On his skin

      Увлёкшись видами и разговорами ни о чём, они оставались на крыше допоздна, а потому теперь Чимин сидит и вздрагивает в машине, стараясь отогреться стараниями включенной печки.       — Не стоило тебя так морозить, — вздыхает Чанёль, которому всё тяжелее прикасаться к омеге. Тем не менее, пока что, он это делает — гладит по волосам осторожно, заранее зная, какой ад ждёт его в течение всей ночи.       — Ты говорил, что у тебя сегодня последний свободный день почти на две недели вперёд, — невпопад отвечает, глядя куда-то перед собой немного бездумно.       — Да, так и есть, — нехотя кивает и переспрашивает. — Рассказать тебе о моих планах?       — Если они не засекречены — будь добр, — поворачивается, устраиваясь на пассажирском сидении полубоком. — У меня до конца месяца только два дня заняты подработкой. Потом уже будет работа над альбомом, которая займёт неизвестно сколько. Так что хочу понять, сколько у нас с тобой свободного времени вместе.       — А ты решительно настроен, — Чанёль по-доброму усмехается и принимается копаться в памяти. — Завтра у меня подача работы с самого утра и, по сути, это будет закрытием сессии. После — встреча с оммой и Тао, они меня тащат что-то там для годовщины выбирать, что после потребуется отвезти в курьерскую службу и отправить на Чеджу…       — Зачем? — не удерживается от любопытства вопроса.       — Для свадьбы и всего сопутствующего. Она у них там проходила и в этот раз — абсолютный повтор, — несчастно отвечает, словно большая часть забот по организации легла на него, а не на инициативного Тао.       — Понятно.       — Дай подумать… Закончив с этой чушью, мы едем вместе ужинать. Когда, наконец, освобожусь должен успеть за сутки с небольшим наваять проект, иначе не получу достаточную оплату… А хотелось бы родителям подарок не самый скромный сделать, — не выходит удержаться, поэтому едва ощутимо скользит кончиками пальцев по плечу уже согревшегося Чимина. — Если с проектом и работой никаких проблем — в понедельник вылетаем на остров, где пройдёт всё это безумие. Собственно, там меня будут использовать, как мальчика на побегушках и шофёра, вплоть до начала празднования — то бишь, до пятницы.       Слушая всё время внимательно и ловя себя на мысли, что нельзя говорить первое, что придёт на ум, выпаливает, тем не менее, совсем необдуманно:       — Возьми меня… — запинывается из-за удивлённого лица Ёля и договаривает хрипловато. — С собой.       — Куда? — умнее вопроса придумать не выходит.       — На Чеджу, — склоняет голову набок, едва не задевая пальцы чужие, которые так и зависли в воздухе над плечом. — Родителям можешь представить меня, как друга. Ведь к Тао они хорошо относятся?       — Ну… Они, кажется, больше его уже считают своим сыном, чем меня, — пожимает беззаботно плечами, после проговаривая. — А ты не занят будешь? Как же твои подработки?       — Одна из них завтра, а со второй… Придумаю, как переиграть, — заявляет уверенно, храбрясь немного и не выдавая нервозности, что прошивает током по всему телу.       Впервые Чанёль понимает, насколько взаимны их чувства. Он не решился бы попросить не разлучаться надолго и не мог бы давить, но предложение за дар принимает, потому произносит едва слышно:       — Хочешь сегодня ночью вместе останемся?       Чимин давится воздухом и не сразу находится с ответом, хотя тот очевидностью отдаёт:       — Да. Хочу. К кому?..       — Прости, в данном вопросе у нас только один вариант, — беспомощно разводит руками и перемещает те на руль, поясняя. — Только у меня дома можно рассчитывать, что хоть какой-то контроль болезни останется…       И впервые альфа рассказывает кому-то, кроме Тао и родителей, о том, как обустроена его жизнь, чтобы она оставалась сносной — специальное постельное бельё и полотенца, подобранные идеально одеяла и подушки, а так же — одежда. О системе кондиционирования в квартире тоже упоминает, вновь поднимая тему холодного воздуха и его помощи, из-за чего возникает вопрос:       — А как ты вообще к холоду относишься? На крыше тебя явно проморозило…       — Положительно, — задумчиво тянет. — Ненавижу жару и люблю, когда просто тепло, но и в холоде часто нахожу удовольствие. Иногда даже открываю зимой окна, хотя отопление не сказать, что мощное, — про себя добавляет, что оно вообще бывает частенько отключено за неуплату, хотя изо всех сил бьётся, чтобы такого не происходило.       — Надеюсь, тебе у меня понравится, — бормочет альфа, после чего оба погружаются в мысли и выпадают из них, когда уже машина припаркована вновь и заглушена.

***

      Ёль находится в ванной комнате весьма продолжительное время, и у Чимина есть возможность осмотреться в его жилище, на что было специально получено заранее разрешение.       Он действует так, как ему больше всего нравится — возвращается к входной двери, словно только что зашёл, а не был тут уже с полчаса и не принимал душ (и не оделся в домашние вещи своего альфы, качество которых невероятно поразило).       Мягкие тапочки, выделенные ему хозяином, почти не создают звуков, а впоследствии это вообще не так уж важно — омега включает музыку и кладёт телефон в карман, создавая своему небольшому приключению аккомпанемент.       Тихая и бессмертная «Yesterday» сопровождает его, пока делает медленные шаги по короткому коридору, осматривая мебель, коей без излишка — светлый шкаф с верхней одеждой, у которого стеклянная дверца, и небольшая этажерка с обувью, не особо привлекающая сейчас внимание. Дальше — сворачивает направо, где расположилась кухня с её компактной минималистичностью. Чимину интересно провести ладонью по гладкости столешницы, разглядывая шкафчики с непрозрачными дверцами, за которыми (он проверяет только парочку) — посуда разнообразная, приправы и весьма обширные запасы лапши и риса. Почему-то это заставляет слегка усмехнуться и сделать ещё пару движений — в сторону окна, оказываясь между стулом, придвинутым к барной стойке, и, собственно, кухонным гарнитуром.       На улице буйство ночи — всё скрыто мраком и тот почти не поддаётся слабым фонарям, стремящимся его рассеять. Зато отлично видно вывески здания напротив — караоке и сауна, что довольно типично для рядовой улицы Сеула.       Уходить отсюда не особенно хочется, но сменившаяся на «Let it be» мелодия, подсказывает — не стоит терять время и нужно завершить свой ритуальный обход.       Оказываясь в гостиной, в которую прямой ход из кухни, медленно осматривает незамысловатый диван с довольно интересной обивкой — та выглядит, как новенькая, и притягивает взгляд необычностью ткани. Впрочем, не задерживается у него и проходит мимо шкафа, где за прозрачными створками уютно устроились несколько фотографий. Чимин улыбается им и следует дальше, по дороге запоминая интерьер, в котором ничего лишнего и всё в его вкусе — что низкий журнальный столик коричневого стекла между диваном и аккуратным комодом с телевизором, что тонкие шкафы, в которых лишь книги и музыкальные альбомы, их он обещает себе рассмотреть в следующий раз. Компьютерный стол с удобным, даже на вид, креслом обходит осторожно стороной, почему-то не особо тому уделяя внимание.       Чанёль находит своего гостя у окна спальни — спокойного и слушающего «Imagine», всё того же Леннона, который сопровождал во время всего процесса.       Альфу сжигает любопытство — чем же занимался Чимин, пока его не было, но не осмеливается лезть в душу и просто встаёт рядом, совсем неожиданно получая ответ:       — В незнакомых местах мне очень тяжело оставаться продолжительное время, если не знаю — что и как лежит, где можно найти некоторые вещи, которые могут неожиданно понадобиться, — улыбается самыми уголками губ и поворачивает голову, разглядывая реакцию на лице парня под тихое «You may say Im a dreamer, but I'm not the only one»*.       — Так ты тоже с причудами, — усмехается и качает головой, почти серьёзность изображая.       — А ты думал, что может быть иначе?       — Если бы было… Не хочу об этом думать, — поворачивается к своему гостю и заглядывает в глаза, что бездонными кажутся. — Как тебе квартира… В результате осмотра?       — Уютно, — коротко отвечает, не совсем способный сформулировать более детально мнение, лишь на чувственном уровне полноценно сформированное. — Мне тут комфортно, — выдаёт в конечном счёте самое главное.       — Это радует, — спокойно выдыхает и смотрит на постель, на которой сменил бельё на чистое ещё во время пребывания омеги в душе. — Возникает вопрос, — думает, как бы сформулировать, но в итоге всё равно прямотой раздаётся. — Ты во сне много двигаешься?       — Как сказать… Переворачиваюсь редко, просыпаюсь иногда от того, что ногами слишком шевелю во время кошмаров, словно убежать пытаюсь… — внезапно запинается и смотрит то на кровать, то на Ёля, слегка обескураженный собственной догадкой. — Ты хочешь спать вместе? — почему-то раньше эта мысль его светлую голову не посещала, хотя всё было очевидно — диван альфа не застилал.       — Я подумал, что ты этого хочешь, — старший с интересом наблюдает после этих слов смену реакций на лице, которая заканчивается уверенностью и сомнением, которые так противоречивы и одновременно уживаются на красивом лице:       — Хотел бы, но ты…       — Поэтому и спросил про подвижность, — подходит ближе к постели, прикидывая про себя — что и как. — Если ты не будешь намеренно ко мне приближаться — вполне сможем спать вместе.       — Не страшно так рисковать? — Чимин лёгкий укол ревности ощущает и спрашивает второй раз за вечер:       — Со многими уже такое практиковал?       И почему-то в этот раз язвить и шутить нет никакого желания, а потому:       — Ты — первый, — взглядом пронзительным слегка царапает и заставляет неловко поёжиться, поскольку младшему становится обидно, что сам не решается без всяких колкостей спросить о том, что интересует. Впрочем, ему везёт и правду озвучивают и без его просьбы. — Послушай, — вновь оказывается близко, да так что дыханием опаляет висок, вызывая волну мурашек, захватывающую чужие спину и руки. — Это может быть для тебя неочевидным или ты специально избегаешь признания такой простой вещи, но ты — первый для меня во многом уже и ещё будешь первым в неменьшем количестве вещей. Понимаешь?       Едва находя силы поднять взгляд, упирается лишь в волевой подбородок, поскольку боязно пойти дальше и столкнуться глазами. Чанёль принимает эту робость, как данность, и не требует большего, произнося легко (как может показаться со стороны):       — Это мои первые отношения. Рядом со мной первый человек, к которому я испытываю любовную привязанность взаимно. Это первая попытка завязать хоть какие-то отношения, пусть это рискованно, — собственная уязвимость ещё никогда так не игнорировалась, как и гордость, что вечно не давала показать окружающим собственное несчастье от невозможности с кем-либо сблизиться. — И все эти «впервые», перечисленные ранее, я бы наградил пометкой «и последние», «последний», «последняя», если бы мне было дано решать. Хотя всё что я могу — попытаться.       Тишина затягивается на долгие две минуты и семь секунд — ровно столько длится трек, играющий фоном для сцены, что претендует на звание самой трогательной и неловкой в жизни обоих.       — Это может прозвучать странно… — тянет, старательно справляясь с бурей эмоций и смерчем мыслей, атакующих голову уже тяжёлую от слишком высокой концентрации нервов, связанных, как с учёбой и повседневными проблемами, так и с откровениями чужими. Чимину удаётся с успехом поднять, наконец, взгляд и честно произнести. — Спасибо, что предпринимаешь все эти попытки именно со мной.