От прикосновения губ к шее, по спине пробегают мурашки. Просыпаться совершенно не хочется, но горячее дыхание мужчины заставляет кровь закипать. Невольно срывается стон и я выгибаюсь под сильными руками. Пальцы путаются в моих волосах, чуть тянут, заставляя прогнуться ещё, а поцелуи спускаются через лопатки к позвоночнику и дальше вниз. Тихо вскрикиваю, когда вторая рука больно сжимает кожу на моём бедре. Дыхание становится глубже и прерывистее, а сознание начинает приятно плыть. Закусываю губу, чтобы не кричать, когда соскользнув с бедра рука оказывается между моих ног. Судорожно цепляюсь пальцами за простыни. Раздаётся тихое рычание и мужчина хватает меня одной рукой за талию, а другой за шею, поднимая на колени и прижимая к себе. Открытым ртом жадно хватаю воздух, практически не слыша собственных хрипящих вздохов.
— Так значит вот ты какая… — Его дыхание обдаёт мою щёку, заставляя меня тут же широко распахнуть глаза и дёрнуться в сторону.
С криком подскакиваю, дико озираясь по сторонам. Дрожь в теле проходит почти сразу, в отличие от безумного видения. Глубоко вдыхаю, пытаясь собрать мысли в кучу.
Боги милостивые, дожила, Томура собственной персоной в моих снах.
Закрываю лицо руками, нажимая, через закрытые веки, на глаза так, что начинают плясать цветные пятна.
Хочу развидеть. Надо начинать есть валерьянку.
Сон как рукой снимает.
03:47 по Москве. Класс. Сейчас ещё от матери выслушаю за то, что я ей своим стуком пальцев по телефону спать мешаю.
Шоты
«онлайн» не обнаруживается, поэтому остатки ночи я благополучно посвящаю поискам списков документов для продления визы, автомобиля в аренду и заодно проглядываю билеты в обратную сторону.
К Рождеству цены взлетают безбожно. Да и надо постараться уехать до того, как мать меня рассекретит. Она вчера и так задавала слишком много наводящих вопросов. Хотя, вроде бы, она лучше меня должна помнить о моей детской травме. Ещё, благодаря этой чудо-женщине, мне тоже стало интересно посмотреть на родителей Айзавы. А то единственное, что я смогла о них рассказать, так это то, что они делают вкусное варенье.
На своей старой кровати пусто, неудобно и очень холодно. Кутаюсь в одеяло, тоскливо поглядывая на розовеющее в окне небо. Ещё чуть-чуть и под домом загромыхают первые трамваи. Да, это она, суровая Россия во всём своём великолепии. Хорошо хоть не лето, а то ещё всю ночь выли бы хрустки.
Утро. Начинается под заевшее в голове одноимённое произведение Грига[1]. Начинается, словом, неплохо, до того момента, когда я решаю подойти к окну вплотную и посмотреть, что творится на дороге, дабы знать, что одеть на ноги.
Ять…
Все дороги затянуты ровным слоем из снежной жижи. Местами, в районах пешеходных переходов, наблюдаются не то лужи, не то средних размеров водоёмчики.
А я уже и забыла, какое это наслаждение выбирать утром между резиновой лодкой и фигурными коньками.
Солнышко благополучно скрылось, сводя на нет всё очарование северной столицы и оставляя вот эти типичные «Серо, мокро и дубак». Мать убегает на работу, а я отправляюсь забирать пригнанного под окна какого-то дешёвого китайца, ибо соваться утром понедельника в метро нет никакого желания.
Чхорт, может нафиг эту Японию?
Щёлкаю языком, следя за миганием поворотника. Начало десятого и я, вся такая одухотворённая, мчусь в Японское консульство для того, чтобы подать документы на продление. Ну как мчусь. Минут сорок ползу от одного перекрёстка до другого. А всё потому, что две мадам не смогли вдвоём протиснуться под железнодорожным мостом, напрочь перекрыв всё движение в направлении центра. Все злые, нервные и наглые. В последний момент вспоминаю, что устрашающе таращиться на водителя соседнего немецкого седана, так рьяно не пускающего меня в свою полосу, нет смысла, ибо танк мой авторитетный остался за тридевять земель.
Скидываю Хизаши обещанную фотографию шикарного русского снега, интересуясь действительно ли ему такое надо. В ответ прилетает фотография Айзавы, по всей видимости спящего, с наклеенными поверх век стикерами с нарисованными злобными глазами. Давлюсь с хохота, в последний момент тормозя перед попой разворачивающегося трамвая.
Ох, уж этот вынос в полтора метра…
В консульстве как-то очень тихо. Если бы не охранник на входе, я вообще решила бы, что пришла не туда. Какое-то время поплутав по длинным коридорам, я таки нашла нужную дверь.
Ну что, с богом.
Стучу и толкаю дверь.
Челюсть плавно опускается на пол, под такой же удивленный взгляд глаз цвета горечавки поверх очков в тонкой оправе.
Перевожу тупой взгляд на стоящую на столе табличку.
«Керр Л.»
— Эм… — Тяну я неуверенно, судорожно пытаясь воскресить в памяти имя, — а это не вы случайно были в Японии с месяц назад на концерте?
Девушка чуть щурится, а потом расплывается в обворожительной улыбке.
— О, вы же Тора! Как тесен мир!
Господи, почему она помнит моё имя, а я её вообще нет? И как она вообще тут оказалась?
— Ты не стой в дверях, присаживайся. По какому вопросу к нам?
Беременность, что ты делаешь, прекрати!
— Вообще я тут, чтобы подать документы на продление рабочей визы. — Прохожу к столу и опускаюсь напротив девушки, протягивая приготовленную пачку бумаг.
— Так вы не японка? Я в смысле что внешность у вас конечно абсолютно европейская, но имя и фамилия… — удивляется девушка, не отрываясь от изучения документов.
— А, да я просто в восемнадцать их изменила. Не очень хотелось выделяться со своим русским именем, да и так сказать новую жизнь там начала.
— Ну по всей видимости вполне успешно, — улыбка девушки становится ещё шире, а я в свою очередь удивлённо округляю глаза. — Я телепат, совсем в глубину сознания залезть не могу, но то, что человек думает отчётливо, слышу, — девушка тихо смеётся, от чего я начинаю покрываться красной краской, судорожно вспоминая, в какой момент что ляпнула.
Ой, господи ты боже мой, как же стыдно то…
— Не переживай так, я в беременность тоже забывчивой была, — снова улыбается Латиша. Точно! Ну хоть имя вспомнила от удивления. По всей видимости. — Так, давай вернёмся к нашим бумагам…
Если бы не чуткий надзор Латиши Керр, которая оказалась вовсе не моделью, а представителем японского консульства в России, чую возилась бы я с этими бумажками не один день. Ощущение себя серой мышкой на фоне этой огненной женщины вернулось, когда я быстрой рысью пыталась поспевать за ней по коридорам, а та, на редкость поставленной походкой, цокала из одного кабинета в другой, проставляя всякие необходимые штампы, подписи, одобрения, согласия и прочую непонятную мне бухгалтерскую ерунду. К слову, как оказалось, непосредственно к оформлению виз, Латиша не имеет никакого отношения, но благодаря связям она смогла организовать всех так, что всего через каких-то пять часов беготни, я стояла на пороге консульства с новенькой японской визой.
Какое-то безумие.
***
— Привет! У меня для тебя есть хорошая новость! — Улыбаюсь я чёрному экрану телефона.
— Слушаю тебя, — раздаётся меланхоличный голос с другой стороны.
— Знаешь, кого я сегодня встретила в консульстве? — Практически пищу от восторга. В камере наконец появляется кусок лица мужчины. Даже из-за плохой чёткости при недостаточном освещении, видно что Шота сильно вымотан.
— Латишу? — Мужчина наконец переводит на меня взгляд.
— А ты что, знал, что она там работает?
— Да этот дурень блондинистый только сегодня об этом вспомнил, — устало вздыхает герой.
— Зато у меня теперь есть ви-за! — Улыбаясь я, поднося к камере раскрытый загранник.
— Знаешь, а без тебя тут стало совсем тихо. Эри уже спит, когда я прихожу, а Химулем с Чиссой занимаются ребята… — вижу как мужчина отводит взгляд, судя по всему глядя на кого-то из животных.
— Я совсем скоро приеду, — грустно улыбаюсь я, чувствуя как меня трогает это откровенность.
На заднем плане слышу звук вставляемых в замочную скважину ключей, а следом раздаётся пронзительный звон, от которого я подскакиваю.
— Блин, мама пришла, можно я тебе попозже позвоню? — Подхватив телефон направляюсь в коридор.
— Хорошо. Передавай привет маме и мелкому. — Вызов отключается, а я так и замирают, остановив руку в миллиметре от ключа. Это пожалуй первый раз, когда Шота попросил что-то подобное, от чего я снова начинаю краснеть и глупо улыбаться. Как же я всё-таки по нему скучаю.
Второй звонок заставляет меня снова подскочить, театрально зажать одно ухо рукой и всё-таки впустить мать в квартиру.
***
— Да ты надо мной издеваешься? — Мать взмахивает поварёшкой, от чего я невольно шарахаюсь в сторону.
Да, как-то моё счастье о получении визы одним днём она явно не разделяет.
— Нет. — Хитро улыбаюсь я. — Я знала, что ты не оценишь моего столь быстрого отъезда, поэтому у меня есть к тебе заманчивое предложение.
Мать хмурится, буравя меня взглядом.
— Лиса, что ты задумала?
— Я всего лишь хочу предложить тебе поехать вместе со мной в Японию на пару недель. Успеешь вернуться, навести шороха на работе и с чистой совести поедешь в свою Европу.
Взгляд матери заметно округляется. Дальше следует спор часа на полтора. Мать говорит, что это дорого, далеко, глупо и ещё раз дорого. Я же, якобы невзначай удивляюсь отсутствию рвения поглазеть в живую на потенциального зятя. После этой реплики мать снова немного подзависает, и наконец фыркнув что-то о том, что я буду сама бегать с её визой, соглашается
«на неделю и ни днём более!».
С визой я справляюсь за день, благо выписать гостевое приглашение мне труда не стоит. Билеты находятся на утро четверга. Мать практически рыдает крокодильими слезами, оставляя офис без своего чуткого контроля. Вредная привычка нашей семьи — работать всегда, везде и желательно пока не упадёшь. Благо мать со своим вечным сидением за компьютером травмирует только своё зрение.
День икс наступает. Два чемодана: мой, словно я собралась в эмиграцию и мамин такой, словно она едет на день, пара сумок и мамин ноутбук, куда ж заместитель директора да без компьютера. Пара сотен нервных клеток во время прохождения всех досмотров, и наконец таки мы размещаемся в Boeing. Мою идею полететь первым классом пресекли на корню, ибо
«ты что, вдруг богатой стала?».
Надо было попросить из вредности прислать Тошинори свой персональный самолёт. Но мы же порода еврейская, поэтому летим обычным, скромным экономом, без надежды хоть что-то красивое в окно понаблюдать.
Ну держись, Азия, две суровые русские женщины летят тебя покорять.
