Мир без времени

       На кромке волны, отгоняя закат,        Красивая чайка разрезала небо        Прозрачным крылом. И надежды горят        В зарёванном зареве здешнего плена.                      «Так. Открыть глаза. Открыть, мать твою, глаза!»        Слабо поводя руками по полу, я приподняла свою иссушенную обезвоживанием тушку и привела ее в вертикальное положение. Голова пошла кругом, сердце вяло постукивало, а все это служило не очень хорошим признаком.        «Открой глаза, давай!»        Я разговаривала сама с собой, ну, или с тем, кто сейчас поселился в моей голове.        «Я хочу открыть глаза…»        Монотонный сосед какой-то, нудный.               Я ощупала свои ноги и почувствовала такую гадкую, невыносимо сильную боль от возвращающейся к ним чувствительности. И снова легла на пол. Есть уже хотелось так, что казалось — я слышу запах жареных мидий в сыре. Ну и прекрасно. Ну и хорошо. Ни о чем не стану думать, буду наслаждаться галлюцинациями и представлять, что ем всю эту вкуснятину.               Но глаза все же открыла: надо уважить последнюю просьбу «соседа». Потолок был медно-желтым, исчерченным какими-то прерывистыми линиями и точками, похожими на азбуку Морзе или двоичный код. Жаль, что я не владею навыком чтения таких шифровок. Сейчас, в пору безвыходности, прочла бы… Не важно что. Вообще-то, хотелось прочесть что угодно: хоть Пруста, хоть Ницше, хоть Льва Николаевича… Зачитаться, забыться, уснуть под бесконечность языковых знаков и про себя проговариваемых фонем. Но упиваться собственной беспомощностью мешал настойчивый запах еды. Я снова приподнялась на локтях и опустила голову, глядя перед собой: на уровне моих глаз у противоположной стены на треугольной параллельной полу столешнице, как ни в чем не бывало, стояло блюдо с нафантазированной мной пищей.               Дожили, слуховые галлюцинации эволюционировали в визуальные. В данной ситуации надо мыслить трезво. Пытаясь одновременно размышлять и действовать, я поползла в направлении загадочного столика.               Если всё это — голодный бред, там ничего нет и не может быть. Если эта штука реальна… кто и как ее сюда доставил? А главное — зачем? Когда доставил — ясно: пока я в обмороке валялась, а времени прошло уж больше двух часов, благодетель мой невиданный мог и собрать мидии, и обжарить, и сервировать, как положено. А цель? Морили, значит, голодом, морили двое суток, а теперь совесть проснулась? Или решили просто поддержать во мне жизнь, сугубо для того, чтобы не скончалась раньше времени? Допустим. Но почему мидии, а не тюремная баланда или мерзопакостная кашица из тухлого мяса и гнилых зерен?! К чему вино? Последняя трапеза, как у висельников? И еще момент такой: а куда я отходы деятельности дену?!               Тарелка с ароматной едой приближалась, сознание крепло, а силы прибавлялись. Дрожание непослушных колен вынудило меня остановиться в полуметре от столика. Опустившись ничком на пол, я вдыхала аромат пищи; казалось, что я насыщаюсь одним лишь запахом и надеждой на последующее поглощение любимого блюда… Но размышления с молниеносной быстротой пронзали отупевший, усталый мозг.        Кто может меня так мучить: спецслужбы, секретное научное подразделение министерства просвещения какого-нибудь несоюзного государства… так-так… террористы, моджахеды, сектанты…. Эх! Как говаривал старик Холмс «ищи мотив — найдешь преступника». Причины моего времяпрепровождения в этой комнате — я отказывалась верить, что это камера, в силу врожденного оптимизма и суеверного страха перед смертью, — были неясны. Я не знаю никаких секретов, государственных преступников дома не держу, родственников за границей не имею…        Вновь я попыталась встать: существует эта еда или нет, я намеревалась проверить это в приличествовавшей человеку воспитанному позе. То есть, сидя на стуле или стоя рядом со столом, как на фуршетах после презентаций… Я остановилась на полувздохе и вскочила с колен на ноги.        А где мои вещи: мобильный телефон, сумочка, помада гигиеническая? А что на мне надето?        Стоя возле желанного угощения, я принялась оглядывать свою одежду: ее оказалось маловато. Серые мягкие широкие штаны и такая же водолазка. Никакой обуви и, что удивительно, никакого нижнего белья. Я попыталась вернуться мысленно в тот момент, что я помню последним: я шла по улице родного мегаполиса с работы домой, намеревалась зайти за продуктами. Муж волнуется, наверное… бедный мой… голодный сидит. Мой взгляд снова переместился на тарелку. Переживания о любимом муже могут сочетаться с принятием пищи? Вполне могут.        Я подошла вплотную к столику и обнаружила, что вилок и ножей я моему благодетелю не заказала… Казус неприятный, учитывая, что есть мидии без приборов сложновато. Но почти двое суток без пищи давали о себе знать, и я уверенно схватилась за ближайшую ракушку. Она не испарилась и, покрытая застывшим сыром, казалась чуть остывшей, маслянистой, словно действительно кто-то приготовил ее час назад.        Выковыривая мясо пальцами, я давилась и хрюкала от жадности. Мидии были уничтожены за пару минут, и настал черёд вина… Пить хотелось невыносимо, но оказаться в состоянии «в стельку» не хотелось. Я решила отползти в «свой угол» и посмотреть что будет.        Стоило мне отвернуться, за спиной раздался странный тихий хлопающий звук. Я резко обернулась и увидела, что столик был пуст.        Ага, значит я не одна во Вселенной. За мной наблюдают.               Улыбаясь невозмутимо и сыто, я выпрямилась и вернулась в «свой угол» уже в совершенно ином настроении, нежели выходила из него. Столик продолжал присутствовать и пустовать, а я старалась не сводить с него взгляда.        Это напоминало игру в гляделки, только в данном случае в момент моргания я могла упустить нечто важное.        Прошло 10 минут по моим часам, и глазки начали слипаться после сытной трапезы.               Я боролась со сном, но мой нуднейший сосед, не умолкая ни на минуту, шептал прямо в подкорку мозга: «Надо отдохнуть… Ничего не угрожает… Спи… Надо спать… нужны силы». Я злилась на саму себя, и это чувство помогло мне продержаться еще шесть минут, бодрствуя. Потом я достаточно уютно устроилась на полу, свернувшись калачиком, и представила, что засыпаю дома, в своей большой супружеской кровати на чистых бязевых простынях.        И провалилась в сон.