Николенька

Яков довёз парнишку до дома, по пути ненавязчиво выяснив его полное имя, адрес вплоть до квартиры, наличие, а точнее почти полное отсутствие друзей и альма-матер Коли. А закончил Коля питерский СПбГУ, причём всего пару месяцев назад. Гоголь был филологом. Впрочем, о его образованности Яков догадался и без того. Николай продолжал хаять своё творчество всё то время, что они обсуждали эту тему, хотя Гуро честно пытался его остановить. Подъехав прямо к дому и аккуратно припарковавшись, Яша выпустил парня и вышел сам, остановившись у капота и, опираясь на него закурил. Привычка вредная, дурная и даже удовольствия не доставляла, хотя и приносила толику успокоения, скорее из-за факта привычки, чем от никотина. Пару лет назад врач сказал ему, что после пятнадцати лет курения у него уже физическая зависимость и бросить курить будет трудно, но Гуро и не пытался. «Все там будем» — любил с кривой усмешкой говорить следователь, когда кто-то пенял на его привычки. В том, что до пенсии Яков не доживёт, он почему-то был уверен. Уж сколько шрамов от всевозможных ранений было на его теле, сколько рубцов. И всё как-то везло, ничего смертельного. А вот может взять и не повезти. Но и к этому Гуро был морально готов: не так и страшно умирать, когда терять-то тебе по сути и нечего. Так что Яков курил. Глубоко затягиваясь и не думая о будущем. Закашлявшийся рядом Коля оторвал его от печальных мыслей и Гуро повернулся, чтобы попрощаться. — Вредно курить, Яков Петрович, — прохрипел парень, снова и снова заходясь в кашле. Следователь прищурился, посмотрел сначала на парня, а потом на сигарету и поспешил затушить её, сразу же выкидывая в стоящую неподалёку урну. — Во избежание подобного в будущем, Николай, нужно говорить, что у вас астма, чтобы рядом с вами не курили, а не стоять и задыхаться, кашляя, — Яков достал и машины бутылку воды и протянул её парню. — Это не астма, — хрипит Коля, — просто…мне не очень хорошо, когда запах чувствую, — отговаривается парень. Гуро хмыкает, но не комментирует. Они скомканно прощаются, но перед этим Яков записывает номер Коли, а ему отдаёт свою визитку, обещая позвонить и разрешая то же самому Гоголю, если будут проблемы, особенно с издателем. На том и расходятся. Оставшийся день Яков проводит в задумчивости. Он катается по городу, часами стоя в пробках, управляя машиной на автомате. Думает много, обстоятельно. Когда в его жизни что-то пошло не так? Почему в сорок три у него нет совершенно никого. Даже собаку он себе не завёл, кота, может быть, хоть бы и рыбок. В доме Якова даже цветов нет. Пустая квартира. Красивая, даже шикарная, но такая пустая. Гуро заходит в квартиру, по привычке кидает ключ в ящичек на тумбочке, аккуратно вешает пальто и шарф… Когда он выходил из квартиры утром, он думал, что его всё более чем устраивает. Свой дом-крепость без лишней живности и лишних людей, своя работа, свой образ жизни. А сейчас он с каким-то внутренним ужасом понимал, что понятия не имеет, как жить. Работу он любил, но сейчас был лишён её на целый месяц. Пустая квартира, пустая жизнь. Яков почувствовал, что ему нечем дышать. Неотвратимая, вязкая паника накатывала на сознание, лишая воли и заставляя руки дрожать. Не от страха или холода, а, как будто бы, от безнадёжности. Такие вещи с Яковом случались нечасто, но оставались в памяти на долгое время. Как с такими вещами бороться мужчина знал. Он облокотился на стену и прикрыл глаза, буквально заставляя себя дышать размеренно и глубоко. Всегда одно и то же воспоминание давало ему возможность успокоиться. Берег моря, штиль. Яркое и тёплое, но не обжигающее солнце согревает влажную после купания кожу. Мягкий тёплый ветер дует в лицо. Вокруг люди, смех детей, улыбки взрослых. Люди счастливы, они отдыхают и сам Яша тоже доволен. Спокойствие волнами разливается по телу, паника отступает и позволяет мужчине мыслить здраво и рационально. Он открывает глаза и смотрит на противоположную стену, фантомно всё ещё ощущает, как ветер порывом колышет его волосы на макушке. Он поднимается, уже полностью успокоившись, идёт на кухню. Ужин, чай, бокал виски и флешка с сериалом, который посоветовала ему всё та же вездесущая Лиза. Он просил что-то не скучное и достаточно динамичное, чтобы не уснуть перед ноутбуком. Лизавета решила, что нашумевший в их отделе «Шерлок» будет лучшим вариантом и, недолго думая, скинула Гуро все 12 серий. Яков со здоровым скептицизмом открывает первую серию, но втягивается быстро и дальше, вместо дум о собственной жизни, его занимает беготня Шерлока и Джона. На следующий день Гуро впервые за очень долгое время позволяет себе выспаться. Ошарашенный такой щедростью организм восстанавливается почти двенадцать часов. Но Яков всё равно чувствует себя уставшим. Сваренный кофе не допивает, но зато плотно завтракает, после чего решает прогуляться. Родной Петербург кажется серым и холодным, настроения нет совершенно никакого. Яков даже не знает, чем можно себя развлечь. Привыкшего к тому, что всё его время занимала работа или расследования, мужчину такое большое количество свободного времени заводило в тупик. На автомате он пришёл в какой-то гипермаркет. Поразмыслив, он всё же зашёл. Вариант готовки пришёл в голову внезапно. Это было неплохим развлечением, потому что готовить Гуро умел и делал это очень хорошо. Придирчиво осматривая всё, что кладёт в тележку, Яков даже не заметил, как около него возник знакомый паренёк. Одной рукой набирая что-то на телефоне, второй толкал тележку, почти не глядя. Шаг вперёд и одна тележка врезается в другую. Коля поднимает взгляд от телефона и с тихим «извините пожалуйста» отодвигается в сторону. Яков сразу узнаёт голос и поворачивается, замечая парня. Коротко и самую чуточку насмешливо улыбается ему, не обращая внимания на извинения. И только после этого Гоголь узнаёт мужчину. И если бы не эти смешливые тёмно-карие глаза, может и не узнал бы. Его вчерашний знакомый выглядит ещё более странно, чем сам Коля в своих извечно чёрных висящих шмотках. Гуро выглядит…пожалуй, самое подходящее слово тут было бы «стильно». И чуточку креативно. От вчерашнего лоска и строгости не осталось ничего. Чёрный элегантный костюм сменился на светло-синие модно-рваные джинсы, белоснежно белые кроссовки, синий пуловер, и беленькие куртку с шарфом. Коля на мгновение потерял дар речи. Мужчина перед ним выглядел непередаваемо круто. Весь этот молодёжный вид совсем не вписывался в тот образ, который уже появился в голове Коли после вчерашней встречи со следователем. — Здравствуйте, Яков Петрович, — тихонько говорит он, снова пытаясь упрятать пальцы в своё чёрное одеяние. Вместо вчерашней серой толстовки, на парне было что-то отчаянно похожее на мантию. Тоже чёрную, разумеется. Яков склоняет голову, продолжая всё так же улыбаться. — Добрый день, Коленька, — мурлычет он, кидая пару пачек любимого печенья к остальным покупкам. Его взгляд невольно скользит по покупкам парня: чипсы, сырный соус, пачка конфет и какой-то странноватого вида уже готовый салат. Очаровательно, — внутренне кривится Гуро, но внешне это никак не проявляется. Гоголь оглядывает его одежду с таким интересом, будто он инопланетное существо. Усмешка становится ещё более выразительной. — Именно так и одеваются полицейские в нерабочее время, — шутит мужчина. Яков очень любил подобного рода вещи. Вычурные, эпатажные, стильные. Любил перстни, которые сейчас были на нём, любил часы, хотя посмотреть время всегда тянулся к телефону. Друзья относились к его любви к модным вещам как к одной из обычных странностей. А у кого таких нет? Вот, скажем, тараканы Яши были модными индивидуалами. А Данишевские предпочитали не смешивать понятия секс и семья. У каждого своё… Коля отошёл от шока и чуть виновато заулыбался, из-под длинных ресниц глядя на мужчину. — Простите, просто такого совсем не ожидал, — робко, но честно отвечает Гоголь, — я вообще не ожидал вас тут увидеть. Думал, ну, вам наверное еду прислуга покупает или что-то такое…вот…простите. Коля чувствует, что сказал что-то не то, но Яков, зависнув от таких слов всего на секунду, раскатисто и громко смеётся. — Николенька, что же заставило вас так думать? — сквозь прорывающийся смех спрашивает Яша. — Вы на аристократа похожи…— говорит Гоголь так же тихо. Гуро не знает, плакать или смеяться. Аристократ, надо же. Стоит только нацепить на себя костюм, да в ресторане посидеть. А то, что видел, то, сколько пуль, ножевых, ожогов и других травм словил, так то не принципиально, под костюмом всё равно не видно. И никто не узнает, как тяжело смотреть на тела изнасилованных и забитых до смерти девушек, на части детей в бассейне целиком из их крови. На тебе костюм, ты аристократ, а не коп, повидавший некоторое количество дерьма в жизни. Почему-то Якову будто бы жизненно важно доказать этому несмышлёнышу, что он обычный человек, простой, а не небожитель и уж нем более не аристократ-чистоплюй. Он улыбается Гоголю мягко, уже без насмешки и даже с симпатией. — Я абсолютно обычный человек. Прислуги у меня нет, хотя дело не в деньгах, а в том, что я не хочу посторонних у себя в квартире. За продуктами, одеждой, да хоть бы и за поломанным краном я езжу сам. А иногда даже пешком хожу. Сейчас вот без машины, например, — пожимает плечами он, — Скажите-ка мне лучше, Коленька, а вот это вот, что вы планируете купить, это случайно не единственная ваша еда на сегодня, м? — интересуется он, роняя пачку чая в тележку. Парень сначала краснеет, потом чуть бледнеет и снова кутается в свою мантию, будто она способна сделать его невидимым. Гуро ждёт ответа. — Ну…— мнётся Коля, не зная как бы сказать помягче фразу «я ем что попало, потому что это вкусно и ещё я не умею готовить». — Ну-с? — со смешком переспрашивает Яков, догадываясь, что может услышать. — Я, в общем, ну…на диете…специальной, — бурчит он отговорку, которой его научила бывшая однокурсница Оксана. — О, диета, — кивает Гуро будто бы серьёзно, — Ваша диета случайно не называется «неумение готовить»? Гоголь вздыхает и кивает, сдавшись. Ну что, что он может сделать. Ну не умеет, ну плохой он кулинар, всё из рук валится. Ну не помирать же из-за этого. Яков хмыкает. Он кивает вперёд, выезжая из отдела со сладостями. — Пойдёмте, Коля. Сейчас что-нибудь придумаем. Только ради бога, уберите эту дрянь, которую вы планировали употребить вместо нормальной еды. Как вы ещё себе желудок не испортили с таким питанием? А, испортили, — по выражению лица понимает мужчина, —Ну, не мудрено. Стараниями Гуро из тележки исчезают чипсы и соус и, появившаяся там якобы случайно, газировка. Вместо этого появляется курица, овощи, пару пачек круп в порционных пластиковых пакетиках, для варки которых вообще никаких навыков не нужно. Гоголь такой еды пугается даже больше чем боли в желудке после чипсов и газировки. На взгляд Гуро он ведёт себя скорее как пятнадцатилетний подросток, чем как двадцатидвухлетний парень. — Как вы вообще выжили, учась в университете? — спрашивает уже под конец Гуро, подталкивая Колю к кассам. — Я в общежитии жил. Там меня…подкармливали девочки. Как дворового блохастого пса, которого жалко. Яша закатывает глаза. Ну что за манера вечно говорить о себе всякие мерзости? Неужели никакого самоуважения нет у этого мальчишки? Оказывается, что нет. Потому что про свои дурные черты характера он может хоть часами заливать, а вот когда спрашиваешь о хороших… Долгое молчание, а потом неуверенное «я не злой». И всё. Человека с такой самооценкой Якову ещё видеть не приходилось. Они выходят из гипермаркета с кучей пакетов и Гоголь уже хочет попрощаться, но Яша даже не думает его отпускать. — Вот что, Николенька, — с улыбкой начинает он, — готовить вы всё равно не умеете, а кушать нормально вам нужно. Если вы позволите мне напроситься к вам в гости сегодня, я постараюсь в ускоренном режиме научить вас готовить что-то совсем простое. Чтобы вы с голоду не померли…или от язвы. Коля в недоумении. Его новый знакомый ему нравится, но всё это выглядит дико. К тому же, зачем такому человеку как Яков Петрович, тратить на Колю своё драгоценное время. — Зачем вам это нужно? — серьёзно спрашивает парень, — Я вам благодарен, конечно, спасибо. И за вчера, и сегодня. Но…зачем? Я вам никто. Вы не обязаны ничего для меня делать, еду выбирать и уж тем более учить готовить. Всё это как-то странно. Яков смотрит на парня внимательно и серьёзно. — Вас тяготит моё общество? — спокойно спрашивает он. Гоголю кажется, что перед ним сейчас тот самый мужчина, что был вчера. Тот, который ходил в чёрном костюме и шипел «Вон отсюда» на Сергея Владимировича, его редактора. А в магазине будто бы был кто-то другой. Насмешливый, чуточку даже ласковый и очень обаятельный. Коля энергично мотает головой. — Нет, нет! Что вы, Яков Петрович! Вы классный! Правда, я не вру. Вы очень интересный человек, очень умный. И поэтому я не понимаю, почему вам есть до меня дело. Как? Каким образом я вообще могу интересовать вас? Яков кивает, в его глазах снова появляются смешинки, а на губах, пусть и слабая, но улыбка. — Я бы сказал, это моё вложение в будущее. У меня нет семьи, жены, детей. Только несколько друзей и дюжина знакомых. Обычно всё моё время занимала работа, а теперь я остался на целый месяц лишён её. А с вами…мне интересно. Вы молоды и талантливы, а ваши трудности…я могу помочь, так что почему бы и нет? Не в принудительном порядке, разумеется. Если скажете, что вам помощь не нужна, я отстану. Не в моих правилах давить, — Гуро развёл руками. Коля стоял, чуть нахмурившись, раздумывая и прикусывая тонкие губы, которые и без того кровили. — А почему у вас детей нет? — спрашивает Коля, хотя в мыслях у него несколько другие вопросы. — Не сложилось, — пожимает плечами Яков. Коля вздыхает. Он видит Якова Петровича не так, как тот стремится себя преподнести, он видит много глубже. В конце концов он решает, что их общение может пойти на пользу не только ему самому, но и Гуро. Тот не кажется одиноким и грустным, но что-то такое проскальзывает в тоне и взглядах…будто ему нужно общение. Может он экстраверт по натуре? А теперь, в отпуске, ему и поболтать не с кем, вот он и цепляется за Колю. С другой стороны Гоголю очень нравился этот человек. Неординарный, он был бы источником вдохновения и, чем чёрт не шутит, мог бы научить Николая чему-нибудь. При всей своей внешней забитости, Коля абсолютной тряпкой всё же не был. Низкая самооценка, да, откровенная нелюбовь к себе и излишняя самокритичность были, но при всём этом подчиняться каждому слову других Гоголь не хотел и не умел. Так и влипал в неприятности. Его задирали в школе, потом в университете некоторые однокурсники пускали о нём слухи и давали клички, о процессе создания которых Гоголь мог только догадываться. После окончания вуза жизнь стала поспокойнее: он устроился в издательство переводчиком и там же попытался издаваться… Но и тут не всё было гладко, потому что конфликты не желали сходить на нет, теперь уже с его собственным редактором. А тут ещё и возникло новое знакомство с Яковом Петровичем и Лизой. Девушка очень понравилась Коле, но он даже не думал спрашивать о ней у Гуро: тот обмолвился, когда подвозил его домой, что Лиза давно и счастливо замужем. Рушить семью Николай ни за что не стал бы. А Яков Петрович…он был замечательным. Такой очаровывающий и обаятельный, он притягивал к себе как магнит и это порядком пугало Гоголя, которого редко когда могли заинтересовать люди. Книги, да, но не люди. Однако этот мужчина был интереснее любой книги, что когда-либо довелось читать Гоголю. И тем более странно он сейчас себя чувствовал. Коля собирает свои мысли в кучу и кивает. — У меня однокомнатная квартира и дикий бардак, — говорит он, — но пойдёмте. Разукрасим свободное время обществом друг друга. Яков ухмыляется, услышав, наконец, желаемый ответ. Бардак его не пугал, в общем-то, как и то, что квартира была однокомнатной. Но сейчас у него на руках были пакеты с едой… — Отлично. Вот что я предлагаю. Сейчас много пакетов на руках, а я в магазин зашёл случайно. Продукты нужно закинуть в холодильник. Можем вместе с вами прогуляться до моего дома, а там уже на машине до вашего, или я могу отпустить вас сейчас, а сам приехать где-то через час, или два, как вам удобнее, — задумчиво говорит он. Гоголь кивает. — Приезжайте через час. Идеального порядка не обещаю, конечно…не подумайте, что я свинья, но мне некомфортно в идеальном порядке жить. Стерильность это для врачей. — Порядок для слабаков, гений господствует над хаосом? — посмеивается Яков. Дома Гуро не только раскладывает продукты, но и переодевается в более нейтральные вещи: не хочется дизайнерские джинсы испачкать при готовке. И, уже сев за руль, звонит знакомому оперу, с коротенькой просьбой: — Привет, Женя. Да, это Гуро тебя беспокоит. Пробей мне одного мальчика по базам. Гоголь, Николай Васильевич. Яков внимательно слушает коллегу, который вещает, в принципе, желаемую Яшей информацию: мальчик чист, никаких приводов никогда не было, даже в качестве свидетеля нигде не проходил. — Спасибо, Жень, буду должен. Оле привет. Проверив собственные мысли, Яков выдыхает уже спокойнее. Он должен был. В конце концов, какой он будет полицейский, если рядом с ним будут крутиться люди, о которых он не знает ничего. Гуро привык не доверять никому и это не единожды его спасало. Теперь он мог уже поспокойнее общаться с Колей, зная, что тот чист. Внутри дома Яша не был, только подвозил парня до подъезда. Пришел он не с пустыми руками. Что бы они сегодня не приготовили, вино можно было пить в любом случае, правда Яков надеялся, что со вкусом он угадал. Красное, сладкое. Выбрано было исключительно для Коли, сам Яков предпочитал виски или коньяк. Он стучит в дверь и ему тут же открывают. Коля немного растрёпан, но улыбается. — Тапочек у меня не водится, но пол с подогревом и тут чисто…вот, — чуть смущённо говорит он. Яша смеётся. — Да расслабьтесь, Николенька. Я не инспектор и не оцениваю вас. Коля пытается быть спокойнее. Но всё как-то валится из рук, а Яков только насмешливо смотрит на него, хоть и улыбается мягко. Коля открывает вино, про себя с ужасом отмечая, что бутылка эта стоит как его зарплата, и наполняет бокалы. Пользовался он ими впервые, потому что когда был один, если и пил что-то, то как в общежитии из кружки. А бокалы ему подарила Оксана и стояли они ну как бы для красоты. До этого дня. — Сладенько, — прокомментировал Гуро, отпив глоток. Коля делает несколько нервных глотков и расплывается в улыбке. Неведомо как, но Якову Петровичу удалось точно угадать то, какое вино он любит. — Очень вкусно, спасибо. Я полусладкое не очень, оно мне кислым кажется. А это вообще отлично. — Рад, что угадал. Так…у вас филологическое образование, вы работаете по специальности? — Можете ко мне на вы не обращаться, пожалуйста, — тихонько просит Коля, нахмурившись, — я чувствую себя неуютно от этого. Я работаю не совсем по специальности, но близко. Перевожу книги. В том же издательстве, где и издаюсь, в общем-то. Просьба Коли удивляет Яшу, но он не подаёт вида. — Конечно, как тебе удобнее. Значит, переводчик? Тебе нравится? Это же на дому работа, я не ошибаюсь? — Дома, да. Мне нравится, но это не совсем то…я просто больше писать люблю. А перевод, ну, он тоже творческий, конечно, но это не то же самое. — А, ты писатель. Значит ты сидишь дома, пишешь и переводишь. Ты вчера сказал, что у тебя и друзей нет. Тебе не грустно? Не одиноко? Молодой ведь совсем. В твоём возрасте по барам, да по клубам, но как вижу это не совсем в твоём характере. — Знаете, как звали меня в школе? Таинственный Карла. Я картавил в детстве, совсем немного, может из-за этого. Вы правы, клубы и бары вообще не моё. Я скорее зароюсь в книгу и буду её сутками обдумывать, или часами буду сидеть в галерее, или музее, благо в Питере это не проблема. Но гулянки, тусовки…может поэтому у меня нет друзей: я терпеть не могу шумные компании. Общаясь один на один с человеком, можешь понять, что тот из себя представляет. А утопив мозги в алкоголе можешь разве что проснуться в незнакомой постели, на другом конце города. И это ещё в лучшем случае. Так что, можно сказать, я не…не нормальный. Яков хмыкает и подливает ещё вино в бокал Коли. — Ты необычный. Но это ведь совсем неплохо. Честно, я не большой любитель живописи, но по музеям иногда походить люблю. Успокаивает как-то. Но я правильно тебя понял, тебя всё устраивает? Тебе не одиноко? — пытается добиться ответа на главный вопрос Яша. Гоголь задумывается. Он вертит бокал в руке, блуждая пустым взглядом по комнате. — Ну…иногда бывает. Тогда я еду к матери и она за два дня ещё на месяц отбивает у меня желание вообще контактировать с людьми, — пытается пошутить Коля, прикрыв этим первую фразу. Иногда бывает. Бывает больно, плохо, одиноко и тоскливо. Только вот зачем Якова Петровича загружать проблемами. У него наверняка есть свои. — А вы? Вам не одиноко? Вы же сами сказали, ни жены, ни детей. И даже…родителей уже нет? Братья, сёстры? — осторожно интересуется он, предполагая, что это может быть больной темой. — Из живой родни только двоюродный брат. Он живёт в Москве, человек занятой. Мы не общаемся, в общем-то. А родители погибли в аварии восемь лет назад. Они ехали ко мне в гости…не доехали, — Яков мрачно усмехнулся и залпом, не чувствуя вкуса, допил вино. После этого неловкого разговора Яков решил перейти к тому, зачем и пришёл. Он разложил кухонные принадлежности на столе и стал максимально чётко объяснять Коле, как готовить курицу. Это был самый простой рецепт из всего, что знал Яша. Проще было только яичницу пожарить. И тем не менее… Коля успел порезаться, пока резал курицу и высыпать на себя хорошее количество приправы. Его неловкость просто поражала. К счастью, ничего особо серьёзного он всё же не учудил и процесс готовки окончился вполне хорошо. Картофель, тушёное филе курицы, жареный перец. В целом, еда была максимально простая, но сытная и вкусная, а это было главными критериями для Якова. Коля смотрел на него с восхищением. — С вами это кажется простым, — хмыкнул Гоголь, — не знаю, смогу ли сам повторить. — Сможешь, чего же нет. Ты, главное, поаккуратнее с ножом. Николай кивнул, задумчиво ковыряясь вилкой в картошке. — Яков Петрович…спасибо. Это было здорово, очень. Коля замолчал. У него не хватало сил сказать ещё что-то, хотя он мог бы. Этот день был лучшим за многие месяцы. Сегодня он чувствовал себя целым и не таким никчёмным, как обычно.