Помоги мне

Ночь бесшумной поступью спустилась из ниоткуда, вызывая в каждом из жителей Стамбула разный спектр эмоций: кто-то, не скрывая чувств, целовался возле сапфировой акации; какой-то мужчина плакал, сжимая губы в попытках унять подступающую скорбь, а кто-то сражался за жизнь и отнюдь не за свою. — Может быть, отдохнёшь немного? — В дверях застыл седоволосый мужчина. Он не был стар, его лицо лишь недавно начали искажать маленькие лучики морщин, а глаза цвета тёмной вишни излучали беспокойство. — Не могу, — призналась Фазилет, сосредоточенно вырисовывая чью-то улыбку. — Нужно закончить эту работу до утра. Не может же Бинназ вечно присматривать за Эдже, правильно? — Но ты уже неделю работаешь в таком темпе, так нельзя. Разве Эмин не может помочь? Фазилет усмехнулась: — Саид, если бы он мог помочь, разве я пришла бы к тебе работать? — Вряд ли… — не стал отрицать тот. Заметив его смятение и некую обиду, она сказала: — Но ты не думай, что работа мне не нравится, ладно? Наоборот. — Да, заметил это по сочным цветам, которыми ты наделяешь свои работы. — Саид наконец смягчился и улыбнулся. — Любишь яркие цвета? — А что тебя так удивляет, Фазо? — Не знаю, обычно мужчины предпочитают минимализм. — Мужчины — это дети, которые предпочитают счастье. — Кстати, о детях. Как там Аслан и Севда? — С тех пор, как Эдда пришла в наш дом в качестве моей жены, — весело, — с горькой иронией прозвучал ответ. — Не принимают её? — Не знаю. Севда записалась в профильный класс по биологии, только и делает, что учится, и от обиды не поднимает голову из-за учебников. Даже не говорит со мной. — А Аслан? — Он крайне вежлив и учтив, даже придраться не к чему, но недавно он изъявил желание отправиться в военное училище. Фазилет застыла. Буря эмоций накрыла её с головой. — Но они с Севдой так близки, разве такое возможно? Неужели ты согласишься? — А что мне остаётся? А дочка смирится. «Да уж, нам, женщинам, больше ничего не остаётся. Даже выбора не дают». — Смотри-ка, за нашими разговорами ты уже почти закончила картину. — Саид осмотрел полотно с изображенной на нем женщиной. Её тело было покрыто шипами, словно розами, а алеющие губы застыли в зловещей улыбке. — Картина яркая, поэтому думаю, что Эдже понравится. — Моей малютке нравится всё, что я рисую. — Она обязательно поправится, не переживай. За эту неделю ты заработала практически всю сумму на операцию. — Спасибо, что помог с работой и простил за пренебрежительное отношение, — застыдилась Фазо. — Ну, что ты. Никогда ты не пренебрегала нашей семьёй. Мы тебя и девочек твоих очень любим, главное, чтобы заказчик не обманул нас. Дай пять. Этот доверительный и вкрадчивый жест поддержки значил очень много… * * * Проведя бессонную ночь за работой, утром Фазилет отправилась в больницу к Эдже. Она старалась выглядеть как можно более счастливой. Излучать в мир притворные эмоции стало чем-то привычным, и в такие моменты она благодарила Аллаха за то, что могла выражать свои чувства через картины. Зонт промок под проливным весенним дождём, не защитив толком свою владелицу. Сейчас она была похожа на нахохлившегося воробья, который остался без защиты. Беды снова ворвались в её жизнь подобно бурной реке, что вышла из берегов. Увидев бледность Бинназ, стоявшей в коридоре, Фазилет ускорила шаг. — Что случилось, дорогая? — сердце стучало так, будто готово было треснуть напополам, как старинное зеркало. — Погоди немного, Фазо. Давай подождём кардиолога, послушаем, что он скажет… — тихо произнесла Бинназ. — О чём ты? У Фазилет вдруг закружилась голова, но она устояла на ногах, отчаянно желая добиться правды. Словно услышав это, появился мужчина, с которым она разговаривала в первый же день злоключений с младшей дочерью. Его белая кожа была испещрена шрамами, словно поверхность Луны. Светло-серые, почти прозрачные глаза, как показалось Фазилет, сурово смотрели на мир, но затем она разглядела в них тень усталости. Приближался он стремительно, походкой невесомой, как у мальчишки, который бродил босыми ногами по лужам. Он явно не турок, решила она. Всё в нём кричало об обратном. У турок совершенно другая манера смотреть на мир. — Здравствуйте! Что с моей дочкой? — не удержалась Фазилет от вопроса, ринувшись навстречу. — Вы только не волнуйтесь… — Когда разговор начинается с этой фразы… Она не договорила, губы её дрогнули. Врач остановил надвигающийся ураган её эмоций. Он осторожно взял её за руки и проговорил: — Ваши дочери пытались сбежать из больницы, потому что Эдже изъявила желание отправиться к морю. Когда они вышли на улицу, их почти сразу поймали, но… — Подождите, но ведь Эдже совсем нельзя двигаться! — Ваша старшая дочь, её зовут Хазан, ведь так? Она не знала об этом и подумала, что морской воздух поможет ей выздороветь. Девочка хотела помочь, но... — Всегда есть какое-то «но», я к ним привыкла, говорите! Или у вас, англичан, так принято, словесно подгонять лошадей? — Сердце вашей дочери от бега по коридору и лестнице наполнилось жидкостью, операцию нужно провести уже на этой неделе. — Хорошо, господин Феликс, я вас поняла. Завтра получу деньги. На какую дату можно назначить операцию? — от переизбытка эмоций она назвала его по имени, а не «господин доктор», но даже не заметила этого. — Через три дня в самый раз. * * * У Фазилет в душе пылал огонь из-за несправедливости. Ненависть к старшей дочери пожирала её изнутри, в мгновение ока разрушая все нежные чувства, которые, казалось, уже были готовы воспрянуть к ней из-за заботы об Эдже. Она не срывалась на подругу, не уследившую за всем происходящим, да и как такое возможно — не спать целые сутки? Бинназ ведь не мать для Эдже. А вот Хазан — старшая сестра, и она могла бы не поступать так опрометчиво. Но чего же ещё ожидать от дочери Эмина Чамкаран? * * * Войдя в палату и завидев дочерей, Фазилет застыла. Эдже улыбалась так, словно её щекотал лучик солнышка, но что-то было не так. Хазан стыдливо опустила глаза. «Ну, точно подобие своего отца». — И что это всё значит? — ледяной тон Фазилет резал наэлектризованную атмосферу. — Мам, я всё объясню. — Уж потрудись, госпожа Хазан. Старшая дочь заговорила, но Фазилет её не услышала. Внезапно она заметила, что кожа Эдже приобрела синий оттенок и покрылась красными пятнами. Вот что изменилось в её привычном облике. — Эдже, доченька, что с тобой? Ты вся синяя! — Казалось, в Фазилет пробуждается лавина истерики. — Мамуль, не переживай, — залепетала малышка, привычно сглатывая букву «р» и лишь изредка заменяя её на «л». — Дядя доктор сказал, что это нормально и после операции пройдёт. — Хазан, ты хоть понимаешь, что натворила? Теперь слёзы было не остановить. Зря она отчаянно сдерживала себя целый день! — Мамочка, я… Эдже не хватало воздуха, и я подумала, что если отведу её к морю, то ей станет легче. — Тебе что, пять лет? Ясно же, что в таких ситуациях нужно говорить врачу! Или хотя бы сестре Бинназ! Хазан снова опустила глаза. — Что взгляд отводишь?! Смотри, что ты натворила с сестрой! Это всё твой балет виноват! — Мама, прости, но при чём здесь танцы? — Пока ты жила в школе-интернате, ты закрылась там, словно в мечети, и твой глаз видел только красоту. Но кроме красоты в мире есть страдания и болезни. Из-за твоих идеализированных представлений о жизни мы можем потерять твою сестру, понятно? В палате повисла тишина, и нарушил её звонкий голос Эдже: — Ну, ма-а-а, я ведь сказала, что синяя кожа пройдёт. А пока я буду, как синий дракон из той сказки. — Какой это сказки? — Фазилет постаралась выдавить улыбку, подогрев её любопытным тоном. — А вот, Хазан мне читает. Давайте по очереди читать? Каждая по страничке? — Это долго будет, принцесса, — с обидой на мать сказала Хазан. — Ничего, люблю играть голосом. Когда вырасту, стану артисткой и скажу, что вы были моими первыми помощниками в постановке пьес, — Эдже вздёрнула и без того курносый нос. Её манера речи, как у маленького философа, вызывала невероятное умиление. Фазилет и Хазан засмеялись таким похожим и искренним смехом, что любой бы удивился, как природа способна воссоздать подобное. — Пьес? И кто тебя таким словам научил? — Хазан, мамуль, она ведь очень умная. Фазилет устало прикрыла глаза, она не могла больше злиться на старшую дочь. Всё же где-то в глубине души она даже гордилась ею, ведь даже в такой сложной ситуации она может сохранять самообладание и учит малютку Эдже мечтать, а это — важное умение. * * * Спустя три дня Фазилет получила деньги. Заказчик оплатил лишь половину суммы под предлогом, что картина вышла излишне экстравагантной. Расстроившись, Фазилет пошла домой, где её ждал обеспокоенный Эмин. — Что случилось? — спросил он. — С Эдже моей что-то? — Во-первых, она не твоя, а моя, а во-вторых, если бы тебя это интересовало, то ты бы пришел в больницу, а не пропадал чёрт знает где, — ядовито выпалила она. — Я нашёл дополнительную работу. — Ну, тогда проблема в том, что заказчик не дал мне половину суммы для операции. Эта фраза стала роковой. Лучше бы она её не говорила, ведь слова Эмина о работе были не более чем ложью. * * * На следующий день Фазилет вновь отправилась в больницу к младшей дочери, где стала свидетельницей удивительной картины: у изголовья Эдже сидел её лечащий врач и о чём-то непринуждённо с ней болтал. Фазилет прислушалась, застыв в дверном проёме. — Так, хорошо. Алфавит ты знаешь, считать до ста умеешь, есть ли что-то ещё, чему не научили тебя твои замечательные сестра и мама? — Они у меня правда замечательные, но я в шашки не умею играть. — Ох, ну это просто. Я научу тебя. — Правда? — обрадовалась Эдже. — Сейчас только спросим разрешения у твоей мамы. «Он всё-таки заметил меня, а я так старалась быть тише». — Вам очень идёт улыбка. «Очередной неумелый комплимент от мужчины», — подумала Фазилет. Заметив её неловкое молчание, он спросил: — Я смутил вас? — Нисколько. Мы не из тех, кто смущается, да, моя дорогая принцесса? — она подошла к Эдже и, наклонившись, поцеловала её в русые, как луч солнца, волосы. — Да-а-а! — игриво протянула дочка. — Это хорошо. Знаете, я хотел вас спросить кое о чём. — Слушаю. — Может, отпустите нас завтра вместе с девочками к морю? У них там есть шалаш, слишком велико искушение почувствовать себя снова ребёнком. — Странное у вас желание. — Если не хотите видеть меня рядом с девочками, то пойму вас, но… — И снова ваша любимая английская фраза, да? Он засмеялся, и его смех давал ощущение невероятной доброты и спокойствия — всего того, чего ей так не хватало вот уже одиннадцать лет. — А накануне операции можно? — Даже нужно! Казалось, всё стало налаживаться. Но, вернувшись домой в тот же день, Фазилет обнаружила на столе две вещи: пистолет и записку, в которой было написано лишь несколько строк: «Фазилет, после того, как ты ушла, я взял половину твоего заработка и отправился в казино, надеясь, что увеличение ставок повысит шанс на мой выигрыш, и я помогу нашей дочери». На слове «нашей» было видно, что рука его дрогнула. «Но я проиграл и отказался отдать эти деньги. Я понимал, что они придут за мной и за тем, что стало для тебя ценнее, чем наш брак, поэтому я решил опередить их... но если я не выиграю в схватке со смертью, знай, что я очень сожалею обо всём, что заставил тебя пережить. Но Аллах и так наказал меня, сделав тебя человеком с железной волей, а меня — червём, жалким и приспособленческим. Знаю, ты прекрасная мать и будешь бороться за лучшую жизнь для наших девочек до конца. Теперь деньги не должны стать проблемой, ведь гордость не позволит тебе этого. Ты найдёшь их вопреки себе. Прости, что не смог стать для тебя опорой. Знай, что ты бесценна. Сожалею, что так поздно это понял. Эмин».