Помоги мне

Этот вечер стал точкой отсчёта и точкой невозврата одновременно. Майский воздух был наполнен ароматом спелых абрикосов, на душе ощущалось неоспоримое спокойствие — а, может быть, это просто усталость? За эти шесть лет Фазилет изменилась, в её жизни произошёл процесс, обратный зарождению бабочки. Бабочки, которая, высоко взлетев, так и не успела расправить крылья. Сначала она застряла в своём коконе, а затем, чтобы не задохнуться, стала гусеницей. Отталкивающей, вызывающей при взгляде на неё лишь отвращение. Причин для возникновения такого процесса было много: отвращение к мужскому полу, невозможность даже поднять глаза в присутствии многочисленных «друзей» Эмина, которые каждый вечер приходили поиграть в покер, вдохнуть аромат дешёвого бренди, а затем утонуть в нём, напившись до беспамятства. Другой причиной было неприятие своей красоты. Ей было тяжело смотреть на себя в зеркало, понимая, что не будь она так похожа на сестру, не люби она её так сильно, то всё могло бы сложиться иначе. Жертвенная любовь к сестре сделала из неё заложницу, которая никогда не сможет выйти на свободу. Да и к тому же, даже если она вырвется и получит свой долгожданный приз за терпение, куда она пойдёт? У неё даже дома нет. И наконец, последней причиной для того, чтобы стать ядовитой змеёй для собственного окружения, стала невозможность дать Хазан любовь, которой и самой Фазилет, к слову, не хватало в детстве. Она ругала себя за то, что избрала такой способ мести для мужа. Например, вчера, когда они в очередной раз ругались, в пылу ссоры Фазилет крикнула: — Твои дружки больше не придут сюда, не будут разводить беспорядок в моём доме и смотреть на меня так, будто я твоя шлюха! — А иначе? — Эмин самодовольно усмехнулся. — Иначе отправлю Хазан в школу-интернат! Это подействовало на него, словно удар током, болезненный и всеобъемлющий. — Ты не посмеешь! — усмешка испарилась, голос дрогнул. Он хотел ударить её, но на лице Фазилет не было больше страха. Привычка к созерцанию чужих страданий сделала её равнодушной к физической боли. Её взгляд заставил его руку замереть в воздухе. Или вовсе не её взгляд? Обернувшись, она увидела Хазан, которая с крайне серьёзным видом произнесла: — Папочка, не надо бить маму, я сама захотела туда поехать, — неубедительная ложь слетела с губ девочки, а материнское сердце словно сжало ледяными тисками. — В каком смысле? — изумился Эмин, прекрасно понимая, как и его жена, что это детское и крайне глупое враньё. — Ну-у-у, — протянула Хазан, — я это… хочу заниматься балетом, а у нас в округе нет ни одной спортивной школы, район слишком бедный. — Да, бедный. Ты права. Но я же буду тосковать без тебя, ты ведь знаешь это, да? — Конечно, папочка, ведь я тоже буду, — Хазан в порыве нежности обняла его и из-за его спины подмигнула матери. Фазилет же старалась не моргать, иначе из глаз потекли бы слёзы. Очередные слёзы ненависти к себе или что-то другое — она ещё не знала, но позже поняла, что может назвать это чувство любовью и благодарностью к дочери. — Только обещай, что когда меня не будет, те дяди, которые пугают маму, больше не придут. — Обещаю. — И не стоит бить маму, она так сделала, потому что я захотела. Честно. В тот день материнское сердце впервые почувствовало своё сходство с дочерью, а ведь раньше казалось, что Хазан исключительно копия отца. И глаза такие же холодные и бездушные. Целых шесть лет она избегала смотреть в них долго из-за мнимой ненависти, а сегодня — от стыда. Она так часто притворялась, что ненавидит дочь, потому что это было единственным способом иметь хоть какую-то власть над мужем, но расплата была страшной. Совесть сжигала до основания все её искажённые представления о жизни. Но было ли это жизнью? Фазилет стала понимать, что нет. И только в её руках изменить это. Следующим утром она спросила дочь: — Почему ты солгала папе? Не делай так больше, ладно? — Почему это? Ты ведь тоже постоянно врёшь, — на секунду в глазах шестилетней девочки, казалось, мелькнула обида. — Когда это я врала? — Когда сказала, что отвезёшь меня в школу-интернат. Ты бы так не сделала, ведь когда я просила отправить меня туда ради занятий балетом, то слышала, как ты делилась переживаниями с сестрой Бинназ и сказала, что тебе страшно оставаться одной с папой. Но я тебе докажу, что он вовсе не такой страшный, он любит нас. Просто много злится на тебя. Так же, как и ты на меня, потому что я выпила весь твой салеп(1). Фазилет засмеялась сквозь дымку собственной печали, снова заметив небывалое сходство с собой. — Что я буду делать без своей ведьмочки(2), вот скажи мне? — Скучать будешь? — улыбнулась Хазан. — Сильно-сильно. Эмин снова пропадал в аэропорту, выполняя монотонную работу таможенника, поэтому Фазилет позволила себе поцеловать дочь в макушку. Это было большой редкостью, потому что малейшее физическое взаимодействие с людьми давалось ей с трудом. Фазилет казалось, что такие мелочи, как, например, потрепать близкого человека по волосам, несут в себе что-то невероятно глубокое и открывают её сердце наружу вопреки собственному желанию. * * * Спустя две недели Хазан улетела в Анкару. Одна из крупнейших балетных школ приняла её без промедления, потому что им подошли её физические данные. Но Фазилет всё же было страшно отпускать свою маленькую дочь так далеко. Не только из-за мужа-тирана, но и из-за того, что её дочь была крайне вспыльчивой, и предчувствия терзали Фазилет, равно как и призраки прошлого, однако терзаться ей оставалось недолго. В тот вечер Эмин вернулся с работы пораньше. Фазилет уже не испытывала привычного чувства страха. Она не испытывала ровным счётом ничего. Смерив его равнодушным взглядом, она принялась готовить голубцы. Вдруг он заговорил: — Здравствуй, — его непривычная робость насторожила. — И тебе не хворать. Что-то случилось? Почему пришёл так рано? — без капли заинтересованности прозвучал её голос. Такой привычно тихий, что Эмину пришлось напрячь слух, чтобы расслышать. — Ничего важного, я сказать хотел… — Слушаю? — Прости… — только и вырвалось у него. Звон разбитой тарелки лишь усилил напряжение, которое витало в воздухе, как клинок, который промахнулся в конце длительной кровавой битвы. Она не ответила, но в этот вечер они решили попробовать начать всё заново. Через девять месяцев появилась Эдже(3). На удивление весёлая девочка, которая одарила улыбкой мир в первые же мгновения на этом свете. Её появление в этой семье принесло тишину в дом, поэтому отъезд Хазан стал казаться обоим супругам чем-то тягостным. Но как только они собирались забрать дочь на очередные праздники, что-то их останавливало. Она стала живым напоминанием того, что у них не совсем здоровая семья. Однако однажды Фазилет не выдержала: — Я тоскую по Хазан и заберу её. — Если ты готова к этому, то хорошо. Как думаешь, она примет Эдже? — Почему бы ей не принять её, они же сёстры… — задумчиво произнесла она. — Не все сёстры могут быть сёстрами и принять друг друга, — эта фраза показалась Фазилет двусмысленной, и она призналась, держась при этом максимально холодно: — Единственный, кого я так и не смогла принять, — это ты… Плач Эдже нарушил тишину, знаменуя конец спокойствию в этой семье. Ему было суждено продлиться лишь девять месяцев… 1) традиционный зимний напиток, иногда используется в лечебных целях. 2) В Турции это чаще всего комплимент, говорящий о проницательности. 3) знач. «Королева».