19 лет спустя

Люциус... или Поппи, Гермиона не была уверена, кто именно, передвинули два кресла в центр комнаты и поставили между ними маленький столик. Еда, которая выглядела замечательно, а пахла еще лучше, была разложена на баре, превращенном в шведский стол. Люциус сидел в одном из кресел, но встал, когда она вошла в комнату, и Гермиона ощутила, что не может встретиться с ним взглядом. — Не хотите ли немного вина? Я попросил Поппи принести несколько бутылок из моего винного погреба в поместье, так что выбор у вас есть, — Люциус поднял две бутылки, одна была с очень сухим красным, а другая с более сладким белым. Гермиона колебалась. Она только что приняла болеутоляющее зелье, чтобы притупить головную боль, но знала, что маленький стакан ей не повредит. Поэтому улыбнулась, указав на бутылку белого вина, и принялась за еду. Она положила себе салат из крабов и омаров, немного шпината, мясного пирога, от которого у нее сразу же потекли слюнки, небольшой кусочек швейцарского пирога с заварным кремом, несколько кусков сыра и большую кисть винограда. Вернувшись назад, она села в кресло. Присоединившийся к ней Люциус поднял бокал для тоста. — За новые начинания. И новых... друзей... — Гермионе показалось, что она услышала в его голосе... что-то, но это "что-то" исчезло прежде, чем она смогла определить, что же это было. Внутренне пожав плечами, она глотнула вина, находя его удивительно вкусным. Оба молчали, наслаждаясь едой, Гермиона — потому что ей все еще было неловко, что он увидел ее обнаженной, а Люциус — потому что пытался не допустить, чтобы эротические образы обнаженной Гермионы мучали его самого. Решив, что стоит прервать тяжелое молчание, Гермиона спросила: — Мы видели Драко с сыном при отправке Хогвартс-экспресса несколько дней назад, но не разговаривали, — она сразу поняла, что Драко был больной темой, так как почувствовала, как Люциус сразу же напрягся. — Простите, — быстро сказала она, увидев его реакцию, — и забудьте, что я вообще заговорила об этом... — и продолжила есть. Она почти не чувствовала голода, но хотелось чем-нибудь занять руки. Люциус вздохнул и отложил вилку. Сделав большой глоток вина, он помедлил, прежде чем заговорить напряженным голосом. — Мои отношения с Драко складываются сейчас очень... сложно, — он сделал еще один глоток, прежде чем объяснить. — Как я уже говорил, мы с Нарциссой давали ему все, чего он только мог пожелать, в конце концов, ведь он был моим единственным наследником. Но когда он поступил в Хогвартс, стало очевидно, что мой сын вырос высокомерным, плаксивым и фанатичным хулиганом... именно таким мы бессознательно и вырастили его, — ухмыльнулся Люциус, снова делясь подробностями своей жизни, которые удивили Гермиону. — Драко пытался подражать мне, и, хотя это очень льстило, мальчику не хватало зрелости или умения, чтобы эффективно это осуществить. Как я уже сказал, ему не терпелось проявить себя, и он умолял меня позволить ему принять темную метку. Конечно, воображать что-то и на самом деле сталкиваться с реальностью — это две разные вещи, как понял Драко, впервые встретившись с Темным Лордом лицом к лицу. Люциус сделал еще один глоток вина, Гермиона же оказалась слишком увлечена его рассказом, чтобы прерывать. — После моего провала в министерстве... — он поколебался, слегка улыбнувшись ей, — и последующего ареста, Драко и Нарцисса оказались наказанными вместо меня, — на лице Малфоя появилось страдальческое выражение, вспоминая то, что навлек на свою семью. — Азкабан стал для меня почти облегчением и даже позволил осознать некоторые перспективы. А самым большим моим желанием стало вырвать свою семью из лап Темного Лорда, даже если это и означало бы собственную смерть, — Люциус беспечно пожал плечами, но Гермиона почувствовала, как дорого ему обошлись его слова. — К сожалению, именно тогда Драко замышлял смерть Дамблдора, а сам Темный Лорд решил сделать поместье Малфоев своей новой штаб-квартирой. Нарцисса была вынуждена выступить в роли хозяйки дома... где он принимал гостей. Лицо Люциуса было искажено гневом оттого, что Нарциссу вынудили терпеть все это время, и несколько минут молчал. Гермиона хотела утешить его, но не была уверена, что он порадуется этому. Внезапно Малфой заговорил снова, напугав Гермиону так, как она и не ожидала. — Как вы знаете, Драко потерпел неудачу, но Северус спас положение... так сказать, и после того, как наша сторона взяла под контроль ключевых людей в министерстве, меня отпустили. Конечно, я должен был отказаться от своей палочки, и мне больше никогда не доверяли, но, по крайней мере, я вернулся к своей семье... или к тому, что осталось от моей семьи. Люциус горько рассмеялся и снова наполнил их бокалы. Гермиона даже не заметила, что ее бокал уже пуст, и благодарно кивнула ему. — Я узнал об этом только позже... — Люциус заколебался, — ...ну, это не важно, — очевидно, еще оставались какие-то секреты, которыми он не готов был делиться. — Драко тогда нервничал, боялся собственной тени, да и Нарцисса тоже... ну, скажем так, между нами все стало по-другому, — Гермиона хотела услышать больше о Нарциссе, но не хотела вмешиваться, пока он не будет готов заговорить об этом сам. — Темный Лорд разместил Драко в Хогвартсе для последней битвы, мы с Нарциссой ужасно беспокоились за его безопасность, и облегчение, когда нашли его живым и практически невредимым, было просто неописуемым, — выражение лица Люциуса стало задумчивым, и продолжил он более мягким голосом. — После этого Драко уже никогда не стал прежним. Во время нашего домашнего ареста мы почти не разговаривали, и как только он смог, переехал в свою собственную квартиру в Лондоне. Он даже начал встречаться с Асторией, но я не встречался с его суженой до самой свадьбы, да и там ненадолго. За последние десять лет я видел его в общей сложности три раза, и видел своего внука только однажды, — лицо Люциуса переполнилось печалью, и вопреки здравому смыслу Гермиона почувствовала, как ее сердце сжимается от боли. — Он по-прежнему продолжает свои отношения с Нарциссой, но считает меня ответственным за это... всё... и я не могу винить его за эту логику, — Люциус сделал еще один большой глоток вина. — Нарцисса говорит мне, что сын счастлив, и я надеюсь, ради него самого, что он действительно обрел счастье. Может быть... когда-нибудь... — Люциус замолчал, как будто внезапно осознав, насколько велика оказалась его потребность в любви и семье. — Простите меня. В очередной раз мне удалось превратить трапезу в какую-то исповедь. С такой скоростью вы либо познакомитесь со всеми моими недостатками и слабостями, либо вообще откажетесь есть со мной, — сказал Люциус и коротко рассмеялся, надеясь поднять Гермионе настроение. — Просто... с вами очень легко разговаривать, миссис Уиз... Гермиона. Спасибо, что выслушали, — он поднял бокал в молчаливом тосте. — Спасибо вам, Люциус... — засмеялась Гермиона. — А вообще мне очень жаль Драко, — Гермиона заколебалась, но так как он был так открыт и честен с нею, она почувствовала, что обязана ему тем же. — Хотя между мной и Драко никогда не было особой любви, я рада, что теперь он счастлив. Надеюсь, вы простите мое вмешательство, но я считаю, что будет справедлива и ответная откровенность, — Гермиона пыталась оценить выражение его лица. — Думаю, со стороны Драко несправедливо во всем обвинять вас. На этом пути он сделал свой собственный выбор, а мог сделать его и по-другому... если бы захотел, — она подняла руку, чтобы остановить возможные возражения. — Я знаю, как легко предположить, что все плохое, совершаемое твоим ребенком, происходит из-за того, что именно ты не был достаточно хорошим родителем. Но в конце концов, они сами отвечают за свои поступки, — Гермиона сделала паузу, не желая обидеть его, но решив, что необходимо это сказать. Откровенностью на откровенность. Гермиона мысленно улыбнулась, вспомнив один из любимых эвфемизмов матери. — Драко обвиняет вас, чтобы не признавать собственных ошибок... Я тоже иногда была виновата в этом, так что понимаю... но это не решило проблемы. Я боюсь, что у вас не будет шанса на какие-то отношения с Драко, пока он не придет в себя, — Гермиона одарила Люциуса извиняющейся улыбкой и ждала от него взрыва... который так и не произошел. Она подняла глаза и увидела, что Люциус так пристально смотрит на нее, что с трудом удержалась, чтобы не поежиться под его взглядом. Она решила сделать глоток вина, чтобы скрыть нервозность, и снова обнаружила, что ее бокал... пуст. Люциус опять наполнил его из второй бутылки, прежде чем нарушить молчание, и его глаза выглядели горящими от какого-то незнакомого чувства. — Гермиона, ваша искренность и проницательность просто невероятны... и даже освежающи. Никогда не встречал никого, похожего на вас, и должен признаться, что очень хочу узнать вас лучше, — Гермиона вздрогнула, когда слова Люциуса будто коснулись ее кожи... почти как ласка... или обещание. Гермиона оторвала взгляд от его гипнотизирующих глаз и резко поднялась, намереваясь подойти к книжной полке и надеясь восстановить контроль над своими своенравными мыслями. Должно быть, она выпила чуть больше вина, чем собиралась, потому что внезапно у нее закружилась голова, и Гермиона споткнулась. До нее дошло, что болеутоляющее зелье, принятое от головной боли, должно быть, плохо сочетается с несколькими бокалами вина, которые она только что выпила. Но не успела упасть на пол, как почувствовала, что ее спасают чьи-то сильные руки и прижимают к твердой груди. Голова Гермионы продолжала кружиться, но она понимала, что это не от вина. Это была она, та непосредственная близость к Люциусу, его чистый, мужской запах, что вторгся в ее чувства и вызвал в животе волну безудержного желания. Прерывистое дыхание заставило затвердевшие соски невольно задеть его грудь, а какие-то искры, словно электрический ток пробегали по ее чрезмерно чувствительным нервным окончаниям. Она не сдержалась и застонала от удовольствия. Гермиона вздрогнула, когда руки Люциуса непроизвольно сжались вокруг, его резкий вдох наконец проник сквозь эротический туман, сквозь который она пробиралась. Она посмотрела в глаза, которые больше не были холодными и серыми, но теперь напоминали горячую расплавленную сталь, и почувствовала, что ей трудно дышать... как она уже, казалось, давно забыла. — Гермиона... — хриплым шепотом прозвучал голос Люциуса, когда его лицо медленно приблизилось. Его глаза не отрывали от нее взгляд... испытующий... вопросительный... будто на что-то он просил разрешения. Обжигающими движениями руки прокладывали дорожку вниз по ее спине, чтобы собственнически устроиться на выпуклостях ее бедер, притягивая Гермиону еще ближе. Сама Гермиона застыла, не замечая ничего, кроме него, и понимая, что за пределами этого мгновения ничего и не существует. Она знала, что все это неправильно, он женат, и она тоже... несвободна, они не должны делать... и чувствовать этого. Но не могла припомнить, чтобы когда-нибудь ощущала подобное раньше... "Господи! Да что со мной случилось, и почему я никогда не чувствовала чего-то такого с Роном?" У Люциуса перехватило дыхание, и он почувствовал, что тонет в глубине ее теплых карих глаз, наполненных желанием... и страхом? Он колебался. Меньше всего ему хотелось, чтобы Гермиона его боялась. Он хотел вдыхать ее пьянящее желание и поглощать ее необузданную страсть. Но больше всего на свете он отчаянно хотел, чтобы это прекрасное тело извивалось под ним, когда она выкрикивает его имя... но не ее страх... только не страх. Она таяла в его горячем взгляде, но ей было страшно... так боялась, что как только он поцелует ее, она потеряется... она потеряет все, чем была ее жизнь до сих пор. "Но этого не может быть, как бы мне этого ни хотелось!" — вела она внутреннюю борьбу, где желания боролись с обязанностями, и, в конце концов, ее ответственное "я" победило... снова. Правда, совсем еле-еле. Гермиона отстранилась, вместо того, чтоб поддаться жару... жару, струящемуся по ее венам, словно жидкий огонь... но как же отчаянно ей хотелось сдаться. Но у нее была своя жизнь, да и у него тоже... оба они жили с другими людьми. Она не была этим человеком, и никоим образом не могла быть этим человеком. Она не хотела быть для кого-то бессмысленной наложницей. Да и не могла... Поэтому она отстранилась... отстранилась и прошла через всю по комнату... туда, где снова смогла бы дышать... дышать без его опьяняющего запаха... дышать без его обжигающего прикосновения. — Гермиона? — она почувствовала, как его рука мягко коснулась ее плеча, и дернулась. Развернувшись, она положила обе руки ему на грудь, чтобы удержать... или чтобы сдержать искушение. — Я не могу... мы не можем... — сказала она с болью в голосе, повернулась и быстро вышла из комнаты, ненадолго задержавшись в дверях, чтобы прошептать: — Мне очень жаль. Люциус опустился на диван, внезапно почувствовав себя опустошенным... совершенно опустошенным...