Его Светлость

      Мягкое поглаживание по волосам выдернуло его из глубокого сна, и Хёнвон неуверенно открыл глаза, щурясь в темноте. В комнате приятно пахло еловым лесом, от которого немного кружилась голова. И именно этого аромата ему не хватало все эти мучительные дни ожидания. Хёнвон наугад протянул руку, шаря ею в пустоте, пока не наткнулся на что-то тёплое. Его ладошку быстро перехватили. Мальчишка почувствовал поглаживание шершавых мозолистых пальцев, которые он никогда не спутает с чужими. Уголки губ автоматически поползли вверх. Он ещё раз глубоко втянул носом родной и любимый запах, наконец, проговаривая: — Для начала я тебе врежу, — в голосе совсем нет злости, — идиот.       Кровать прогнулась под тяжестью ещё одного тела. Хёнвон приподнял край одеяла, нагретого его теплом, позволяя мужчине лечь ближе и прижаться к нему. Сильные руки обвили его талию, медленными и нежными движениями оглаживая бока, словно прикасались впервые. Юноша прижался теснее, наугад тыкаясь носом куда-то в шею. И тепло разлилось по всему телу. Тепло, которое полностью отличается от обычного, что может дать горячий чай или одеяло. Это тепло — пылающие чувства, которыми они делятся через каждое прикосновение, пусть даже оно будет совсем лёгкое и невесомое. Вонхо продолжал молчать, лишь тяжело и устало дышал в белобрысую макушку. — Всё хорошо? — заволновался Хёнвон, постепенно привыкая к темноте. — Ты какой-то слишком горячий, я переживаю, — наконец обронил он хоть что-то и в доказательство дотронулся ладонью к слегка взмокшему лбу. — Я простудился, — он млел от его голоса, который проникал в само сердце.       Хёнвон был ещё слишком юн, чтобы признать или опровергнуть свою сентиментальность, но уже давно грел идею завести дневник, в который мог бы записывать самые значимые моменты в своей жизни. И первым таким моментом определённо бы стала эта ночь, когда одно из его желаний исполнилось — Вонхо вернулся. Сразу стало намного легче дышать. — И ты дрожишь? — чувствуя лёгкий трепет, исходящий от тонкого тела мальчишки, наёмник чуть приподнялся на локтях, подтянулся и лёг повыше, чтобы Хёнвону было удобней. Сейчас для него открылся вид на прикроватную тумбочку, почти всю поверхность которой занимали склянки с лекарствами. Совесть уколом проткнула сердце, подтрунивая над Вонхо, что это его вина в плохом самочувствии любимого человека. — Лишь слегка замёрз. — Хочешь чего-нибудь? — зачесал светлую прядь волос за его ухо. — Просто не уходи больше так внезапно. Обещай, что будешь предупреждать меня, если что-то случится. Я имею право знать.. Я обязан знать, — с каждым словом его голос становился всё тише. Хёнвон наконец-то провалился в такой спокойный и желанный сон. Вонхо побыл с ним ещё около получаса, тиская его в долгожданных объятьях, прежде чем снова оставить и покинуть комнату.       Ожидая долгий, полный слёз и боли рассказ Кихёна о том, что с ним сделал лекарь, Вонхо заглянул в гостиную. Но повар, похоже, тоже уснул, свернувшись маленьким и беззащитным комочком на своей хлипкой кушетке. Наёмник сжалился и, аккуратно подняв его слабое тельце, отнёс в спальню, где укрыл обоих мальчишек. Кихён оказался едва ли тяжелее самого Хёнвона.       В доме ощутимо пахло лекарствами — запах, который всегда шлейфом тянулся за Хёнвоном. Но сейчас он был настолько едким, что хотелось воротить нос. Вонхо заглянул в гостиную, и тогда причина усилившегося аромата стала ясна — Минхёк. Он, не поднимая головы, разминал какие-то пахучие травы, перемалывая их в небольшую кашицу. Хёнвон, что сидел напротив, шмыгал заложенным носом и что-то тихо ему рассказывал. Наёмник оглядел комнату, находя и Кихёна, который выглядел запуганным и грустным. Его поза казалась очень напряжённой и растерянной, словно он не знал, куда ему деться. Вонхо стало омерзительно, и он поспешил оповестить лекаря об этом: — Не думал, что вообще увижу тебя, — он подобрался ближе, подсознательно вставая между Минхёком и Кихёном, чтобы огородить последнего. Лекарь же от дела своего не отрывался и, похоже, на словесную перепалку настроен не был. Лишь как-то криво улыбнулся, давая понять, что высказывание наёмника было услышано. Хёнвон, который не был посвящён в подробности всего того, что произошло, поспешил пояснить: — Он навещал меня всё это время и здорово помог. Вонхо поразился его наивности, но ничего пояснять не стал. Лишь как-то малозаметно расправил плечи чуть шире, стараясь тем самым дать понять Кихёну, что всё будет хорошо. Но тот, похоже, его жест не заметил. — Нос сюда давай, — быстро проговорил лекарь, хватая Хёнвона за подбородок, чтобы подтянуть к себе поближе. Мазнул только что приготовленную им кашицу в обе ноздри больного и зажал их пальцами. Вонхо неконтролируемо дёрнулся, порываясь остановить действие, пока не понял, что это лишь обычная стандартная процедура. Это заставило его остаться стоять на месте, а вот Минхёк сполна позабавился его реакции. — Всё. Иди промывай.       Хёнвон чуть запрокинул голову, чтобы лекарство не вытекло раньше времени и, кося глаза вниз, наугад вышел из комнаты. Вонхо проводил его взглядом и, повернувшись к повару, что до сих пор на них не смотрел, коротко кинул: — Не сиди здесь. Иди лучше помоги Хёнвону, — юноша лишь слабо пожал плечами и отрицательно покачал головой. Как-то слишком многозначительно посмотрел на Минхёка, что молчаливо складывал свои приборы обратно в мешок, с которым он пришёл. Наёмник понял всё без слов — этим двоим нужно поговорить. И хотя он волновался и не хотел оставлять этого мальчишку одного, но и противиться не мог — не имел на это право. Поэтому обронил тихое «если что, я буду рядом», и покинул комнату вслед за Хёнвоном, торопясь нагнать его.       Минхёк выждал несколько секунд, прежде чем, наконец, открыть рот: — Поговорить хотел? — Да. — И о чём же?       Но Кихён и сам не знал о чём. Надеялся, что придумает оправдание своему странному поведению по ходу дела, но, видимо, ошибался, потому что в голове было абсолютно пусто. Да и спрашивать тоже было нечего. Он лишь подсознательно, доверяя чувствам, знал, что ему нужно остаться. Его гнетёт желание узнать, о чём думает лекарь, и почему он такой спокойный, что для него вовсе не свойственно. Всё его лицо выражало некую незаинтересованность и излишнюю серьёзность, из-за чего юноше приходило на ум только одно — лекарь разочарован в нём. И почему-то в груди щемило чувство, будто сейчас многое зависит именно от него самого. Будто сейчас в его руке последняя шахматная фигура и решающий ход. Но партия не закончилась — Минхёк одним словом перевернул ход игры: — Пойдёшь со мной? Кихён весь напрягся, ожидая нападения или излишне колкой фразы, умело брошенной лекарем. Но вопрос прозвучал лишь единожды. Мужчина молчал, останавливаясь у порога. Ждал. — Зачем? — пальцы непроизвольно схватились за обшарпанную накидку спинки кресла. — Ты хотел поговорить, — беззлобно напомнил он, будучи уверенным, что повар никогда не согласится. Поэтому в подтверждение своим мыслям лишь слабо кивнул, услышав: — Я никуда с тобой не пойду, — голос задрожал, а в памяти сразу всплыл чужой непристойный шёпот и горячие руки, которые, казалось, касались одновременного каждого участка его обнажённого тела. — И не нужно. У тебя же ещё есть два дня.       Когда комната опустела, Кихён неосознанно провёл ладонью по своей шее, где только начали заживать фиолетовые пятна засосов.       Вода в старом ковше, который Вонхо заботливо подставил к его лицу, оказалась очень холодной, из-за чего Хёнвон шёпотом выплёвывал возмущенные ругательства. Нос больно обдавало свежестью мятных трав, а ледяная вода только способствовала большему дискомфорту. Он в последний раз зачерпнул её в обе ладони и плесканул в лицо. Неприятные мурашки пробежались по предплечьям. Промокнув влагу небольшим полотенчиком, он сделал долгожданный полноценный вздох. Лекарство помогло убрать отёк и побороть насморк. Как же вдруг стало хорошо. — У тебя вот здесь ещё немного осталось, — аккуратно мазнув пальцем по впадинке над губой, Вонхо убрал прилипшую массу трав. Хёнвон благодарно улыбнулся, отвлекаясь на звук хлопнувшей входной двери. Минхёк покинул их дом. — Тебе не кажется, что он какой-то подозрительно хмурый сегодня? — взволнованно поинтересовался мальчишка, одновременно пытаясь оттереть лекарство, что прилипло и к его рукам, на которое он сначала и не обратил внимание.       Вонхо сомневался, рассказывать ли ему всю правду, потому что реакция могла быть непредсказуема, поэтому решил умолчать: — Наверняка просто мается от скуки, не зная чем потешить себя, — и для пущей правдоподобности равнодушно пожал плечами.       Хёнвона, по всей видимости, такой ответ совсем не устроил. Он недоверчиво посмотрел на него, как-то слишком тяжело вздыхая: — Я опять чего-то не знаю? — Вонхо удивился его проницательности.       Через маленькое окошко умывальной комнаты они разглядели спину Минхёка. Он уходил неспешно. Держался излишне ровно. Словно растерял всё своё умение фирменно ходить, плавно размахивая длинными конечностями в разные стороны, чем доводил многих. Тогда и Вонхо, наконец, отметил его необычное поведение. — Он сегодня попрощался со мной, — продолжил давить Хёнвон, накидывая свои мысли вслух, словно невзначай, при этом осознавал, что имеет некую крохотную власть над хозяином. — Самое время, — глупо выдал он, через секунду поняв, что дал мальчишке повод для явных подозрений. И допрос не заставил себя ждать: — Что ты имеешь в виду? — напрягся он и навострил уши. Вонхо неловко замолчал, аккуратно вешая ковш на хлипкий крючок, оставшиеся капли воды скатились по гладкой поверхности и упали на пол, отбивая негромкий стук. Хёнвон на секунду отвлёкся. — Пустяки… — понял, что придётся лгать, хотя этого искренне не хотелось. Мальчишка почти невесомо провёл кончиками пальцев по его запястью. Вонхо узнал свой собственный жест «доверия», и ему стало безумно совестно. — Вонхо. Я не многого у тебя прошу. Но то, что ты врёшь мне — действительно ранит. Я готов находиться в стороне от твоей работы. Но сейчас дело касается моего друга, — перешёл он в «наступление». — Друга? — мужчина запаниковал. — А ты что думал? — поразился Хёнвон. — Он столько сделал для меня. Отчасти, благодаря ему я жив. «Неправда, это моя заслуга», — ревностная мысль чуть не вырвалась наружу. — А я уже говорил: когда дело касается твоей безопасности, ты должен целиком и полностью слушаться меня. — О какой тогда опасности идёт речь, если даже я не могу знать? — он начал закипать. — Хёнвон-и, — подливать масло в огонь не хотелось, и он смягчился, почти шепча, — пойми, я не прощу себя, если всю оставшуюся жизнь нам придётся убегать. — Ближе к делу. Как с этим связан Минхёк? — он немного отступил назад, потому что Вонхо постоянно норовил дотронуться до него. И тот начал злиться: «И это его благодарность?» — Он постоянно угрожал тебе! — Но ничего же не сделал! — тоже повысил голос юноша. — Сделал! Мне! — вот и всё. Не сдержался, как обычно. Сорвался и сделал большой шаг вперёд, вынуждая того вжаться в стену. Чувства Хёнвона разделились надвое: он и опешил от такого ответа, и ликовал — у него получилось разболтать сдержанного наёмника. — И что же? — но часть своей прежней уверенности всё же растерял. — Сдал меня королю, — Вонхо закусил губу. Ему не нравилось, что им манипулируют. Будь это кто-то другой, то он бы пресёк первые зародыши такого неуважительного отношения к себе. С Хёнвоном всё иначе. На него нельзя давить, нельзя злиться. Потому что он его, чёрт возьми, любит и боится потерять. Но когда уже этот взбалмошный мальчишка осознает это!? — Что? — хозяин разглядел в его глазах недоумение и небольшой испуг. — Зачем он это.. — Забудь, ему конец, — перебил, хватаясь за ручку двери и намереваясь уйти. — Стой, — торопливо крикнул Хёнвон, сильно дёрнув его за край рубашки. Даже нижняя пуговица расстегнулась, — всему есть причина. Он не мог поступить так подло, даже если вы не ладите. — Объясни мне, почему ты такой наивный, — резко и грубо бросил Вонхо, сжимая его ладошку до боли, вынуждая мальчишку расцепить пальцы и скорее убрать её. — Хочу спросить у тебя то же самое, — не растерялся, и оттолкнул руку мужчины от двери, — как только что-то происходит, ты сразу обвиняешь каждого и пытаешься навредить! — Ну, извини! Если я не спасу себя, то кто же сделает это за меня? — Но всему есть причина, Хосок! — громко и чётко он выговорил его имя, которое в принципе не мог знать.       Вонхо ошарашено замер на месте, пытаясь поймать ниточку, которая бы привела его обратно к реальности. Этим именем его звали очень давно, когда Минхёк ещё был… — Верно, это он мне рассказал, — немного сдержаннее добавил Хёнвон, — и ещё много чего. Поэтому, прошу тебя, прислушивайся, когда кто-то посторонний просит помощи. Ему тоже было больно. Он тоже страдал. — Как много ты знаешь? — прохрипел наёмник. — Всё, — уверенно ответил тот. Вонхо отшатнулся, опираясь рукой о стену. Казалось, что он уже и сам начал сходить с ума. — Посмотри на меня, — мужчина повиновался. Хёнвон положил свою холодную ладонь на его щеку, нежно провёл по коже, ощущая слабую щетину на подбородке. Прижал и вторую руку. — Что ты предпринял против него? — спросил очень осторожно и успокаивающе. — Я выставил его убийцей, и скоро за ним придут, — слабо, вторя его тону, ответил он. — Но все мы не святые, понимаешь? — Хёнвон аккуратно обнял, чувствуя, как сильные руки мгновенно обхватили его талию. Теперь и ему самому было совестно — он надавил на самое больное и заставил Вонхо раскрыть все свои слабости. — Прости, — наверное, это было впервые, когда наёмник извинялся так искренне, — но я готов на всё, лишь бы ты остался жив. Мне плевать на остальных. Важен только ты. — Я знаю, — ткнулся лбом в его ключицу и не смог сдержать улыбку. От накопившихся чувств выворачивало наизнанку. Безопасность, которую обещал ему Вонхо, сейчас ощущалась особенно сильно. Здесь, в этих горячих руках. Он млел и благодарил бога за это. — Поэтому я так люблю тебя.       Вонхо потерялся во времени и пространстве. Единственное, на что сейчас смотрели его глаза: уверенный и одновременно нежный взгляд, пылающие от смущения щёки и пухлые губы, к которым он поспешил прижаться. Тихое «я тоже» потонуло в поцелуе.       Чангюн, что по своему обыкновению находился всегда поодаль от остальных, отлично видел ситуацию с трезвой позиции. И в принципе улавливал каждую деталь в поведении своих товарищей. Поэтому, когда Кихён вдруг стал вести себя излишне подозрительно, лучник сразу обратил на это внимание. Конечно, хозяин говорил ему доверять и защищать мальчишку, но сама жизнь научила юного Чангюна быть придирчивым ко всему, чтобы не схлопотать нож в спину.       Когда повар, оглядываясь по сторонам, неуверенно, словно стараясь не привлекать лишнего внимания, заглянул в комнату Вонхо и Хёнвона, то лучник сразу последовал за ним. Пристроился у маленькой щели неприкрытой двери спальни, наблюдая, как тот обшаривал вещи его хозяина, выворачивал карманы. Руки Кихёна заметно тряслись — он явно сильно нервничал. «Что же ты пытаешься найти?»       Ответ не заставил себя ждать. Маленький воришка нащупал мешочек с монетами, торопясь, надрывно развязал его. Чангюн тянул до последнего, решая застать его с поличным. Кихён, к его удивлению, стал отсчитывать монеты, вместо того, чтобы взять все сразу. — Что ты делаешь? — позволил обнаружить своё присутствие, закрывая за собой дверь, чтобы никто посторонний не смог подслушать их разговор.       Кихён вздрогнул всем телом от неожиданности и выронил несколько монет, что, громко звякнув, покатились к ногам Чангюна. Тот подхватил их. Взгляд был осуждающе тяжёлым, из-за чего повар весь сжался, думая, что сейчас над ним совершат правосудие. — Забудь, — попытался выкрутиться он, торопливо и надрывно складывая деньги обратно в мешочек. Но те, что подобрал лучник, так и не вернулись на своё законное место. — Это случайность. — Нехорошо обворовывать человека, что и так содержит тебя, — Чангюн явно доминировал в этой ситуации, хотя и был на добротные три года младше, — зачем ты это делаешь, Кихён? — Я.. Просто забудь об этом, я ничего не взял, — холодная капля пота пробежала по его спине, пропадая где-то на уровне поясницы. — Ничего не бывает просто так, Кихён, — и это его «Кихён» было таким гнетущим и давящим, что юноша понял: Чангюн, несмотря на свой юный возраст, будет отличным главой наёмных убийц. Возможно, даже внушительнее, чем сам Вонхо. И, потеряв все надежды оправдаться, юноша застонал от эмоциональной истощённости. Глубоко вздохнул, будто в последний раз, и выпалил: — Мне очень нужны деньги, потому что кое-кто шантажирует меня. — Минхёк? — спокойно уточнил вдруг тот, словно это было нечто обыденное. — Так заметно? — опечалено опустил голову, но какая-то толика иронии в его тоне чётко прослеживалась. — Не переживай, скоро всё закончится, — и Кихён ненароком подумал, что ему так угрожают. Чангюн поспешил пояснить, но в подробности как обычно не вдавался: — Хозяин скоро разберётся с ним. Осталось лишь немного подождать. — Ждать? — почему-то повар перешёл на испуганный шёпот. — Чего ждать? — Его смерти. — Что? — он был ошарашен таким ответом. — Что ты такое говоришь? Не шути так. — Он знает об этом и не сбежит. Можешь не бояться, — и Чангюн оставил Кихёна одного, напоследок вложив блестящие монетки в его раскрытую подрагивающую ладонь. Юноша ещё некоторое время постоял на месте, в голове складывая, ставшие логичными «два плюс два»: молчаливое и подавленное состояние Минхёка теперь оказалось полностью оправдано. «Почему ты не бежишь?» Прощаясь с остатками своей совести, он всё-таки выкрал из мешка ровно двадцать один шиллинг.       Необоснованный порыв тянул его в дом лекаря на день раньше положенного срока. Но, ожидав увидеть Минхёка за работой в своей лаборатории, он очень удивился, когда вместо этого столкнулся с детьми. Няня бегала по всем комнатам, собирая большие чемоданы. Кихён, не спрашивая разрешения, прошёл в дом. Ребятишки, которые сейчас выглядели чистыми и сытыми, обратили на него внимание. Девочка, вспомнив своего спасителя, быстро подбежала к нему и обняла за бедро. Весело посмеялась, но, похоже, так и не научилась произносить что-то кроме странных междометий. — Привет, — улыбчиво отозвался он, потрепав её по волосам, которые были собраны в аккуратные косички. Слишком мило.       Няня поприветствовала гостя и на его вопрос о сборах, коротко ответила, что господин Минхёк распорядился и устроил детей в частную школу-интернат при монастыре. «В очень хорошую школу», — потрудилась добавить она. Кихён уже догадывался о причине такого неожиданного поступка. И стало вдруг искренне жалко лекаря. Но он быстро откинул от себя эти странные мысли.       Мальчик тоже подбежал к нему и с гордостью протянул листок с неровными и неаккуратными буквами. — Это я сам написал, — довольно улыбнулся он, демонстрируя отсутствие переднего молочного зуба. — Какой ты молодец! Минхёк вас и этому учит? — выражая восхищение, чтобы порадовать ребёнка, спросил Кихён. — Только меня, — пояснил мальчик с важным видом, — господин сказал, что сестрёнка никогда не сможет писать, потому что, когда она появилась на свет, злые волшебники околдовали её. Он сказал, что я во всём должен помогать ей, потому что ей тяжело. Она не может говорить, но мы учим её рисовать, — в голосе столько детского восторга, что сердце Кихёна пропустило парочку ударов. — Где он сам? — тихонько спросил он у няни. — В своём кабинете, сэр.       Он опёрся о косяк приоткрытой двери и неловко покашлял, привлекая к себе внимание. Минхёк, что разгребал какие-то склянки и засохшие веники, не поднимая головы, обронил: — Я пока занят. — Ты действительно заботишься о них. Мужчина удивлённо уставился на него. Кихён замялся, теряя уверенность. — Неожиданно.. — Аналогично. — Ты что-то хотел? — Минхёк слегка привстал, упираясь руками о столешницу. — Да.. Я принёс деньги. Просто у меня важное дело завтра и я хотел..       Громкое «господин, спуститесь, пожалуйста!» заставило юношу остановиться. Он кивнул лекарю, давая понять, что он подождёт здесь. А когда тот вышел, повар полез в свой карман, нашаривая монетки. С первого этажа доносились тихие голоса. Кажется, Минхёк помогал тащить чемоданы.       «Порой даже в самую необычную вещь нужно просто всмотреться, чтобы понять её ценность», — вспомнил он слова своей матушки. Отсчитал ровно двадцать один шиллинг и, помявшись минуту, убрал одну монетку. Пожалел уже через мгновение, но было поздно — Минхёк вернулся и одарил его сейчас таким нечитаемым взглядом, что он невольно съёжился и захотел исчезнуть. Единственное, что казалось отличным от их прошлых встреч: больше не было так страшно. Кихён неловко опустил голову вниз, но продолжал исподлобья буравить руки мужчины. Тело, будь оно неладно, в очередной раз напомнило ему их приятные прикосновения. Как бы он ни старался, а вызвать в себе чувство брезгливости или отвращения не смог. Даже когда пытался отмыться от той ночи, то делал это как-то медленно и вдумчиво, что совсем не свойственно сложившейся ситуации. И, проведя несколько дней в раздумьях, грузно пришёл к выводу, что это совсем не было похоже на насилие. Даже наоборот… — Давай деньги, — как-то подозрительно дежурно улыбнулся он, выдирая Кихёна из раздумий. Мальчишка вздрогнул и, подойдя ближе, сыпанул монеты в раскрытую ладонь. Минхёк, не считая, положил их на свой стол. — Что-то ещё? — спросил он, когда заметил, как тот переминался с ноги на ногу и не уходил. — Их двадцать, — едва слышно пропищал мальчишка. Лекарь пару раз неверяще хлопнул глазами. Потом, осознав, быстро вернулся к двери и закрыл её. Кихён понял, что добровольно загнал себя в ловушку, как крыс в мышеловку. — Хочешь послабление? — интимно прошептал, протягивая ему свои ладони. Мальчишка помолчал несколько секунд и медленно вложил свои руки в его. «Гори оно всё синим пламенем», — пронеслось в голове ещё одно любимое высказывание его мамы. …       Кихён снова сидел на крыльце и вырывал лепестки какого-то сорняка, что нашёл у фасада дома. На душе было абсолютно пусто, а на губах до сих пор горело «послабление» Минхёка — нежный поцелуй.