19 лет спустя

Теперь Гермиона могла чувствовать каждый дюйм восхитительного члена Люциуса, погруженного в нее, она медленно напрягала вагинальные мышцы, словно бы "выдаивая" его. И громкий стон Малфоя подсказывал, что это и впрямь работает. Она наклонилась вперед и поцеловала его еще раз, немного под другим углом ударившись о член точкой G и вздрогнула, когда желание снова охватило ее... Наступала ее очередь контролировать темп, и на этот раз она собиралась продлить его возбуждение. Она снова поцеловала его и крепко прижалась бедрами, усиливая трение о клитор и посылая еще более восхитительную дрожь по своему телу. И услышала громкий стон Люциуса, почувствовав, как его руки крепко сжимают ей бедра, заставляя ускориться. Она убрала его руки и подняла их над его головой, останавливая все движения ими, пока Люциус не открыл глаза и не взглянул на нее. — Гермиона... что? — простонал Малфой, глядя на нее и не понимая, почему она прекратила свои божественные движения. — Ты куда-то торопишься? — хрипло спросила Гермиона, облизывая его и целуя шею и губы. — Просто ляг... и расслабься, — прошептала она ему в рот. Люциус издал еще один продолжительный стон, когда вагинальные мышцы Гермионы снова сжались вокруг члена. "Слава всем богам за то, что я занимаюсь йогой и пилатесом", — подумала она с загадочной улыбкой; на них ее подсадила когда-то мать. И это оказался отменный способ сохранить гибкость и... укрепить все мышцы. Гермиона томно поцеловала его, смакуя ощущение его языка, чувственно танцующего с ее собственным. И как только он прервал поцелуй, медленно приподнялась, пока почти полностью не оторвалась от члена, несколько раз поиграв мускулами вокруг толстой головки, прежде чем опуститься снова. И медленно повторила это несколько раз, сжимая мышцы все сильней и сильней каждый раз, когда скользила вниз по всей его длине. Люциус громко застонал. "Я, кажется, умираю... Эта женщина просто убивает меня, причем, убивает с удовольствием. Ведь то, что она делает с моим членом — это просто какое-то невероятное, фантастическое, возвышенное удовольствие. Она собирается медленно убить меня..." — Люциус не был уверен, будет ли он кричать от удовольствия или рычать от разочарования... Но пытки, которым она его подвергала, казались поистине блаженными. Он задержал дыхание, когда она начала опускаться вниз в очередной раз, и из его горла вырвалось почти звериное рычание, когда мышцы ее влагалища неимоверно сжали его. "О, сладчайшая Цирцея, у нее, пожалуй, самые крепкие мышцы, которые я когда-либо чувствовал, и она использует каждую из них, чтобы свести меня с ума!" Люциус так сильно сжал простыни, что руки его даже свело судорогой, но каждый раз, когда он пытался контролировать темп или заставить ее двигаться быстрее, Гермиона вообще останавливалась. И он тотчас начинал страдать поэтому... и страдание было настолько сильным, что он боялся взорваться в ней, не пошевелив ни единым мускулом. Гермиона знала, что пытает этим Люциуса, но мучила себя и сама. Медленный темп позволял ей усилить каждое ощущение, и это делало все происходящее намного более напряженным, хотя и понимала, что оргазм уже близок, и что ей нужно больше. Полностью опустившись на его член, она начала сильней прижиматься к Люциусу, и на этот раз, когда его руки нашли ее бедра, она упивалась ощущением его настойчивости. Гермиона сжала внутренние мышцы бедер и жестко оседлала его, откинувшись назад и опираясь на жесткий живот Малфоя для поддержки. Когда она увеличила темп, то почувствовала, как пальцы Люциуса потянулись вверх, потирая ее набухший клитор. И это и было все, что нужно, чтобы вызвать цунами, прокатившееся по ней и разбившее Гермиону на миллион осколков... Чудесных осколков. Когда Люциус взглянул на эту жещину, насаженную сейчас на его член, он поразился ее виду. Ее прекраснейшая грудь была блестящей от пота, голова запрокинута, а волосы растрепаны в божественном беспорядке. Она вздрагивала, выкрикивая охвативший ее оргазм. Увидеть ее в сочетании с ощущением шелковистых стен, судорожно пульсирующих вокруг его плоти, и стало всем, что ему и требовалось, чтобы присоединиться к ней в этом изысканном расслаблении. — Гермиона... — задыхаясь, выдохнул Люциус, когда она рухнула на него сверху. — Это было... ВАУ! Та усмехнулась, продолжая прерывисто дышать: потребовалось еще несколько минут, прежде чем она смогла заговорить, наслаждаясь ощущением его рук, прижимающих и прижимающих ее к себе. — Теперь понимаешь, что я имела в виду? — наконец произнесла она. — ВАУ — в значительной степени резюмирует наши ощущения. Все еще вспотевший Люциус по-прежнему не хотел разрывать с Гермионой контакт. Ее тело было таким... родным, таким близким сейчас, когда лежало прямо на его собственном, что Люциус лениво провел по ее спине пальцем, улыбнувшись, когда она вздрогнула от его прикосновения. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким невероятно расслабленным и спокойным, невероятно довольным, да и вообще чувствовал ли он себя хоть когда-то подобным образом. Эта женщина вошла в его жизнь в вихре драмы и заставила его переоценить все, что, как он думал, он знал о себе или думал, что знает... Точней, все, как он думал, то, чего он хотел и в чем нуждался теперь. Потому что все, чего он хочет или в чем нуждается теперь, — это она. Эта женщина... "Только теперь мне нужно просто найти способ сказать ей об этом, не отпугивая ее. Вопрос в том, захочет ли она вообще видеть меня в своей жизни после всего, что произошло?" Люциус не хотел ни о чем думать, поскольку сейчас он хотел просто наслаждаться каждой секундой с этой женщиной. Он понимал, что ей потребуется какое-то время, чтобы признать, что он и впрямь искренен. Что это не просто похотливый зуд, который ему вздумалось почесать. Что он действительно верит в то, что у них может быть что-то особенное, если она поверит ему и впустит в свою жизнь. Гермионе же казалось, что она бы могла пролежать здесь, с Люциусом, в его объятиях, весь день. Все тело казалось ей сейчас каким-то бескостным и полностью расслабленным после двух оргазмов за последние часы. Она понимала, что, вероятно, ей стоит слезть и отодвинуться от Малфоя, потому что она в последние годы набрала вес, но он пока не жаловался, и она по-прежнему оставалась там же, где и была... Нет, конечно, она всегда знала, что им хорошо будет в постели, но к тому, что это будет так невероятно, так чудесно, она, сказать по правде, не была готова... Она всегда думала, что у них с Роном довольно нормальная сексуальная жизнь, но то, что пережила она сейчас, разрушало все ее прежние представления о сексе вообще. Будто планку только что подняли... до астрономического уровня, да так и забыли опустить. Причем, Гермиона не была уверена, что кто-нибудь, кроме самого Люциуса, сможет снова достичь ее. "Так что же теперь происходит? — подумала Гермиона, когда послевкусие чудесного секса начало уже исчезать. — Он приехал сюда ради развлечения? Или нечто большего? И, если нет, действительно ли я могу все испортить, спрашивая его?" Гермиона мысленно простонала... "Ну, почему? Почему я не могу просто наслаждаться происходящим, не анализируя его поведение до смерти? Может, Рон был прав, утверждая, что мы, женщины, слишком усложняем ситуацию, анализируя каждое утверждение, каждый взгляд и нюанся, чтобы определить намерение и значение, до смерти пересматривая самих себя и свои потенциальные отношения?" Она вспомнила, о чем говорил ей Люциус, пытаясь понять, чего же он на самом деле хотел и ожидал нее. Он говорил, что не может перестать думать о ней. Что хотел поговорить с ней уже больше месяца и даже пришел на ее слушания по разводу с Роном. "Но означало ли это, что он хочет чего-то большего, чем просто секс? Или я снова придаю его словам какое-то особое значение?" Гермиона почувствовала, что Люциус зашевелился под ней, выключила свой внутренний монолог и повернулась, чтобы увидеть гримасу на его лице. — Гермиона, извини, но мне нужно встать. Люциус быстро поцеловал ее и мягко скатил с себя, и, прежде чем она успела задуматься, в чем проблема, бросил на нее еще одну забавную гримаску и направился в туалет. Гермиона засмеялась, ощутив, что собственный мочевой пузырь тоже переполнен. И, накинув короткий халатик, направилась по коридору в главную ванную виллы. Вернувшись, она заметила, что Люциус снова натянул штаны, а Поппи приготовила ужин на двоих на балконе. Она поблагодарила ее и не могла не заметить довольную улыбку эльфийки, когда та смотрела на них с Люциусом вместе. Гермиона подумала, не надеется ли Поппи втайне, что когда-нибудь они сойдутся, но тут же выбросила эту нелепую мысль из головы. В конце концов Поппи была домашним эльфом четы Малфоев, а кроме того, она еще никогда не слышала об эльфах-своднях... Они с Люциусом наслаждались легким ужином из крабового салата, свежеиспеченного хлеба, сыра, фруктов и прекрасного белого вина, за которыми последовали свежий кофе и пироги с грушами. Разговор их был абсолютно непринужденным и сосредотачивался в основном на экскурсиях Гермионы по острову, хотя во время кофе Люциус нашел время поговорить о своих все улучшающихся отношениях с Драко и его женой. Слушая, как он рассказывает о Драко, она задалась вопросом, а знает ли он, что светится гордостью каждый раз, упоминая имя Драко. Она подумала, что это очень мило, зная, что он заслуживает этого после всего, что их семья пережила... да, она понимала, что в большей части Малфои были виноваты сами, но это не меняло фактов. Поппи принесла им уже вторую бутылку вина, и за столом воцарилась уютная тишина, пока они любовались заходящим за горизонт солнцем. Гермиона вдруг обнаружила, что ее мысли снова где-то блуждают. Да, Малфои решили последовать за Волдемортом и стать Пожирателями смерти, но эта семья сильно пострадала от его рук, и в этих страданиях что-то фундаментально изменилось в них. Именно эти изменения позволили Люциусу стать мужчиной, сидящим сейчас напротив нее, и позволило Драко простить отца, поведшего семью по ложному пути и причинившему ей боль. И разве это не лучше, чем быть кем-то вроде Долорес Амбридж, не имевшей никаких связей с Волдемортом, но представлявшей из себя просто злого человека, и, вероятно, тем, кто и должен был остаться таким же, даже несмотря на испытания в Запретном лесу? Почему Амбридж была более приемлема для волшебного сообщества, чем Люциус, который был явно лучше, чем эта эта злющая, ненавидевшая всех тетка? Гермиона знала, что может спорить по этому поводу до посинения, но такие ограниченные люди, как Уизли и Финниганы, никогда не согласятся с ней. Вопрос в том, имеет ли это значение для нее? Позволит ли она мнению других людей диктовать, с кем именно она будет проводить время? Она смотрела на профиль Люциуса в лучах заходящего солнца и понимала, что это все не имеет никакого значения. Честно говоря, ей было все равно, что подумают о ней с Люциусом. Всю жизнь она следовала правилам и поступала правильно, делая то, что от нее ожидали, и поглядите, к чему это привело. Люциус стал ее неожиданным, полным вины, удовольствием, тем, что она делала только для себя, и она не собиралась позволять кому-то испортить все это. Гермиона продолжала наблюдать за ним, и тут кое-что, о чем она раньше не думала, внезапно пришло ей в голову. — Люциус, — тихо спросила она, не желая нарушать то мирное спокойствие, воцарившееся между ними сейчас. — Почему ты встречался с Дианой? Знаю, ты беспокоился обо мне, но откуда ты вообще ее знаешь? — расстерянные глаза Гермионы встретились с уклончивым взглядом Люциуса, и она почувствовала, как внутри все похолодело... — Не отвечай, это все неважно, — она тут же осеклась, быстро вставая и направляясь обратно в спальню. Расслабленное настроение тут же испарилось, как по мановению палочки. — Гермиона, подожди, — Люциус поймал ее запястье и притянул к себе лицом, когда она проходила мимо. — Я сказал тебе, что между нами ничего не происходит. Разве этого недостаточно? — серьезно спросил ее он, не ослабляя хватки, даже когда она изо-всех сил пыталась освободиться. — Ты прав, Люциус, — тихо ответила она с очевидной обидой в голосе. — Это не мое дело, забудь, о чем я срашивала... — Гермиона, я не собирался говорить тебе по понятным причинам, но вижу, что тебя это так и будет пожирать, если я не расскажу, — он поднялся и прижал ее к себе, несмотря на возросшее сопротивление. — Я встретился с Дианой после того, как узнал, что она собирается стать твоим адвокатом. Хотел сделать для тебя что-нибудь хорошее после всего, что ты для меня сделала. И поэтому договорился, что все ее гонорары по твоему делу будут оплачены. Я просто хотел, чтобы ты не песпокоилась о деньгах, разводясь с мужем, — Люциус посмотрел на Гермиону, оценивая ее реакцию, и почувствовал облегчение, когда она перестала сопротивляться и пристально взглянула на него. — В тот вечер ты видела нас в "Трех метлах", и мы с Дианой договорились, что расскажем тебе обо всем в Хэллоуин. Она понимала, что ты заслуживаешь знать правду. Люциус посмотрел на нее с такой очевидной искренностью, что она почувствовала, как ее внутренности снова тают. "Как, черт возьми, он это делает?" — задалась вопросом она, думая о том, что именно он сказал ей только что. Она понимала, что должна злиться на его самонадеяность, но по какой-то неизвестной причине все это казалось... каким-то милым... — Спасибо, Люциус, спасибо тебе за все, — мягко прошептала Гермиона и протянула руку, чтобы обнять его за шею, не в силах оторвать от Малфоя пристального взгляда. — Итак, — сказал Люциус. — Чем мы займемся теперь? И его соблазняющая улыбка пояснила, чем именно он планировал заняться, и, не дав ей времени сказать ни слова, Люциус схватил ее на руки и понес обратно в спальню, чтоб показать, чего же он хочет...