Мир без времени

       Вы когда-нибудь видели гнойную рану в микроскоп? Желательно от глубокого пореза или ссадины? Именно так выглядит поле боя. Кровь, кишки, сажа, пыль, крики, рев, стон — и все это под ритмичные залпы будоражащей нервы лазерной пушки Жнеца.        Мы стояли в основании разрушенного моста, ведущего от постройки к постройке, в стороне от главного боя. Ева плакала. Сдержанные всхлипы скоро переросли в надсадный плач. Она дрожала, но не отводила взгляда от погибающих собратьев, от вакханалии, устраиваемой лучом лазера. Целые отряды погибали от одного «касания луча». Их броня вспыхивала, а оружие взрывалось. Но кроганы не стонали. Они даже не кричали — ревели, бросаясь на врага!        Вот один из отважных ящеров сцепился с ужасающей Тварью. Мой визор приблизил объект, и я увидела, что безымянный боец истекает кровью, что раны видны сквозь разорванную броню. Кроган, даже не пытаясь уклониться от боя с заведомо более сильным противником, давил Тварь весом, пробивая в броне чудища дыры прикладом винтовки. Но тут на него запрыгнуло штук пять хасков, и кроган, отвлекшись на миг, пал под ударом тяжелой когтистой лапы Твари. Вот несколько кроганов-биотиков артиллерийским залпом сметают трех Опустошителей, те барахтаются в воздухе, перелетая за пределы поля боя.        А вот и команда Шепарда.        Ну, кто бы сомневался! Трое мужчин, словно танцуя, движутся сквозь толщу врагов, сопровождаемые взрывами и грохотом выстрелов. Движутся красиво и слаженно. Смертоносный балет, однако. Гаррус и Джеймс забрасывают противника гранатами, укладывают десятки врагов точными выстрелами. Шепард же увертывается от «луча», стремясь пробиться к Молоту.               — Идем, — сказала я друзьям. — От нас зависит, были ли все эти смерти напрасными. Идем.        Ева обернулась ко мне лицом: ее глаза, ранее метавшие молнии, застилала пелена слез, радужка их побледнела, а взгляд затуманился. Я больше не видела перед собой иноземное создание угрожающего вида. Я видела мать своего народа, женщину, истерзанную болью. Ту, которая устала от смертей и упрямства сородичей, но всей своей измученной душой любившая их.        — Пойдем, Ева, — попросила я, схватив похолодевшую руку кроганки.        - Да, — только и сказала она.        — Торопитесь. Сюда, — прервал нас Мордин, высунувшийся из прохода в стене. — Башня в шаге. Успеем взять образцы. Отдохнуть.        Не то, что бы я сильно устала – что, конечно, удивительно — но надо было поскорей убираться подальше отсюда. Да и Жнец скоро упадет.        — Опять в подземелье? — со вздохом спросила я, подхватывая удобнее винтовку.        - Да. Руины ненадежны. Но другого пути не найдешь.        — Я готова. — Урднот Бакара гордо вскинула голову и направилась к Мордину.        Мы спустились в мрачное подземелье. Стены и пол содрогались от взрывов. Пару раз Мордина едва не завалило грудой камней.        — Тут все скоро рухнет! — кричала я, подталкивая обессилевшую Еву рукой. Она шумно дышала и кашляла надсадно и сухо. Мордин тараном двигался к цели. И когда я, в очередной раз оттолкнув на бегу кроганшу, рванула его в сторону от внезапно разрушившейся колонны, Мордин оттолкнул меня с криком:        — Отставить, лейтенант! Я справлюсь.        — Ч-черт вас разбери, Солус! — не выдержала я. — Себя не бережете, так хоть о нас подумайте!        Он остановился, опустив голову. Ева молча обняла его и принялась что-то говорить, так тихо, что я не расслышала. Но мне было интересно, так что я шепнула: «Лоис, звук громче».        — Мордин… не надо… это не поможет… Помни, кто ты есть… Я рядом и я смогу.        — Я устал, Бакара.. Я очень устал… Я стар. Нервы сдают.        — Ты сможешь, только поберегись… ради меня…               Вот так история! У них что-то было? Он ее спас на Сур’Кеш, он лечил ее, они были вместе, наедине… мало ли что могло произойти. Опять же, как врач он мог… Да не-е-е-т… Он бы не стал. Мордин — одиночка. Хотя! ..        Может, встретились два одиночества?               — Потолок вот-вот рухнет, — предупредила я.        Пара теперь разомкнула объятия, и они просто смотрели друг на друга. Потолок трещал по швам, стены осыпались мелкой крошкой, но этим двоим все было нипочем: для них время уже остановилось. Мордин взял Еву за руку и повел к мерцающему просвету в конце помещения. Я ненамного вырвалась вперед — оглядеться и разведать обстановку.        Не успела я достигнуть узкого проема, как прямо над нами ударил Молот.        — Надо торопиться! — закричала я не своим голосом.        Но щель была узка для любого из нас. Я решила провести тот же прием, что и раньше. Дав своим попутчикам знак спрятаться, я отступила на шаг и протянула вперед раскрытую ладонь. Она слабо замерцала голубым свечением, но желанный сгусток биотической массы не появился.        — Что там, Рима? — старался перекричать нарастающий грохот Мордин.        Я растерянно обернулась: саларианец накрыл своим телом скрючившуюся у стены Еву. Глаза его от ужаса расширились.        — Не выходит! Не получается!        — Придумай! Делай! Пора выбираться! — приказал Солус.       Легко сказать — «придумай»!        Время уходит. Все разрушится. И видя, как борется за свою цель саларианец, я подумала о том… А если я тут погибну, кто будет плакать обо мне? И я решила, что не стану умирать. Просто решила, и всё!        Оставив кроганку под защитой несущей балки, Мордин подбежал ко мне и хорошенько встряхнул.        — Соберись!               «Оум коум мнемос коум.. Оум коум мнемос меом..»               Чувствуя близость истерики, я зажмурилась и попыталась собрать мысли в кучу. Моя сила во мне. Я смогу сдвинуть горы, если захочу. Если захочу, я стану воином. Я открыла глаза. Мордин отшатнулся.        Подойдя к щели, я ухватилась руками за края проема, а ноги широко расставила, уперевшись носками ботинок в стену. По телу пробежала волна электричества. Почувствовав, что время пришло, я выдохнула и, полыхая синим «пламенем» биотики, «взорвалась» вместе со стеной! Камни треснули, стена развалилась фонтанами крошки и улеглась на землю валунами красного камня. Ноги и руки дрожали от напряжения. Волосы упали на глаза. И я поторопилась оглядеться.        Меня ожидало худшее из всего, что я могла себе представить.               Мордин находился меж двух валунов, выпавших с потолка, глаза его были закрыты. Но вот он шевельнулся, и я бросилась к нему, помогая встать.        — Мордин! Слышите меня? — запаниковала я.        - Да, — он на секунду закашлялся от пыли, висящей в воздухе. - Ева? Ева!        Я повернула голову.               Урднот Бакара лежала в двух шагах. Пригвожденная огромным камнем размером с пианино, распластанная кроганка слабо шевелила рукой. Мы кинулись на помощь. Мордин, пошатываясь, пытался сдвинуть камень. Я оторвала его от бесполезного занятия.        — Я попробую, Мордин. Только отойди.        Он почему-то послушался и отступил к проему.        Земля содрогалась. К Жнецу неслась Калрос, сметая на пути преграды. Здание над нами вот-вот готово было рухнуть, придавив остатки надежд кроганской цивилизации. Шепард где-то совсем рядом прорывался к башне навстречу Мордину. А тот сидел возле умирающей кроганской женщины, обхватив голову длиннопалыми руками и, кажется, не намеревался двигаться дальше.        Я, приказав себе не распускать нюни, выдохнула и всем сердцем пожелала, чтобы задуманное удалось. Приняв боевую стойку, как будто снова «танцуя» с Вегой, я вытянула обе руки вперед, нацеливаясь на огромную глыбу камня. Голубое свечение вокруг меня нарастало.              Все, что есть, в «подъем»!              «Поднимайся, тупая сволочь! Тебе все равно, где лежать! Ты убиваешь ее!»              Глыба мерцала и переливалась от воздействия биотики. Все вокруг гремело и шаталось. Перед глазами плыло.        Я снова разозлилась и пронзительно закричала. Закричала так, что даже Мордин поднял голову. Даже рука кроганки дернулась, разгребая песок на полу.              Сначала «подъем». Глыба поднялась сантиметра на три-четыре.        Теперь «бросок». Словно нехотя повернувшись, кусок камня «сполз» с тела кроганки. И до меня донесся ее слабый вдох. Она жива!        Все еще поддерживая глыбу в воздухе, осторожно опустила ее на землю неподалеку от себя. От греха подальше. Не в силах двинуться к Еве, я рухнула кульком на пол, проклиная все на свете.        - Ева! Не двигайся, — услышала я рядом голос саларианца. — Боже! Нет-нет, все в порядке. Только не двигайся. Нет!               Я повернула голову: кроганка лежала ко мне лицом, распластанная на полу. Ее грудную клетку попросту сплющило, и она была неестественно вдавлена. Ткань головного убора каким-то образом была сорвана с лица женщины. И увидела изможденное, испещренное шрамами и шрамиками лицо шаманки клана Урднот. Изо рта Евы вырывались судорожные хрипы пополам с кровью. Она глядела на меня, как будто не замечая истеричных манипуляций Солуса, который без остановки что-то говорил, глядя на голографическую сетку панели инструметрона.        — Мы хотели… Один шанс… Погубит тысячи… Но не время, — еле-еле расслышала я.        — Нельзя говорить! Перестань, Бакара! — немедленно взвизгнул Мордин.        Но кроганка продолжала.        — Шанс… Нам дали шанс… Но мы — дети… Скажи Шепарду, что… — Кроганка закашлялась. Рука ее устало опустилась.        — Мордин, — дернула я саларианца за руку. — Мордин, тебя ждет Шепард.        - Нет. Неприемлемо. Никогда не бросал. Идите сами, — мотнул головой Солус.        — Он ждет вас, — Ч-черт, как же дышать больно-то! А ведь меня еще даже ни разу не ранило! — Идите, Мордин, я буду с ней. Я останусь тут.        Профессор Солус пристально вгляделся в мои глаза.        — Вытащим ее. И пойду. Только так.        Сделав мне укол стимулятора, Мордин притащил какой-то щит или обломок ограждения. Совместными усилиями мы переложили задыхающуюся кроганку на импровизированные носилки и потащили к выходу.        - Все. Идите, — сказала я, когда Ева была доставлена в укрытие за большим куском обвалившейся колонны. Вокруг было очень тихо. Видимо, Калрос уже сделала свое дело, и союзные силы теснили или уже вытеснили силы Жнецов с поверхности планеты. А сам корабль-Жнец был погребен в объятьях праматери молотильщиков.        — Идите, — повторила я, усаживаясь поудобнее возле Евы.       Мордин присел рядом и прошептал «держись». Потом глянул на меня и побежал прочь.               — А мы с вами позагораем тут недолго, — бодро сказала я кроганке. — Все будет хорошо.        Ева тяжело дышала, изредка делая достаточно глубокий для здорового организма вдох. Кожа, видневшаяся в просвет головного убора, заметно побледнела. Глаза без выражения смотрели в небо. Мне стало не по себе.        - Ева, вы меня слышите?        - Да, — неожиданно ясным и спокойным голосом ответила она.        Я так обрадовалась, что ухватила ее мощную руку.        - Ева, держитесь! Помощь придет!        — Только не надо… оптимизма, — сухо выдохнула она. — Тошнит.        — Мордин ненадолго, — заверила я.        - Да, — усмехнулась Бакара, с присвистом вдыхая воздух. — Он такой… верный.        Я осмелилась спросить:        — У вас с ним… давно?        — Нет… Позавчера… когда мы узнали, что пора… Он сказал, что я — как он. Только, — засмеялась кроганша, поворачиваясь ко мне лицом. — Только он добавил, что в два раза больше… и добрей.        После такой тирады ей пришлось долго откашливаться. Она выплюнула пару комков красного цвета, и меня замутило. Я порылась в аптечке и вколола Еве еще дозу панацелина. Сама же съела плитку шоколада. Да-да, он тоже лежал в аптечке специально для оголодавших биотиков. А я ж биотик, самый натуральный!               «Мисс Ли, внимание. Справа три единицы сил противника» — раздалось в наушнике.               «Твою мать! Этого еще не хватало! Разве Шепард не разметал все и вся?»               — Лежи тихо, Ева, — прошептала я, перезаряжая винтовку, — Я ненадолго.               Выглянув из укрытия, я увидела трех слегка потрепанных каннибалов. Один из них, чтобы не быть сожранным товарищами, бодренько подпрыгивал на ходу, стараясь не показать серьезности своего ранения.               Что же делать, ч-черт побери?               Движутся они в нашу сторону, но нас не видели, это точно. Нужно отвлечь их от Евы. И поставить над ней «щит» или «купол», как делала Найрин на Омеге. А лучше не надо — биотическое мерцание привлечет их внимание быстрей, чем лежащий на земле кроган.        Я просто отдала Бакаре пистолет, который так и не использовала в бою.        Легкое жжение в затылке информировало меня о том, что импланты накопили достаточно энергии. Но я хотела подпустить группу противника чуть ближе, чтобы, оказавшись в руинах, они шли кучнее. Когда момент настал, я кинула во врага «сингулярностью» и тут же стала палить из винтовки так, что отдачей мне чуть не выбило плечо. Каннибалы висели на высоте двух метров над землей и беспомощно бултыхались в биотическом поле. Очередь из оружия взорвала поле массы и каннибалы разлетелись в разные стороны. Я, наконец, обернулась к подопечной.               Та лежала на земле все так же, не прикрыв лицо: напряжение с него спало, мышцы расслабились, глаза были чуть приоткрыты.        - Ева? ..        — Я… не успела… Мне так много надо было еще сделать, — шептала кроганка.        На глаза мои навернулись слезы. Я сдерживала плач, радуясь, что на солнце пластина мнемо-визора мешала Еве увидеть мои слезы. Потому что, наверное, было бы неприятно видеть, как тебя оплакивают еще при жизни…        — Все будет хорошо… хорошо…        Бакара еле заметно улыбнулась.        — Мордин даже не успеет… Передай ему… — Она начала задыхаться.               Ч-черт, я же не врач!              Я судорожно металась вокруг кроганки. Потом вспомнила об аптечке. Вытряхнула содержимое контейнера на землю: панацелин, паравидокс, тирамолин… Что за ересь? Понятия не имею, чем ей помочь!        — Рима, — позвала меня кроганка. — Дай руку.        Из меня как будто выпустили воздух. Я сняла с обеих рук перчатки и вложила свои ладони в ладони умирающей.        — У нас принято… исповедь… — Она продолжала попытки говорить, давясь собственной кровью. — Моя дочь… Найди… Исима… И Мордин…        Кроганка не договорила. Взгляд ее остекленел, и я прикрыла ее лицо тканью от головного убора. Вот и все. Она умерла с его именем на устах. Как в романе, как в легендах о большой любви. Я сидела, прислонившись к нагретому камню спиной. Мне больше ничего не хотелось: ни плакать, ни думать, ни говорить.               Ее жизнь закончилась. Моей же как будто и не было. Никогда.