. Теперь у него есть другой альфа, самый лучший. И другие ему не нужны. Задремавший рядом Тэхён казался удивительно красивым. Чонгук как будто видел его впервые. Он смотрел не на случайного альфу, а на кого-то по-настоящему важного. На того, кто украл его сердце после первой же встречи. Такие уж шутки у природы, придумавшей истинных: бесповоротно влюбляться в тех, кто им предназначен. Аккуратно встав, Чонгук скользнул в ванную. Истинный, альфа, Тэхён — это всё один человек, значимый, но его волновал и другой вопрос: как ещё повлияла метка на него, кроме того, что он всегда хотел быть рядом с Кимом и источал невероятно сильный запах хвои. «Теперь я не невидимым бета, теперь я действительно омега. Омега, имеющий альфу. Больше не будет приятной независимости… Но только ли её я утратил?» Если бы перед Чонгуком поставили выбор, он бы хорошо подумал, сверяя ценность истинного и своего волшебного дара. Но сейчас выбора не было, и он стоял посреди ванной, боясь, что попытка изменить запах ни к чему не приведёт. «Грустно расставаться с частью себя. Я был таким всегда, а этот человек, истинный… Я буду счастлив с ним, конечно, только…» Машинально Чонгук коснулся метки. Теперь она жгла лишь изнутри, в районе груди. И он оттягивал момент, прислушиваясь к тому, как колотится сердце. Сделав глубокий вдох, Чонгук сосредоточился и подумал о запахе Тэхёна. Может ли он повторить его? До этого такая идея ему в голову не приходила, но теперь, когда к его рождественской симфонии примешалось вино, Чон думал о нём постоянно. Он напрягся и попробовал запахнуть вином. Не вышло. В панике Чонгук сжал руки. «Это конец. Я осознавал, что так и будет, но не был готов, он сделал всё слишком быстро! Я даже не успел попрощаться…» Он бессильно опустился на мягкий коврик и, подобрав колени, обнял их. Отчаяние билось в висках, но Чон пытался утешиться и искал плюсы. «Зато, если станут подозревать меня, не смогут ничего доказать… Теперь я такой же, как все. Такой же…» Лицо горело, хотелось расплакаться, но плакать Чонгук не собирался. Он продолжал думать. «И я никогда не смогу показать Тэхёну, как это работает… Глупо, но мне хотелось, чтобы он увидел меня настоящего. Хотелось верить, что он простит меня за то, чем я зарабатывал на жизнь, что будет с любопытством ловить мои новые ароматы… Чушь. Теперь настоящий я — другой. С этим надо смириться. Я должен смириться, должен…» Рука снова потянулась к метке, но теперь Чонгук её одёрнул. Это точно клеймо, и Чону хотелось не трогать его, а уничтожить. Почему-то вспомнился Джин. Он любил такой интересный запах — Чонгука всегда это забавляло. Этот альфа вообще во многом был уникальным для Чона. Но теперь не будет и его. Никого и ничего. Только Тэхён и их запахи. Так, конечно, живут все, так должно быть, но… Страшно и тоскливо. Задумавшись, Чон не заметил, что к хвое неожиданно добавился еле различимый запах жаренного мяса. Он ведь думал о Джине. Чонгук даже не сразу понял, что это его собственный, когда, машинально принюхавшись, повёл носом к двери. «Кто-то готовит?.. Тэхён? Заботится, надо же… Ох, Боги!..» Он возбуждённо вскочил. Запах становился сильнее, но всё ещё не был чистым и включал хвою, корицу и немного печенья. «Это мой, мой! Я могу менять их, как и раньше!» Вдохнув его весь, Чон заметил, что добиться идеального запаха не получается, и тогда он стал проверять себя дальше. Мясу на замену пришла любимая малина Юнги. Опять медленно и тяжело. Приходилось думать о желаемом аромате без остановки. Но Чонгук был доволен и этим. Любые компромиссы, лишь бы его способность, которую он любил больше, чем себя, осталась с ним.