Старкервит

      Первый раз это происходит случайно.       Во всем виновата кошка Нэда — Ухура, но все зовут ее Ушей, — которая по неведомым науке причинам избрала Питера своим любимым хомо сапиенсом и становилась положительно невыносимой, если считала, что он уделяет ей недостаточно внимания. После мстительного разрушения полусобранной «Энтерпрайз» на тысячу деталей Питер привыкает гладить Ушу всегда, стоит ей оказаться под рукой — поэтому, когда падает на диван в гостиной Мстителей и краем глаза замечает рядом пару пушистых ушей, то начинает чесать их совершенно машинально.       И едва не подскакивает, когда уши говорят:       — Я перегрызу тебе плечо и засуну твою сраную руку тебе в глотку, кишки себе почешешь.       — Ох, черт! Извините, это привычка, — торопится Питер, отдергивая руку и пялясь на Ракету во все глаза. Тот смеривает его недовольным взглядом и соскакивает с дивана, ворча. Питер машинально трет чудом избежавшее скорбной участи плечо.       Во второй раз… как сказать.       Условные рефлексы просто так не поборешь, так что, выбравшись из мастерской Тони под утро и растянувшись на влажной от росы траве у входа на базу, Питер снова очень быстро обнаруживает свои пальцы в чужом меху — и поспешно убирает руку.       — Блин, простите, правда привычка, тяжело избавиться.        Ракета передергивает плечами, поправляя лямки замызганного в машинном масле комбинезона — футболка Питера наверняка не лучше, надо одолжить у кого-нибудь другую и постираться, — и со вздохом укладывается рядом.       — Расскажешь кому-нибудь — от тебя даже атомов не найдут, — предупреждает он и смотрит на замершего Питера из травы: — Ну, чего застрял? Руку верни. У меня был тяжелый день.       Это входит у них в привычку: Ракета угрожает ему различными видами смерти, потом устраивается у Питера под боком или на коленях и воровато жмурится от удовольствия, лениво обсуждая с ним Мстителей, последнее путешествие Стражей или Питерову личную жизнь.       Личная жизнь у Питера откровенно так себе: на его животе годами красуется строгое «Вирджиния Поттс», и это… Это охренеть как обидно, честно говоря.       Потому что, если Питер все правильно понимает, на Тони еще до щелчка должно было появиться «Энтони Старк». И Питер даже поговорить с ним об этом не может, потому что, ну, что он вообще может сказать? «Тони, бросай Пеппер, мы соулмейты?» То, что соулмейт Тони любит его, вообще не значит, что это Питер, — как будто в Тони по уши втрескано недостаточно народу — а то, что соулмейт Питера влюблен в Пеппер… Ну, может, это Хэппи.        — Это катастрофа, — вздыхает Питер, осторожно чешет Ракету за подставленным ухом. — Тебе повезло, что у тебя не бывает соулмейтов.        — Эта ваша судьба вообще такой головняк, — соглашается тот и переворачивается на спину. Косо смотрит на Питера, считая ниже своего достоинства попросить вслух, и тот смеется, перекладывая руку, чтобы почесать ему пузо.       — ...эти золотые ублюдки — такой трэш, мы еле ноги сделали оттуда, — вздыхает Ракета. Питер привычно опускает ладонь ему на макушку, и тот отмахивается, хмыкая: — Да можешь забить на самом деле, я норм. — И, подумав и оценив вес руки Питера у себя на голове, добавляет: — Ну или погладь меня, что ли, сидишь без дела.       Питер бережно приглаживает мягкий мех от носа к затылку, стараясь не задевать усы: оказывается, то, что работает с привередливыми кошками, годится и недолюбленным енотам-киборгам.       Ракета издает низкий звук, похожий на урчание, и подставляется под руку, жмурясь:       — Чего как у тебя? Все еще ездишь со своими на эту игру в знайку?       — Декатлон, — подсказывает Питер; Ракета забавно шевелит носом от щекотки, когда он случайно задевает усы:       — Ага, точняк.       — Ну, я стараюсь, но иногда приходится быть Человеком-пауком вместо этого, — вздыхает Питер. — Я чемпион по количеству неправдоподобных отмазок. Мистер Стейнсфилд, наш тренер, кажется, уже не доверяет мне как игроку. Хоть друзья больше не обижаются.       — Ты им рассказал? — удивленно приоткрывает глаза Ракета, и Питер неловко улыбается:       — Так вышло, что они выяснили. Нэд меня застукал, Эм Джей сама догадалась.        — Лучше б ты в нее влюбился, — замечает Ракета, — у нее, судя по всему, хоть глаза не на жопе.       — Перестань, — невесело смеется Питер, и Ракета открывает глаза, даже выныривая из-под руки, чтобы посмотреть на него:       — Что? У Старка твоего точно на жопе. На том фронте же ничего не изменилось, я не пропустил никаких апдейтов?       Питер отрывисто пожимает плечами.       Они случайно вырубаются вместе, на диване в гостиной, и утром Питер обнаруживает, что обнимает Ракету во сне, как плюшевого. Ракета ворчит для порядка, но особо не возражает.       — Если я поступлю в Гарвард, прочитаешь там лекцию о космических кораблях в качестве приглашенной звезды? — спрашивает Питер в шутку — у него нервы дыбом какую неделю, баллы за выпускные экзамены опаздывают, и он не очень хорошо соображает сейчас, — и с горем пополам объясняет Ракете, что такое «приглашенная звезда» и почему это на самом деле не связано с космосом.       Ракета соглашается и умудряется на Питера обидеться, когда в следующий свой прилет выясняет, что его приняли в чертов Гарвард.       — Да откуда мне знать, что ты хренов гений? — возмущается он, смешно дергая ушами. — Ты сказал, в эту штуку не принимают нормальных людей, так я и думал, что ты нормальный. Квилл — юродивый, он не в счет, а вы со Старком вменяемые оба, я думал, люди все как вы. Сложно было сказать, что ты крутой?       Питер смеется, и Ракета хмуро садится рядом, требуя в качестве извинений прочесать ему холку.       Когда однажды утром Питер не обнаруживает «Вирджинии Поттс» у себя на животе, то спросонья пугается до усрачки — и делает самое тупое, что вообще может: звонит Тони.       Голос у того усталый, но не сонный:       — Пит, тебе срочно?       — Если с тобой все норм, то нет, — честно отвечает Питер, все еще пытаясь продрать глаза, и Тони тихо смеется в трубке. Питер многое бы отдал за возможность сделать так, чтобы от этого звука у него не слабели коленки.       — Я в порядке, — заверяет Тони; слышно, что он улыбается. — Ты только проснулся, что ли? Чуйка разбудила?       — Типа того, да, — вздыхает Питер и трет лицо. — Извини, меня что-то перекосило спросонья.       Тони молчит несколько секунд, и Питер от неловкости почти собирается попрощаться и положить трубку, как вдруг тот предлагает:       — Ты занят сегодня? А то приезжай, разберем твою броню, посмотрим, что у тебя там с визорами случилось.       — Да! — поспешно говорит Питер, хлопает себя по лбу: — В смысле, нет, в смысле, приеду, хорошо, мне только Мэй надо помочь с ноутом.       Тони вздыхает и улыбается в трубке:       — Приезжай.       Когда Ракета прилетает снова, они вместе с Тони и Грутом несколько часов возятся с притараненной Стражами техникой — опять упертой у кого-то недружественно настроенного, вот же пушистая клептоманская жопа, — и Питер ждет не дождется, когда можно будет законопатиться где-нибудь с Ракетой и рассказать ему, что Тони… ну. Свободен, по крайней мере.       — Паукан, ты идешь? — спрашивает Ракета, и Питер оборачивается через плечо, улыбаясь:       — Пять сек, футболку переодену только.       Ракета пожимает плечами и идет за ним. Питер заходит в одну из спален и принимается рыться в комоде; он притащил немного одежды на базу на всякий пожарный, чтоб не просить больше у Кэпа чистую футболку: в прошлый раз было адски неловко. Можно было бы взять у Тони, но так было еще хуже: хотелось до ужаса, и Питер решил, что это как-то совсем крипово.       — Ха, — вдруг говорит Ракета, когда Питер стягивает футболку через голову и кидает ее на пол, расправляя свежую. — Совет да любовь тогда.       Питер оборачивается к нему, хмурясь:       — Ты о чем?       Ракета смотрит на него скептически.       — Ты не видел, что ли? У тебя на спине там. Или я перепутал, и оно не так работает у вас?       Питер поспешно стягивает только надетую футболку — руки холодеют и не слушаются от неожиданной догадки и очень пугающей надежды — и встает к зеркалу спиной, неудобно выворачивая шею. Смеется, зажимая рот рукой.       У него над лопаткой, вдоль кромки плеча, тянется: «Питер Паркер».       — Ну так тебя можно поздравить или чего? — торопит Ракета, и Питер, не отрывая глаз от метки, — Тони любит его, любит его, господи боже, ущипните его кто-нибудь, он спит — мычит что-то утвердительное и просит:       — Ущипни меня, я сплю.       Ракета от души заезжает ему по голени.       — Пойдем, шею свернешь. У меня уши чешутся.       Он снова засыпает с Ракетой под боком, а утром — очень условным, Стражи решили свалить в какую-то безбожную рань, какого хрена — он так и не понял, что-то про солнечные протуберанцы, мол, пережидать будет слишком долго, проще проскочить до шторма, — врезается на кухне в Тони. Тот чуть не проливает кофе, и Питер, машинально подхватывая его локоть и выравнивая кружку, вместо «извини, я не проснулся» говорит:       — Будешь со мной встречаться?       Тони пялится на него с таким же очумело-сонным выражением на лице и очень спокойно заключает:       — Я сплю. — И отхлебывает кофе. Питер ловит его за руку, вдруг проснувшись от сказанного:       — Нет, подожди, я… — Тони вопросительно поднимает брови, и Питер сдувается: — …серьезно, вроде как.       — Так серьезно или вроде как? — требует Тони неожиданно напряженно, как будто для него это реально важно. Питер вдруг вспоминает:       — О. Ты же не знаешь, наверное.       — Не знаю что? — хмурится Тони и ставит кофе на стол: — Пит, не дури, это не…       — Что мы соулмейты и ты, по сути, уже признался мне в любви, — обрывает Питер и встает к нему спиной, оттягивая ворот футболки. Оборачивается через плечо, пытаясь разглядеть лицо Тони: — Так видно? Там мое имя дол… — Питер сбивается, потому что Тони проводит по его плечу теплыми пальцами. Улыбается себе под нос. — Так что в общем вот.       — Подожди, — шепчет Тони без голоса, совершенно неверяще, и откашливается. Питер поправляет футболку и снова поворачивается к нему лицом, безуспешно давя улыбку; Тони в замешательстве накрывает бок ладонью, в каком-то определенном месте, жестом, явно доведенным до автоматизма. У Питера ток идет по позвоночнику от мысли, что у него под ладонью, видимо, доказательство, что Питер его любит. Тони часто моргает: — Подожди, но на мне же черт знает сколько уже… — Питер разводит руками, уже не пытаясь скрыть улыбку, и Тони хватается за лоб: — Питер, это же годы!       — Я талантливо шифруюсь, — фыркает Питер, нервно перекатываясь с пятки на носок. Тони мотает головой:       — Почему ты ни разу со мной не говорил, если знал, что мы?..       — Знаешь, это не очень просто: подойти и признаться во вселенской любви, когда на тебе крупными буквами написано «Вирджиния Поттс», — огрызается Питер, и Тони опускает голову. Тот сжимает и разжимает кулаки, отворачиваясь: — Извини, я зря все это начал видимо.       — Ты сдурел? — вскидывается Тони, и Питер невесело фыркает:       — Ты откровенно сходишь с ума из-за того, что мы соулмейты, и, кстати, так и не ответил на вопрос, так что…       — Да, — перебивает Тони, и Питер вскидывает на него глаза, начиная неуверенно улыбаться. Тони смотрит на него так, что он чувствует себя безнадежно глупым и настолько же безнадежно влюбленным — а еще облитым такой нежностью, что все это становится глубоко неважно.       — Что — да? — все-таки переспрашивает он, потому что кажется невероятным, что многолетняя мечта может сбыться вот так просто — за пару минут. Тони улыбается, делая шаг ему навстречу:       — Да — я буду с тобой встречаться. — И, протянув к Питеру руку, вопросительно поднимает брови: — Можно? — Питер кивает: Тони все можно. Всегда было можно.        Под воротник проскальзывают чуть шершавые теплые пальцы, бережно ведут по коже, нащупывая буквы — они слегка выпуклые, и Питер весь вчерашний вечер одной рукой чесал Ракету, а второй гладил метку у себя на плече, пока это место от постоянного трения не стало болеть. Тони улыбается — все еще немного недоверчиво, и Питеру отчаянно хочется увидеть его метку, провести по ней пальцами, убедиться, что она реальна:       — Можно твою посмотреть?       Тони отступает на шаг, задирая подол кофты; у него на боку, рядом с каким-то шрамом, темнеет его имя. Питер тянется к нему машинально, в последний момент вопросительно вскидывая на Тони глаза, и, получив разрешение, обводит четкие буквы, прижимает горячую кожу подушечками пальцев, прощупывая рельеф. К метке неожиданно нестерпимо тянет прижаться губами, и Питер себя одергивает; ему одновременно хочется всего и сразу, здесь и сейчас, — и в то же время не торопиться, двигаться так медленно, как только будет возможно, чтобы точно ничего не упустить.       Какой Тони на вкус? Ему нравится, когда гладят за ушами? Ему будет приятно, что Питер обнимает его во сне, или для него это слишком тесно или жарко? Как ощущаются во время поцелуя его усы и бородка?       Питер сбивается с мысли, потому что Тони перехватывает его запястье; одергивает кофту, но руку не выпускает: гладит косточку большим пальцем, удерживая очень легко, почти бережно. Хотя почему — почти?       — Единственное… — Тони мнется, смотрит Питеру в глаза. — Не подумай, это никак не связано с моим отношением к тебе, но тебе двадцать, и, мне кажется, будет лучше, если мы пока не будем все это афишировать.       — Да не вопрос, — фыркает Питер, осторожно высвобождая запястье, чтобы можно было взяться за руки как полагается. — Ты не представляешь, какой у меня скилл секретных отношений.       — Мне начинать волноваться? — весело поднимает брови Тони, крепче сжимая его руку, и Питер залезает на столешницу, улыбаясь:       — Ну, за их раскрытие мне обещали большое разнообразие креативных и крайне сомнительных смертей, а так — нет, никаких причин волноваться. — Тони встает напротив него, подняв к Питеру лицо, и тот закусывает губу: — Слушай… а поцеловать тебя прям здесь, прям сейчас можно? Мы вроде как на кухне, почти пять утра, сюда еще как минимум час никто не войдет. Мы тихо и быстренько. А?       — Нет, — качает головой Тони, и сердце Питера успевает провалиться в живот, прежде чем Тони улыбается и осторожно кладет ладонь ему на щеку: — Не «быстренько».