19 лет спустя

Гермиона посмотрела на мужчину, мысли о котором занимали ее разум больше месяца. "Он действительно хочет меня. И хотел все это время... Черт, значит все оно было потрачено просто зря..." Понимая, что хочет оказаться ближе, она шагнула к Люциусу. Не прерывая зрительного контакта, она потянулась, чтобы нежно прикоснуться к его щеке, чувствуя больше, чем его легкий вдох при этом прикосновении. Она мягко обвела черты его лица пальцем, черты лица, наполнявшие ее мечты и фантазии. И теперь, вконец изумленная, она видела, как желание наполняет его глаза, и знала, что в ее собственных бушуют те же эмоции. Она почувствовала, как тело словно бы качнулось к нему навстречу, и знала, что на этот раз не сможет остановиться. Гермиона медленно провела руками по его груди, желая ощутить под своими пальцами теплую кожу; нужно было убедиться, что это и впрямь Люциус. Это действительно он, живой и настоящий, а не просто фантазии, порожденные богатым воображением и вызванные физическим желанием. От ее прикосновения его дыхание участилось и Люциус зашипел, когда ноготок Гермионы слегка задел его сосок. И она сама тут же ощутила, как волна ответного желания затопила трусики. "Боги, я хочу этого мужчину. Хочу больше, чем кого-то другого в этой жизни... И не желаю тратить больше ни минуты на какие размышления..." В ту минуту, когда ее губы коснулись Люциуса, он тут же обнял Гермиону в ответ, целуя ее так, будто хотел сожрать. Его ищущий язык жадно и быстро проник ей в рот. И она, конечно, не сдерживала его, отчаянно отвечая на эти обжигающие поцелуи. В объятиях Люциуса она просто потеряла чувство времени и места, понимая, что теперь больше не сможет отпустить его. Никогда... Гермиона ощутила, как ее желание разгорается все сильней и сильней, ей ужасно хотелось почувствовать его кожу своей, ей нужно было почувствовать его всего... И она начала бороться с оставшимися пуговицами его льняной рубашки, чтобы добраться до тела. Наконец почти вырвала их с корнем, нетерпение придало недюжинную силу, а звук рвущегося материала заставил ее глухо, почти животно зарычать. Что вызвало у Люциуса легкую усмешку. — Похоже, моя львица готова продолжить игру, — прошептал он ей на ухо, скользнув языком по раковинке, чем послал восхитительную дрожь по ее спине. — Может, нам стоит продолжить ее в более закрытом месте, если, конечно, у тебя нет склонности к эксгибиционизму... особенно, после сегодняшнего утра, — он усмехнулся еще раз, увидев, как Гермиона густо покраснела. Она не могла поверить. "Неужели он думает... что мне и впрямь нравится делать это публично?" И, преисполнившись решимости исправить ситуацию, она посмотрела на него с негодованием, заметив, что он улыбается, глядя на нее сверху вниз. А потом поняла, что этим он тоже пытается снять напряжение, пока они не окажутся в более уединенном месте. "Мда... похоже, и Люциусу тоже свойственна толика стеснительности..." Внезапно она почувствовала себя безрассудно: улыбнулась ему в ответ, хулигански блеснув глазами. — Люциус... — промурлыкала она и слегка провела ногтями по его груди, задевая соски и смакуя его вдохи. — Похоже, ты обнаружила мою слабость, и я рад этому, потому что теперь и ты открыта для исполнения моих... тайных желаний. Гермиона наклонилась и провела языком по его уже напрягшемуся соску, а затем нежно прикусила его зубами. Люциус втянул меж зубов воздух, и она ощутила, как тело его содрогается. "Мерлин, кажется, возбуждая его, я возбуждаюсь и сама". — Так что скажешь, если мы избавимся от всей этой тесной одежды, и ты позволишь мне исследовать каждый дюйм твоего восхитительного тела... прямо здесь, — она быстро превратила сорванную с него рубашку в большое одеяло и взглянула на него в невинном вопросе. Люциусу понадобилось около десяти секунд потрясенного замешательства, чтобы осознать, что она просто дразнится. И когда Гермиона увидела у него в глазах голодный и хищный блеск, ей пришло в голову, что, возможно, ее поддразнивания смотрелись несколько перебором. А потом взвизгнула, когда Люциус нагнулся, бесцеремонно перекинув ее через плечо, и направился обратно к вилле. Гермиона знала, что она отнюдь не Дюймовочка, но Люциус, должно быть, был сильней, чем выглядел, поскольку ни разу не дрогнул. Удары Гермионы кулачками по его спине были так же безрезультатны, как и ее разочарованные протесты, которые следовало бы подавить, в итоге Люциус проигнорировал и то, и другое. Войдя на виллу, улыбкой он поприветствовал Поппи, махнув ей рукой и направился к лестнице. Ему не потребовалось много времени, чтобы сообразить, которая из комнат принадлежит Гермионе, и осторожно поставить ее на ноги рядом с кроватью. — Черт, женщина, сколько ж ты весишь? — с усмешкой спросил он, уворачиваясь от ее кулачков. Наконец, схватив за оба запястья и удерживая их за спиной, он посерьезнел. — От тебя... захватывает дух, Гермиона. Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы, когда прошептал это. И Гермиона ощутила, как под мощным сочетанием его слов и поцелуев, ее гнев с негодованием просто улетучиваются. А уже скоро он прокладывал огненную дорожку из поцелуев по линии ее челюсти к шее, и Гермиона ощутила, что с губ срывается тихий стон, когда он достиг чувствительной точки у основания горла, где пульс забился в бешеном ритме. Ее стоны, должно быть, подействовали и на него, потому что, отпустив ее руки, он крепко прижал Гермиону к себе, тут же отыскивая рот. Она обвила его за шею и притянула к себе, жадно целуя в ответ. Все игры теперь были отложены из-за безотлагательности их желаний. Она сняла резиночку с волос, чтобы провести по ним пальцами, наслаждаясь ощущением шелковистых локонов, скользящих сквозь ее пальцы. И Люциус застонал ей в рот, а Гермиона поняла, что ему это нравится так же, как и ей. Люциус крепко прижал ее к своему телу, и Гермиона ощутила, как к ее животу настойчиво прижимается уже восставший член. Она вдруг внезапно захотела попробовать его на вкус. Рону всегда нравилось, когда она занималась с ним оральным сексом, но, в связи с тем, что сам он отвечал взаимностью крайне редко, и Гермиона баловала его этими ласками нечасто и крайне неохотно. Дело в том, что она никогда не чувствовала потребности ласкать Рона ртом, как сейчас Люциуса, и отказывалась глубоко вникать, из-за чего же так случилось. Теперь же она вырвалась из объятий Малфоя, стянула с себя майку, зашвырнув ее в угол, а вслед за ней и шорты. И тут же поняла, что глаза Люциуса благодарно раширились, увидев на ней лишь черный кружевной бюстгалтер и трусики того же цвета. Воспользовавшись тем, что временно он бездействует, таращась на нее, она быстро расправилась с его брюками и отбросила их куда-то в дальний угол, прежде чем Люциус разобрался, чего она вообще делает. К своему удовольствию Гермиона обнаружила, что Люциус предпочитает вообще не носить нижнее белье, а вид его огромной эрекции заставил ее задохнуться от восторга и нетерпения. Она быстро упала перед ним на колени и обхватила рукой его член, радуясь, что тот дернулся в ответ на ее внимание. Люциус громко застонал, когда ее рука начала дюйм за дюймом поглаживать шелковистую поверхность члена, кружа языком вокруг набухшей головки. — Гермиона... — умоляюще простонал он, пытаясь поднять ее на ноги, не желая, чтоб она чувствовала, что должна ласкать его именно так. Люциусу, как и любому живому мужчине, нравилось, когда женщина ласкает его ртом, но Нарцисса категорически отказывалась это делать, заявляя, что так ведут себя только шлюшки. Нет, Люциус, вопреки распространенному мнению, никогда не изменял жене в традиционном понимании этого слова, но (будучи Пожирателем Смерти во внутреннем круге Волдеморта) участвовал в общепринятых "определенных" развлечениях, в которых должны были участвовать все. Правда, Малфой, как женатый Пожиратель, мог расчитывать на какой-то иммунитет, оставляя за собой право не изменять жене, а использовать женщин просто для орального удовольствия. — Люциус, — Гермиона посмотрела на него полными желания глазами и промурлыкала: — Я хочу попробовать тебя тебя... Мысль, что Гермиона готова сделать это добровольно... и желает этого, заставила его колени ослабнуть от желания. Люциусу (с его строгим чистокровным воспитанием) просто никогда не приходило в голову, что порядочные женщины согласятся делать это или же захотят делать это сами... Опустив глаза вниз, он увидел, как Гермиона чувственно проводит языком по всей длине члена, и дыхание у него перехватило. "Мерлин, — мелькнуло у него в голове. — Она самое красивое существо, которое я видел в этой жизни". Это была последняя связная мысль Малфоя, когда рот Гермионы сомкнулся над головкой его члена. Гермиона (всегда думавшая, что все мужчины любят оральные ласки) поначалу даже удивилась сдержанности Люциуса, но перестала об этом думать, попробовав его на вкус. Дело в том, что Рону не делали обрезание, и она оказалась приятно удивлена, что Малфой обрезан. Теперь она окровенно наслаждалась видом его открытой лиловой головки, когда облизывала ее, посасывая край. Люциус, вздохнув, сказал Гермионе, что ему очень нравится то, что она делает, поэтому та и продолжила еще активней ласкать его. И уже скоро почувствовала вкус предвосхищающего эякулят выделения, продолжая и продолжая ласкать член по всей длине, подключив к ласкам губы и язык. Уже скоро Малфой больше не смог выносить всего этого, чувствуя, что должен срочно прикоснуться к ней. Прикоснуться прямо сейчас. Обхватив Гермиону под мышки, он поднял ее, прижав к своему телу и обхватил ее губы в каком-то обжигающем поцелуе, не сдерживая больше желания. Когда язык яростно сцепился с ее языком, а тело прижалось к ее собственному, Гермиона ощутила, как внутренности ее буквально тают... Она почувствовала, как его руки пытаются снять с нее бюстгалтер, быстро расстегнула его и отбросила в сторону. А следом за ним и трусики. Люциус опустил Гермиону на кровать, исследуя ее тело и делая с ним то, что и хотел сделать уже больше месяца. Он коснулся ее аппетитной груди, удивляясь тому, как эти полушария полностью заполняют его большие руки, и застонал, по очереди целуя соски. Гермиона выгнулась от его ласк, чувствуя, как становится от них влажной, пока Люциус посасывал один один сосок за другим. Она всегда любила прелюдии, постоянно умоляя Рона уделить этому действию как можно больше времени, но у нее было больше двух месяцев прелюдии с Люциусом. И ей ужасно хотелось, чтобы он оказался внутри. Срочно... прямо сейчас, иначе она сойдет с ума. — Пожалуйста, Люциус... — взмолилась Гермиона, выгнув бедра. Он попытался помедлить, сдерживая свои потребности, что удовлетворить ее, и проводя рукой по ее животу, теплым складочкам и оказался поражен, почувствовав какая она влажная. Как мягко его пальцы скользят внутрь нее. "Мерлин, она совсем мокрая..." Большим пальцем Люциус поласкал ее клитор, и когда он это сделал, Гермиона чуть не слетела с кровати, удивив его силе своей реакции на прикосновения. — Прошу тебя, теперь... — задыхаясь, выдохнула она, тяжело дыша. Люциус вошел в нее одним быстрым толчком, наполняя ее и удерживая себя в том чудесном потоке ощущений, что захлестнули его. Гермиона была такой тугой, такой тесной, что жар ее просто обжигал его своей силой. Он никогда не чувствовал ничего подобного, и знал: если умрет сейчас, то умрет самым счастливым волшебником на всем белом свете... А Гермиона думала, что теперь, когда он внутри, она просто взворвется от удовольствия. Она выгнулась, заставляя его двигаться; ей нужно было движение, чтобы снять то сумасшедшее возбуждение, что нарастало и нарастало в ней. И Люциус начал двигаться, сначало медленно, а потом, когда натиск ощущений пересилил осторожность, все быстрей и сильней. И упивался ощущением этого шелковистого влагалища, плотно сжимающегося вокруг его плоти, а ее крики и стоны почти сбивали его с толку. Она была такой дикой, такой необузданной в своей страсти, что поглотила его полностью, отдавая взамен всю себя... Гермиона почувствовала, как он начал двигаться сильнее, и поняла, что он близок к оргазму, притянула к себе для поцелуя, который прервала, тяжело дыша, когда он прижал одну ее ногу к своему плечу и вошел еще глубже. Она потянулась и обхватила его великолепные мужские ягодицы, пытаясь втянуть Люциуса с еще большей силой. — Гермиона... Боги, ты ощущаешься просто невероятно... — выдохнул он, безжалостно врезаясь в ее плотное и жаркое тепло. И не выдержал, ощутив, как стенки влагалища начали конвульсивно сжиматься вокруг члена, а сама Гермиона закричала, ликуя и празднуя собственную разрядку: — ЛЮЦИУС!.. Это было больше, чем он мог вынести, поэтому кончил и сам, врезаясь в нее из последних сил и вздрагивая, когда волны великолепнейшего оргазма прокатывались по нему одна за другой. — Гермиона... Да, да, милая...Ох... — Люциус последний раз вздрогнул и рухнул на нее. Он был вспотевшим, с тяжко вздымающейся грудью, и прерывисто дышал. После такого восхитительного оргазма Гермиона же ощущала себя совсем бескостной. Ей потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться, но, когда она смогла говорить, сказала: — Это было... вау! — и одарила Люциуса сияющей улыбкой на полностью расслабленном и довольном лице. Тот усмехнулся, мягко скатываясь с нее и внезапно чувствуя себя обделенным. Ему не хотелось прерывать это их безумно интимное слияние, хотелось продлить его подольше, но он понимал, что должен откатиться и дать Гермионе свободу. — Дорогая, ты всегда так красноречива после занятий любовью? — Люциус улыбнулся ей, все еще не веря своему счастью. Она ответила на улыбку, а потом перевернулась, положив голову ему на грудь, и провела пальцем по его блестящему торсу. Вздрогнув, Люциус отстранился, а улыбка Гермионы стала озорной. Она поняла, что грозный Люциус Малфой боится обычной щекотки. — Итак... — Гермиона повернулась и села ему на живот, оседлав талию. — Значит, вы считаете, что я недостаточно болтлива после таких головокружительных оргазмов, мистер Малфой? И начала щекотать его. Тот пытался избежать щекотки, безуспешно удерживая ее руки и отчаянно хохоча при этом. — Гермиона... — хохотал он, уворачиваясь от нее. — Пожалуйста, остановись, прошу тебя! Умоляю... Но Гермионе очень нравился звук его смеха, хотя через несколько минут она и перестала щекотать его, принявшись наблюдать. Она интуитивно почувствовала, что жизнь Малфоя не была наполнена смехом, и каким-то образом это сделало сей момент даже более интимным, чем вся их предшествующая близость. И осознание этого почему-то тронуло ее... А когда Люциус взглянул на нее, и она поняла, что смех в его глазах сменился желанием, то ощутила, что все ее шевеления могут также повлиять и на другую часть его анатомии. Гермиона ощутила, как член его набухает, и внезапное желание щекотать его стало последним, о чем она думает. — Знаешь, Люциус, — промурлыкала Гермиона, поглаживая член по всей длине, — нам просто нужно продолжить работу над улучшением моего посткоитального словарного запаса... Она наклонилась и облизывая, поцеловала его нижнюю губу, пока та не открылась, и Малфой радостно не поприветствовал ее начинания. Гермиона ощутила, как сильные руки сжимают ей бедра и нежно сажают на член, вынуждая покачиваться на нем все сильней и сильней. Схватив его руки, она положила их себе на грудь и наклонилась, чтобы вобрать губами чувствительную мочку его уха, а потом прошептала: — Должна предупредить тебя, что я немного перфекционистка... — она уселась на члене удобней, чувствуя, как тот полностью заполняет ее, и с наслаждением сжимая его мышцами влагалища. — Так что может потребоваться немало попыток, пока ты удостоверишься в том, что мой словарный запас пополнен. — Эта, думаю, в самый раз, — и закачалась на члене еще быстрее...