***
— Господин, может вам не стоило отправляться на Север самому? — один из подчиненных предостерегает Тэхена уже в пятый раз. — Оставь это, Хичоль, — фыркает Ким. — Мне не до тебя. Звук врезающейся в дерево стрелы разрезает ледяную пустошь внезапно. Из ниоткуда начинают слышаться крики и возня. Тэхен выходит из разбитого его людьми лагеря, скрепя снегом под ногами. А вот и обещанный подснежник. Кажется, его уже ждали. Его армия схлестывается с врагом, багрово-черная кровь струится по белоснежному Северному снегу. Он… нет, он ничего не понимает. Он видит знакомые лица, он чувствует подвох, он чувствует, что Чонгук где-то здесь, но не может отыскать белокрылого. И совершенно не понимает, почему его люди убивают тех, кому довелось оказаться в его же легионе номер двадцать пять. Дуновение ветра заставляет повернуться. Чонгука он замечает не сразу. Падший ангел уверенно ступает по снегу, едва ли одетый в черную кожу, за ним тащится его хлыст. — Чонгук… — шепчет Тэхен, зверея. — Что ты делаешь, идиот?! В ответ лишь усмешка, и кнут вспарывает снег неподалеку от Кима. — Подснежники в январе? — почти шипит Чонгук. — Тэхен, я — твой подснежник, — ухмылка — гаже. — И этот снег живьем тебя сожрет. Тэхен понимает это, только когда кнут Падшего мажет кисточкой по щеке, разрезая кожу. Черная смоляная капля крови падает на хрустящий белый снег. Предали. Его предал тот, кого он создал. Тот, кто был таким послушным и жалким в его власти. Все было ложью. Тэхен закрывает глаза. Это он был во власти Ангела. Ангела, которого сам привлек, изменил, изувечил. Даже обращенным, он не стал верен хозяину. Даже спустя несколько веков приручения остался верен себе. Предательство. Чонгук помнит каждый удар, каждое унизительное слово и каждую насмешку. Крыло нещадно ломит, когда на него наступает неосторожный солдат. Он, замахивается для удара, который решит судьбу Кима, но истошно орет и падает наземь, когда, дернувшись, разрывается от боли. Загнившее крыло отделяется от тела с треском, с воплем. Тэхен падает на колени вместе с ним, чувствуя боль, повязанного с ним кровно. Грязная каша из крови и снега. Черная пена — изо рта. Тэхен на коленях, смотрит, как пытается и не может встать Чонгук, как его перевешивает здоровое, единственное крыло, как алая, у единственного здесь алая, кровь хлещет на снег, как мальчишка сжимает кнут, но не может уничтожить своего господина, как бы ни хотел. Сколько ненависти… сколько боли… — Убить? — спрашивает подчиненный Кима. — Перевязать и в мои покои, — стальным тоном чеканит он. — А что же делать с армиями? — Пусть хоть перебьют друг друга, — рычит демон, — плевать. Удаляясь с поля боя, видя, как двое волокут потерявшего сознание Чонгука по снегу, он понял одно: насилие порождает ненависть. Его игрушка обыграла его — влюбила в себя подло и мерзко, против своей и его воли. Оторванное крыло остается в месиве крови, снега и мертвых тел. Тэхен знает, что значат крылья для ангелов. И знает то, что Чонгук никогда, никогда его не простит.***
Ви просыпает от собственного тяжелого дыхания, вскакивая на кровати прыгучим мячиком. Дышит глубоко и часто, стирает холодную влагу со лба. Сон. Мерзкий, страшный и отвратительный сон. ТэТэ закрывает глаза и облизывает пересохшие губы. Ему редко снятся кошмары, но этот — пророчески ужасающий. Приснившийся вопль Чонгука до сих пор отражается в ушах. По коже бегут мурашки. Это — карма. Это станет продуктом его издевательства. — Пошел к черту, — шипит Ви и поднимается с постели. Он не верит в приметы, не верит в сказки. Он ни за что не поменяется. И никогда не будет слаще.