blood // water

      (les friction — your world will fail)       — Что ты должен сделать? — холодный голос темноволосого астеничного мужчины, который лишь выглядит слабым — его аура, давящая и мощная, соответствует только одному человеку из Ватикана — Мудрейшему. Главе этого Богом оставленного места.       Тэхен молчит, скалится, стоя обнаженным на трясущихся коленях. Исподлобья подняв глаза на Главу, он рычит, в глазах — ничего человеческого. Мужчина, достаточно просто одетый, лишь кивает, и Ви получает очередной удар кнутом, рассекающим мягкие ткани. Он воет, орет, из глаз льется против его воли — во всем виновата боль, во всем виноваты отвары, которыми его поят насильно, чтобы замедлить скорость регенерации, которой обычно хватало трех-четырех дней на самые глубокие раны. А теперь… недели постоянных истеканий кровью, обмороков и припадков под воздействием пыток.       Он сорвался, он стал неуправляемым — его жизнь превратилась в Ад. Хотя… он уже несколько десятков лет одной ногой в Аду. Сокджин, его наставник, не смог сделать жизнь юного Бога слаще — Совет никогда и ни за что не подпустил бы его к ученику, хоть все всё и прекрасно понимали. Все понимали, что в Тэхене нечто гораздо большее, чем думалось поначалу.       Нечто гораздо большее… // // //       — Кто ты, мальчик?       — Ви.       — Сколько тебе?       — Двадцать один.       — Кто ты?       — Ваш ученик.       — Кто ты, мальчик?       — Бог Смерти.       — Что ты должен сделать?       Тэхен поднимается с колен, подходит к богато украшенному креслу Мудрейшего, чтобы снова опуститься на них и поцеловать тонкую светлую руку. Обманчивая иллюзия доверия. Первый год в Ватикане. // // //       — Наивная и потерявшаяся душа никогда не обретет покоя, — шепчет Мудрейшему одна из Мойр.       — Она будет мстить тем, кто низверг ее к вратам Ада, — вторит ее сестра.       — Заклеймив его этим именем, вы предначертали ему историю, — заканчивает третья из сестер.       — Оставьте. Мне это известно и без вас, — перед Мудрейшим стоят три Мойры — сестры с завязанными старыми тряпками-лентами глазами. Они облачены в жалкие лохмотья, их волосы в беспорядке, потому что они появились раньше, они соткали Рай и Ад. Они стали вместилищем настоящего Бога. И только им под силу переписать любую судьбу, если есть на то воля Божья.       Ви. Юный Бог Смерти, его душа была найдена запечатанной на пепелище сожженной кем-то церкви. Его не доставили в Преисподнюю, потому что в лодке паромщика, на середине реки Стикс, он внезапно открыл глаза. И попал в Ватикан, прямо в руки Совета, где безоговорочно определили, что зеленый мальчишка — только родившийся Бог Смерти, которому предстоит работа здесь, в мире Богов и людей. Работа связующего звена. // // //       — Что ты должен сделать? — рычит Глава, выставляя руку перед лицом истекающего кровью Тэхена.       — Никогда, — на древнем шипящем наречии хрипит Тэхен, — я никогда не буду ее целовать! — и получает звонкую пощечину, отчего звереет только больше, рвется с цепей, которые оплели руки, ноги и шею. Воет и мечется, извиваясь. Мудрейший искривляет губы в неприятной улыбке и отходит от обезумевшего Бога.       — Что прикажете делать? — Задает вопрос тот, кто ответственен за наказания Ви, низко склоняя перед Главой голову.       — Наш юный друг устал, — с сочувственной улыбкой произносит он, смотря на Ви. И тут же стирает с лица улыбку, холодно заканчивая то, что начал, — запечатать.       Через минуту неизвестный Тэхену по имени, но известный по внешности мужчина вгоняет ему между лопаток серебряный изогнутый клинок, где рукоять и лезвие испещрены древними письменами. Блондин дергается, сипит и дрожит в агонии, пока с клинка, вышедшего острием из грудины, капает его почти черная кровь, пока останавливается сердце, и Бог умирает, испуская свой дух. Он пролежит запечатанным в себе несколько дней, а потом сердце забьется опять, потом его снова попытаются научить жить, как надо. // // //       С того момента, как Тэхен учинил кровавую баню на очередном штатном задании, когда вышел из себя, позволив внутреннему зверю вести и не смог удержать его под контролем, он попал в темницы Ватикана, где его пытали, мучали и клеймили железом долгих двадцать лет. Лишь долгие годы заточения, страданий и одиночества позволили ему вновь вернуть утраченный разум, но не вернулась утраченная наивность, мягкотелость и жалость. Он пожалел лишь один раз, когда повелся, как дурак повелся на слезы отца Чонгука, и поклялся забрать мальчишку с собой, когда тому исполнится двадцать, пообещал смерти в мучениях, потому что никто никогда не уйдет от своего приговора. Сохранив жизнь матери Чона, он приговорил его к смерти в двадцать лет, оставив на груди невидимую метку. И это был один из немногих, известных истории случаев, когда Смерть заключила контракт с, казалось бы смешно, смертным.