Глава 4.
28 апреля 2013 г. в 04:08
Джон Шепард.
Я ни разу так и не поиграла за него. Казалось естественным играть за женский персонаж. И тем более дико было видеть Шепарда во сне. Да еще таким реальным человеком, живым и негодующим…
Я задумчиво дожевала предложенный ужин и уселась у камина, где мирно потрескивал огонь. Грудная клетка сжималась от тоски. Мне казалось, что я больше не существую; что всё, что мне когда-то было знакомо и любимо мной, теперь недоступно…
Я не обратила внимания, как еда исчезла со стола. Я даже не представляла, сколько прошло времени. Я просто молча сидела у псевдокамина, потому как он не может быть реальным.
Не может, и все!
Я попала сюда не по своей воле. Значит, меня кто-то сюда приволок, заточил и имеет на меня какие-то виды. Нужно понять цель моего пребывания здесь… Я сжимала и разжимала кулаки, впиваясь ногтями, что не знали пилочки уже непростительно долгое время и безобразно отросли, в ладони.
Как я возненавидела в тот момент своих тюремщиков! Как будто пребывая во сне, я поднялась с пола, ухватила руками стул и со всей дури треснула по дверце книжного шкафа. Трррах! Получите!
Уронив обломки орудия человеческого негодования, я закричала в медную пустоту потолка:
— Выпустите меня отсюда, козлы!
Ответа не последовало.
Обычно за проступки подопечных наказывают, и я уселась обратно на пол, ибо единственный стул был использован не по назначению, и стала ждать заслуженной кары. Пусть меня пытают, замучают, но я должна знать, какого черта здесь делаю! Я хочу понять смысл!
Я не плакала, нет. Они не стоят того, что б я тут расклеилась и стонала от страха. Мне не так уж плохо тут: кормежка, одежка, здоровый сон и никаких пыток. Вот моим родным людям, оставшимся… ээм… даже не знаю, как далеко оставшимся без меня сейчас гораздо, в тысячи крат хуже. Боюсь даже представить реакцию мамы… и папы… Ой, божечки, о муже даже думать боюсь!…
Вдруг мне стало страшно: а вдруг я никогда отсюда не выберусь? А если меня не найдут и до смерти я буду домашним подопытным существом у каких-то уродов?
Глаза предательски наполнились слезами…
Я встряхнула головой, отгоняя мрачные думы и ненужный в такой ситуации страх, и резко поднялась на ноги. Со стороны мои скачки и прыжки казались, вероятно, ужасно нелепыми.
В самых тяжелых для меня моментах жизни меня спасали только две вещи: чтение и пение. Вроде как помогало переключиться на время от существующей проблемы. А так как читать «их» книги казалось ниже своего достоинства, я запела.
Надо мною — тишина,
Небо, полное дождя,
Дождь проходит сквозь меня,
Но боли больше нет...
— Я свободе-э-э-эн! — орала я с громкостью противопожарной сигнализации.
Я буду бороться изо всех сил! Я не дамся, я не сдамся без боя! Я говорю текстами из песен… Приехали.
На меня нахлынула неведомая эйфория, я спела песню Кипелова до конца, а потом еще раз повторила припев. Потом сделала минутную паузу, просто чтобы проверить, не откликнется ли кто? Ведь может нас, похищенных, тут несколько…
Не услышав ничего, кроме насмешливой тишины, я принялась петь все подряд песни на всех языках, что могла припомнить. Я громко пропевала любимые строки, изображала разные музыкальные инструменты, перемещаясь по комнате в ритме исполняемой композиции…
Но у всякого существа однажды заканчиваются силы. Отхлебнув воды из графина, отчего-то не убранного «хозяевами» вместе с ужином, я упала лицом вниз поперек кровати и дала волю слезам.
Пусть они ничего не увидят и не услышат, тихонько всхлипывая, говорила я себе.
Когда поток слёз, наконец, иссяк, я перевернулась на бок и моментально уснула, устав от внезапного сольного концерта.