Его Светлость

      Выбежав на пустошь, что большим полем раскинулась в глубине леса, словно отдельный мир, Кихён остановился, переводя дыхание. От усталости при каждом вдохе из горла вылетал соответствующий хрип. Юноше повезло лишь в одном — тропинка, на которую он наткнулся несколькими часами ранее, блуждая по просторам елового леса, вывела его на один из ориентиров, что указывал на ближайший город. В силу своего упрямого характера, из-за которого ещё в детстве мальчишка получал нагоняй от старших соседских ребятишек, Кихён продолжал идти. Взвесив все «за» и «против», он понял, что сделал чертовски правильный выбор. Во-первых, когда сбежал, во-вторых, когда еще месяц назад уговорил свою матушку бросить новый особняк герцога и уехать в город, ведь она проработала под покровительством этой семьи добротную часть своей жизни, даже когда герцог не был столь богат. Мама сопротивлялась до последнего, пока в ход не пошли угрозы. Что двигало им в тот момент, он не знал, хотя женщина была ещё вполне работоспособна. Она сдалась под натиском его уговоров и уехала, найдя работу в городе, стала цветочницей при лавке одной пожилой дамы со скверным характером. Позже в письме сообщила, что её всё устраивает, ведь владелица так похожа на её сына — любила придираться и сквернословить, как и он, но только по-французски. Кихён мысленно поблагодарил высшие силы, которые подтолкнули его на такое решение, иначе он рвал бы на своей голове волосы, если бы маменька хоть день прожила бы в том хаосе и ужасе, в котором ему «посчастливилось» побывать.       Окинув взглядом пустошь, он увидел вдалеке очертание дороги и кинулся к ней, спотыкаясь от усталости. Расстояние казалось непосильным. Ноги отказывались двигаться, требуя немедленного отдыха или хотя бы небольшой передышки. Потеряв дыхание на мгновение, Кихён затормозил, со свистом и жадностью втягивая необходимый живительный кислород. Остудив голову, пошёл медленнее, понимая, что своей расторопностью ничего не добьётся. Дорога была разбита и особой ровностью не отличалась, две широкие колеи от телег уходили дальше к горизонту, они не были заросшими травой, значит здесь точно кто-то проезжает. Кихён, пристраиваясь около дороги, сел, подпирая подбородок ладонью. Если он подождёт здесь, то точно встретит кого-нибудь из путников, которые помогут ему. А если откажутся, то он умеет уговаривать, решил юноша. К несчастью уже вечерело, но на его пути так и не встретилась ни одна живая душа. Мальчишка начал замерзать. Он старался унять дрожь, что крупными мурашками бежала по телу. Лёгкая паника подступала к горлу. — Так, Кихён-а, возьми себя в руки. Ты и не из такой передряги выходил, — начал подбадривать он сам себя. Перед его лицом пролетело два ночных мотылька, что кружились в брачном танце. Кихён проследил за ними, провожая взглядом. Шмыгнул носом и поднялся, — ты же повар, чёрт тебя дери!       Пройдясь вдоль дороги, не решаясь отходить от неё на приличное расстояние, юноша отыскал большой куст крапивы. Не брезгуя и не боясь, сорвал её голыми руками, игнорируя неприятный зуд от миллионов невидимых иголок растения, что вонзились в тонкую кожу, вызывая покраснение. Нашёл шесть небольших лисичек, вырывая их с корнем. Плюнул на всё и сбегал до ближайшего перелеска. Найдя подходящие сухие ветки, упавшие наземь, подобрал их, большой охапкой унося в сторону импровизированного лагеря. Пару раз в мольбе возвёл глаза к небу, перед тем как запустить руку в карман своего передника. Порывшись, выудил оттуда огниво, которое обычно носил с собой. Облегченно выдохнул, радуясь своей продуманности. Стукнул кресалом о кремень, выбивая стайку ярких игривых искр.       Небольшое пламя, подгоняемое лёгким ветром, извивалось в умеренном танце, обдавая жаром руку Кихёна и поджаривая грибы, предварительно завернутые в листья крапивы и нанизанные на тонкий прутик. Не найдя воду, юноша попытался компенсировать отсутствие жидкости стеблем ревеня и листом щавеля, кисловатый вкус которых остался на языке. Протерев глаза в неверии, беглец уставился во мрак ночи, которую нарушало свечение маленького факела вдали. Огонёк становился ближе, вселяя в Кихёна всё больше надежды на спасение. Запряженная повозка с одной худой лошадью была почти в нескольких метрах от костра, когда юноша подбежал к ней, радостно вскидывая руки вверх. Тёмный силуэт, облачённый в серый плащ с капюшоном, дёрнул за поводья, тормозя жеребца. — Здравствуйте, — громко сказал Кихён, поклонившись, — я заплутал и мне нужно в город, Сэр. Не могли бы вы меня подвести? Я в долгу не останусь! Силуэт замер. Кихён понял, что тот его оценивает: — Я не разбойник, Сэр! Я сбежал из особняка герцога, где обнаружили убиенного Его Величество принца, Сэр!       Незнакомец скинул капюшон, открывая для юноши свое худое продолговатое лицо. Кихён уловил в нём какие-то лисьи черты из-за вздернутого носа и прищуренных глаз. В свете факела его острые скулы кидали глубокую тень на щеки. Светлые волосы неаккуратной копной разбросались по лбу. На вид он был молод и свеж, что доказывала его яркая улыбка, от которой исходило озорство и игривость. Кихён на мгновение опешил от такой живой мимики незнакомца. До его ушей донёсся звонкий голос, который отдавал небольшой хрипотцой, что показалось очень необычным: — Залезай! — дождавшись, пока юноша потушит маленький костёр, закопав его землёй, протянул ему руку, помогая забраться в повозку, — как тебя зовут? — Кихён, — ответил тот, с интересом разглядывая многочисленные тары, ящики и кувшины с разнообразными травами и растениями, от которых исходил интересный смешанный аромат. Сел рядом, притесняя хозяина повозки. — А я Минхёк, — не убирая добродушной улыбки с лица, проговорил мужчина, — я — лекарь, — заметив заинтересованный взгляд юноши, пояснил он, — куда тебе нужно? — Мне бы в город попасть, а дальше как получится, — принимая небольшую овечью шкуру и закутывая ею свои озябшие ступни, ответил Кихён, по инерции шатаясь из стороны в сторону из-за неустойчиво движущейся повозки. — Это далековато, но я только рад компании — люблю поболтать в пути, — дернув поводья, подгоняя лошадь, отозвался лекарь.       — Ты успокоился? — не переставая гладить светлую макушку, спросил Вонхо, чувствуя, как дрожь чужого тела медленно прекращается. Хёнвон молчал, не находя в себе сил ответить, — чего-нибудь хочешь? — Пить, — не отводя глаз, юноша смотрел, как наёмник мозолистыми пальцами поглаживает тыльную сторону его ладони. И в этом движении столько нежности, что хотелось потонуть в нём и раствориться. Но сладкая нега быстро прекращается. Мужчина отодвинулся, освобождая Хёнвона из плена своих горячих рук: — Посиди здесь, я сейчас, — на ходу бросил он, скрываясь за деревьями. Шёл быстро, как только мог.       Чангюн развязал большой мешок, почти полностью скрываясь в его недрах, пытаясь выудить оттуда кусок хлеба. Выругался, когда всё содержимое вывалилось на землю, пачкаясь в еловых иглах и редком мхе. Краем глаза заметил хозяина, который впопыхах схватил забытую фляжку. — Как он? — окликнул его лучник, — мы слышали, как он плакал. Вонхо подошёл ближе, присел, помогая юноше собрать упавшие продукты обратно в мешок. — Ему хуже, — не стал скрывать наёмник, — нам нужно поторопиться. Сейчас он немного отдохнет, и мы пойдём дальше, — Чангюн заметно поник, опустив голову, — эй, ну ты чего? — растерялся наёмник, хлопая лучника по острому плечу.       Вонхо не знал, что вчера несколько часов напролёт мальчишка провёл с Хёнвоном, увлечённо обсуждая всё подряд. Сын герцога, как и подобает его статусу, был хорошо образован и начитан. Чангюн с неподдельным интересом выслушивал романтическую историю того, как познакомились родители юноши. Как восемнадцать лет назад, уже имея четверых детей на своих плечах, герцог на балу встретил молодую прекрасную особу, красота которой была несравнима даже с богинями Рая. Как между ними вспыхнула страсть, и как через год на свет появился Хёнвон, имя которому выбирала мама. И хоть ей было на тот момент столько же, сколько сейчас Хёнвону, девушка отдала малышу всю свою любовь, всё тепло и нежность. И продолжала бы любить, если бы не скончалась через два месяца после его рождения. Чангюн тогда попытался выразить своё сочувствие, но Хёнвон лишь отмахнулся, уверяя, что маму он не помнит, а историю эту ему рассказывала няня вместо сказки на ночь. У юноши даже портрета матери не осталось. Он знал лишь, что эти светлые солнечные волосы достались ему от неё.       Вонхо догадался по одному взгляду — Чангюну понравился Хёнвон. Но не так, как самому хозяину, а иначе. Лучник стал его подчинённым около полугода назад, когда ему было ещё пятнадцать. В лагере нет никого, кто был бы с ним одного возраста. Хоть мальчишка не говорил много, скрывал свои эмоции под маской безразличия, безоговорочно выполнял любое задание, на профессиональном уровне владел стрельбой из лука, словно был благословленный самим богом — это не отменяло тот факт, что юноше требовалась элементарная дружба со сверстниками. — Не переживай, всё образуется, — мужчина закинул в мешок последний мякиш хлеба, поднимаясь на ноги, — пойду к нему, он просил воды.       Громким эхом, подгоняемым порывами ветра от дерева к дереву, раздался отчаянный крик. Вонхо в ужасе уставился на не менее удивлённого лучника. «Это Хёнвон», — одними губами произнёс мужчина, срываясь с места. Перед глазами всё потемнело. Всё, что слышал Вонхо — своё рваное дыхание, что сбилось от быстрого бега. Где-то позади, натягивая на ходу тетиву, не отставал Чангюн. Хозяин вёл счёт оставшихся деревьев: вот он пробежал мимо большой ели с необычной тёмной массой длинных иголок — три. Обогнул кособокую ёлочку — два. То самое большое дерево, под которым он оставил юношу — один.       Пусто.       Никого нет. Мужчина окинул взглядом местность, замечая кровь.. Много крови. Алая жидкость змеёй тянулась куда-то вглубь леса, скрываясь в ее тьме. Вонхо почувствовал слабость в коленях, еле удерживаясь, чтобы не осесть на землю. Крупная дрожь пробежалась по спине, болью оседая в голове, в которой сейчас сплошной кашей метались обрывки мыслей. Наёмник, тяжело выдыхая, бросился по кровавым следам, но остановился, услышав: — Хозяин! Мы здесь! Вонхо обернулся на непривычно громкий голос Шону, замечая в руках мужчины Хёнвона, который выглядел немного напуганным, но вполне живым. Наёмник в полной мере понял, что значит фраза «отлегло от сердца». — Что, чёрт вас дери, здесь произошло? — подходя ближе, не удержался хозяин, всё равно поглядывая на юношу, ища на его теле пятна крови, раны или ссадины. — Волк, — не изменяя своей немногословности, ответил Шону. — Чёрт, — выругался наёмник, осознавая всю степень опасности, — спасибо, Шону, если бы не ты, то… — Я ничего не сделал, — перебил его мужчина, спуская Хёнвона на землю, — это он. Наёмник удивлённо заглянул в глаза юноше, ожидая объяснений. Тот потупил взгляд, делая глубокий, но надрывный вдох. Его слегка потряхивало, видимо, он всё еще не мог прийти в себя. — Когда ты ушёл, из кустов показался волк, — начал юноша, принимая от мужчины руку помощи, что крепким хватом легла ему на талию, придерживая, — он бросился на меня, а я ударил его ножом, — показывая окровавленную правую руку, задрожал мальчишка, — сразу же прибежал Шону и хотел увести меня отсюда, но вы уже здесь и… Вонхо прервал монолог, обнимая его и прижимаясь горячей щекой к виску юноши. — Я горжусь тобой, Хёнвон-а. Больше от меня ни на шаг не отходи, понял? — опаляя жаром ушко, прошептал мужчина. — Это ты меня оставил, — тихо возмутился Хёнвон в ответ, через секунду заливаясь краской. — Неужели ты флиртуешь со мной? — наигранно поднял бровь Вонхо, скаля довольную ухмылку. — Конечно нет, идиот, — впервые позволяя себе такую дерзость, ткнул он пальцем наёмнику в бок, заставляя того согнуться. На сердце у Вонхо вдруг потеплело. Мальчишка наконец-то показал ему свой настоящий характер.       — А это что? — указывая на цветок, чем-то напоминающий ромашку, но с розоватыми лепестками, спросил Кихён. — Дай-ка гляну.. Это эхинацея, — ответил довольный Минхёк. Всегда приятно, когда кто-то интересуется твоими увлечениями. — А это? — протянул он растение, похожее на маленькую хвойную веточку, — я такую где-то видел. — Это хвощ, — стараясь поглядывать на дорогу, просветил юношу лекарь. — А вот это? — дотрагиваясь до необычного красного стебля, спросил тот. — А вот это лучше не трогать, — и под заливистый смех Минхёка, Кихён быстро одёрнул руку.       Казалось, они обсудили все темы, которые только могли затронуть. Минхёк оказался весёлым парнем, хоть и со своими тараканами. Но куда же настоящему гению медицины без них? Ближе к трём часам ночи они добрались до небольшой таверны для простого люда. Вокруг шатались пьяницы и проститутки, первые хотели угоститься у приезжих, вторые — обобрать до последней ниточки, предлагая весело и незабываемо провести ночь. Минхёк затащил Кихёна в комнату, предварительно заплатив за неё из собственного кармана. Юноша краем глаза заметил, что денег у его нового знакомого оказалось на удивление много, что вызвало небольшую тревогу, ведь лекарь совсем не выглядел богатым. Комната освещалась лишь одинокой лампадкой, стоящей на краю прикроватной тумбочки — единственной мебели в комнате, после кривой кровати. Уступив юноше место на койке, Минхёк завалился на пол, зачем-то три раза желая спокойной ночи. Пару раз повертелся, как медведь в берлоге, и захрапел. Кихён уставился в потолок, замечая на нём большие щели. «Хорошо, что не идёт дождь», — подумал он. Прикрыл веки, но в памяти яркой картинкой всплыло лицо мальчика, кожа которого покраснела от ожога. Кихён перевернулся на бок, утыкаясь лицом в стену. В голове, словно наяву, стоял предсмертный крик поварихи. А ведь юноша даже не знает, как её убили.. Тяжестью в груди заныло сердце. «Ты справишься, Кихён. Это не самое страшное, что тебе приходилось пережить.. Это не самое..», — постепенно проваливаясь в дрёму, думал он.       Проснувшись утром от громкого крика, не открывая глаз, Кихён по привычке гаркнул что-то вроде «Чжухон, заткнись!» и накрыл голову подушкой. Но, опомнившись, подскочил, подбирая с пола упавшее одеяло. Минхёк, сложив руки рупором, завывал что-то про доброе и чудесное утро. Подавив в себе вспышку гнева, юноша приветливо улыбнулся, ведь негоже злиться на своего спасителя. Неприятный осадок неожиданного и нежеланного пробуждения пропал, когда перед Кихёном оказалась тарелка с, хоть и не особо привлекательным на вид, но всё же, омлетом. — Скорее ешь, и едем дальше, — выглядывая в маленькое окошечко, проговорил Минхёк, разглядывая пустую улицу. Кихён засунул свой передник в штаны, чтобы не мешался, и вышел вслед за лекарем, принимая его руку, чтобы снова сесть в повозку.