Его Светлость

      Атмосфера гармонии и уюта, царившая в новом особняке Герцога, пропала, казалось, навечно. Каждый день, каждую ночь здесь находились люди короля. Как крысы в поиске съестного они обнюхивали каждый угол. Герцога не выпускали из особняка даже на минуту — таково было условие генерала, который расследовал дело об убийстве принца. Всю охрану, что находилась в ту ночь в доме, безжалостно казнили, перерезав горло, словно в отместку. Слуги продолжали работать сутками напролёт, пытаясь услужить опасным гостям, гнев которых мог стоить головы. Кухня в подвале наполнилась воплями поварихи: — Ты видишь, что ты делаешь!? Мелкий пёсий выродок, что ты натворил! Пошёл прочь! — не успокаивалась она, брызгая слюной в ребёнка. Мальчик горько плакал, собирая осколки разбитого кувшина из-под молока, которое сейчас разлилось большой лужей по всему полу. Ребёнок неосторожным движением схватил один из осколков, который тут же прошёлся по его тонкой коже, оставляя порез. Алая кровь большой каплей упала в молоко, игриво смешиваясь в причудливый узор. Мальчик испуганно замолчал, поднимая на повариху большие заплаканные глаза. Та только махнула рукой и вернулась к готовке, протиснув своё пышное тело между двух кухонных столов. Кихён, став свидетелем этой сцены, молча поднял мальчика на ноги, велел промыть палец. Когда тот выбежал, Ю собрал оставшиеся осколки. — Зачем же вы так со своим внуком? — тихонько спросил юноша, отдавая поварихе только что выпотрошенную им куриную тушку. — Чтобы не думал, что в игрушки здесь играет! Случись это при "гостях", и его бы убили! — Кихён слабо улыбнулся её словам. Эта женщина всегда проявляла ко всем своеобразную заботу. А уж сколько самому юноше от неё доставалось! — а теперь прекрати болтать и займись десертом! — Да, мэм.       Спелое красное яблоко вывалилось из большого мешка. Кихён ловким движением подобрал его, принимаясь счищать кожуру. Со стороны прачечной доносились взволнованные голоса, ставшие в суматохе дней такими привычными и обыденными. Юноша съел кусочек шкурки фрукта, вспоминая, как они когда-то с Хёнвоном тайно пробирались на кухню среди ночи и доедали яблоки из мешков. Сердце тяжело заныло. Кихён замер. — Эй, — гаркнула повариха, — ты же не лук чистишь, а яблоки! Чего разнылся! Кихён, вздрогнув, вытер непрошенные слёзы и тихонько спросил: — Мэм, как думаете, куда пропал господин? — та сердито повернулась к юноше, вскидывая руки вверх, в одной из которых находился нож. Кихён на секунду подумал, что она хочет его прибить. — А мне откуда знать? Но даже если он и объявится, я отправлю его на растерзание волкам! Из-за него теперь страдают все! — Я уверен, что Его Светлость никого не убивал. Вдруг он сам стал жертвой? — и Кихён не врал. Хоть они и провели так мало времени вместе, Ю точно знал, что его друг не был способен на убийство. Хёнвон, ты же не умер, правда?       Размашистым движением он поставил большой пирог в печь, жар которой коснулся лица. Через несколько минут кухня наполнилась приятным ароматом сдобы, смешиваясь с другими аппетитными запахами. Повариха одобрительно кивнула — это была самая большая похвала для Кихёна. Обед быстро сменился полдником. Слуги, не успевая расслабиться даже на минуту, вынуждены снова возиться на кухне. Юноша достал большой набор чайного сервиза, привычными движениями смешивая лепестки пряного чая и заливая их кипятком. Выставив на поднос всю посуду, Кихён окликнул внука поварихи: — Держи, — обыденно вручил он поднос в его маленькие руки. Мальчишка резво развернулся и, переставляя маленькие ножки, направился в гостиную. При каждом его шаге фарфор издавал звонкую трель, ударяясь друг об друга. Ребенок, оказавшись перед большой аркой входа в большой зал, замедлился, горделиво выпрямляя спину, как учила его бабушка. — Ваш чай, господа! — тоненько пропел он, склонив голову. На двух мягких диванах восседала настоящая элита. Это можно было заметить по их надменным лицам и дорогим сюртукам с излишком рюшек. Один мужчина сидел в кресле, которое до сего момента принадлежало герцогу. Своей бледной рукой, на пальцах которой красовалось три больших кольца с рубинами, этот господин указал на столик. Мальчишка молча кивнул, проходя вглубь комнаты. Посуда в его руках зазвенела сильнее, чем привлекла внимание. Ребёнок растерялся сильнее прежнего. — Чего стоишь? Поторапливайся! — прикрикнул кто-то из господ. Мальчик испуганно поставил поднос на столик, но не рассчитал. Издав громкий звон, фарфор упал. Словно домино, несколько чашек повалились следом, разливая горячий напиток по всему подносу. Кихён услышал лишь истошный крик, раздавшийся в гостиной. Юноша продал бы душу всем известным демонам, лишь бы этот крик не оказался мальчишеским. Но он принадлежал именно ему. Кихён пулей влетел в комнату, где его глазам предстала душераздирающая картина: ребенок, закрывая лицо ладонями, кричал от боли, змеёй извиваясь по полу. Юноша сложил два плюс два, увидев в руках «гостя» пустую кружку из-под горячего чая. Без лишних слов он утащил мальчишку из проклятой комнаты, подхватив на руки. Ребёнок продолжал вопить, держась за свое лицо. Кихён убрал его ладони. Кожа мальчики вся покраснела от ожога, на ней уже начали образовываться волдыри, которые тот содрал, выпуская голые нервы наружу. То, что раньше было глазами, сейчас напоминало сгустки красной кожи, под которыми виднелись налитые кровью глазные яблоки. Юноша подавил рвотный порыв. Он подхватил ребёнка на руки, бегом спускаясь в кухню. Дальше он помнил лишь обрывки происходящего: как кричала повариха, роняя слёзы, что крупным градом падали на пол; как целовала уцелевшие участки лица ребенка; как горько взвыла, когда её малыш перестал двигаться. Помнит, как больно пульсировало раненное плечо, когда он пытался остановить женщину, схватившую кухонный нож. Помнит ненависть и безумие в её глазах, когда она направилась в гостиную. Помнит, как плакал, убежав в комнату Хёнвона, слыша её предсмертные крики. — Хёнвон, ты жив? Я, кажется, — нет. Я в аду. Он поднял заплаканные глаза, уставившись на открытое окно в спальне. Подумав лишь одну секунду, Кихён направился к нему и, оглядев комнату в последний раз, вылез наружу, спускаясь по яблоне. Растерянно, не зная куда деться, побежал в сторону леса.       Вонхо стукнул кулаком стену, которая, окажись она не такой прочной, точно бы треснула. Глаза наёмника пылали яростью. Что позволяет себе этот мальчишка? Поиздевался над симпатией наёмника. Мужчина, горько усмехнувшись, мысленно вручил себе самую почётную медаль с большой позолоченной надписью «За сдержанность». А, подумав ещё немного, нацепил на себя ещё и воображаемый венок под названием «Сам виноват».       Хёнвон уставился на окно комнаты, пытаясь подавить в себе мысли о побеге. Живот, что мучил его болями уже несколько дней, теперь давал о себе знать с новой силой. Юноша перевернулся на бок, касаясь больного места рукой, ведя ею от пупка до торчащих рёбер. Попытка встать на ноги была успешно провалена. Мальчишка лишь молча разглядывал на своих пальцах заусенцы, поочерёдно откусывая их. Заметил на запястье всё ещё налитый цветом след от хвата наёмника — как ещё одно напоминание о той роковой ночи. Хёнвон прикрыл веки, вспоминая те эмоции, что он пережил, когда в свете полумесяца пред ним предстал тёмный силуэт Вонхо. Это был животный страх. Сморгнув всплывающие образы, Хёнвон протёр устало глаза и неловко коснулся своей шеи, где буквально некоторое время назад мужчина касался его. Что это было? Юноша прислушался к своим чувствам, ища в них ответы. То, что мальчишка испытал.. Был ли это только страх? Или что-то еще? Возможно, разочарование? Но в чём? В том, что наёмник хотел его использовать? Но они и не находились в тех отношениях, чтобы доверять друг другу. Юноша — подчинённый-пленник, он не может пойти против хозяина. Вонхо мог бы заставить, принудить, мог обидеть — это его право, но он не стал. Так почему же? Хёнвон заскулил — слишком много вопросов. Он отвлёкся на приятный запах мяса, что сейчас жарили где-то поблизости. Хотелось есть. Какого же было его удивление, когда в комнату пожаловал один из наёмников, в руках которого была глубокая тарелка с тем самым мясом. Пожелав юноше приятного аппетита, он удалился, оставляя за собой лёгкий запах костра и пряных трав. «Так он — повар», — понял Хёнвон. Разглядывая простое на вид блюдо, юноша почувствовал нечто странное: он не хочет есть, вернее, не может. Тарелка выскользнула из его рук, когда живот пронзила новая порция боли. «Это плохо», — подметил мальчишка, падая на подушки и смотря, как вкусное блюдо перемешанной кучкой валяется на полу. На звон посуды прибежал тот же мужчина. — Прости за это, — сразу же извинился Хёнвон, указывая на источник шума. — Ничего страшного, — отвечает тот, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь подходящего. Выудив с небольшого столика старую глиняную тару с крупой, высыпал содержимое прямо на столешницу. Обойдя кровать, рукой закинул упавшее мясо в тару и протянул обратно Хёнвону. Юношу сначала передёрнуло, но он быстро сообразил, что, вообще-то, сейчас он не в особняке, где, случись такой конфуз, ему бы приготовили новую пищу. Поблагодарив, взял посуду в руки, но к еде так и не притронулся. — А где сейчас хозяин? — У него заказ, — получил юноша ответ.       Вонхо уверенным шагом переступил порог дешевого борделя, что находился в соседней деревне, в нескольких часах ходьбы. В нос ударил запах тяжёлого ядовитого табака, алкоголя и секса. Люди пропивали свои деньги. Кто-то от плохой жизни, а кто-то, наоборот, в этом и находил её смысл. Юные девушки пошло спускали ткань своих одежд с плеч, обнажая груди. Неприятные пьяницы пускали свои ручонки по девичьим телам, куда только заблагорассудится. А те, в свою очередь, издавали фальшиво-игривые смешки. Наёмник осмотрелся, вглядываясь в лица присутствующих. Одна девица, выделяющаяся особо пышными формами, поймав на себе его взгляд, томно подмигнула, задирая подол своего длинного платья, оголяя молочное бедро. Мужчина улыбнулся: «О, да. Это именно то, что мне нужно». Садясь на свободный диван, он пальцем поманил девушку, приглашая устроиться рядом. Та, решив, что сорвала куш, словно кошка, запрыгнула к нему на колени, тёплой ладонью пробираясь под его одежду, оглаживая подкаченную грудь. Вонхо, оставаясь холодным к её манипуляциям, наклонился к ушку девицы: — Скажи мне, милая, где мне найти некоего мистера Жан дель Монте? — Зачем он вам? Давайте лучше развлечемся, — ластясь, проговорила она, цепляя умелыми пальцами бляшку ремня мужчины. Вонхо, не скрывая садистской улыбки, схватил девицу за запястье. — Если хочешь носить голову на плечах, то тебе лучше отвечать на мои вопросы, поняла? Девушка испуганно дёрнулась, несколько раз кивая. Дождавшись, когда наёмник освободит её запястье, она начала говорить: — Жан здесь частый гость. Обычно он ошивается возле столиков. Я покажу.       Вся похоть в глазах девицы испарилась, даже походка стала какой-то обыденной, но немного дёрганной. Вонхо последовал за ней, вскоре замечая на своем пути светловолосого мужичка, с непропорциональной для тела, большой головой. Указав на него, девушка поспешила удалиться. — Жан? — спросил наёмник, присаживаясь рядом. — Ну? — от него жутко разило алкоголем. — Угадай, зачем я пришёл? — А мне откуда знать? Катись к чёрту! — мужчина явно ничего не соображал, находясь в пьяном угаре. — Помнишь девушку по имени Мария? — глаза Жана испуганно расширились, — да, именно ту, которую ты изнасиловал и убил, избив бедняжку до смерти. А знаешь, что самое интересное? Её семья прописала мне целую инструкцию, как тебя прикончить, — наёмник театрально достал свёрток длинной бумаги, бросив его на стол. Жан подорвался с места, но был схвачен сильной рукой. Люди вокруг не обращали никакого внимания на крики и попытки мужчины высвободиться — это было настолько привычное для всех дело, что, казалось, заиграй в этом месте звуки невинной оперы, вместо воплей и стонов, все присутствующие были бы шокированы. Оказавшись на улице, Вонхо сделал вдох долгожданного свежего воздуха. Наёмник повалил сопротивляющегося Жана на траву, без лишних слов подставляя нож к его горлу. Тот начал отчаянно бормотать о том, что заплатит в два раза больше, чем заказчик. Вонхо прервал его монолог одним быстрым движением лезвия, пуская из чужой шеи струю алой крови. Достав список с пытками, которые он по договорённости должен был провести на живом убийце, выбрал самые щадящие наказания. Пройдясь по уже мертвому телу ножом, создавая видимость пыток, Вонхо, затолкав Жана в мешок, направился к родительскому дому убиенной Марии. Получив свои деньги, наёмник устало сел на холодную землю, набираясь сил на обратную дорогу до дома. Протерев лицо рукавом, поднял глаза вверх, всматриваясь в ночное небо, усыпанное многочисленными яркими звёздами. Понял, что хочет показать их Хёнвону. Хочет насладиться восхищённой улыбкой мальчишки, которую ему еще ни разу не удавалось увидеть.       За спиной мужчины раздался неловкий кашель, привлекающий внимание. Вонхо оглянулся назад, встречаясь с глазами пожилой женщины. В одной руке дама держала небольшой свёрток с чем-то съестным, другой — придерживала длинный передник, почти касающийся земли. — Мэм? — непонимающе спросил наёмник, видя её пристальный взгляд. — Здравствуй, это тебе, милый. На пару раз хватит, — она заботливо протянула ему свёрток с едой. — Но мне не нужно, — опешил Вонхо. — Как же? — старушка медленно одёрнула руки с презентом обратно, — тогда почему ты здесь сидишь? — Я отдыхаю, Мэм, — меняясь в лице, одарил даму своей искренней улыбкой, — отдыхаю, перед тем, как пойти домой. — Разве люди так делают? Отдыхать нужно дома, где тепло и хорошо, — спокойно проговорила она, прикрывая глаза. От старушки веяло уютом. Вонхо мог чётко представить её чудный дом, с его чистотой и приятными запахами блюд, постиранными скатертями, мягким креслом и, возможно, пушистым домашним животным. — В моём доме всегда холодно, Мэм, — слегка грустно проговорил он, поднимаясь на призывной жест пожилой дамы. Она предложила сесть на скамью. — У тебя нет того, кто грел бы тебя? — уютно, полушёпотом спросила она, тоже поднимая свой взор на небо. — Нет. Поэтому я привык к холоду. — Если ты привык к холоду, то подумай о другом человеке, который, возможно, этого сделать не смог, — Вонхо оторвался от разглядывания звёзд, переводя взгляд на неё, — ты же никогда не думал об этом, я права? — Я не хочу себя навязывать, один раз я уже ошибся. Тому человеку моё тепло противно, — грустно опустил он голову. — А спросил ли ты его, чувствует ли он холод? — Я уверен, что чувствует. Просто это неподходящее время для него.. Для нас. — Ты говоришь, как мой покойный сын. Он тоже переживал о времени, хотя я ему всегда твердила, что оно ничего не значит: оно то ускользает, то длится так медленно. Я живу одна уже семнадцать лет, милый. Моё время ползёт. Когда я была молода, то испробовала и испытала всё, что только могла захотеть, успела всё. А теперь могу наслаждаться тишиной. Чтобы в старости ни о чём не жалеть, нужно действовать сейчас, понимаешь? — она положила свою маленькую морщинистую ладонь на руку наёмника, — прекрасная ночь, не правда ли? Вонхо лучезарно улыбнулся: — Знаете, моё сердце сейчас согрелось благодаря вам. — Тогда скорее беги и поделись им со своей любимой! — дружелюбно хлопнула она его по плечу. Вонхо подскочил со скамьи, глубоко кланяясь пожилой даме. — Спасибо вам, Мэм. — Тебе спасибо, что составил компанию одинокой старушке. Удаляясь в сторону тропинки, ведущей в лес, наёмник услышал: — Желаю тебе и твоей будущей девушке много славных детишек, дорогой! Вонхо рассмеялся: «Да уж, девушке...»