Его Светлость

      Воздух казался невыносимо горячим, и дышать становилось всё труднее. Острые лопатки ходили ходуном, выпирая из потемневшей от пота ткани порванной сорочки. Кихён перевёл тяжёлый взгляд на широкое поле, оно, казалось, не имело конца и края. Работать предстояло вплоть до вечера, а он вымотался уже спустя несколько часов. Зной, что по своему обыкновению стоял именно в полдень, сейчас испепелял всех работников. Природа тягуче плыла и размывалась. Или это уже глаза подводят?       Кихён устал. Откровенно говоря, он просто ждал момента, когда, наконец, потеряет сознание и сдохнет прямо здесь, среди колосьев ржи. Но смерть не пришла, и он просто продолжил работать дальше, вытирая краем сорочки выступающий пот со лба. Успокаивали лишь две мысли: его матушка не испытывает таких тягот на своей работе в цветочной лавке; и Хёнвон ждёт его дома. Правда господин так и не оклемался и, кажется, приболел чуть сильнее, чем ожидалось.       Ближе к ночи, когда солнце, наконец, скрылось, позволяя всем сделать долгожданный вздох освежающей прохлады, Кихён медленно переставлял ноющие ноги. В голове было пусто, и только одна мысль отчётливо билась по темечку — «всего пара часов на сон и снова искать место, где можно подзаработать». Он завалился домой, стараясь быть как можно тише — мама уже должна была вернуться и, вероятно, давно спала у себя в спальне. Хёнвон тоже видел десятый сон, поэтому повар лёг рядом с ним, и, даже не думая укрываться одеялом, сразу же отключился.       Утром его разбудил тяжелый надрывный кашель где-то под боком. Он взволнованно откинул одеяло в сторону, видя, как Хёнвон корчится, схватившись за край подушки. Его щёки горели, а лоб блестел от холодного пота. Не зная, как ему помочь, Кихён закусил губу и просто перехватил его пальцы: — Потерпи, Хёнвон-а. Скоро станет легче, — успокаивал больше себя, чем друга. Но он совершенно не был уверен, когда наступит это «скоро».       Он не различал лица людей, что окружали его. Какие они были — молодые или старые? Грустные или радостные? Ему некогда было разглядывать. Он видел перед собой лишь мешки с мукой, будь она проклята. Кожа обгорела, и каждое прикосновение к ней вызывало боль. Тень была его спасительницей. Он с жадностью прижался губами к сосуду с водой, которая настоялась на солнце и стала горячей. Это совсем не утолило жажду, зато в ушах перестало так сильно гудеть.       Мужики вокруг болтали о чём-то своём, у Кихёна не было сил даже слушать. Но когда кто-то обронил громкое «убийца», он сразу же весь напрягся, чувствуя каждую мышцу своего тела. — Какой убийца? — с интересом спросил кто-то. — Ну, тот, что принца нашего зарезал. — А, этот.. И что там с ним? — Да вот говорят, что люди короля вышли на его след. — О, — досадно протянул мужчина, — похоже, никто за него так и не получит вознаграждение. Жаль, сумма-то приличная… — Ага, вот что бы ты себе купил, будь у тебя такие деньги? — Я? Я бы бычка взял, чтоб корову мою оплодотворял. На одном молоке нынче не протянешь. Да и сено бы заготовить хорошее…       Кихён больше не слушал их разговор, пребывая где-то на границе нервного срыва — шаг вперёд — конец. Он бросил всё, подрываясь с лавки, побежал, расталкивая окружающих. Проигнорировал удивлённые взгляды встречных людей. Некоторые даже попытались его остановить. Неужели то, что они говорили — правда? Тогда Хёнвон в опасности!       Он растратил последние силы. В воздухе повисло большое облако пыли из-за проехавшей по дороге секундой ранее кареты. И всё эти мелкие частички Кихён благополучно втянул носом и чуть не зашёлся в кашле. Дом был уже совсем близко. Он, казалось, видел перед собой только его, и ещё парочку розовых пятен, потому что голова уже кружилась.       Дверь со стуком отворилась, и Кихён влетел в комнату, застывая на месте: Минхёк, поддерживая Хёнвона под шею, помогал ему выпить тёмно-коричневую жидкость из скляночки треугольной формы. Мальчишка сморгнул слёзы из-за мерзкой на вкус настойки, шмыгнул носом и поблагодарил лекаря. На Кихёна наконец-то нахлынуло понимание. Он с силой дёрнул растерявшегося мужчину за плечо, разворачивая к себе: — Ублюдок! Ты травишь его!? — угрожающий крик заложил его собственные уши. — Что ты..? — наверное, это было впервые, когда слова Минхёка соответствовали его выражению лица. — Глупый, что ты несёшь? — Ему с каждым днём всё хуже! И эти твои лекарства.. Откуда я знаю, может ты решил помучить ещё и его!? — он испуганно отпрянул назад, — или это из-за меня? Решил добить меня? Тебе мало всех этих унижений!? — Если сейчас же не заткнёшься, то твой друг начнёт задавать лишние вопросы, — но Хёнвон, похоже, вообще ничего не соображал, тяжело дыша куда-то в подушку. — Просто оставь нас уже в покое! — крик. Горькие слёзы, которые он сдерживал всё это время, большим потоком покатились по раскрасневшимся от напряжения щекам. Он прижал дрожащие руки к лицу, словно старался смахнуть всю свою истерику. Получалось откровенно плохо. — Нас и так уже обнаружили! Нам конец! — Кто? — Лекарь неосознанно поднялся. Юноша молчал, тогда тот тряхнул его за плечи, — Кихён-а, кто обнаружил?       Повар не мог поверить, что это серьёзное и слегка растерянное лицо принадлежит Минхёку. Словно совсем другой человек. — Я не знаю. Это все обсуждают. — Возможно, это просто слухи, так что успокойся, — он подхватил юношу под локоть, уводя из комнаты прочь. Усадил в кресло и, порывшись немного в сумке, выудил из её недр уже знакомый повару зелёный порошок успокоительного. На этот раз они обошлись без слов, и Кихён сразу открыл рот, принимая лекарство. Да и лекарь особо не наседал, быстро закончив всю процедуру. — У Хёнвона обычная простуда, так что не выдумывай себе ничего, — прервал тишину Минхёк. Тот лишь понимающе коротко кивнул головой, не желая ничего отвечать. — Хомячок? — Не называй меня так! — рявкнул он.       Лекарь честно не понимал, почему вдруг испугался, когда Кихён залетел к нему со всеми признаками истерики на лице. Испугался и растерялся. Никогда он себя ещё не ощущал так странно, что даже не хотелось говорить никакую колкость в ответ. Лишь одна назойливая мысль вертелась в голове: «Кто-то посторонний заставил мальчишку плакать. Кто-то другой, а не он…Непростительно». — Я думаю, тебе нужно отдохнуть, — посоветовал он. Кихён не двигался, обхватив себя за колени. Ссадины на руках юноши снова привлекли его внимание. Лекарь был уверен, что об их происхождении тот точно не расскажет. Что ж, этого и не нужно. — Пожалуйста, — прошептал он вдруг, — не трогай Хёнвона. — Зачем он мне? — Ты же хочешь получить за него деньги… Я прошу тебя, пожалуйста, не убивай моего единственного друга, — он говорит так тихо, будто находился в бреду. — Больно он мне сдался, — хмыкнул Минхёк, ощущая, что его «здравое» привычное состояние возвращается, и теперь он может говорить в своей обычной издевательской манере, — я нашёл себе другую игрушку — тебя. Поэтому можешь больше не переживать за подстилку наёмника, я ничего ему не сделаю. — Спасибо, — мрачно отреагировал он, и это было последнее, что обронил за этот день.       Где-то на улице, следуя своим внутренним часам, хрипло пропел петух. Кихён разлепил глаза, устало озираясь по сторонам. Утро.. А который сейчас день? И ответ моментально всплыл в голове, заставляя юношу мучительно простонать — сегодня день, когда он должен в очередной раз выкупить себя. Тело нещадно ныло и при малейшем движении отзывалось противной тягучей болью.       Что ж, денег у него почти нет, сил тоже. То, что он ощущал, были даже не отчаяние и депрессия, это была какая-то обречённость, или скорее — смиренность. Смысла предпринимать что-то сейчас просто не было, поэтому он моментально уснул ещё на пару часов, которых так не хватало его организму уже как десятый день.       Пока Хёнвону нездоровилось, он проводил оставшееся время у его постели. Изредка сталкивался с лекарем, который, по понятной причине, стал навещать их чаще обычного. Один раз даже остался на ночь, сетуя на то, что было уже поздно возвращаться домой. Кихёну было уже всё равно — он морально извёлся от непонятной напряжённой атмосферы, что тяжелой пеленой повисла в их доме. Столько проблем свалилось на его голову, казалось, если добавятся ещё одна-две, он даже не заметит этого. Было намного проще, когда Вонхо был с ними. Тот просто взваливал всё на себя и держал под своим контролем, и, признаться честно, даже повар чувствовал себя в безопасности и особо не переживал за друга, будучи уверенным, что с ним ничего не случится, пока наёмник рядом. Теперь его нет. Хёнвон болеет. А у Кихёна опускаются руки.       После сна ему стало заметно легче, поэтому он медленно и лениво приготовил обед: бульон для Хёнвона, и похлёбку понаваристей — для себя. Все его движения были нерасторопны, потому что смысла в спешке просто не было. Страха, как ни странно, он тоже не чувствовал, всё-таки тая крупицу надежды, что Минхёк сдержит своё обещание: припишет недостающую сумму в долг и ничего ему не сделает. Как же он ошибался.       Он прекрасно понимал, что так просто не спасётся, если проигнорирует условия и останется дома. Минхёк тогда придёт к нему лично. Даже не хотелось думать о том, как он может наказать его за непослушание. Поэтому уже ближе к вечеру, собравшись с мыслями, он покинул дом.       В голове — мрак. На улице — тьма. Какой-то бес толкнул его начать искать оправдание всему происходящему, но его просто не было, и тогда на смену пришла жгучая обида: почему жертвой должен быть именно он? Если бы только Хёнвон не заявился сюда… Кихён шокировано остановился. Что он только что сделал? Он только что попытался очернить ни в чём не повинного лучшего друга. Его передёрнуло от отвращения к самому себе. Он опустил голову, зачёсанные волосы упали на лицо, закрывая ему глаза. Ускорил шаг, стараясь забыться в шуме вечернего города.       Минхёк соврёт, если скажет, что не начал нервничать, когда время приблизилось к девяти часам, а Кихён так и не объявился. Ему совсем не хотелось искать этого сбежавшего негодника. Да и детей он удачно сплавил соседке, подкинув ей парочку шиллингов в раскрытую ладонь. Нянька, похоже, была готова на всё, чтобы угодить лекарю, поэтому даже перестала надевать зелёные чулки, когда тот сказал, что их яркий вид напоминает ему растение и он хочет отрезать женщине ноги.       Правда теперь он стал уделять гораздо меньше внимания своей профессии, потому что невозможно думать о чём-то другом, когда совсем скоро через порог перешагнёт причина его частого возбуждения. Самое восхитительное заключалось в том, что его игрушка предназначена не только для тела, но и для души, если таковая у Минхёка вообще имелась.       Будучи честным с самим собой, он понимал, что сильно разочаруется, если у хомячка снова получится предоставить ему необходимую сумму. Да, выдержка у мужчины есть. Но его инстинкты кричали о том, что скоро спокойные деньки подойдут к концу и его жизнь перевернётся с ног на голову. Что-то подсказывало ему, что он должен поторопиться и сделать мальчишку своим, если не хочет потерять его навсегда. Или это он потеряется?       Тяжкое раздумье прервалось ровно в тот момент, когда в дверь тихонько и неуверенно постучали. Минхёк подорвался с места, уже на ходу несдержанно улыбаясь: — А вот и ты, Кихён-а, — так и не дождавшись от него ни слова, пропустил повара в комнату, отстраняясь и освобождая путь. Лекарь повернулся, шлёпая за ним и буравя взглядом узкую спину. Быстро отреагировал и остановился, когда Кихён резко замер на месте. — Ты помнишь мои условия? — монотонно и отстранённо спросил он. — Конечно, — дрожа от предвкушения, отозвался мужчина, трогаясь с места, когда повар начал подходить к столу. — Вот, — коротко выдал он, высыпая монеты на столешницу. Минхёк подметил, что раньше мальчишка всегда отдавал деньги ему в руки. — Сколько здесь? — лекарь тоже сломал систему — раньше он сам пересчитывал. Сейчас было ясно, что у Кихёна не вся сумма. Повару показалось, что тот спрашивает его специально, чтобы принизить ещё больше. — Пятнадцать, — намеренно поддался уловке он. — Ох, и что же нам делать теперь? — снова переигрывает. — Ты обещал, что не тронешь меня, — напомнил Кихён, наконец, поворачиваясь к мужчине лицом. Тот ожидаемо не смог сдержать улыбку-оскал. — Ой, ты меня, наверное, не так понял, милый. Повар волнительно распахнул глаза: — Что ты такое говоришь? — он осознал, что его, похоже, обдурили. — Я обещал не делать с тобой то, что планировал. Но это совсем не значит, что ты можешь просто так уйти. Малыш, сумма не вся, ты же понимаешь? — Нет, погоди, мы же договорились! — он весь затрясся. — Дай подумать.. Пятнадцать шиллингов.. — показательно поднёс длинный палец к виску, изображая глубокие раздумья, — на эти деньги будет только послабление. Я сегодня очень снисходительный. — Ты не можешь поступать так со мной! Это подло! — закричал, отходя назад, упёрся поясницей в столешницу. — Тише, ну я же не убивать тебя буду. Нам будет очень хорошо, — начал сокращать между ними расстояние.       У Кихёна будто в голове что-то щёлкнуло. Совсем позабыв о своей извечной усталости, он подорвался с места, оббегая лекаря. Добрался до двери, дёргая её изо всех сил. Та лишь заскрипела ржавыми петлями, но не поддалась. Мальчишка закричал и в панике задёргал несчастную дверную ручку сильнее. — Я закрыл её.       Кихён обернулся, сразу же встречаясь с рукой, которая ухватила его за ворот сорочки. Минхёк прижал его к двери, подбираясь к юному телу непростительно близко. Мальчишка заныл, цепляясь за чужие плечи и пытаясь оттолкнуть его. Шершавые длинные пальцы подцепили край его поношенной сорочки и с упоением дёрнули вверх, оголяя напряжённую поясницу. Горячая ладонь пробралась выше, пересчитывая маленькие выпирающие косточки позвонков. Юноша выгнулся, пытаясь спрятаться, скрыться от прикосновений. Лекарь лишь воспользовался этим, припадая к его шее своей щекой. Прижал мальчишку, что бился в отчаянной попытке сбежать, теснее к своей груди и просто замер, молчаливо обнимая.       Кихён, вторя его медленному действию, тоже перестал дёргаться, испуганно переводя взгляд с одного угла комнаты на другой. Их поза напоминала объятья влюблённых людей, а их чувства напоминали пищевую цепь, когда хищник пытается убить свою добычу особо изощрённым способом. Молчание затянулось, а лекарь так и не сдвинулся с места, продолжая удерживать стройное тело в своих руках.       Паническое состояние, что захлестнуло его, сейчас постепенно сходило на «нет», возвращая Кихёну способность нормально соображать. Лишь сердце продолжало биться всё в том же бешеном ритме. Минхёк это делает специально? — Пожалуйста, — начал он, думая, что ещё сможет достучаться до рассудка сумасшедшего. — Это случится, хочешь ты того или нет, — моментально перебил его лекарь, убирая ладони с его спины и перемещая их на талию. Поднял голову и заглянул в напуганные глаза, — я даю тебе всё тот же выбор: либо ты успокаиваешься, и мы идём в кровать, либо я возьму тебя прямо здесь.       По ногам пробежали холодные мурашки ужаса, пальцы не двигались, будто повар провёл несколько часов на морозе. Во рту стало сухо, и он лишь отчаянно замотал головой, отказываясь выбирать. Минхёк хмыкнул: — Тогда здесь, — он расцепил руки, выпуская юношу из своих объятий. Отступил пару шагов назад и, кинув короткое «жди», скрылся в одной из кладовых комнат.       Кихён растерянно свёл колени и вцепился подрагивающими пальцами в свою сорочку. Мысли сочетали в себе одновременно невыносимый посторонний шум и давящую тишину. Он не знал на чём сосредоточиться, поэтому попросту упустил единственный шанс побега, когда Минхёк вернулся. В руках у него блеснула маленькая ёмкость с какой-то прозрачной жидкостью. Подходя ближе, лекарь замедлил шаг. — Послушай, просто сдайся уже. И всё будет хорошо.. — голос его был таким глубоким и убедительным.       И Кихён сломался, когда мужчина прислонился спиной к стене и потянул его за собой. Мальчишка лопатками чувствовал чужую грудь, затылок обдало горячим дыханием. Руки повара, что сейчас боязливо подрагивали, выдавая его эмоции, покоились в широких ладонях лекаря. И он, несмотря на всю эту ужасную для него ситуацию, отчётливо чувствовал некую нежность в этом медленном поглаживании шершавых пальцев. — Просто выпей это, — тихо шепча ему в макушку, поднёс к его губам скляночку. Кихён перехватил её, неуверенным движением открывая крышку. Мысленно попрощался со всеми и сдался. Сдался этому напору, сдался этому чувству обречённости, сдался Минхёку, руки которого блуждали по его телу, выводя на коже причудливые узоры. С первым глотком его покинула надежда; со вторым глотком сладкой жидкости от него ушёл здравый смысл, с третьим — потерял всего себя. — Как ты? — останавливая свои руки на животе мальчишки, спросил Минхёк.       Кихён прислушался к своим ощущениям и лучше бы он этого не делал: спустя мгновение чужое горячее дыхание в самое его ухо стало восприниматься во много раз сильнее. Жар рук тоже оказался более отчётливым. Внизу живота приятно защекотало, и юноша неосознанно вздрогнул, когда Минхёк припал губами к основанию его шеи и с упоением провёл языком мокрую дорожку вверх. — Ч-что ты мне дал? — заёрзал он, невольно извиваясь от прикосновений, что вдруг стали невообразимо приятными. — Просто наслаждайся, — томно хихикнул лекарь, продолжая целовать сладкую кожу, — я же видел, как ты устал, поэтому удовольствие получишь только ты, — в подтверждение протяжно и с нажимом лизнул хрящик ушка юноши. — Вот такое вот послабление, которое я тебе обещал.       Кихён ни слова не понял из сказанного, цепляясь руками за чужие запястья. По телу расплылось странное и абсолютно неправильное тепло от будоражащих ощущений. Он пытался заставить себя думать о том, что обжигающие и возбуждающие прикосновения — омерзительны и отвратны, но получалось всё совсем наоборот. Чем больше он пытался сконцентрироваться, тем сильнее утопал в ласке, ловя себя на мысли, что ему хочется ещё и ещё. Он потерялся в чувствах.       Минхёк внимательно следил за каждым жестом мальчишки: как тот прикрывал затуманенные глаза; как молчаливо открывал рот, едва слышно выдыхая; как пальчики слабо хватались за манжеты его рубашки.       Лекарь нагло опустил ладонь к кромке его штанов, едва касаясь, провёл одним средним пальцем вдоль ткани. Мальчишка на его действия резко опустил голову вниз, следя за этими незамысловатыми движениями. Он неосознанно и практически незаметно подался тазом чуть вперёд навстречу ласке, и это подействовало на мужчину, словно красная тряпка на быка. — Хочешь? — убрал руку с кромки штанов, ведя ею вверх по впалому животу, задирая сорочку до груди. — Нет, — произнёс он на выдохе, закидывая голову назад. Минхёк подключил и вторую руку, пробираясь под одежду и оглаживая бока. Мальчишку конкретно вело. Может он немножко переборщил с дозой? Ну и ладно. Веселье — на то и веселье, чтобы о его последствиях задумываться позднее. Сейчас он позволит себе сполна поиграть с ним. Да, не так, как хотел сначала, но и это тоже интересно. Особенно смотреть, как тот извивается, когда лекарь ощутимо проводит по затвердевшим бусинкам маленьких сосков. Минхёк призывно дёрнул края сорочки вверх, чуть громче проговаривая: — Снимай.       И, боже, чем только думал Кихён, когда молниеносно поднял руки вверх, позволяя снять с себя предмет одежды? Он будто был заложником своего тела, которое ему больше не принадлежало. И только малая часть сознания кричала о том, что ему нужно остановить этот кошмар, пока не случилось нечто непоправимое. Но и эта мысль продержалась недолго, прогибаясь под одной единственной сейчас потребностью — удовлетворить своё грязное желание. И Кихён, конкретно потеряв связь с реальностью, перехватил чужую руку и медленным движением направил её к низу живота. Хорошо, что он не видел, как ехидно сейчас улыбался Минхёк. Зато всем телом чувствовал его силу. Но когда ладонь мужчины нетерпеливо накрыла пах, Кихён вдруг будто проснулся от кошмара. Он взволнованно дёрнулся, поворачивая голову назад. Заглянул в глаза лекаря и окончательно оклемался: — Нет… Нет-нет-нет, погоди..! — запаниковал он, пытаясь остановить возбуждающие поглаживания. Минхёк разочарованно цыкнул, сжимая чужую плоть сквозь штаны сильнее, заставляя мальчишку заскулить от реальной боли. — Успокойся, слышишь? — сухо скомандовал он, отодвигая край штанов и запуская свою руку. Обхватил уже вставший член и медленно, на пробу, провёл по стволу, размазывая предэякулят.       Кихён захлебнулся словами, хватая мужчину за локоть ладошками, но убегать не стал. Вернее, не смог. Часто, словно под ритм движений Минхёка, задышал через рот. Он не отвёл глаз от этих непотребных действий, но взгляд его был таким мутным, с плотной пеленой возбуждения. Он уже не до конца уверен, была ли в этом вина одной только настойки, что он выпил. Или же..       С губ слетел первый тихий стон. Минхёк перехватил мальчишку вдоль талии, прижал к себе плотнее. Кихён откинул голову на его плечо, и несколько раз глубоко выдохнул, ощущая прикосновения к своей открытой шее. Мужчина обвёл линию подбородка тыльной стороной ладони, погладил обнажённое острое плечо, собирая с него капли пота. Ускорил движение руки на члене и довольно улыбнулся, прислушиваясь к новой порции неконтролируемых стонов, боясь, что сладкий голос может стать для него наркотиком. Если уже таковым не является. — Боже, — Кихён поджал пальцы рук, закусывая губу, чтобы заглушить свой голос, который казался совсем чужим. — Забудь про него. Здесь только я, — интимно прошептал ему на ушко. Дразнясь, издевательски замедлил движения, ощутимо очерчивая головку большим пальцем. Мальчишка забился в его руках и заскулил.       Тело пробивало крупной дрожью. Сердце громко билось где-то в ушах, заглушая звуки собственного голоса. Чужое предплечье, которое он сжимал всё это время, сейчас украшали красные следы от его коротких ногтей. Ноги сводило. Кихён больше не мог стоять, спасала только рука мужчины на его талии, что поддерживала и не давала упасть. Узел в животе становился всё ощутимее, вынуждая мальчишку сжиматься каждый раз всё сильнее. Минхёк мучил его. Специально ускорялся или наоборот водил настолько медленно, что сам чуть не сходил с ума. — Хочешь, чтобы всё закончилось? — протянул он, выдыхая в истерзанную поцелуями шею. Ответом были лишь несдержанные стоны и лепет. — Игра подходит к концу, малыш.       Он сделал ещё несколько чувственных движений и потянул юношу за подбородок, вынуждая повернуть голову. Припал к искусанным губам, сминая их впервые. Впитал все последующие стоны наслаждения, присваивая их себе. В памяти навсегда останется перевозбуждённый Кихён, тело которого колотило из-за сильного оргазма. Оргазма, что подарил ему он.