Цветы, что не вянут. Глаза, что на солнце глядят и не слепнут.

Многие люди увидели бы максимально странно-приятную эстетику в сидении у стены до утра в компании друг друга и бутылок с виски и водкой, взявшись за руки настолько крепко, будто один из парней вот-вот упадёт куда-то вниз. Но эстетики не было никакой. Был бы макияж — потекла бы тушь и подводка. У обоих. Если Брайана пробило на слезы чуть подвыпившим, то Роджер заныл только тогда, когда успел здорово бахнуть. Как бахнул — так и заныл. Слезы Роджера сопровождали странные пьяные монологи, выражающие лишь тревогу и страх, а Брайан к тому времени уже успел успокоиться, и поэтому просто сидел рядом, обнимая парня и похлопывая его по плечу, иногда потираясь носом о пахнущие табаком светлые волосы. — Роджер Тейлор, ты должен уже успокоиться. Если ты помнишь, тебе ещё завтра… Нет, сегодня. Сегодня видеться кое с кем, — Брайан уже пересадил всё ещё несущего всякий бред ударника к себе на колени. — Тебе нужно поспать хотя бы пару часов, а так совсем не успеешь. В ответ Роджер просто трясет головой, продолжая свои замечательные истории о том, как ему жаль и том, что он «прекрасно помнит», что повторяется уже 3 раз. Но повторяется Родж почти уже как 14 раз. Брайан считал не с первого. Роджеру непривычно так плакать. Да и вообще, плакать он не привык, пусть даже не доходя до конкретных, временами, рыданий. Обычно эмоции Тейлор выражал либо через слишком сильную радость или любовь, либо через гнев и агрессию. Последнее, с Мэем — редко. Но сейчас музыкант чувствовал себя максимально разбитым, понимая, что оставляет дело буквально половины века, оставляет, пусть и не данную природой, но не менее сильную, любовь. Оставляет такого родного человека. От осознания того, что сам своими действиями буквально рушит это всё, Роджера трясло, а пьяный мозг никак не находил в себе силы на злобу. Поэтому, голубая рубашка Брайана была практически наполовину вымочена в слезах Роджера. — Брайан, ты не понимаешь! Я совершенно не могу представить, как смогу оставить тебя, как я… Это. Как я буду без тебя. Ладно я, а ты как без меня? Ты же совсем один будешь, Брайан, пожалуйста… — Что? — Мэй устало, но отчего-то с улыбкой вздыхает. — Сделай с этим что-нибудь. — Хорошо. Я обещаю, что буду в порядке, — Совсем не будучи в этом сам уверен, Брайан чуть приподнимает его голову и целует в лоб. — Ты тоже, ладно? Ответа Брайан уже не получил. Никакого, кроме тихого сопения на плече и ощущения легкой сжатости на локте, когда чужие пальцы цепляются за рукав рубашки, полностью расслабляясь и повисая на них. Утро началось с тихого стона и дико раскалывающейся головы. Роджер обнаружил себя на груди также дремавшего Брайана. В голове был непонятный, но привычный гул, а в ушах немного тянуло и звенело. Сушняка у себя Тейлор не наблюдал никогда, в том числе и сейчас, поэтому необходимости бежать к воде он не видел. Почувствовав шевеление на себе, Мэй с тяжелым и максимально недовольным стоном разлепил глаза и приподнялся на локтях, роняя Роджера на бок рядом с собой, а последний отозвался лишь злобным восклицанием непонятного содержания. — Утра, Роджер, — Брайану повезло с похмельем, оно его практически не доставало. Лишь легкий дискомфорт и желание выпить какой-нибудь сок. — Тебе принести таблетку? В ответ Тейлор согласно стонет, упираясь лицом в подушку. И когда только они успели переместиться на кровать? Брайан слишком заботлив, тем более, для такой ситуации. Вскоре не так давно ушедший гитарист возвращается со стаканом воды и таблеткой от головной боли. Благодарно кивнув, Роджер взял в немного дрожащие руки стакан и, закинув таблетку чуть ли не сразу в горло, почти залпом выпил воду. — Спасибо, Брайан, — Тейлор просто поставил стакан на пол и, спустя недолгую паузу, тихонько продолжил. — Можем поговорить сейчас? — Можем. Только в состоянии ли ты? — Мэй садится рядом на постель, бережно кладя руку на бедро Роджера, начав ласково гладить. — Вполне. Так вот… Как мы теперь будем? — Я думал над этим. Мы непременно будем общаться, навещать друг друга при необходимости, если хочешь, можем даже вместе жить. Если тебе не захочется быть с тем парнем — я тебя буду ждать всегда, ты знаешь. Я всё ещё люблю тебя, и уверен, что ты тоже меня любишь. Поэтому, ограничения в нашем общении должен поставить ты. Брайан говорил это настолько уверенно и спокойно, что Роджеру казалось, что того даже не волновало, но в тоне была слышна некая… Забота? И Тейлор знал, что волнуется Брайан сейчас в первую очередь за него. — Я буду с тобой всегда, когда ты будешь нуждаться в этом. Если такое будет, и ты не скажешь — это отзовется обидой и ещё одним шагом друг от друга. Ты прав, я люблю тебя, и не думаю, что разлюблю когда-либо. Но. С романтикой придется завязать, понимаешь? — Разумеется. А теперь, тебе пора в душ, мне пора прибраться и уехать к художнику по костюмам, а тебе к своей судьбе. И не думай сидеть и раскисать здесь сейчас, — С дежурной и спокойной улыбкой Брайан поднялся, легко потрепав Тейлора по волосам. — Всё будет хорошо. День они провели спокойно. Сначала тихо и как всегда ласково разговаривали, а когда Брайан уехал, Роджер сам засобирался на встречу. Красоваться особо не хотелось — Тейлор всё ещё неважно себя чувствовал, да и смысл, если человек, с которым он идёт на «свидание» — его судьба? Так и так понравится. А если нет — то такая судьба явно не для него, и все эти родственные души — лишь ошибка природы, мешающая быть с Брайаном в спокойствии и социальной справедливости. На место встречи Бен почему-то опаздывал. Тейлор уже начал думать о том, что тот совсем не собирался приходить, но, когда музыкант начал собираться уходить, блондин всё же появился, весь запыхавшийся и что-то прерывисто и быстро объясняя. Роджера не особо волновало, на самом деле. Он просто пытался вглядеться глубже в черты довольно интересного по строению лица, пытался прислушаться к нотам приятного и мягкого голоса, и всё, что он ловил из рассказа — это морщинки на бровях во время того, как Харди хмурился, саркастично-ироничную усмешку во время объяснений про неполадки с таксистами, резкие повороты головы, которые совершались актером для того, чтобы полноценно увидеть движение, которое он заметил где-то сбоку. Манера говорить, вести себя, двигаться — всё казалось Тейлору каким-то своим и близким, и он твёрдо решил — на этот вечер он поверит в судьбу. Ну или хотя бы попытается. Долго сидеть в кафе они не стали. Игнорируя даже чай, парни ушли вскоре после того, как Бен наконец оправдался, а Роджер внимательно кивнул и, будто ты слушал, ответил, что ничего страшного в опоздании нет. Роджер действительно долго водил его по городу, иногда что-то помногу рассказывая сам, а иногда очень долго слушая Бена. Они делились друг с другом практически всем, что происходило в их жизни- у кого-то очень длинной, а у кого-то, пусть и покороче, но тоже интересной. Сначала оба чувствовали некую неловкость и скованность, но к темноте она уже давно прошла. На смену пришла какая-то непонятная детская радость, которая заставляла Бена иногда действительно неуместно смеяться, а Роджера просто по-идиотски улыбаться, смотря на это. Музыкант и не подозревал, что ему в жизни может быть сразу так легко в общении с кем-то. Обычно приходилось подолгу притираться через непонимание, ссоры и, часто, довольно серьезные скандалы. С некоторыми людьми он так и не мог сойтись, оставляя их в прошлом навсегда. Для публичной личности это было странно и неправильно. Но с Беном разговаривать было совершенно не так. Взрослый, пусть и не на вид, человек, который живёт уже чёрт знает сколько, весь вечер одергивал себя от навязчивого желания вцепиться в чужую руку. Тейлор восхищал, а Харди умилял, и они оба делали это друг с другом настолько просто и открыто, что, даже без слов о том, они разделяли эти чувства, обращенные к себе же. Роджер Тейлор действительно поверил в судьбу.