Я жду, пройдёт, отпусти, больно, люблю, не лги, я всё помню

Это же каким идиотом надо быть! Далер сокрушённо глядит на засыпанный мукой стол, в который раз беспомощно понадеявшись, что всё происходящее обернётся просто дурным сном, в котором он вместо нормального варианта сходить куда-нибудь поесть в ресторан предложил Марио зайти к нему и приготовить что-нибудь… А потом в этом же сне он бы жестоко расправился с тем, кому взбрело в голову презентовать Фернандесу это блядское слово эчпочмак. Трель входного звонка напоминает ему, что увы, это не сон, и ему приходится открыть дверь, тут же забывая о недавной вспышке отчаянной злости, потому что бразилец, секунду потратив на осмотр засыпанного мукой и обёрнутого в фартук татарина расплывается в такой солнечной улыбке, что Кузяев понимает — оно того стоило. — Марио я… я должен тебе признаться… — Неловкая растерянность Фернандеса, впившегося пальцами в его кухонный стол, заставляет Далера поторопиться с объяснениями, и он чувствует, как краска заливает щёки. — Я неправильный татарин, я понятия не имею, как готовить эчпочмаки… Напрягшийся было бразилец переводит взгляд на оставленный им в бесполезной попытке соорудить что-то стоящее кусок теста на столе, и вновь рассыпается сотней улыбчивых солнечных зайчиков. Он подходит ближе, вставая позади него, и кладёт свои руки сверху, заставляя его вновь вонзить свои пальцы в мягкое и податливое, липнущее к рукам тесто, вымешивая, делая более упругим, готовым… Слишком интимно, слишком близко… не ближе, чем горячее тело, вжимающее его ожившим стояком прямо в низкую столешницу. Солнце впервые не прячется от него, оно жжёт спину, сжигая, словно Икару крылья, что так неосторожно приблизился к своей сияющей мечте, и Кузяев понимает, что ещё немного и это солнце спалит и его, впитавшись в кожу до самых костей, и плавится от мягкого поцелуя, мазнувшего ожогом по его вспотевшей шее. Жар выжигает воздух в лёгких, лишая возможности дышать. Далер задыхается, оказываясь на столе едва ли не задницей в бесполезном куске теста, оставляя испачканными мукой пальцами седые прядки в кудрях Марио, цепляясь в них, пока желание сделать вдох не становится критическим заставляя оторваться от таких горячих губ бразильца, позволив стянуть с себя фартук. Это оказывается сложнее, нежели стянуть с него футболку, но знай он, что это займёт столько времени он бы просто спустил штаны, потому что за рваными движениями, увидев на коленях у себя между ног Фернандеса едва не спускает в них. Горячее дыхание сжигает кожу в паху, огонь лижет незащищённую плоть, шипит от тесноты, с криком рвётся наружу, в оглушающем желании спались всё вокруг до тла. Марио пылкий, горячий, страстный, рождённый в доме солнца, отмеченный им яркими веснушками на плечах, вдавленных в кожу пальцами Кузяева, которые Далеру хочется бесконечно целовать, собирая в созвездия собственным языком, как только вновь начнёт видеть, ослеплённый жарким пожаром своего солнца, вспыхнувшего у него в паху сверхновой и на мгновение погасшим, заставив его видеть звёзды. Ему хочется вечно лениво лежать на усыпанном будто бы космической пылью мукой столе и вечность просто лениво целовать своё солнце, слушая в голове пустой гул окутавшей его бесконечности. Новый звонок в дверь заставляет очнуться, вернуться на землю с неохотой выбираясь из тёплых объятий слегка подрастерявшего свой жар солнца. — Далер! Далер! Далер! Отрывай! Я знаю, что ты дома! Кузяев закатывает глаза в ответ на гулкий стук, должно быть ноги, в его дверь, взглядом давая Марио понять, что Лунёву придётся открыть, ибо просто так сам он не свалит. Фернандес лишь улыбается, слегка вымученно, целует его в покрытый мукой нос и принимается натягивать на себя разбросанные по полу вещи. — ДАЛЕР!!! — Не ори, я уже иду! На пороге и правда стоит голкипер Зенита, улыбаясь во все… сколько их там у него. Лунёв бесцеремонно заваливается внутрь, замечая, кажется, сначала растерянного Марио с седой мучной прядкой, и только после оборачиваясь, окидывая взглядом растрёпанного, запыхавшегося и всего перемазанного белой пылью Кузяева с кусочком липкого теста, присохшего к щеке. — Я не… помешал? Вы чем тут занимались? Пальцы Марио вновь нервно ползут в его волосы, стряхивая с кудрей муку, и гадкий жар возвращается Далеру в щёки. — Мы… эчпочмаки готовили… Андрей замирает, на долю секунды, переводя взгляд с одного парня на другого, затем на разворошённый стол с остатками попыток Кузяева приготовить ужин и оглашает его квартиру просто до неприличия громким смехом. — Не будь это ты и Фернандес, это была бы самая глупая отмазка, что я слышал! Хорошо, что я притащил с собой пиццу… Как насчёт в приставку погонять? Лунёв уходит в комнату, не замечая облегчённого вздоха Далера, и уже оттуда вновь кричит так, что наверняка слышали все соседи. — Хотя жаль! Если бы вы переспали, мог бы вечность донимать тебя тем, что один эчпочмак сегодня таки отжарили!