Его Светлость

      Кихён волнительно подсчитывал оставшиеся дни до указанной даты его встречи с Минхёком. Наплевав на все упрёки совести, всё же пробрался в комнату своей матушки и выкрал из потайной деревянной шкатулки одну золотую гинею. Мысленно попросил у женщины искреннего прощения. Он постарается всё вернуть даже до того, как мама заметит пропажу. А сейчас, как бы мерзко это не звучало, ему нужно выкупить себя, иначе от его гордости не останется даже крохотной песчинки — Минхёк разотрёт его в пыль, унизит.       Повар этого никогда не позволит. «Только через мой труп», — подумал он, тихонечко выскальзывая из маминой спальни и прикрывая за собой дверь.       Ранним утром он прошмыгнул мимо спящего Хёнвона, который задремал прямо в кресле гостиной. Его друг в последнее время места себе не находил, не зная, чем себя занять, потому что Вонхо уже пятый день его из дома не выпускал, ссылаясь на поджидающую кругом опасность. Ушибы и ссадины на лице господина почти затянулись благодаря мази, что принёс Минхёк. Повар тогда позорно сбежал из дома, не желая с лекарем видеться. А если быть точнее, то просто боялся и стыдился.       Но сейчас юноша должен это сделать — встретиться со своим страхом лицом к лицу. И в голове он уже представляет свою ехидную улыбку, выражающую полное презрение, когда Минхёк осознает, что ему придётся выполнить своё обещание. Поэтому Кихён шёл к лекарю с чувством своего явного превосходства. Словно все тузы из колод сейчас находятся у него в рукаве, и сумасшедшему доктору на это нечем отбиваться. Он — победитель в этой игре.       Эти мысли заняли почти всё его время, поэтому, когда он добрался до дома Минхёка, то очень заволновался, совершенно позабыв, что же он собирался сказать ему.       Повар ожидал, что как только переступит порог, на него тут же набросятся зверем, но этого не произошло. Комната встретила его полнейшей тишиной и мерным тиканьем механических часов. Вещи были разбросаны в небольшом беспорядке. На каждом углу валялись детские игрушки и рисунки с чернильными каракулями. Кихён прошёл дальше, заглядывая в кухню. Аккуратной горкой на столе стояли несколько чаш из-под съестного. Весь дом лекаря был пропитан какой-то несвойственной ему атмосферой семейного быта, забот и тепла. Повар на секунду даже замешкался, сомневаясь, а не перепутал ли он, по ошибке забравшись в чужое уютное гнёздышко.       Он поднялся на второй этаж, где предположительно могли находиться дети, и не прогадал, заставая их спящими в одной из комнат. Но вот самого Минхёка не было нигде: ни в кабинете, ни в небольшой лаборатории. Кладовые комнаты, по своему обыкновению всегда находившиеся в свободном доступе, теперь были заперты на крепкий замок. Кихён посмел предположить, что это сделано специально, чтобы огородить их содержимое от шебутных ребятишек. Было так удивительно наблюдать всё это, что юноша на мгновение засомневался в личности сумасшедшего лекаря. Тот, как и обещал, действительно заботился о сиротах, прикладывая максимум усилий, и, возможно, совсем не жалея на них денег.       Кихён хотел сначала просто оставить монету на видном месте и сбежать как можно дальше, но простейшее и слегка постыдное любопытство вынудило его остаться. Проведя в ожидании несколько минут, походил по дому, наворачивая круги, и решил хотя бы вымыть грязную посуду. Принёс ведро воды из колодца и принялся за дело.       Минхёк заявился спустя ещё час, заходя в дом спиной вперёд и протаскивая за собой большущий мешок каких-то коряг. Мужчина до последнего не замечал незваного гостя, хотя и знал, что тот должен был посетить его сегодня. Когда обернулся, то всё же немного удивился, заставая юношу в кресле. Вид у того был напуганный, и лекарь не смог удержаться, сразу стараясь подколоть: — Как будто свататься пришёл, — и сам же засмеялся в голос. Мешок был благополучно забыт прямо на пороге, парочка коряг и корней с глухим стуком вывалилась на деревянный пол. Запахло лесом. — Ну и что же ты выбрал?       Кихён понял, что собственноручно загнал себя в ловушку, когда лекарь мгновенно оказался непростительно близко к нему — навис сверху, упираясь руками о подлокотники недешёвого кресла. Повар нервно сглотнул, приводя мысли в порядок. Ему ведь нечего бояться, верно? Он же выполнил условие. — В-выбрал, — голос позорно дрогнул, выдавая его волнение. Кихён искренне не понимал, почему при этом человеке он чувствует себя таким уязвимым. Как будто эти серые глаза видят его насквозь. Словно для этого мужчины не скрыты абсолютно все его мысли, все чувства, все слабости.       «Он знает обо мне больше, чем я сам...» Минхёк дружелюбно улыбнулся, невербально побуждая продолжить то, что юноша собирался сказать. Вместо этого повар молчаливо выудил из-за пазухи золотую монетку, протягивая её лекарю. Тот одобрительно замурчал, подставив свою широкую ладонь, взял «выкуп». — Вот, какой молодец, — услышать похвалу в такой ситуации было сродни цирковой мелодии на похоронах. Кихён непонимающе похлопал ресницами, ожидая дальнейших действий своего самопровозглашённого возможного насильника. — Ты можешь идти, — пояснил он ещё раз, заметив недоумевающий взгляд юноши.       Повар, словно выполняя приказ командира, подскочил с насиженного места, потеснив при этом хозяина дома. Сделал пару шагов в сторону двери, и, не выдержав этого странного напряжения, что витало в воздухе, обернулся, спрашивая: — Так просто? — немного струхнул, думая, что сейчас поплатится за свои слова. Но Минхёк совершенно равнодушно кивнул ему. И Кихён сдался наплыву своих негативных эмоций: — Тогда зачем вообще нужно было это представление!? — Что ты имеешь в виду? — Минхёк занял его место в кресле, сложив ногу на ногу. — Я думал, что ты...! — юноша испуганно замолчал, не решаясь продолжить свои глупые мысли. — Что я? — ухмыльнулся лекарь. — Неужели малыш хотел, чтобы я что-то сделал? — Нет! — получилось слишком надрывно и нелепо. — Что же тогда? — Минхёк постепенно начал ловить настоящее физическое удовольствие от этого допроса с пристрастием. Хомячок, забившийся в угол, выглядел непозволительно сексуально. — Ты расстроился, думая, что я не хочу тебя? — Н-нет! — у Кихёна аж дыхание спёрло. Он начинал паниковать от непрекращающегося потока вопросов, которые полностью выбивали его из колеи. — Ошибаешься, ещё как хочу, — ответил на свой же вопрос. Повар попятился назад, спиной врезаясь в тот самый мешок. — Не говори ерунды! — фальшивая нервная улыбка, чтобы сгладить атмосферу. Минхёк же предпочёл поиграть ещё немного: — Что тебе не нравится? — он поднялся с места, шаг за шагом ступая ближе к замешкавшемуся мальчишке. — Ты думал, что будешь стоить больше, м?       Кихён шокировано распахнул глаза, со скорбью признавая, что в словах мужчины скрывается толика правды. Правда, которую хочется утопить на дне глубокого океана и себя вместе с ней. — Н-нет же.. Зачем было издеваться, если тебе нужны были только деньги? — выпалил на одном дыхании.       Минхёк гортанно похихикал, подходя вплотную. Наклонился к самому уху, интимно шепча: — Глупый. Если бы тебя выставили на аукцион, я бы потратил все сбережения, чтобы выкупить своего хомячка. — Тогда почему же ты…? — «отпускаешь меня так просто» — так и не слетает с его губ.       Кихён понял, что сейчас находится в полной власти этого психа. Понял, что совсем не так должен был реагировать на его последнее высказывание. А Минхёк продолжил выжимать из него все соки, выпивать душу, ломать хрупкие кости: — Ах, я понял. Решил, что я наигрался с тобой? Мой мальчик, позволь пояснить: эти деньги, — он зажал монетку двумя пальцами, маяча ею перед лицом несчастного, — это только одна наша ночь. Одна. Кихён на мгновение перестал что-либо соображать, его коленки задрожали. — То есть это не конец? — пальцы затряслись. Он не мог поверить в услышанное. — О, малыш, у нашей игры нет конца, — он опалил своим дыханием основание шеи юноши. — Но я не… У меня нет столько денег, — Кихён даже не мог повысить голос, переходя на надрывный шепот. — В этом и заключается её прелесть, — словам сопутствует хищный оскал, — посмотрим, сколько ты выдержишь.       Повисло долгое молчание, которое позволило Минхёку услышать бешеный стук чужого сердца. Почему-то сейчас ему совсем не хотелось повредить это хрупкое дитя. Может подыграть ему? Помочь раскрепоститься? «Когда-нибудь ты и сам придёшь ко мне. Нужно только помочь. Совсем немного. Лишь оставить на этом чистом невинном листочке маленькое чернильное пятно». — Тогда я хочу поставить и свои условия, — резко бросил Кихён. Минхёк чуть не простонал, когда взгляд мальчишки стал прожигающе гневным. Как же он любил эти «зубки». — Говори, — становилось всё интереснее. — Если я сбегу, ты не будешь меня искать. — Я подумаю над этим. Ещё что-нибудь? — Если у меня не будет всей суммы, ты ничего не сделаешь мне. — Хорошо, недостача уйдёт в долг, — Кихён не верил, что его действительно слушают. Разве так поступают насильники? — Ещё? — Ты никому об этом не расскажешь. — Клянусь. — Ты не будешь появляться у меня дома. — Прости, но пока там Хёнвон, мне придётся периодически нарушать это правило, — но Кихён на это понимающе кивнул, соглашаясь. — Это же не будет продолжаться вечно? — Это уже буду решать я. Юноша весь сжался. Как он вообще до этого докатился? — Если..если я не смогу заплатить… — снова запнулся, — обещай, что не сделаешь мне больно, — к концу фразы совсем притих и опустил голову.       Минхёк ликовал. Так забавно наблюдать за метаниями маленького хомячка. А осознание того, что Кихён допускает возможность их близости, заставляет нервно сжимать кулаки. Ему нельзя срываться, ведь юноша уже выкупил себя. Лекарь подождёт ещё пять дней, ведь он всегда соблюдает правила игры, тем более такой заманчивой. Мальчишка больше не сказал ни слова, лишь рассматривал носки своих потрёпанных ботинок. Ему бы остепениться да сбежать из этого проклятого дома, но теперь страх просто не позволял сделать хоть какие-то шаги. Страх, что он не угодит Минхёку и поплатится за это своей жизнью. — Я тебе говорил уже — ты можешь идти, — но Кихён продолжал молчать. — Почему ты ещё здесь? Повар прочистил горло: — Ты же лекарь? — дождался удивлённого согласия, продолжил, — дай мне какое-нибудь успокоительное. — Тебе плохо? — Да уж, представь себе! Минхёк скрылся в кладовой комнате, возвращаясь с каким-то непонятным порошком зелёного цвета в своих руках.       Оставив все вопросы о происхождении данного лекарства, юноша подался вперёд, тоже сокращая между ними расстояние. Встал как вкопанный, ожидая дальнейших инструкций. — Под язык, — коротко ответил мужчина, но, почему-то, содержимое баночки зачерпнул именно в свою руку. «О, нет». — Открывай ротик. «Так и знал». — Ты серьёзно? — а в ответ лишь прожигающий взгляд исподлобья, полный похоти и садистского блеска. — Станет легче, обещаю.       Кихён чувствовал, как теряет всего себя. Ускользает вся та гордость, которая была важной составляющей его личности. Открыл рот.       Решил, что лучше побыстрее получит необходимое и скорее сбежит залечивать душевные раны. И почему они такие глубокие, хотя их диалог не продлился и десяти минут? Он сейчас, словно изголодавшийся пёс, который второпях пытается съесть поставленную живодёром еду в миске, а тот смачно пинает его по рёбрам, издевается, мучает, но продолжает подкладывать добавку. А пёс ест и терпит.       Минхёк довольно ухмыльнулся, разглядывая острый розовый язычок, и едва смог подавить в себе желание облизать его. Не медля ни секунды, поднёс два пальца с лекарством к манящему рту и дежурно мазнул порошок под чужой язык. Всё-таки он лекарь и должен выполнять свои обязанности. Кихён поморщился от горечи лекарства, но на автомате благодарно поклонился.       Понял, что его здесь действительно не держат, поэтому поспешил убраться подальше. Вот бы вообще забыть дорогу в это место.       Кихён не помнил, как вернулся домой, зато сполна прочувствовал непонятную давящую атмосферу в своём доме. Поспешил в гостиную, где обнаружил господина, что нервно кусал ногти на руках и раскачивался из стороны в сторону. — Что-то стряслось? — Хёнвон вздрогнул от его голоса и удивлённо поднял голову. Вид у него был слегка помятый и измотанный. — Во-первых, привет, — повар хорошо знал эту упрекающую манеру речи друга. Его господин был явно зол, — а во-вторых, вы все сговорились что ли? — Кто «все»? — Кихён сел в кресло напротив и устало вытянул ноющие ноги, ведь ему пришлось преодолеть весь путь на своих двоих. — Я просыпаюсь, а в доме никого нет, — мальчишка немного сбавил тон, подмечая, что повар явно не погулять и развеяться ходил. Вся его аура кричала о том, что его что-то гложет. Но он, Хёнвон был уверен, ничего не расскажет о своих трудностях — в этом весь Кихён. Маленький, самоуверенный и знающий себе цену, он вызывал в окружающих чувство полного доверия, но одновременно заставлял держаться чуть поодаль, словно говоря остальным: «Я и без ваших советов справлюсь самостоятельно». Кому-то это не нравилось, и за свое упрямство юноша в детстве коллекционировал тумаки от своих сверстников. А Хёнвон наоборот восхищался им, и, чего уж таить, по-белому завидовал, потому что был не такой стрессоустойчивый. — Никого? — искренне удивился он. — Даже Вонхо? Хёнвон в ответ тяжело кивнул.       Это немного напрягло Кихёна. Он уже стал однажды невольным свидетелем того, как наёмник обнимал спящего юношу, что-то шептал ему, кончиками губ мазал по щеке. Сложив два плюс два, повар понял, какие отношения их связывают. Но у него были заботы и поважнее, поэтому он проигнорировал этот факт, а после как-то и вовсе свыкся. Потому что для него Хёнвон остался абсолютно таким же. И вот сейчас, зная все тонкости ситуации, было странно осознавать, что наёмник кинул своего мальчишку, не сказав ему ни слова. — Чангюна тоже нет, — выдохнул, — и тебя, к слову, тоже не было, — снова упрёк. — Прости-прости, — попытался оправдаться Кихён, хотя от него этого и не требовалось, — у меня были важные дела. Неужели Вонхо не сказал, куда он отправился? — Как видишь — нет. — Тогда подождём немного, да? — подошёл и слегка потеребил за плечо, подбадривая. Всё же сейчас ему приходится свыкнуться с тем, что он теперь не единственный важный человек в жизни Хёнвона.       Кухню заполнил приятный аромат свежесваренного мясного супа, Хёнвон с упоением водил носом, принюхиваясь. Всё же Кихён для него был самым лучшим поваром.       Матушка его вернулась как раз к сервировке стола. Она устало поблагодарила сына, предлагая свою помощь, но тот заверил её, что справится сам, а женщине нужно после ужина хорошенько отдохнуть. Хёнвон с довольной улыбкой наблюдал за их тёплыми семейными отношениями, но на душе чувствовалась горечь неизвестности — где Вонхо? Почему он ничего не сказал? А как же его извечное «доверься мне»? «Перестану верить, если ты сейчас же не объявишься», — подумалось ему.       Вторя его мыслям, входная дверь со скрипом отворилась. Все обитатели дома невольно притихли и напряглись, вслушиваясь в мерную поступь ног. На пороге кухни показался Чангюн. Он глубоко поклонился матушке, выражая своё уважение и одновременно прося прощения, что помешал им. Перевёл волнительный взгляд на Хёнвона и произнёс: — Нам нужно поговорить. У юноши от этих слов чуть сердце не остановилось. Он подскочил на ноги и поспешил за лучником. Перед тем, как удалиться из кухни, растерянно обернулся к Кихёну, ища в его глазах мимолётную поддержку.