***
Час наблюдения за чужим домом проходит напряжённо. Хочется раздавить клаксон, но привлечь внимание, пусть на часах восемь утра и соседи его парня вовсе такого не заслужили… Разум-таки довлеет над эмоциями и не позволяет нарушать общественное спокойствие, но от собственного не остаётся и малейшей крошки… И сердце к чертям его посылает, выказывая желание ретироваться из грудной клетки, когда экран мобильника загорается входящим вызовом и вызубренным наизусть номером. — Ты в… — Чанёль, а ты где?.. Вопрос застаёт врасплох и вводит в ступор, из которого спасает лишь короткое: — Прости, я зашёл в квартиру без спроса… — Я еду, не уходи никуда. Вести машину таким невменяемым — неправильно, но других вариантов не видит и лишь старается хоть сколько-то сохранять контроль, пересекая полупустые улицы воскресного утра столицы. Чанёль почти уверен, что у него скоро начнутся проблемы с сердцем, прежде жалоб не вызывавшим. Почти уверен, что сойдёт с ума от буйства чувств и эмоций. И уверен — продаст душу, чтобы видеть — вот так же как сейчас — в своей постели спящего парня, который даже не шелохнулся, несмотря на то, что старший по дороге сюда перевернул стул и сшиб с комода пульт от телика. — Я тебе подарю ещё три, как минимум, телефона, и ты будешь их все носить с собой, чтобы оставаться на связи, — обещает-угрожает альфа, покидая спальню и переходя в кухню, где готовит себе чай. Уже спустя четверть часа он погружается в работу, устраиваясь за компьютером в гостиной и выливая весь переизбыток эмоций в скорость работы, на которую остались уже критично сжатые сроки. За три часа дня переваливает, когда из двери позади появляется заспанный омега и подходит тихо, осторожно опуская ладонь между экраном и глазами старшего. Без прикосновений. Умница. Сказать что-то Чанёлю, ещё погруженному мыслями в хитросплетение программы, что пишется на одном дыхании, не удаётся, но тот позволяет себе залипнуть на припухлость чужих губ, начисто игнорируя вину в глазах их обладателя, прочищающего горло и выдающего почти ровно, но чрезвычайно быстро: — Привет. Слушай, я знаю, что сваливать всё на обстоятельства — некрасиво. Но я стал их заложником — телефон разрядился и у меня, и у коллеги, мы вдвоём последними уезжали. Да и твой телефон выучить не успел, поэтому другие аппараты мне бы ничем не помогли. Придя домой сел на диван и не успел даже потянуться к розетке, — едва дышит от скорости объяснения, но останавливаться и не думает, продолжая тараторить и выдавать повинную как на духу. — Отключился на час, примерно, и побежал собирать вещи. Пока ждал такси, вполне мог бы зарядить телефон, но у меня мозги были совершенно ватные и даже не смог провод найти, чтобы воткнуть в комп, с которого заказал тачку, — почти задыхается, в процессе выкручивая самому себе пальцы от нервов. — Так вот и вышло, что приехал… Когда тебя уже не было. Хотя у меня была надежда, что застану дома, ведь ты собирался работать с самого утра. Прости, что я такой идиот, словно без мозгов совсем… Альфа легко поднимается с места и совершает неожиданное — прижимает к себе очень крепко, чем вызывает искренний шок и ступор у того, даже не имеющего возможности представить себе на что ради него идут. Тридцать две секунды — ровно столько позволяют выдержать контакт лёгкий свитер с длинными рукавами и плотность брюк вкупе с самообладанием и упрямством, заглушающим боль. На тридцать третью секунду Ёль отшатывается, отводя руки назад и упираясь ими в подоконник, который помогает устоять и не осесть на пол. В глазах скапливаются предательские показатели боли — и чёрт его знает какой из — физической или моральной. Сильны обе, хотя обе же и отступают под напором главного — безграничности чувств к напуганному омеге, ощущающего себя ни живым ни мёртвым. — Ёль… — Я в порядке, — усмехается и глотает ком в горле, копившийся там часами, если не днями (и тяжёлой же выдалась эта неделя). — Я зол очень. Но не на тебя, — склоняет голову набок, прикидывая — ему стоит принимать ещё одну таблетку или хватит тех, что проглотил утром, зная и подозревая себя в том, что тяжело будет не прикоснуться к Чимину после пережитого. — А на что тогда? — На свою неосмотрительность, которой раньше не грешил, — пожимает плечами, с недовольством отмечая, как поднимается температура и расползаются по телу спазмы, пытающиеся согнуть его пополам своей силой. Ничего у них не выходит, старший просто не может себе позволить демонстрацию последствий простых объятий. Простых для кого угодно, кроме него самого. — Стоило заранее узнать чётче твои планы на день и просто забрать тебя по окончании работы. — Но я ведь понятия не имел, когда закончу, — мягкостью губ и их приподнятыми уголками смягчает альфу и приподнимает его настроение. — Ты ни в чём не виноват. Если ты не ненавидишь меня — предлагаю просто позже обсудить, как нам избежать повтора дурацкой ситуации. Хорошо? — улыбкой в глазах искупает все грехи, вышибает дух и дарует возможность дышать более-менее спокойно. — Конечно. — Ты кушал? Подозреваю, что нет, — качает головой и продолжает, отступая на шаг. — Давай, я закажу? У меня физических сил не хватит готовить, а у тебя времени, — указывает ладонью на компьютер, — думаю, совсем нет. — Я буду рамён и токпокки. Остальное — на твоё усмотрение. Только мне — ничего острого. Плохо переношу. — Правда? А я обожаю острое, — неловко смеётся, исчезая в дверном проёме, чтобы отправиться в ванную комнату.***
День пролетает незаметно, как и вечер. Альфа не может себе позволить оторваться от работы, потому обедает прямо за компом, практически не обращая внимания на своего гостя, который, впрочем, от этого не страдает — ему хватает общества книги и музыки в одном наушнике. Хотя, конечно, для полного счастья необходимо лежать именно в гостиной, расположившись на диване и имея возможность поглядывать на сосредоточенного рыжего, беспрестанно стучащего по клавиатуре и прерывающегося лишь для того, чтобы глотнуть чая. Около десяти вечера Чанёль встаёт наконец из-за стола с ощущением свободы, в которую едва верит после двенадцати часов активности. Ему слегка неловко сразу по нескольким причинам — омега заснул в неудобной, как кажется со стороны, позе на диване и, словно этого мало, его придётся будить для перемещения на удобство постели. И старший вовсе не сомневается, что ему хватит физической силы отнести юношу, просто свой запас противостояния болезни он хотел бы потратить на иной контакт. Присаживаясь на корточки и разглядывая безмятежность лица, ощущает — буря внутри совсем улеглась и теперь просто пришло удовольствие от близости. «А как мне жить, если ты решишь, что всё это не для тебя?» — задаётся грустью вопроса, пугаясь неожиданного ответа: — Я остаюсь… — едва слышное, но вполне отчётливое. И альфе бы испугаться того, что его мысли, вероятно, читают, но не успевает. — Ручку мне… Едва заметно улыбаясь самому себе, хозяин квартиры отправляется в душ, зная, что омега уже там был, и проходит через все водные процедуры, прежде чем вернуться и всё-таки разбудить уставшего парня. — Хэй… Давай перейдём в спальню. Дезориентация Чимина очевидна, но, несмотря на неё, встаёт и ровно идёт в требуемом направлении, по пути даже умудряясь не собрать ни косяков, ни углов мебели. Подобное почти восхищает его единственного наблюдателя, который укладывается рядом на постели секундами позже и имеет возможность заглянуть в глаза, бездонные и прекрасные. — Прости, я совсем никакой, — шепчет юноша, едва борясь с веками, так и норовящими опуститься. — Отдыхай, — мягкостью и низостью тона отвечает, протягивая руку и очень осторожно убирая пряди, что сбились и закрывают немного лицо, на которое хочется продолжать смотреть, пока не заснёт. — Спасибо, — одними губами и почти без звука. — Не за что.