Я уйду однажды в зеркала

Погода начала портиться на выезде из Москвы: температура резко упала, на небо наползли тучи, и заморосило. Потом пошел настоящий ливень, неожиданный, плотный, усиливающийся с каждым пройденным километром. Влажный асфальт опасно мерцал тонкой пленкой воды в желтом свете фар. Фонари закончились километров десять назад, погрузив иномарку в плотную, почти непроницаемую пустоту. В салоне стоял жар, воздух был наполнен пряными, терпкими ароматами каких-то восточных специй – освежитель подарили дети на день автомобилиста, – и кофе. Радио бухтело набором голосов диджеев, временами срывалось на шипение, когда пропадал эфир, потом возвращалось какой-нибудь композицией. Только что после бессмысленного трепа и рекламы навесных потолков – ворвались переливы арфы, гитары, и голос Хелависы повел рассказ о нереальных мирах и усталых путниках. Арбенина напряженно вглядывалась вперед, до белизны костяшек сжимая рулевое колесо. Надо было повернуть назад, как только еще мелкие капли стали покрывать лобовое стекло. Но сначала они показались ей ничего не значащими брызгами, быстро расползающимися в разные стороны на идущей под сотню машине. Потом поднялся ветер, дождь стал косым и плотным, и видимость резко спала, но Диана успела намотать километров восемьдесят, и разворачиваться показалось глупым. Теперь же она не была в этом уверена – от напряжения плечи начало ломить, мышцы натянулись и застыли, одновременно заныла шея и потянуло лопатку. Женщина ненавидела трассы, проводя полжизни в дороге, и на длинных переездах всегда предпочитала быть пассажиром. В хорошую погоду однообразный пейзаж вызывал дикую сонливость. В плохую, как сейчас, стресс, сковывающий все тело, приносил дикую головную боль, снять которую позже было почти невозможно, только пережить. И дернул же ее черт попереться вечером и именно самой! Почему было не дождаться утра и не поехать с ребятами в автобусе? Или же на машине, но посадить за руль Ларису? Ответ наклевывался как всегда один – она психанула: поругалась с матерью, да и двойняшки подлили масла в огонь отвратительным поведением. Находиться в загородном доме с семьей стало просто невозможно – стены, казалось, сужались вокруг нее, она задыхалась. И женщина не сомневалась: если немедленно не уедет – будет только хуже. Сорвется, устроит скандал с криками и битьем посуды, потом напьется до состояния нуля, и утром не сможет не то что поехать и выступить, а тупо встать с постели. Ничего не осталось – сбежать. Она позвонила Ларисе, попросила забронировать гостиницу, закинула в багажник спортивную сумку и рванула прочь. Музыка оборвалась внезапно, оставив лишь легкое шипение динамиков. Арбенина вздрогнула и потянулась к магнитоле – тишину в машине она всегда переносила плохо, особенно когда ехала одна. Мерное гудение двигателя и дорога приносили мысли, от которых женщина предпочитала бежать вот уже много лет. Казалось, глаза только на мгновение соскользнули с трассы, на одно короткое мгновение, прежде чем снова вернуться к непроглядной темноте. Свет фар на доли секунды выхватил чью-то фигуру. Женщина вскрикнула и впечатала педаль тормоза в пол, крутанув руль в сторону. Тяжелую «Камри» тут же бросило в занос на мокрой дороге. Крутанувшись несколько раз вокруг своей оси, машина вылетела в кювет. Диана пришла в себя от влажного, будто липкого холода – двигатель заглох, и тот начал просачиваться сквозь трещины на лобовом стекле и щели в металле. Тишина вокруг и темнота казались абсолютными. Женщина долго сидела, прислушиваясь к своим ощущениям: особой боли не чувствовалось, раскалывалась только голова, ломило переносицу, нос, ныли ребра. Убрав сработавшую подушку безопасности, она отстегнула ремень и открыла дверь. И с удивлением обнаружила снег. Ночное небо казалось невозможно высоким, в воздухе присутствовал этот неуловимый, но при этом совершенно отчетливый запах зимы, витало предчувствие скорого мороза. Дыхание срывалось с губ сгустками пара, ноги увязли в мягком свежем снегу и грязи чуть ли не по щиколотку. Конечно, погода в Москве и области могла разниться, но не так кардинально… Диана поежилась. Надо было вызвать эвакуатор и позвонить Пальцевой. Женщина открыла заднюю дверь – достать куртку, и замерла. Она совершенно точно помнила, что ушла из коттеджа в красной спортивной куртке, но на сидении лежал белый пуховик с нашивками «Canada Goose». Похоже, она ударилась головой сильнее, чем предполагала… Арбенина нахмурилась и с подозрением оглядела себя – узкие джинсы, к ним вопросов не было, и голубой теплый шерстяной свитер с вышитыми на груди оленями. – Что за черт… – выдохнула Арбенина и снова поежилась. Решив, что разбираться с этим всем будет позже, она сгребла пуховик и закуталась в него, сразу стало теплее. Следующим пунктом был телефон, к счастью, он оказался на месте – в креплении на лобовом стекле. А вот четки на зеркале заднего вида стали сюрпризом. Диана пару секунд в недоумении пялилась на них – обычно она носила их во внутреннем кармане верхней одежды или в кармане джинс. Внутри разрасталась тревога и странное чувство – будто все не так, как должно. – Эвакуатор… – вслух произнесла женщина, чтобы хоть как-то прийти в себя. – И Пальцева… И такси… К огромному облегчению Арбениной, телефон оказался точно ее, со «Снайперским» чехлом и трещиной на защитном стекле, которое она уже несколько месяцев не могла поменять. – Отлично… – выдохнула она, касаясь пальцами экрана. – Что за?.. – на рабочем столе вместо привычных и родных мордашек Мартемок была Сурганова. У Арбениной перехватило дыхание, и в одно мгновение она забыла, зачем вообще взяла телефон. На фото Светлана была запечатлена в пол-оборота, руки скрещены на груди, длинная шея, взъерошенные ветром или чьими-то пальцами волосы. Взгляд устремлён куда-то в неизведанную даль, задумчивый, одухотворенный. В Сургановой всегда присутствовали эта некая античная трагичность и усталая красота, даже в молодости. А сейчас… Она будто была высечена из мрамора: изящная и острая одновременно. Диана судорожно вздохнула – теперь сомнений не было, все, все было не так… И переведя взгляд на собственные руки, женщина убедилась в этом еще раз – на ребре ладони левой не было татуировки, а на безымянном пальце правой красовалось кольцо... То самое простенькое колечко из прошлой жизни. Она отчетливо до сих пор помнила, как покупала эту пару колец, и как потом в ярости вышвырнула свое. Арбенина нырнула обратно в салон и дрожащими пальцами повернула зеркало на себя – абсолютно чистая шея и темная челка, слегка спадающая на глаза. И это уже совершенно точно нельзя было списать на травму головы. Перепутать цвет куртки, забыть свитер, который у нее теоретически мог валяться где-нибудь… фото Светы на рабочем столе – это тоже можно было хоть как-то объяснить, сложно, но можно попробовать… Но другой цвет волос и отсутствие татуировок, кольцо… как это, черт возьми, рационально объяснить?! Вдруг стало страшно… Сердце в груди забилось быстрее. – Пальцева… – снова выдохнула Арбенина. Лариса сможет объяснить весь происходящий с ней бред, по крайней мере, снайперша на это надеялась. Или же ей пора звонить санитарам. Но прежде чем она успела залезть в контакты, телефон ожил в руке сам. Приятная, смутно знакомая мелодия, которую Диана не смогла сходу распознать, разорвала висящую вокруг тишину, на экране снова вспыхнуло фото Сургановой, но уже другое: на нем та смотрела прямо в камеру и широко, счастливо улыбалась, в серых глазах застыли смешинки. Пальцы отказывались слушаться, Арбенина просто стояла и смотрела, держа в замерзших руках трубку. Мелодия отыграла раз и пошла на повтор. – Салют… – все-таки ответив, она попыталась придать голосу привычную беспечность и бодрость, но получилось как-то сдавленно. – Дин! Слава Богу! Я час пытаюсь дозвониться! Все хорошо? – Арбенина слышала ее эмоции даже на расстоянии: страх, беспокойство и облегчение. – Я… Да… – женщина посмотрела на искореженную машину, снег, черные мрачные кривые силуэты деревьев в отдалении, ноги промокли, замерзли, и призналась: – Нет… Я… – мысли путались, слова застревали в горле: – Я с трассы вылетела… – Господи! Что?! Ты в порядке? Вот какого черта ты поперлась в ночь, да еще и в эту аномальную метель? – теперь в голосе на той стороне отчетливо проступала паника. – Да-да, голова болит только от знакомства с подушкой безопасности, но меня так просто не возьмешь! – усмехнулась женщина. – Сейчас вызову эвакуатор и такси… – а что дальше, у нее не было уверенности. – Я приеду, – в голосе прозвучала твердость, переломить которую было невозможно, это Диана помнила. Упертость Сурика была легендарной. Но попытаться все-таки стоило. – Свет… Не надо… – растерянно пролепетала Арбенина. Но ее тут же перебили: – Я возьму билет на ранний «Сапсан», утром буду в Москве, постарайся не попасть больше ни в какие передряги, хорошо? Может быть, стоит обратиться в травму? – Нет-нет… я в норме. И… хорошо… постараюсь… – послушно, с запинкой пробормотала Арбенина, внутри разлилось тепло, окружающий холод внезапно отступил. Она стояла ночью, в снегу, где-то на трассе километрах в ста от Москвы, сжимая в руке телефон, и улыбалась, как умалишенная. Внезапно ей стало плевать на все, что было не так. Потому что Сурганова волновалась за нее, потому что Сурганова приедет… Может, она разбилась в аварии, и это только сотканная иллюзия умирающего сознания? Если так, пусть она продлится до того момента, как Диана увидит Свету… – Надо вызвать эвакуатор, Арбенина, пока ты точно не сдохла от переохлаждения, – проворчала женщина и зябко поежилась.

***

До Москвы снайперша добралась только под утро. Зарядки телефона хватило на единственный вызов эвакуатора, и пришлось ехать вместе с машиной. Сидя в кабине «Хендая», пропитанной дымом дешевых сигарет, потом и ядреным одеколоном, женщина бессмысленно крутила в руках ставший бесполезным аппарат, мысленно прикидывая, что делать дальше: надо было куда-то пристроить машину и выяснить, где в Москве она живет… Если Света собралась приехать, значит, знала куда, а вот сама Арбенина – нет. В итоге с водилой ей удалось договориться, что машину он подержит у себя на базе, благо налички в кошельке оказалось достаточно, а женщину высадит у ближайшей станции метро. Оставалось только надеяться, что здесь ее городская квартира находится по тому же адресу. Понять бы еще, где это «здесь», но об этом она будет думать позже. Связка ключей, к счастью, нашлась в кармане пуховика. Заспанная консьержка на первом этаже, которую лично «снайперша» не признала, поприветствовала ее тихим: – Доброе утро, Диана Сергеевна. И только тогда Арбенина позволила себе выдохнуть, позволила расслабиться. Устало привалилась к гладкой зеркальной стене лифта, когда закрылись двери. На первый взгляд квартира выглядела почти так же, тот же ремонт, мебель, фурнитура, но вот ощущалась иначе, а она никак не могла ухватиться за это чувство… На кухне Диана сразу обнаружила банку с кофе на привычном месте, на второй полке в верхнем шкафу. Критически оглядела кофемашину – ее на своей кухне она что-то не помнила, – фыркнула, достала джезву и банку со специями. Позже, расположившись с чашкой за стойкой, в задумчивости рассматривая коллекцию подставок под пиво, которой у нее тоже никогда не было, она поняла… Квартира была уютнее, она ощущалась жилой. Женщина сконцентрировалась на своем окружении: пара керамических кружек с изображением Питера стояли на стойке справа от нее, здесь же лежала электронная сигарета, рядом валялось несколько емкостей с жижей для заправки. Диана в задумчивости почесала затылок – этой приблудой она никогда не пользовалась и с трудом могла себе представить курящую вейп Сурганову. Хаос магнитов на холодильнике и вытяжке, зеленый плюшевый крокодил на спинке красного кожаного дивана, чья-то темно-синяя толстовка, небрежно перекинутая через подлокотник, какая-то слишком большая даже для нее и тем более Светы, квадратные широкие низкие вазы, заполненные разноцветным песком, и множество других мелочей. Хмыкнув про себя, Арбенина отметила и хорошо укомплектованный бар. Проглотив почти залпом еще чашку, Диана решила, что можно было бы принять душ и исследовать оставшуюся часть квартиры – мельком она видела в зале фотографии в рамках, стоящие на комоде и висящие на стенах. И кажется, на нескольких была запечатлена скрипачка. Но дойти до гостиной женщина не успела – со стороны входной двери послышалась возня, щелкнул замок. Арбенина застыла посреди коридора, чувствуя, как все тело сковало напряжением, сердце забилось быстрее, дыхание сорвалось, а руки предательски задрожали. «Пятнадцать лет, пятнадцать гребанных лет…» – пульсировало в мозгу. – Дин! – Сурганова появилась в дверном проеме. Расстегнутая темно-серая куртка, под которой виднелся белый джемпер, черные спортивные брюки, высокие ботинки, чем-то напоминающие военные, как всегда взъерошенные короткие пепельные волосы, очки на носу. – Ты меня напугала, – женщина скинула рюкзак на пол и прошла. – Но смотрю, и правда, только шишка, – она нежно улыбнулась, касаясь прохладными пальцами лба. А Диана понимала – тело отказывалось слушаться, ей было не пошевелиться, почти не вдохнуть. Она жадно впитывала глазами лицо скрипачки так близко: серые глаза с затаенной грустью, россыпь морщинок вокруг, тонкие губы, легкий румянец с холода на щеках. – Динка, что с тобой? – Светлана нахмурилась. – Ты точно в порядке, может быть?.. – Арбенина мотнула головой, все-таки выдохнула и одним резким движением сгребла женщину в объятия, уткнувшись носом в висок, чувствуя, как ее начала бить крупная дрожь от захлестывающих эмоций и ощущений. Будто в одно мгновение к черту прорвало плотину, которую она тщательно выстраивала последние пятнадцать лет. От Светы, казалось, пахло, как тогда, в то первое лето: корицей, солнцем и морской солью. – Света… – сдавлено прошептала Диана, прижимая ее к себе еще крепче. Руки скрипачки скользнули ей на спину и плавно, успокаивающе стали поглаживать между лопаток. – Что с тобой, родная? – обеспокоенно прошептала она. Арбенина не доверяла себе в тот момент, голосу, телу. Она все еще захлебывалась в собственных эмоциях, и только близость Сургановой удерживала на плаву. Секунды растянулись в минуты, прежде чем Диана все-таки смогла отстраниться, надо было что-то сказать. Лгать своей скрипачке в глаза она никогда не умела, да и в голове было совершенно пусто. Говорить правду просто не могла, это было чревато поездкой к психиатру. Света же терпеливо ждала, внимательно вглядываясь в зеленые глаза. – Я… – полуправда казалась лучшим вариантом: – Я так испугалась... Машине, конечно, досталось сильнее, – смешок вышел нервным. – Надо, кстати, позвонить Ларке, сказать, чтобы она отменяла ближайшие концерты. Сегодняшний так точно… – Арбенина замолчала, понимая, что несет что-то не то, когда недоумение, на мгновение возникшее на лице Светы, быстро трансформировалось в раздражение. – Дин, какой концерт? Наш юбилейный тур начнется только через три недели. Или Лариса уже организовала что-то дополнительное в обход Лены и меня? – Сурганова нахмурилась и поджала губы, серые глаза мгновенно затянуло холодом. – На этот год все же было оговорено, никаких дополнительных выступлений без согласования друг с другом, Диана? – этот тон Арбенина помнила очень хорошо и с удивлением осознала: а он ведь заводит ее до сих пор, будто не было этих пятнадцати лет тишины. Сурганова крайне редко выходила из себя, но когда такое случалось, в отличие от самой Дианы, почти никогда не позволяла себе повышать голос. Даже в пылу их самых страшных ссор – Света не орала, но ее становившийся в эти моменты непривычно низким, вкрадчивым голос прошибал куда сильнее, и заводил тоже, особенно когда она произносила это ее «Диана». – Я… могла что-то напутать… - пролепетала Арбенина, чувствуя себя очнувшейся не в какой-то другой реальности, а в далеком девяносто третьем, и, как обычно, в чем-то облажавшейся. – Но надо чтобы она занялась машиной… – попытка переключить Сурика на другую тему была слабовата, но стоило хотя бы попытаться. Сурганова еще несколько мгновений подозрительно на нее смотрела, потом достала мобильник. – Мне Марта дала номер станции, сказала, делают быстро, качественно и недорого… Как я его только записала… – Ага… – Диана уже повернулась в сторону кухни, где оставила телефон на зарядке, но так и зависла, когда слова в полной мере осели в сознании. – Марта дала? – переспросила она. Марта в ее жизни имелась только одна, и она совершено точно не могла дать номер СТО. Ну, может, здесь это была какая-нибудь другая Марта… – Да, ты же знаешь, с любовью нашей дочери к машинам она знает мастеров и в Питере, и в Москве… – Нашей дочери? – Арбенина только каким-то чудом не впечаталась в дверной косяк.