blood // water

POV Чонгук       (monsta x - destroyer) — Боже, я так счастлив! Чимин, совершенно искренний, кидается мне на шею и обнимает со всей силы, я действую более тактично — руки на талию, закованную в металлический корсет твердых мышц. Мы стоим так минуту, не меньше. Пак ластится как котенок, почуявший в моих ладонях корм. Мы взяли очередную награду и теперь милуемся как мартовские, я делаю это с таким лицом, словно вокруг нас нет многотысячной толпы людей. Ты отдаленно стоишь позади, смотришь мне в спину... Что такое? Тебе не нравится? Оборачиваюсь и цепляю жгуче-ледяные глаза. Губы сжаты в тонкую нить, жилки на шее вздуты, ноздри расходятся от недовольства. Улыбаюсь тебе как бы виновато, словно не я инициатор маленького безумия. Даже сейчас, после того как я предъявил тебе за друзей, после того как поругались, ты смотришь на меня. Притягиваю Чимина к себе за шею и шепчу на ухо фирменно-любимым для фанаток голосом: "Мы заслужили эту награду." Но, увы, тебе не слышно, и с таким же успехом ты можешь надумать, что я мурлыкаю Паку о том как сильно соскучился по взаимной дрочке. Каждый дрочит как он хочет, а ты, кажется, запутался как тебе лучше, да? Улыбаюсь снова, но уже более ядовито, знаменитым жестом скольжу языком по внутренней стороне щеки, отчего она начинает выпирать, прохожусь по зубам и упираюсь им в десны. Я тебя провоцирую? О нет, нисколько. Всего лишь издеваюсь. После церемонии молча следуем домой. Чимин не унимается и "Это обязательно надо отметить!" становится навязчивой идеей. Киваю и улыбаюсь именно ему, именно так, чтобы у тебя закорябало на дне грудины. Я тоже умею грязно, я обязательно докажу. Из милого мальчика я превращаюсь в эгоистичного парня со своими первостепенными желаниями, ты сам сделал меня таким. Теперь я хочу требовать, я хочу оставлять тебя в одиночестве и неприятно смотреть тебе между лопаток. Теперь Я ХОЧУ. Захожу в комнату, захлопывая за собой дверь, скидываю пиджак и расстегиваю манжеты рубашки. — Ты наглеешь. Этот голос... до ебучих мурашек. Также как ты поешь на лайвах в DOPE — рычащий баритон-бас, опасный и безумно красивый. На секунду приоткрываю рот, замирая, вслушиваюсь в эти ноты. — Можно подумать я хотел, чтобы так было. Расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки и оборачиваюсь. Я выше ростом, но сейчас, когда ты прямо передо мной, смотришь жестко и холодно, я неимоверно маленький. И, возможно, жалкий. — А как ты хотел? Улыбаешься, скаля острые зубы. — Красиво, дорого и искренне?... Нет, Чонгукки, — изумленно замираю, не ожидая такой прямоты. — Я не твой, а вот ты принадлежишь мне. А знаешь почему? Рвешь меня за воротник рубахи ближе к себе, нос к носу, хоть я и отпираюсь. — Я тебе снюсь. Я вообще у тебя на уме постоянно. И вся твоя сопливая дружба с Чимином, чтобы уязвить мою гордость, типа, посмотрите, я свободный, — хрипло смеешься, пока тонкие пальцы холодным пауком перебираются с ворота на шею, выше, зажимают подбородок, заставляя затравленно смотреть в твои глаза. — А на самом деле твоя свобода в зависимости от меня. В том, что ты кусаешь пальцы по двум поводам: чтобы дрочить на меня молча и чтобы глушить обиду на меня же. Каждая твоя эмоция, плохая или хорошая, вертится вокруг моего имени, и ты еще что-то там пытаешься? Снова смеешься и толкаешь меня на стоящую рядом кровать, наблюдая за тем как я безвольно падаю на матрас. Смотришь победно, сверху вниз. — Но... ты ведь играешь со мной. Всю крутость как ветром сдувает — я уже не герой, я снова твоя материальная точка. — И ты ловишь кайф. Усмехаешься, упирая колено в кровать, чтобы наклониться ко мне, длинными пальцами вцепиться в скулы и вновь заставить посмотреть на себя. — Ты можешь врать кому угодно, кроме меня. Я знаю, что у тебя в голове. И я знаю, что тебе нравится быть униженным, брошенным и беспомощным, если тебя мучаю именно я, — указательный палец оттягивает мою губу, давит на нижний зубной ряд, заставляя разомкнуть челюсти, пока я изумленно смотрю на твое расслабленное лицо и еле дышу. — Просто признай, что подчиняешься мне безусловно, как хозяину... кролик? Смеешься почти ласково, твой палец все еще лежит на зубах, заставляя меня заметно напрячься, но вторая рука давит в грудину словно предупреждая. — Ты потрясающий, Чонгук-а, — твой голос скатывается в завораживающий шепот, кажется, ты увлечен очередным издевательством. Внезапно бездействующий указательный палец двигается с места и подушечкой ты касаешься моего влажного языка. Я дергаюсь, едва ли не сжимая челюсти, но ты быстрее. — Тшшш... - шипишь успокаивающе, хватая второй рукой за подбородок. — Расслабься, Чонгукки. Острое колено смещается, опираясь на мое бедро в опасной близости от паха. — Хен не сделает ничего плохого, — ты говоришь так заботливо, но улыбка слишком мерзкая, темная. Во рту постепенно набирается слюна, еще секунда и подавлюсь, в глазах почти мольба убрать руки, но ты лишь шепчешь что-то о том, что ты ведь мой любимый хен, а значит я сделаю все, что ты захочешь. Медленно дышу носом — не помогает. Хмурюсь, закрываю глаза и сглатываю вязкую слюну, совершая характерное подкидывающее движение языком, отчего создается ощущение, что я... вылизываю твои пальцы. На щеках проступает розовый оттенок личного стыда, а ты довольно улыбаешься, медленно обводишь влажной подушечкой мою нижнюю искусанную губу, пока колено упирается в пах до моего хрипло-сипящего вздоха, полного удивления и дискомфорта. — Ты такой молодец, Чонгукки... Ты приучаешь меня к себе дико, почти насильно. И самое противное то, что под болезненным напором твоей острой коленки встает. А ты можешь этого даже не чувствовать, ты и так уже знаешь. Я краснею, захлебываюсь бессмысленными ругательствами и пытаюсь скинуть вертлявого тебя вниз, подводя ноги вместе, чтобы хоть как-то скрыть собственное постыдное состояние. — Я все еще твой хен, Чонгук-а, — замечаешь ты тихо и заканчиваешь шепотом, — самый любимый. Я так и не вышел отмечать победу на премии, ты сказал, что мне нездоровится. Ким Тэхен, я по-прежнему тебя ненавижу. И у тебя потрясающе глубокий голос.